Дней сколько по течению еще плыть? Заслуг нет, имя обернулось пустым звуком.
Тихий стрекот костра прерываем лишь журчанием бурного течения реки. Аккуратными промакивающими движениями когда-то белая тряпка омывается алыми пятнами, и дорогие одежды отпускают кровавые следы недавнего сражения. Заклинатель молчалив и спокоен, и мускул на теле не дергается, когда неопытные руки тычут свернутой тканью мимо, попадая по ранению. Хуан Ичен вздыхает. Лекарь из него никакой. Ученик успел устроиться ближе остальных к костру, страшась болезней и предпочитая даже с наличием Золотого Ядра избегать столкновения с ночными холодами межгорного пространства. Он укрыт теплой мантией Хуан Ичена, которую тот по своей манере вечно брал с собой. Другого выбора и не бывает, когда странствуешь. Тихое сопение едва было слышно, поглощаемое мирным потрескиванием сухих веток. — Готово, — наконец-то оглашает Хуан Ичен, выдохнув. Загрязненную тряпку он выбрасывает в танцующее пламя, сразу втягивая бесполезный более шелк в огненные путы. Пламя вздымается выше в холодный воздух. Сидящий перед ним заклинатель кивает и собирается подняться на ноги, но его отталкивает вперед сильным потоком ци. Он шумно выдыхает, растерявшись от внезапного жеста, и резким движением разворачивается полубоком, награждая горе-лекаря презрительным взглядом. — Что? Ваши меридианы явно не так целы после воздействия яда, — с улыбкой оправдывается Хуан Ичен, глядя, как медленно разглаживаются спровоцированные неожиданностью морщинки на чужом лице, и оно снова принимает кукольный вид. — Ну что Вы, добрый спаситель, разве будет считаться лишней дополнительная помощь? — Несомненно, — махнув рукавом, произносит заклинатель. — Слишком большое количество энергии в теле меня не убьет, но дискомфорт принести способно. И чему тебя только учил почтенный Ким Джиун? Лицо Хуан Ичена на миг искажается в недоброй гримасе, быстро перетекающей в привычную озорную улыбку. Он укладывает запястья на колени и оборачивается телом к костру, пододвигаясь чуть ближе. Не сиди рядом с ним столь могущественный человек, к которому он успел проникнуться уважением за проделанные дела, странник давно бы съязвил или наказал не упоминать столь редко произносимое чужими устами имя. Герой хмыкает негромко и тоже двигается к огню ближе. Мягкий рыжий свет очерчивает черные радужки, едва ли в них отражаясь. На дне глаз вспыхивает слабое желтоватое свечение, почти нечеловеческое, и Хуан Ичен слегка наклоняет голову вбок, наблюдая за более не обращающим на него внимания заклинателем. Кто же этот человек? Вопрос повисает в воздухе, будучи не озвученным. Мистическая личность героя покрыта мраком. Явно важная персона — иначе зачем бы пришлось ему так искусно скрывать отдельные черты? И как много их он скрывает в целом? Быть может, и блестящий снегом и ледяными вершинами кожный слой — тоже обман, мастерски смазывающий природное уродство или кривые шрамы? Он несомненно мудр. И не только из-за заумных речей и глубины взгляда, с которым он поглядывает на окружающих. Он знал о нападении будто бы заранее, ведь был способен остановить атаку до того, как Цветущая Пустошь схватила бы ученика. Заклинатель ликвидировал угрозу тихо настолько, что и напавшие сразу после на Хуан Ичена люди не были осведомлены о гибели соратников. Искусный в бою, расчетливый и подозрительно справедливый в своем желании защищать других. И зачем эта защита? Он мог спокойно исчезнуть из постоялого двора задолго до появления замаскированных тварей и не мучить себя лишними проблемами. Герой мог не запомнить, что видел знакомую технику, мысли о которой еще больше путают уставшую голову. Он знал, что Ким Джиун и сам изучал «Танец пьяного дракона», но ведь спаситель не выглядит таким уж возмужалым юношей, чтобы быть другом покойного наставника Хуан Ичена. Слишком много элементов мозаики утеряны в его звонком молчании. Узкие глаза медленно моргают. Хуан Ичен пойман с поличным. — Спрашивай, ежели угодно, Хуан-сюн, — словно прочитав чужие мысли, говорит заклинатель. — От твоей ребяческой энергии и громкости мыслей голова болеть начинает. — Спросить я могу, — Хуан Ичен качает головой, — но дождусь ли я ответа? Кажется, что уважаемый герой не стремится раскрывать его истинное «я» такой мелкой рыбешке, как Хуан Ичен. — Я простой путник, ничего более, — слегка улыбнувшись, произносит заклинатель. — Нет смысла знать моего имени, покуда позже наши дороги не пересекутся вновь. — Полно Вам будет! — взмахнув руками, выпрямляется Хуан Ичен. — Я хочу знать, чье имя называть, когда меня спросят, кто виновник в том, что я жив. Заклинатель усмехается и прикрывает глаза. — И кто же спросит, позволь узнать? — негромко интересуется он, понижая тон разговора — ученик завошкался под теплыми одеяниями, грозясь проснуться от громких наставнических возгласов. — Раз мы оба лишь песчинки в океане, то не будет никому дела и до нашей гибели. Хуан Ичен согласно молчит. Никакая его собеседник не песчинка — им обоим это известно как ясный день. Быть может, по его правую руку сидит и заклятый враг, чей мотив — месть, а не выдуманная им добродетель. Быть может, утром Хуан Ичен не откроет глаз и не встретит ясного рассвета. Он украдкой глядит на спокойное лицо и направленные в самое сердце пламени глаза. — Днём — думы, ночью — сны, — произносит заклинатель. Он поднимается с холодной земли, взглядом цепляя ближайшее дерево. — Я заночую здесь, Хуан-сюн и А-Чжан вольны идти своей дорогой. Доброй ночи. — Ну уж нет! — подскочив на ноги, восклицает Хуан Ичен, тут же шлепая себя по губам. Ученик, благо, на это не реагирует и не просыпается. Зато спаситель закатывает глаза. — Я и мой ученик останемся подле доброго господина. Никто не знает, идет ли за нами хвост. Я буду охранять ваш общий сон. Мужчина поводит плечом, мол, делай как знаешь, и резвым прыжком переносит тело на одну из нижних ветвей. Он спиной облокачивается о крепкий древесный ствол и, уткувшись в него и макушкой, закрывает глаза. В одной руке безымянный заклинатель крепко зажимает собственный меч. Даже если их потревожат вновь — он будет готов. Хуан Ичен прислушивается. Очень скоро дыхание спасителя становится более тихим и медленным, а бьющая ручьем ощутимая даже с расстояния энергия успокивается. Заклинатель и в самом деле спит, не испугавшись довериться каким-то незнакомым ему людям. Хуан Ичен глупо улыбается. А ведь этот человек его кичил дураком! Ведь причин доверять странникам у него ровным счетом ноль. Из них более никто никому не обязан, — может, лишь Ичен задолжал за спасенную жизнь и два ляня, — и заклинатель мог спокойно настоять на том, чтобы за ним новые знакомые не следовали. Но он этого не сделал. Хуан Ичен прикрывает глаза, но не пускает сон в сознание, увлеченный раздумьями. Цветущая Пустошь напала на них не просто так — преследования длятся не первый год, и им чертовски повезло, что на этот раз они отделались легким испугом. Почему же тогда безымянный заклинатель не делал никаких самостоятельных предположений о личности Хуан Ичена и его ученика? Или, может, он давно все понял? Но ведь тогда ему и более не смысла доверять странникам! Возмущенный вздох сам вырывается из груди. Ночь долгая и прохладная. На рассуждения есть долгие часы до рассвета, с которым им придется продолжить свой Путь. Быть может, новый день даст ответы на все поставленные вопросы. Быть может, и нет.— — —
Остатки ордена Ван-Шен похожи на давно забытый маленький городок. Большинство строений сожжено, оставшиеся просто разрушены и лежат на холодной земле старой рухлятью. Здесь и там разбросаны куски металлических цепей, которые когда-то служили главным оружием учеников Ван-Шена. Обугленные и изувеченные тела продолжают выносить отсюда, и даже самые бывалые войны не могут смотреть на изрезанную плоть без капли ужаса. Действительно ужасная смерть. Заслужанная ли? Ответов больше не осталось. Уже больше пяти лет самым злым врагом заклинателей было попадание в руки верхов иерархии «Десяти обратных путей ци» — книги-свитка, где накоплены знания о Темном Пути. Никто до сих пор не смог узнать, попадает ли она в полном содержании, или лишь в контексте пары глав. Известно лишь одно — заглянув в нее однажды, заклинатель обречен на зависимость книгой и мрачными словами об обращении собственной энергии. Каждый становился безумцем. Каждый искоренял родной дом своими руками. Покрытая мозолями рука медленно ползет по сгустку пепла на земле. Он кажется теплым, хотя больше суток прошло со времени трагедии — сейчас раннее утро, встречающее Чжанцю более четкими очертаниями разбросанных по земле трупов. Заклинатель слабо кривит лицом и встает, крепче сжимая холодные ножны под пальцами. От подаренной Цветущей Пустошью книги не осталось ни следа; не осталось и человека, который мог бы поведать о произошедшем. Ван-шен пал. Вместе с ним погибли все его члены. Молодой заклинатель медленно дышит, силясь успокоить скопившийся в груди комок острой обиды. Когда беда происходит далеко — это горестно, но не больно. Когда она ударяет ближе — сердце заходится в агонии. Ли Юнцинь, девятнадцать лет, младший сын Цянь Куна, главы Клана Цянь. — Человек, проходя, должен оставить после себя репутацию, как пролетевший гусь оставляет после себя крик, — отцовский голос касается сознания будто через густую пелену, и Ли Юнцинь часто моргает, прежде чем находит в себе силы обернуться. Глаза Цянь Куна как всегда веют теплом и храбростью, с которыми этот человек привык встречать на своем пути любого. Тем не менее, сейчас в них тает отражаемая от лица сына печаль. Ли Юнцинь опускает голову и слышит тихий смешок. — Орден Ван-Шен был самым честным кланом императорских стратегов, — рассуждает мужчина, устремив взор на обуглый пень. — И нашим хорошим союзником. Они отдали свои жизни не напрасно и прожили их достойно. — Отец, — Ли Юнцинь говорит тихо, но шипяще-оглушительно. — Разве они заслужили такую смерть? — Боюсь, мой ответ тебя не устроит, — Цянь Кун качает головой. — Они были прекрасными людьми, близкими друзьями Клана Цянь. Все знали, как две крайние точки Чжанцю умели поддерживать порядок. Я не имею право их корить, однако… — Книгу они приняли сами, я прав, Цянь-шицзунь? — ловко подворачивается в разговор соученик Ли Юнциня, на что тот реагирует незамедлительно — скрываемая боль от утраты вырывается наружу презрительным взглядом в сторону ворвавшегося в их беседу заклинателя. Хлопает закрывающийся веер. Глава клана коротко кивает и рассматривает подошедшего ученика с ног до головы. Удовлетворенно хмыкает. — Юнцинь, проследи за своим шиди, — наказывает он, отворачиваясь. — Боюсь, как бы снова не натворил дел. Осмотритесь еще раз вдвоем. Мне нужно переговорить с местными. Рука Ли Юнциня дергается в неопределенном жесте — то ли остановить отца, то ли придушить нагло улыбающегося на чужой могиле соученика. Он награждает «друга» укоризненным взглядом за столь приподнятое настроение, но поведение его не меняется. Впрочем, оно и не меняется у него никогда. Лю Янян, семнадцать лет, ученик Школы Цянь при одноименном Клане. Они отправляются осматриваться молча. Редко бывало, что Лю Янян так легко и замолкал и делал то, что просили, лишь скучающие помахивая расписным веером. Говорить это может лишь об одной из двух вещей: либо младший соученик внезапно вспомнил о существовании совести, либо задумал что-то настолько грандиозное, что этому нужно было посвятить все столь редкие мыслительные процессы. В обоих случаях стоит оставаться на чеку, и, тем не менее, Ли Юнцинь благодарен всему живому, что может почтить память погибших в тишине. Ли Юнцинь невольно останавливается у одного из домиков — вернее, его остатков, — и с трудом думает о том, как строение выглядело до произошедшего. Высокие белые стены, исписанные руками искусного мастера, полные журавлей и цветущих вишен. Рукописи, сложенные в горстки серой пыли, лестница, раскиданная подгоревшими осколками. Где-то внутри должен был стоять молодой художник — человек, чьи духовные силы были сломаны навсегда, и все равно он старался стать кем-то. Он никогда не говорил, кем именно, молчаливо и хитро улыбаясь, прежде чем запачкать лица друзей красками или каллиграфной кистью. Щеку обдало щекочущим призрачным прикосновением, слабым и холодным, едва ли ощутимым. Призрачным оно перестает быть, когда Ли Юнцинь звонко чихает, а Лю Янян задорно хохочет, прокручивая сухую травинку в руках. Сын Цянь Куна оборачивается к младшему с вопиющем раздражением и презрением, но привыкший к этому мальчишка только и может, что утереть выступившие от смеха слезы. — Ну не гневайся, шисюн, — залепетал он, глядя, каким уничтоженным друг выглядит в самом деле. Лю Яняна или убьют, или больше никогда с ним не заговорят. — Ты так расстроен из-за того, что больше некуда с занятий сбегать? — Отчасти, — хмыкает Ли Юнцинь. Он прячет руки за спину и продолжает наблюдение за покойным домом. От земли медленно поднимается запах гари и спекшейся крови. Лю Янян пытается закинуть другу руку на плечо, но получает удар по пальцам покрытым лезвием меча. На возмущенные пищания младшего ученика Ли Юнцинь выбирает не реагировать. Лю Янян бурчит что-то вроде «понял» и, копируя старшего, прячет за спину руки. Улыбка медленно сползает с его лица с прохождением времени, в котором они наблюдают за когда-то комнатой их общего друга. Ли Юнцинь понимает — сколько бы младший ни забавился и ни шутил, смерть Ван Исяна — горе для них обоих. Они дружили с детства. Ван Исянь и Ли Юнцинь подружились первыми, пускай были из разных школ, но оба были младшими в своей семье и оба не особо ладили с окружающими. А потом появился Янян, которого в Школу Цянь приняли нехотя, уж больно активный был ребенок; и что может быть лучше плана приставить к нему двух спокойных и послушных старших? Их дружба длилась около шести лет. Вчера Цянь Куну пришло письмо о том, что Клан Ван-Шен был стерт с лица земли. Вчера что-то в Ли Юнцине погибло навсегда. Хотелось мстить. Хотелось лично возглавить планируемых поход в атаку Цветущей Пустоши, лично разорвать каждую проклятую книгу, лично спросить у Яньло-Вана, главы Пустоши, зачем он, черт возьми, лишает жизни невинных людей своими темными учениями. А еще хотелось плакать — хочется до сих пор, но позволить он себе не может. Ли Юнцинь — сын самого Цянь Куна, так еще и псевдонаставник одной надоедливой мошки, что уже полезла по переломанной лестнице исследовать разрушенное здание. Лю Янян всегда был таким — даже в момент, когда и ему больно от потери, он старается идти по своей «роли». Ли Юнцинь давно оставил попытки понять младшего, а потому лишь вытянул меч перед грудью Лю Яняна, преграждая путь и вынуждая оставаться на месте. Ученик снова что-то негромко пробормотал, но вернулся на место, где и стоял до этого. — Как думаешь, он мог выжить? — спрашивает Ли Юнцинь, наконец собравшись с мыслями. Голова готова взорваться в догадках и яростном желании мести. Он срывает с вырванной ветром ветви трепещущий в руках лист, переключая часть внимания на удивительным образом выжившего малютку в бушующем пламени. Лю Янян тихо прыскает. — Конечно нет! — звонко отвечает он. Еще мгновение — и рука Юнциня с листочка сможет перепрыгнуть размашистым ударом по его скуле, и потому младший ученик, долго не думая, меняет тон. Продолжает все еще довольно громким, но не таким надоедливо-звенящим голосом. Открывает веер, прикрывая часть лица. — Он человек, в конце концов, — поясняет Лю Янян. — Не заклинатель. Ему достаточно вдохнуть дым пару-тройку раз, чтобы скончаться. Однако, есть небольшой шанс… Лю Янян дергает бровями, ухмыльнувшись другу, и Ли Юнцинь откидывает надоевший зеленый лист в сторону. Рука плавно ложится на плечо даже не дрогнувшего ученика. — Не томи, мелочь, иначе оставлю тебя самого находить дорогу до Цзыбо, — проговаривая отчетливо каждое слово, угрожает Ли Юнцинь, надеясь, что хоть какой-то из его посылов сможет дойти до пустой головы Лю Яняна. Кажется, ему это удается — улыбка застывает на лице младшего каменным портретом, он едва ли двигает губами, произнося последующие слова. — Шисюн, знаешь ли ты, что тело нашего друга так и не было найдено, точно так же, как и ваш глупый артефакт? — он пару мгновений молчит, оценивая чужую реакцию, и стоит только Ли Юнциню открыть рот для протеста, продолжает: — Темной энергии не нужно Золотое Ядро или полностью работающие меридианы. Ван Исянь мог сгореть заживо, а мог быть очагом возгорания. — Глупости! — грубо отрезает Ли Юнцинь, сделав резкий шаг ближе к другу и руку вытянув на пару цунь. Лю Янян поднимает руки вверх, свидетельствуя о собственной безоружности. — Ты сам понимаешь, что говоришь? — Отлично понимаю, хотя не так умен, как шисюн, — фыркает Лю Янян. — Подумай со стороны. Ван Исянь мечтал получить силу — и он ее получил. Я не заявляю, что уничтожение всего Клана Ван-Шен — это умышленное действие. Цветущая Пустошь могла забрать нашего друга, оставив только обрубки на потеху всем кланам, которые приедут все «детально рассмотреть», «сделать выводы» и «принять меры». Ли Юнцинь со звоном прячет меч в ножны и с трудом пропускает через легкие тяжелый воздух. Ван Исянь и «Десять обратных путей ци». Человек, который смог получить контроль над темной энергией. Он хмурит брови, силясь сложить всю ту ужасную картинку, и в поисках истины поднимает растерянный взгляд на младшего ученика. Лю Янян улыбается из-за бумажного «щита» и вскидывает брови: что, наконец-то дошло? — Что ты предлагаешь делать? — спрашивает он хрипло. Перед глазами все плывет от внезапного приступа тошноты. Его друг мог выжить, оказавшись предателем. — Неужели хочешь по- — …Пойти домой? Шисю-ю-юн, ты мысли мои читаешь! Жуть берет от этого местечка, пойдем-пойдем, — и потянул друга за край ханьфу на рукаве. Ли Юнцинь еще пуще прежнего запутался, упрямо вывернувшись из хватки младшего и удалившись с ним по собственной воле. Двое юношей быстро скрываются за разваленными домами. Глубоко в тени уцелевших деревьев недобрым огнем блестят ярко-желтые звериные глаза. Белая шерсть плавно поднимается от медленного дыхания зверя. Одно лишь присутствие Белого Тигра в этих краях заставляет беспокоиться — Лю Янян едва ли улыбается, уводя причитающего друга прочь. Тигр, впрочем, тоже не задерживается надолго. Даже ярко-снежная, почти светящаяся шкура легко теряется в омуте разбросанных по окраине Чжанцю деревьев.— — —
Хуан Ичен лениво разлепляет веки. Сон посетил его лишь на несколько тянучих мгновений, прежде чем слабое рассветное солнце огладило молодое лицо. Потухший костер выпускал наружу плавно бегущий дым, плечи подрагивали от легкой прохлады. События вчерашнего дня напомнили о себе слабой болью в перебинтованном плече. Легким движением пальцев он высвободил акупунктурную точку, больше не боясь потери крови, и направил взгляд на дерево, под которым провалился в сон. Оставшийся там ночью заклинатель бесследно исчез. Вздыхает. Ожидаемо. Много времени для побега их временному спутнику не понадобилось. Хуан Ичен поднимается с холодной земли и потягивается, разминая застывшее тело. Он подходит к своему ученику и будит его, слегка тряхнув острое плечо. — Доброе утро, — произносит он. — Пойдем, встретим день достойно. — Шифу, — тихо хрипит подросток, приподнимаясь на локтях. Он медленно моргает, вываливаясь из объятий сна. — А где господин герой? — Сбежал от нас, — усмехается Хуан Ичен. — Не хуже смущенной барышни. Идем, я уверен, сегодня мы сможем узнать больше, чем вчера. Младшему ничего не остается, кроме как послушно подняться и семенящими шагами поспешить вслед за удаляющимся к ближайшему ручью наставником. Как обычно, лицо Хуан Ичена выражает лишь спокойную радость, с которой он следует к прохладной журчащей воде. В Чжанцю активно пробуждается повседневная жизнь. Заклинателей среди простого люда увеличилось, почти каждый четвертый человек имел при себе меч или дорого украшенный свиток. Разговоры о случившимся стали тише — поднялась новая тема, которую Хуан Ичен внимал, скрывшись под окном какой-то торговой лавки. Продавец и посетитель говорили тихо, будто передавая друг другу секрет, который, к сожалению, был известен каждой мошке, живущей в этих краях. — Говорят, глава Клана Цянь собирает заклинателей на очередной совет, — вещает покупатель. — Удивительно, но в этот раз народу побольше. — Конечно, — согласно отвечает хриплый старческий голос продавца. — В этот раз беда коснулась его союзников. Уверен, Цянь Кун просто в ярости! Гляди, и взорвут Храм в своем обсуждении. — Ну что ты! — возмущенно восклицает покупатель. — Нельзя же так нелестно о столь известном герое… — Герой или нет — в первую очередь человек. Все мы сходим с ума лишь тогда, когда ужас касается наших близких. А чувство долга перед незнакомцами — сущий пустяк! Хуан Ичен тихо цокает. Невероятная наглость! Без духовной силы и с едва ли имением в два ляня на руках, эти люди смеют так грубо отзываться о великих кланах! Брови нахмуренно сдвигаются, образуя слабую морщинку, но заклинатель не спешит встревать под напряженным взглядом ученика. — Может, ты и прав, — смеется собеседник. — А что тогда другим до этого собрания-совета? Покричат про темный путь и успокоятся, как водная гладь, стоит шторму улечься. Забудут через пару лунных месяцев! — А что еще может произойти в нашей гнилой деревушке? Грядет день, и Цветущая Пустошь заберет все территории под Тяньшаем! Не будет этих псевдо-светлых заклинателей, коих беспокоит собственное э… Голос затихает, следует удивленный вдох. В эту заминку разговора Хуан Ичен вслушивается активнее, придвигаясь ближе к краю постройки. До ушей доносится лишь говор улицы, но умолкнувший разговор так и остается напряженными мгновениями. — Прошу прощения, это не то, что Вы подумали, — растерянно бубнит покупатель, а затем Хуан Ичен дергается, когда он убегает прямо перед лицом заклинателя. Хуан Ичен одаривает ученика вопросительным взглядом, получая в ответ точно такой же. — Желаете что-то приобрести, о достопочтенный господин? — дрожащим голосом спрашивает продавец. Ответа не следует. — Взгляните на яблоки! Свежие-свежие, только сегодня собраны моей дорогой женой… Очень хорошие яблоки. — Расскажи мне, дядюшка, есть ли у Вашей семьи яблочные сады? Хуан Ичен коротко усмехается. Ну конечно. Кого еще он ожидал услышать? Вероятно, у его спасителя такой талант — встревать куда угодно, где его не ждут и где он без надобности. Он позволяет себе даже выглянуть из-за угла, с улыбкой рассматривая тонкий стан. Дыра на спине исчезла, пусть белый ханьфу остался идентичным. Похоже, безымянный герой привык таскать с собой сотню элементов одинаковой одежды — как старомодно! — Верно, господин, — спешно отвечает продавец. Более воодушевленно, но все еще тревожно под холодным испытующим взглядом и этой улыбкой, покоящейся лишь на нижней части лица. — Чудно, — тонкие пальцы подхватывают одно яблоко, и заклинатель подбрасывает его в воздухе. От блестящей красной корки фрукта отражается мягкое солнце. — Чудно, — повторяет он чуть тише, и продолжает говорить, не глядя на продавца. — Дядюшка, скажите, знаете ли Вы, что будет с вашими садами, если до них доберется Цветущая Пустошь? Старик изумленно молчит, открыв рот и силясь подобрать слова. Губы складываются то в извинения, то в бессвязный бред, который быстро пресекается: между золотых колец оглушительно хрустит сжатый плод, и яблоко разрывается на несколько десятков кусочков в сильной хватке. Звук слишком напоминает тот, с которым ломаются человеческие кости, и бедный продавец совсем бледнеет, неотрывно глядя на бесполезные остатки от товара. Заклинатель отбрасывает их в сторону с прежней брезгливостью. — Именно так, дядюшка, — продолжает он все тем же будничным тоном. — Ваши сады разрушат, и вас с вашей прекрасной женой — тоже. Есть ли у Вас отпрыски? Что ж, не стоит беспокоиться. Их заберут в первую очередь. Это была последняя капля. Из бледно-зеленого лицо старика принимает гранатово-красный оттенок, с которым он кривит губы в разъяренном оскале, напоминая дикого кабана в своем гневе. Продавец через прилавок перехватывает заклинателя за грудки и тянет на себя. То ли старикашка оказывается невероятно сильным, то ли заклинателю происходящее доставляет удовольствие, раз он позволяет дернуть свое тело ближе к быстро дышащему продавцу. Спаситель Хуан Ичена с сожалением складывает брови, будто глядит не на сходящего с ума от возмущения человека, а на маленького ребенка, которого впервые в жизни осудили в несправедливости собственных слов. — Как ты смеешь! — хрипит старикашка, сильнее сжимая жилистый кулак. — Кто ты вообще такой, чтобы говорить столь отвратительные вещи о моей семье? Ты знаешь, кто я такой? — Я думал, это в традициях Чжанцю — омрачать чужие семьи безнравственным шушуканьем, — отвечает заклинатель, неловко поводя плечом — жест выглядит странно из-за всего его положения. — Не Вы ли секундами ранее ссылались на Цянь Куна, упрекая в эгоизме? — Ты… Растерянный вздох старика глушится звонким «ауч!» с правой стороны. Продавец бросает гневный взгляд на перебившего их разговор человека, и тут же отшвыривает от себя непоколебимого заклинателя, отшатываясь, как от огня. Не поворачивая головы безымянный спаситель прослеживает за его взглядом и с усмешкой прикрывает глаза. Хуан Ичен, упавший задом на пыльную землю, напыщенно-извиняюще улыбается, нос его ученика торчит из-за угла, а над ними обоями возвышается мягко улыбающийся Лю Янян. Ученик Школы Цянь медленно постукивает веером, с интересом наблюдая за развернувшейся вокруг него картиной. — Не хотел прерывать ваш разговор. Уважаемый герой, — он отвешивает малый поклон, в ответ получая кивок и неморгающий взгляд продавца. — Я проходил мимо и увидел двух неизвестных, что подслушивали вашу беседу. Я не думал, что мое появление их так напугает. — Возможно, молодому Лю Яняну не стоило бить меня веером по голове, — как можно более мягко заявляет Хуан Ичен, поднимаясь с земли. Лю Янян удивленно вскидывает брови и раскрывает названный веер, прикрывая рот. — Мои извинения, — говорит он без всякого раскаяния и возвращает внимание к развернувшейся до этого сцене. — Рад видеть героя Шен Гуанчжуя в тихой гавани Чжанцю. Скажите, этот человек, — взгляд быстро перескакивает на Хуан Ичена, — следит за Вами? Стоит ли мне заняться этим вопросом? Хуан Ичен пораженно хлопает глазами. Оскорбляли семью этого мальца — а перепадет ему? Более того — Шен Гуанчжуй? — Мы встретились в постоялом дворе вчера. Не бойтесь, Лю-сюн, я разберусь с его интересом к моей персоне сам. — Чудно, — мальчишка хлопает веером и, одарив красноречивым взглядом едва ли дышащего продавца, кланяется вновь Шен Гуанчжую. — Буду рад Вас увидеть на совете. — Доброго Вам дня, — кивнув, прощается заклинатель. Он быстро глядит на старикашку, который и вовсе дал деру, оставив лавку без присмотра. Пустующий прилавок провоцирует тихий смешок. Хуан Ичен не может поверить услышанному. Шен Гуанчжуй — герой, появившийся из неоткуда, который смог спасти один из кланов от разрушения парой лун ранее. Вся личность заклинателя покрыта мраком — тогда, желая уберечь Клан Тысячи Троп от судьбы, постигшей в эти дни Орден Ван-Шен, он предугадал нападение и смог уговорить соседствующие кланы прислушаться к речам неизвестного человека. Один раз за всю историю своего существования Цветущая Пустошь потерпела крах. С тех пор его никто не видел. И он появился здесь, когда от Ван-Шена остались одни лишь щепки. Хуан Ичен до сих пор не верит, что видит этого человека воочию. И что этот человек, помимо всего прочего, его спас! — Теперь, видимо, точно будем знакомы, Шен Гуанчжуй, — улыбнувшись, кланяется Хуан Ичен, и наконец выползший из укрытия ученик следует его примеру. — Не думал, что когда-то мы сможем встретиться с Вами.