Make you mine

      Изначально Рохан подумал, что это всë просто шутка. Глупая, несмешная, очень жестокая, очевидно, самая идиотская, что могла когда-либо зародиться в пропитанной гелем дурной башке школьника, шутка. Ему хотелось в это верить. Он бы даже закрыл на это глаза, если бы выяснилось, что подросток просто решил подурачиться. В конце концов, в таком возрасте дети склонны совершать необъяснимые вещи просто ради того, чтобы посмеяться, поиграть. Но эта игра слишком затянулась.       Ни дня после происшествия Рохан не провëл в тишине, хотя ни разу даже не вышел из дома: нескончаемые галдëж, крики и смех за окном не давали художнику не только сконцентрироваться на работе, но и заниматься обычными бытовыми обязанностями, заставляя только и делать, что нервно мерить шагами комнату и заламывать пальцы, потому что — кто бы мог подумать — именно Джоске и его банда наматывали круги вокруг его дома уже на протяжении недели. Стоило мужчине завидеть во дворе ненавистную широкую спину, как его тут же пробирала дрожь, то ли от страха, то ли от гнева. С каждым днём чужой голос перекрикивал другие, становился всë отчëтливее, всë громче, а сам парень ежеминутно оглядывался в сторону особняка, желая застать колыхание жалюзи, сквозь которые мангака за ними подглядывал.       Рохану даже начало казаться, что Джоске не просто издевается над ним, а медленно, но уверенно доводит до суицида, каждодневно бренча своими неумелыми пальцами на тонких струнах его нервной системы. Тревожность повысилась чуть ли не до максимума, недосыпы теперь были последствием не работы над мангой, а круглосуточными "А что если...".       Сама мысль о том, что Хигашиката может наведаться к нему в гости ещë раз более решительный, а возможно даже и не один, пугает его больше смерти. Ему противно от самого себя, от своей трусости, из-за которой он не видел солнечного света уже так долго, но инстинкт самосохранения брал верх. И продолжил бы он сидеть дома до искончания веков, если бы с ним в доме не жило ещë одно, более социальное существо, нуждающееся в прогулках и воздухе.       Игнорировать, как Бакин просится на улицу, было очень трудно, особенно после того, как он исцарапал всю входную дверь и укусил разок хозяина за руку. Рохан не мог на него злиться, он чувствовал себя виноватым перед питомцем и корил за боязливость перед школьником. Вот только это был не абы какой школьник, а чуть ли не сильнейший — непосредственно после ухода Джотаро — станд-юзер в их глухом городишке, который уже не раз вставлял ему палки в колëса, а теперь ещë и одержим какой-то иной, ещë более нездоровой идеей. Но разве Рохан в праве лишить Бакина нормальной жизни из-за собственной трусости? Конечно, нет. В конце концов он убедил себя, что на пару десятку минут можно будет выйти наружу и что если Бакин не защитит его от внезапного появления Джоске, то будет вариться в адском котле вместе с ним.       Пëс был как никогда рад снова выйти на свободу и прогуляться по городу, с силой тянул поводок на шее, подгоняя медлительного хозяина, крайне скептический внешний вид которого привлекал недоброжелательное внимание случайных прохожих. Выглядел он как умалишённый или сбежавший заключëнный: постоянно озирался по сторонам, высматривал кого-то среди людей и непонятно зачем прикрывал лицо воротом пальто. Медлительности ему придавали не только страх перед встречей с ненавистным знакомым, но и сама неспособность в полной мере нормально ходить. Каждый шаг давался с трудом, словно он шëл не по обычной дороге, а против течения реки. Оно и не удивительно, столько дней проведя в доме, не решаясь выглянуть наружу. Оттого и прогулка, затянувшаяся на несколько минут, уже вывела его из строя, заставляя облокотиться плечом о ближайшую вертикальную поверхность. Только потом, когда темнота в глазах исчезла, он смог разглядеть питомца, снующего между знакомыми ему крошечными столиками и путающегося под ногами у официанта.       Удивительно, но это кафе, в которое Куджо однажды завëл Дюванг, обладало какой-то неестественной притягательностью, постоянно подзывало к себе. Возможно, потому, что в Морио не было иных более-менее качественно обустроенных кафе, а до ресторана Тонио надо прошагать несмешное расстояние, а может и потому, что оно действительно обладало нечеловеческой аурой, но факт остаëтся фактом — Рохан бывает здесь часто. Бывал, по крайней мере.       Художник игнорирует просьбы "унять своë чудовище", беззвучно отдавая псу команду полностью стянуть с бедного парня штаны, а сам поворачивается к стеклу витрины и вдруг ужасается. Если до изоляции кожа его была и без того бледной, то сейчас он и вправду выглядит как ходячий труп или вампир, а про мертвецки впалые щëки и говорить не надо. Как же он мог показаться на людях в таком виде?! А если его кто-нибудь узнал?!       Собственное отражение в стекле расплывается, позволяя разглядеть обстановку внутри. Люди расселись на диванчиках и стульях по парам, либо же маленькими группками, весело обсуждая ту или иную тему, и среди всего многочисленного спектра лиц, по закону жанра, герою встретились уже знакомые. Рохан лицезреет до ломоты забавную, но уже изрядно наскучившую картину и в очередной раз убеждается, что члены их распавшейся неформально-детективной группы никогда не изменятся. Юкако и Окуясу по-прежнему собачатся, а Коичи, как и всегда, не спешит что-либо предпринимать по этому поводу, и только Рохан думает, что в этой композиции не хватает одного звена, как сталкивается с этим самым "звеном" взглядом.       Неизбежно, предначертано, как бы он не пытался весь день от этого скрыться.       Сердце его заходится, ладони мокнут, а он сам отскакивает от стекла, еле удержавшись на ногах.       —Чëрт! Бакин, ко мне! —хлопает он по бедру, а когда пëс не отзывается, хватает его бесцеремонно за ошейник, волоча из веранды, но было уже, ожидаемо, поздно — его заметили.       Джоске пулей вылетает из помещения, оставляя своих друзей в полном замешательстве, и нагоняет мужчину, крепко придержав его за локоть.       Стоит отметить, все эти дни он очень беспокоился из-за того, что ни разу не повстречал мангаку на улицах города. Сам не заметил, как стал осознанно искать его глазами в толпе уже не из влюблëнной привычки, а судорожно, боясь так и не найти. Разведку возле его дома каждый вечер он проводил с той же целью, однако, кажется, только больше усугубил положение. Внешний вид мужчины делает Джоске больно, проводит лезвием ножа по сердцу, а ещë больнее осознавать, что он в полной мере в этом виноват, но радует хотя бы то, что Рохан не умер в своей каморке от голода и недостатка витамина Д.       —Сенсей! —он вдруг понимает, что помчался к знакомому, не имея ни малейшего понятия, что стоит сказать. —Э-э... Вы...       —Хигашиката, —выходит совершенно смело, без намëка на страх, который мангака сейчас испытывает, и причëм нехилый. —Чего хотел?       —Я... Я... Мне кажется, мы с вами неправильно начали. Я не хотел вас пугать или что-то типа того, —Джоске, очевидно, не сторонник долгих прелюдий, привык говорить прямо в лоб.       —Я не боюсь тебя, ей Богу. Мне плевать на тебя, на то, что ты делаешь, и на то, зачем ты что-то делаешь. Ты мне отвратителен.       Непоколебимая твëрдость в голосе художника не оставила бы сомнений ни у кого, кроме Джоске, который очень хорошо читал язык тела. Лихорадочные оправдания, избегание зрительного контакта — всë это выдавало ложь и волнение мужчины с потрохами.       —Я знаю, —Джоске даже не обращает внимания на поток негатива, продолжая упрямо навязываться на разговор. —Именно это я и хочу исправить. Давайте присядем? Обещаю, я не укушу. Наверное, —чужая губа в отвращении дëрнулась вверх, что брюнет успешно проигнорировал.       —У меня нет времени с тобой лодыря гонять.       —Сенсей, пожалуйста, —просит он, отодвигаясь на безопасное расстояние. Именно просит, не приказывает, не заставляет, чего так страшился Рохан, пусть и упрямо, но без намëка на принуждение, готовый отступить, как только ему скажут. И Кишибе должен вроде бы сказать уйти, но почему-то молчит, присаживается на один из стульев, ожидая, пока собеседник сделает то же самое. —Не понимаю, что на меня в тот вечер нашло. Я был сам не свой. И не знаю, зачем полез к вам, честно.       —Потому что ты чего-то хотел, очевидно. У тебя всегда есть какая-то причина, мотив, цель. Как и в тот раз, с костями. Мне только непонятно, чего именно.       "Вас!" — чуть не срывается с юношеских уст. Джоске краснеет одними кончиками ушей, нервно кашляет в кулак.       —Кхм! Нет, я правда пришëл туда без каких-либо помыслов, —Рохан не смотрит на него, одними только сведëнными к переносице бровями намекая на то, что относится к его словам скептически. —Вижу, вы мне всë ещë не верите. Но это правда, я клянусь. Мне очень жаль, если я вас оскорбил, и я прошу прощения. Не только за это. У нас с вами было много конфликтов, и о каждом из них я искренне сожалею.       Джоске чешет за ухом Бакину, удобно уложившему свой подбородок на его ляжку, смотрит с какой-то непонятной просьбой, будто животное должно ему подсказать, помочь, направить диалог в нужное русло. Опускает голову, как обычно делают, чтобы избежать неприятного разговора, однако в случае с ним этот жест имел совершенно другой смысл. Только сейчас он посерьëзнел, лицо потеряло беззаботность, голос стал ровнее, увереннее. Парень говорил искренне, и Рохан, слава Богу, был способен эту искренность различить.       —...Продолжай.       —Я просто хотел подружиться. Не чтобы клянчить у вас деньги или хвастаться вашим расположением. Мы живëм в одном городе, часто видимся, у нас один лучший друг, и всë равно ругаемся, как кошка с собакой... Хе-хе, —он неловко потирает затылок, будто бы сказал сейчас что-то постыдное. —Я хочу, чтобы вы поняли, что я не такой ужасный человек, каким мог показаться в первую нашу встречу. В конце концов, это вы спровоцировали меня на драку тогда, я-то правда не хотел...       —Да что ты? Дом мой ты тоже из добрых помыслов поджëг?       —Так просто сложились обстоятельства!.. —парень наконец поднимает глаза, принявшись вновь оправдываться. Он замечает, что ситуация накаляется только больше, и решает прибегнуть к крайним мерам. —Э-э... Хотите, я расскажу вам, как выигрывал все раунды подряд тогда?       —Так ты всë-таки жульничал?!       —Да... Т-только не убивайте меня, я же извинился!       —Тц... —Рохан опускается обратно на стул, устало потирая виски. —Если ты действительно хочешь добиться моего расположения, то тоже перестань воспринимать меня как монстра.       —Извините... —у Джоске сердце сжимается от этих слов. Хочется убедить мужчину в том, что он никогда не считал его монстром, что вся его грубость и высокомерие делали его в глазах школьника только более привлекательным, а не ужасным. Но он не может этого сказать, точно не когда и так до смерти запугал бедолагу, а потому просто кивает, поджимая губы. —Так, что насчëт костей? Хотите узнать, в чëм секрет?       —...Ну допустим, хочу.       —Отлично! На самом деле всë просто — мне помог один мой знакомый. Он не владеет стендом, но может превратиться во что угодно. Ну и я попросил его...       —Погоди-погоди. Во что угодно? Без стенда? —дождавшись утвердительного кивка, художник продолжает. —Как такое возможно?       —Ох... Это долго объяснять. Он сказал, что он инопланетянин, —Джоске ловит чужой недоверчивый взгляд и прижимает руки к груди, как бы вверяя в свою правоту. —Я сам сначала ему не поверил, но он правда не видит наших стендов и не имеет собственного!       —Может, он просто хороший актëр, а стенд работает таким образом, что его никто не видит?       Джоске на такое предположение отрицательно мотает головой, даже и не замечая, как Рохан полностью влился в разговор и перестал быть таким скованным, как пару минут назад.       —Нет, не думаю. Вряд ли кто-либо сможет настолько правдоподобно играть дурачка, —в глаза бросается чужая задумчивая физиономия. Джоске вдруг понимает, удача на его стороне, раз уж подвернулась такая оказия, предложить художнику познакомиться с пришельцем и вместе с тем провести с ним время. —...Вы хотели бы с ним встретиться? Он живëт на башне у окраины города.       —На башне?..       —Не спрашивайте... у меня. Лучше поговорить непосредственно с ним. Его зовут Микитака, он учится в нашей школе... Точно, школа!       Джоске очень правдоподобно хлопает себя по лбу, изображая внезапное озарение.       —Что не так со школой?       —У нас завтра будет какой-то движ вместо занятий. Праздник в честь чего-то, ярмарка, эстафета, тудым-сюдым, —Кишибе подавляет улыбку, стремящуюся растянуться на губах при виде забавно-небрежного отношения парня к школе. То ли от того, что его беззаботность так напоминает ему молодого себя, то ли от чего-то иного, признавать чего он пока что не готов. —Не хотите прийти? Там и познакомитесь.       —Не знаю... Какой мне с этого прок? Тащиться туда ради одного человека... или, по твоим словам, не совсем человека. Слишком много хлопот, нет.       —Но разве вам не нужны эти, как их там... —он щëлкает пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить нужное слово. —Референсы, да! У нас и вид красивый, и динамика будет на соревнованиях. Ну или как там оно называется... Много движений, в общем! То, что как раз нужно художнику, —Джоске опять ощущает неловкость, замечая, как мангака проводит рукой по лицу, без понятия, что он на самом деле не зол, а просто пытается сдержать смех. —Да и почему ради одного человека? Вас там может ждать кто-нибудь другой...       —Например, ты?       —Например, Коичи.       Коичи, действительно. Рохан совсем о нëм забыл. Почему забыл? Почему на ум сразу пришëл именно Хигашиката? Очередные опасения или слишком проникся разговором? Да какая, к чëрту, разница?! Одно ясно, Джоске прав — никто, кроме Хиросе, не будет его ждать. Звучит печально, но самого мужчину очень обнадёживает. Обнадëживает знать — а точнее, напрасно надеяться, — что на этом празднике он будет нужен лишь одному школьнику, и этот школьник уж точно не Джоске.       —...Кхм. Ладно.       У юноши в глазах заблестели мириады ярчайших звёзд, на щеках выступил румянец от предвкушения завтрашней встречи. Брошенную кем-то из посетителей салфетку он принялся небрежно мучить в руках, пытаясь скорее занять их чем-то, что отвлекло бы от желания прикоснуться к художнику.       Джоске хочется сказать, что ему не терпится поскорее увидеться, но он успешно не смеет, однако вся эта нежность ручьëм перетекает в голос, в интонацию, которая делается какой-то слишком ласковой в следующую секунду, но Рохан, к счастью, не обращает на это внимания. Только он собирается прощаться, как тут же вспоминает о том, с какой изначально целью поплëлся за ним.       —П-погодите! А то, что... ну, было неделю назад... Вы?..       —Нет, Джоске, не беспокойся, —парень сминает ткань брюк под столом от нахлынувшего внезапно возбуждения, какое даëт о себе знать каждый раз, стоит Кишибе назвать его по имени, а не привычно по фамилии. —То, что произошло... так, рябь на воде. Забыли.       Брюнету от этого "забыли" на душе ни легче, ни тяжелее. Он понимает, что Рохан уже отпустил ситуацию, но ещë не простил его окончательно. Если он, конечно же, не приврал и не держит на сердце обиду до сих пор.       —Хорошо... Тогда, пока? —он чуть ли не говорит "До завтра?", но вовремя одëргивает себя.       Рохан только молча кивает, неловко и спешно удаляясь из его поля зрения, оставляя мальчишку влюблëнно провожать его глазами-сердечками и кривой улыбкой. Он устремляет взгляд на стул, на котором совсем недавно сидел мужчина, и ему кажется, что, несмотря на уход самого Рохана, аромат его остался здесь утешать парня. Но он внезапно развеивается, стоит только широкой заднице лучшего друга опуститься на сиденье.       Джоске пару раз моргает, не заметив, как к нему подсели его верные товарищи с весьма обеспокоенными и хмурыми лицами.       - Ну что, Ромео, твоя Джульетта наконец оттаяла, или мне снова можно убедиться в том, что ты полный неудачник?       Окуясу с нахальным оскалом ожидает ответа. Пошутить над невзаимными чувствами друга — его любимое дело. К счастью, судьба сложилась так, что сегодня именно Джоске будет над ним смеяться.       —Не поверишь, лëд потрескался.       И Окуясу действительно не верит.       —Заткнись...       —Я серьёзно! Он даже сказал, что ему пофиг на то, что я его домогался!       —Заткнись! —неверяще восклицает Окуясу. —Да чтоб Рохан, да чтоб эта истеричка! В жизни не поверю.       —И тем не менее, общались они безо всяких скандалов, как обычно бывает, —заметила Юкако.       Коичи лишь молчал, переваривая информацию, высказанную другом.       Не стоит лишний раз говорить, что и об объекте воздыхания друга, и о недавнем инциденте с Роханом они давно уже знали. Знали, но не были этой новости рады.       Коичи с самого начала не прекращал думать, что Джоске просто шутит, и если так, что вся эта затея обойдётся ему очень дорого. Юкако, как точная копия любимого, просто перенимала на себя все его и радости, и невзгоды, но до самого Джоске ей не было дела. Хотелось лишь, чтобы он поскорее разобрался со своим кризисом ориентации, не заставляя Хиросе лишний раз нервничать. Что до Окуясу... Сложно быть открытым гомофобом, когда твой лучший друг — пидор. Он негодует больше всех, но дружбу их не решился оборвать, слишком ценит. Подводя итоги, влюблëнность Джоске озадачила и взволновала всех, хоть ему никто из друзей и не перечит, совместно порешав просто отмалчиваться и отводить глаза всякий раз, когда тема заходит о художнике. В этот раз отмолчаться не получится, да и не хочется.       —Предатель...       Ниджимура в приступе агрессии прогрыз собственный ноготь до такой степени, что мог ощущать на языке металлический привкус крови. До этого ему не было дела — в сердце вонзили кинжал намного острее и болезненнее. Вся эта ситуация заставляет его отдаляться от друга, и всë бы ничего, если бы Хигашиката не был для него ценнее любого сокровища и если бы жизнь без него была для Ниджимуры сущим кошмаром. От осознания всей безысходности ситуации Окуясу и ходит вечно злой и грустный, не решаясь ни на тот шаг, ни на другой. Юкако же, попивая сок из трубочки, глядела на одноклассника с неожиданной мягкостью. Всë-таки тема любви ей близка, какого бы рода она не была, поэтому любое еë упоминание сразу разглаживает привычную угрюмую морщинку на девичьем лбу. Не понаслышке она знает, как мир вокруг вдруг приобретает краски, когда человек впервые влюбляется, как легко и в то же время тягостно становится на душе, как в такой период ничего, кроме любимого человека, не имеет смысл.       —Оставь его уже. Ты просто злишься из-за того, что тебе одному не везëт в отношениях.       —А ты вообще молчи!       Парень грозит подруге пальцем, который она тут же с каменным лицом отпихивает. Естественно, то, что Коичи без разрешения Джоске разболтал обо всëм своей девушке, его злило, злило то, что она вмешивается в "мужские" дела и разговоры. А ещë больше злило, что сам Джоске ничего с этим делать не собирался. Мол, доверяет он ей.       "Как же, этой мигере! Да она, небось, уже всем своих подружкам рассказала, оттого и сидит такая довольная!"       Принимать во внимание то, что сам Окуясу изначально был единственным, кто знал о влюблëнности Джоске, и тем, кто сразу же побежал докладывать об этом Коичи, он упрямо не собирался.       "Коичи можно доверять. Он наш бро, А Юкако — нет!" — главный лозунг и оправдание Ниджимуры в любой ситуации, касающейся участия девушки в их дискуссиях.       —И не подумаю.       —А ты подумай и помолчи! Вы бабы вообще! —он крутит пальцем у виска вместо слов. —И в любовных делах тоже нихрена не смыслите! А я, между прочим, —Окуясу, заметив, что брюнетка слушает его вполуха, только махнул рукой. —Эх, да с кем я вообще разговариваю!       —Ну, тогда я тем более не понимаю твоего недовольства по поводу влечений Джоске. Если ты так не любишь женщин, то люби мужчин, в чëм проблема?       —Да я тебя щас!!       —Кхм, —Коичи, доселе упрямо молчавший, решает перевести тему. Больше всего он не любит выбирать между дружбой и отношениями, а когда эти двое спорят, то выбор неизбежно приходится совершать. —Давайте оставим ваши перепалки на потом. Джоске-кун... —обращается уже к третьему. —О чëм вы говорили с сенсеем?       —Ну... Я позвал его на завтрашнюю ярмарку. Он согласился, —скромно отвечает парень под изумлëнные взгляды ребят.       —Впечатляет...       —Ты предал Христа, Броске...       —Так, —вновь перебивает Коичи. —Вы точно всë уладили? Может, ты что-то не так понял?       —Да чего вы всë так упрямо к провалу сводите? Всë я так понял! У нас будет свиха, —услышав это слово, Окуясу взревел пуще прежнего, что, однако, никак не потревожило Джоске. —А вы можете завидовать сколько влезет!       —Нет, что ты! Прости, если я тебя обидел. Я просто... Я не ожидал, что ты... Что сенсей действительно тебе нравится, —сбоку послышался удар Ниджимуры головой об стол и возмущëнное его поведением цоканье Ямагиши. —Мне казалось, ты просто шутишь.       —Не шучу.       —Но разве вы... Разве сенсей тебя не ненавидит?       —Да. И это чертовски горячо, —одной только фразой Джоске вгоняет всех присутствующих в ужас, а сам опять начинает витать в облаках, прикусив губу.       Хиросе спешит отвлечь его вновь разговором, боясь даже представить, о чëм Джоске сейчас подумал.       —И тебе не кажется, что это, ну, просто фаза? Период? Гормоны шалят?       —Не кажется. Я вполне серьёзно настроен.       Как бы Хиросе не пытался образумить друга, это ожидаемо ни к чему не привело. Решительность Джоске всегда его восхищала и служила примером для подражания, но сейчас казалось глупой, напрасной, не стоящей его нервов. Коичи сравнивал его с воздушным шаром, движущимся навстречу кактусу, слепо полагая, что окажется досточно прочным, чтобы не поранился о его шипы. Коичи знал Рохана, знал его нелюдимость, его отрицательное отношение к любви и эмоциональной привязанности, он правда хорошо его знал. Но ещë лучше он знал Джоске. Его целеустремлённость, упрямость, глупое желание владеть чем-то, что ему не принадлежит и не должно принадлежать. Но в конце концов, это что-то всегда оказывается в его руках.       Поэтому белëсый не находит альтернативы лучше, чем просто поддерживать друга в его действиях. Всë равно, даже если Рохан окажется ему не по зубам, Джоске достаточно силëн, чтобы это пережить.       Он смиренно вздыхает, прикрыв глаза.       —Как скажешь. Делай, что хочешь.       —Спасибо, Коичи, —благодарно улыбается Хигашиката.       И только Окуясу за столом остаëтся единственным, кто не желает так просто мириться с ситуацией.       —Если ты ещë и фаршмачил на него, то это точно конец...       Хигашиката, не сдержавшись, хлопнул кулаком по столу, и даже то, что все взгляды вокруг обернулись в их сторону, не помешало ему выплеснуть наконец-таки все эмоции, которые он так долго держал в себе, боясь обидеть товарища.       —Почему у тебя постоянно одно на уме?! Я его не просто поиметь хочу, если ты ещë не понял!       —Ну конечно, —шипит Ниджимура, избегая чужого взгляда. —Он ведь твоë сердце, а я так — дерьмецо под подошвой...       —Да что с тобой вообще?!       —Ну серьёзно, Окуясу-кун, мне уже некомфортно рядом с тобой находится... —подмечает Коичи.       —Ты отвратительный, —Юкако, в отличие от своего парня, оказалась более резкой в высказываниях.       —Да ладно-ладно, понял я! Чего всей гурьбой накинулись-то? Тоже мне, толерашки...       Окуясу рявкнул на зрителей за другими столиками что-то злобное, чтобы все отвернулись, насупился и обиженно скрестил руки на груди.       Джоске, заметив, как он притих, мягко приобнял его за плечо. Пусть ему и была неприятна такая назойливость, но по натуре своей он обижаться долго не мог, тем более на своего лучшего друга.       —Ладно, прости. Ну ты чего, в самом деле, а? —он пытался взглянуть Ниджимуре в лицо, но тот упрямо отвернулся. —Планета ведь не взорвëтся от того, что мне нравятся мужики. Я всë ещë твой бро, какая разница, о ком я думаю одинокими вечерами, о девушках или о парнях, если внутри я всë такой же?       Юкако, молча наблюдая за никак не реагирующим на попытки примириться Окуясу, внезапно озвучила возникшую в голове мысль, широко раскрыв глаза.       —Да он же ревнует тебя!       —Сдурела совсем?! Я не пидор!       И снова все посетители приковали взгляды к их столику.       —О Господи, да при чëм тут это вообще? Ревность может быть и дружеской, идиот, —взмолилась брюнетка. —Тебе просто обидно от того, что он не уделяет вашим посиделкам столько времени, как раньше. Мальчик повзрослел, Окуясу, а ты только и можешь, что облаять его. И ты себя после этого другом называешь?       Парень только цокает, теряя к девушке какой-либо интерес. Он, безусловно, и сам понимал, что вызывают в нëм полные обожания вздохи Джоске, когда тот вновь что-то рассказывает ему о том, какой этот рисовака весь из себя такой прекрасный, не от мира сего. Знал, но сказать напрямую не решался, прикрывая свою тоску по нему колкими шуточками и хлëсткими высказываниями.       Он вдруг встречается с Хигашикатой взглядом, в котором не читает ничего злобного, обвиняющего, только азарт и лëгкую насмешку. Укладывает голову ему на плечо, наигранно печально всхлипывая.       —Ты меня бросил...       —Пфф, да. Разлюбил за лето.       Вся компания дружно заливается смехом, за что позже их силком выгоняют из кафе официант на пару с администратором, но даже это не портит впечатление Джоске о сегодняшнем дне.