➤ Tian Bo & Gabriel Saban — Shields and Swords
В руках Шен Гуанчжуя крутится найденная где-то палка. Встряхнув меч в ножнах, Хуан Ичен привлекает к себе внимание, хмурясь. — Ты думаешь, я настолько слаб? — спрашивает он. — Не боишься, что ненароком убью во время боя? — Это будет интересно, — слегка улыбнувшись, соглашается Шен Гуанчжуй. Палка оказывается остановленной крепкой хваткой пальцев от вращающихся движений, и по темно-каштановой коре взрывом растекается светло-серая дымка, сдирающая с ее поверхности всякую пыль. Даже издалека кажется, что этот предмет приобрел особый подсвеченный осадок, спровоцированный выбросом ци в изначально хрупкий кусок дерева. — Мой меч лишь для борьбы с темными силами, — наконец объясняется заклинатель. — Если ты себя к ним приписываешь, я сменю оружие. Но тогда, — Хуан Ичен резко открывает глаза, ведь стоит ему моргнуть, как лицо Шен Гуанчжуя оказывается слева от его собственного, а изогнутая палка на полу-согнутой руке тыкается в кадык, — я не отвечаю за твои ранения. Договорились? — Шифу! — растерянно пищит ученик. Шен Гуанчжуй кидает на того испепеляющий взор, и он испуганным крольчонком отпрыгивает на шаг назад. Хуан Ичен улыбается и кивает. Получив ответ, Шен Гуанчжуй вновь от него отходит на добрые несколько чжаней. Хуан Ичен отвешивает почтительный поклон, получая в ответ типичный для его оппонента кивок — интересно, насколько высок должен быть по статусу человек, чтобы этот нарцисс ему поклонился. — Тогда приступим. Нападение наступает с последним произнесенным слогом. Белый халат исчезает вспышкой, и Хуан Ичен резким движением останавливает прилетевший сверху удар. Тогда нога Шен Гуанчжуя ныряет под лезвие меча и попадает точно в ключицы юноши. Хуан Ичен отшатывается, но не падает, следом отражая второй подряд удар — цигун Шен Гуанчжуя быстрый и молниеносный, словно шквалистый ветер. Приходится наугад взмыть в воздух, чтобы не дать проворному заклинателю отсечь распущенную часть волос. Хуан Ичен наконец-то нападает и сам. Меч рассекает лишь воздух: снова славный герой уворачивается, что-то неразборчиво хмыкнув. Хуан Ичен почти чувствует себя оскорбленным и, поддавшись эмоциям, ускоряется, вспоминая давно выученные приемы. Шаги бьют то в теплеющую землю, то в воздух поступью «Листопада» — особый цигун, который когда-то использовал покойный клан. Это работает, ведь тело оказывается куда ближе к спешно отступающему противнику, и вот он уже заносит меч для удара, чтобы не сильно ранить и отметить свою победу. — Шифу! В голове раздается громкий треск. Невольно Хуан Ичен вспоминает взорванное в чужой ладони яблоко и, пошатываясь, пьяными шагами почти валится на землю, втыкнув лезвие меча в траву. Произошедшее доходит со дрожащего сознания с опозданием. Заколдованная палка Шен Гуанчжуя ударила его точечно по уху, выбив весь дух. Приходится сильно тряхнуть головой, чтобы восстановить слегка расплывшееся зрение. Ловко. — Уже сдаешься? — вскинув брови, спрашивает Шен Гуанчжуй. Он вновь оказывается там же, где бой начал — в нескольких чжанах, с опущенной к земле палкой. Он и сам знает ответ, поэтому Хуан Ичен, быстро оклемавшись и оставишь лишь с тихим стрекотом в ушах, нападает снова. Шен Гуанчжуй довольно улыбается, как кот, получивший кусок мяса задаром. Теперь нападает только Хуан Ичен — его оппонент сменил тактику, вновь хвастаясь превосходным цигуном. Его движения подобны танцу — вечные прокручивания и развороты торсом, чередуемые с плавными движениями рук, чтобы подстроиться под воздушные потоки, циркулирующие между двумя телами не хуже светлой энергии по меридианам. — Где Вы научились такой технике, о герой? — задевая край широкого рукава кончиком лезвия, спрашивает Хуан Ичен. Ткань рвется под тихое цыканье. — У своего наставника, — изворотливо отвечает Гуанчжуй. Его «меч» сталкивается с чужим, с силой откидывая от вадельца юношу. Простая ветка давно бы надломилась. — Удивительно искусный у тебя наставник, — очередное столкновение. В этот раз Хуан Ичен не улетает — давит сам, желая оказаться сильнее. Меж бровей Шен Гуанчжуя образуется едва ли заметная морщинка. Оружия в их руках трясутся от напряжения. — Верно, — цедит он. — Он был на равных с твоим. — Был? Вместо ответа Шен Гуанчжуй внезапно опускает оружие. Мгновение — исчезает из поля зрения, и более не подверженная приливу энергии палка ломается надвое. Хуан Ичен вздергивает подбородок, желая обернуться и найти заклинателя, но падает лицом вперед. Белый ботинок с силой бьет между лопаток, выбивая воздух из легких. Пока Хуан Ичен подскакивает, желая продолжить бой, Шен Гуанчжуй отпрыгивает к высокой плакучей иве. Дергает за длинную ветвь. — Наши наставники были знакомы? — меняет тактику Хуан Ичен, взмывая в воздух с целью вновь напасть. К этому моменту ветка подчиняется замысловатому заклинанию, обращаясь в послушный кнут. Он и заставляет изменить траекторию, когда со свистом разрезает воздух и низы лилового ханьфу. — Кто знает, — отвечает Шен Гуанчжуй. С новым оружием меняются и элементы его цигуна, который становится тверже, но не менее изящным. Блестящие листья кружат вокруг тела заклинателя. — «Танец пьяного дракона», — вновь подает голос заклинатель, резанув по пространству между ними «плетью». — Известно ли тебе, кто создал эту технику? Хуан Ичен хмурится. «Танец пьяного дракона»? С чего бы Шен Гуанчжую поднимать этот вопрос сейчас? Это техника, которой владел его наставник. Ким Джиун утверждал, что сведения о ней были ему известны с раннего детства и потому он предпочитал хранить их внутри библиотеки, но откуда он получил эти рукописи, Хуан Ичен осведомлен не был. Ухмыльнувшееся лицо Шен Гуанчжуя не пророчит ничего хорошего в этой тайне. — Чудно. Использовать техники, не зная происхождения, — прыжок, — весьма самонадеянно. Хуан Ичен не успевает и моргнуть, как его ногу обвивает подчиненная ветвь, и они с Шен Гуанчжуем меняются местами. Тело безвольной куклой взлетает в воздух, как игрушка в руках младенца. Лезвие не перерезает изогнутый плотный материал, и резким движением кисти Шен Гуанчжуй тянет его к земле, желая превратить, очевидно, в лепешку, которую не успел съесть за завтраком. Хуан Ичен закрывает глаза и готовится к судьбе жизни со сломанным позвоночником. Нельзя. Секунда — темная дымка окутывает часть ветви, перетягивающую голень. Еще совсем немного — и ветвь поддастся, сломившись под сильным потоком инь. Снова пищит ученик, свистит воздух в ушах, мгновение — ничего не происходит, кроме мягкого соприкосновения с чем-то воздушным. Если бы на облако можно было упасть — ощущалось бы оно именно так, как хлопок, кутающий в своих объятиях. Энергия инь отступает за секунду. А потом он все-таки падает на землю, но с расстояния столь низкого, что даже подставленные под себя ладони не получают никакого вреда. Ветвь вновь оказывается выброшенной из рук заклинателя. Шен Гуанчжуй его пощадил, использовав очередной замудреный прием для материализации поля из ци, не давшего Хуан Ичену расшибиться о землю. Выходит, смерти он молодому заклинателю не желал — и то хорошо. Остается лишь надеяться, что заклинатель замысловатого темного трюка не видел. Быстрее Шен Гуанчжуя к проигравшему подлетает ученик, все еще держась на небольшом расстоянии — видимо, в страхе перед опасным героем. А-Чжан замирает, одну руку упокоив на мече, а второй сжимая часть черного ханьфу. Глаза подростка внимательно наблюдают за действиями Шен Гуанчжуя. — Старик потерял лошадь, но как знать — может быть, это и к счастью. Ты отлично дерешься. Полагаю, я могу отбросить сомнения о твоей принадлежности к Школе Медного Листопада, — рассуждает победитель, протягивая Хуан Ичену украшенную кольцами руку. Вблизи заклинатель занимает маленькую струйку крови, стекавшую из-под рукава — все-таки ему удалось задеть заклинателя мечом! Удивительно, как легко Шен Гуанчжуй относится к травмам. Сначала и бровью не повел на неумелое лечение Хуан Ичена, теперь протягивает ему поврежденную руку. Заклинатель выбирает подняться сам, с вопросом глядя на Шен Гуанчжуя. — И что с того? — спрашивает он. Раздается тихий смешок. — Мне просто интересно, почему ты так хочешь это скрыть, — произносит Шен Гуанчжуй, пряча ладони в белых рукавах. — Весь мир заклинателей убежден, что Медный Листопад уничтожен подчистую. Однако передо мной сейчас два выживших ученика. — Мы просто не хвастаемся, — усмехнувшись, поясняет Хуан Ичен. — Не каждый после смерти семьи, а потом ее обвинения в хранении запретной книги, захочет кричать направо и налево о своей принадлежности. — Ты скрываешь имя и семью. Значит, не уважаешь? Не думаю, что смогу поверить, что найдется ученик, ненавидящий своего наставника. — Шен-с-сюн! — подает голос А-Чжан. — Я и мой наставник — оба чтим память главы Ким Джиуна и будем чтить до конца своих дней! Не думайте о нас так нелестно, пожалуйста. — Сиди уж тихо, ребенок, — укоризненно произносит Хуан Ичен, затем возвращает внимание к Шен Гуанчжую. — Какое тебе дело до мотивов? Хочешь отвести нас на допрос к императору и проверить меридианы на наличие «инь»? — Нет. Хочу предложить сотрудничество. Наши цели совпадают, бродяжка. Если ты выступаешь против Цветущей Пустоши — я бы хотел идти с тобой. Хуан Ичен глупо замирает. Одно слово краше второго — и теперь Шен Гуанчжуй просит составить ему компанию в своих странствиях! Ему, проигравшему… — Какой тебе прок от меня? Ты едва ли меня не убил, значит, защита бесполезна, — констатирует поверженный. Шен Гуанчжуй качает головой. — Я дрался на пределе возможностей, — произносит он, — пускай и без меча. Ты сильный заклинатель. Еще когда ты пытался выбросить поток ци в мое тело, я смог это ощутить. Веришь или нет — я горазд лишь знаниями, в бою против сильных противников от меня мало проку. Ты сам мог убедиться, — и, в качестве аргумента, стягивает рукав выше, открывая взору рассеченную кожу предплечья. — Нанимаешь меня, уважаемый спаситель? — улыбнувшись, спрашивает Хуан Ичен. — Но а мне какая польза? Я и так слежу за «А-Чжаном», теперь еще и за твоей жизнью наблюдать? Не хочу звучать неуважительно, но звучит неравноценно. — Я могу предложить тебе знания и мудрость. Поверь мне: там, откуда я родом, большое внимание уделялось обучению познания. Спроси что угодно — думаю, я буду в состоянии ответить. Усмешка. Хуан Ичен даже не раздумывает, произнося: — И как же меня зовут, добрый герой? Взгляд Шен Гуанчжуя меняется. Капля озорства и решительности говорят лишь о том, что ответ ему известен, как ясный день, и недолгое молчание — лишь подготовка самого Хуан Ичен к разрушительному ответу. Заклинатель вдыхает воздух, но побежденный в схватке спешно машет руками. — Понял я, понял, — второпях восклицает он. — Верю. Если ты не собираешься меня убивать — я не буду против лишних рук в странствиях. Тем более, собрание героев звучит как мероприятие, присутствие на котором может стать судьбоносным. Шен Гуанчжуй кивает, сложив за спину руки. В воздухе раздувается взявшийся из ниоткуда ветер, раздувающий черные пряди вдоль плеч героя. Наконец-то слышным становится пение птиц в лесу, стрекот насекомых и запоздалый ритм сердца. Заклинатель отворачивается, намереваясь вернуться в город. Хуан Ичен не проверил лишь одну деталь. Быстрым шагом он нагоняет своего нового спутника и, не останавливаясь, прокручивает в пальцах спрятанный глубоко в рукаве чернеющий кинжал. Заносит для удара чуть ниже лопаток. — Хуан Ичен. Тело каменеет, а кинжал ныряет вглубь рукава, так и не использованный. Освободившейся рукой он хлопает заклинателя по раненой спине, из-за чего Шен Гуанчжуй морщится, но молчит. — И вправду, воин из тебя никакой, — усмехается Хуан Ичен. — Но слышишь ты прекрасно, раз мой цигун не стал для тебя тайной. — Больше не проворачивай таких фокусов, иначе брошу тебя на произвол судьбы в зале собраний, — с укором говорит заклинатель. — Понял-понял, достопочтенный герой, — он оборачивается. — А-Чжан! Пойдем, надо отметить пополнение в нашем унылом тандеме! Теперь на нашей с тобой стороне достопочтенный герой, не забудь выказать уважение за столь добрый жест. — Конечно! Шен-сюн, я благодарю… Шен-сюн, подождите, пожалуйста! Шен-сюн!— — —
Вечер тих и невзрачен, покуда звезды не посещают и без того темный Чжанцю. Разделенный с остальными соучениками ужин заставляет желудок тихо рокотать. Юный заклинатель медленно приближается к небольшому пруду, на мирной глади которого разбросаны цветы белого лотоса. Он без труда находит меж них свое плывучее приглушенное отражение. Черные волосы собраны в аккуратный хвост, белые одеяния сливаются со снежным светом цветов, а кошачьи глаза, подаренные матерью, глядят в ответ с некоторой осторожностью и вдумчивостью. Клан Цянь — клан накопленных знаний. Вместе с тактикой Ван-Шена и силой Клана Тысячи Троп Чжанцю и ближайшие округи могли чувствовать себя, по меньшей мере, защищенными тремя сильными фамилиями. Орден Ван-Шен пал. Что-то в Ли Юнцине разрушилось в подростковом негодовании. В какой момент запретная книга оказалась в руках столь чистого в своих умыслах Ордена? Кто из его учеников вошел в пятерку последователей? Какой смертью было суждено погибнуть тем, чьи тела так и не были найдены? Была ли упокоена душа Ван Исяня? Что-то подсказывает, что нет. Мысли о давнем друге окутаны яркими красками и детским счастьем, его голос, картины и музыка застряли в сознании ядовитой иглой. Ван Исянь с детства не был похож на ученика своего ордена, всегда сознанием близкий к Клану Цянь — изящные искусства, каллиграфия, живопись, игра на сяо и гуцине, этот человек был создан, чтобы творить прекрасное. То, что он мог умереть, стараясь спастись от жаркого пламени Пустоши или самого императора, никак не может уложиться в голове. Он просто не был достоин столь несправедливой смерти. Но разве последовал бы столь утонченной натуры человек за тварями, населяющими Цветущую Пустошь? Короткий вздох срывается с уст. Быть может, их двоих перепутали в младенчестве — слишком много думающий Ли Юнцинь легко бы сошел за уроженца Ордена Ван-Шен, чьи думы полнились вопросами о разном-смертном, а иногда и о бессмертном — в старинных свитках без всякого труда можно было найти легенды о тех заклинателях Ордена, что были воздвигнуты в ранг небожителей. «Было» — потому что каждый из этих свитков обратился в пепел. Последний раз он пересекается взглядом с отражением, блеск в глазах которого заменяет скрытые за тучами звезды. Ли Юнцинь отворачивается от воды, ступая по деревянному мостику дальше, к беседке, где в дневные часы ни раз собирались ученики Клана Цянь для уроков рисования. Живописные дворы Клана были любимым мотивом картин для наставников. Жаль только, что Ли Юнцинь обделен талантом. Мать, чью фамилию он сохранил после ее изгнания, никогда за это не ругала. Дисциплинарный кнут отца бледными шрамами сохранился на спине. От тревожных мыслей к юнцу подкрадывается ноющая головная боль в затылке, будто кто-то постукивает маленьким металлическим стрежнем. Ли Юнцинь сводит острые брови, останавливаясь и вслушиваясь. Боль нарастает, сознание помутняется, рука падает на меч. Ученики уделяли не так много времени искусству боя, но и этого было достаточно, чтобы отразить внезапный удар. Нехорошее предчувствие покусывало кончики пальцев, держащих холодную сталь. Он погиб по твоей вине. Ты не защитил его. Он отомстит. Это должен был быть ты. Холодный пот выступает на лице, когда Ли Юнцинь вынимает из ножен тончайшее смертоносное лезвие и разрезает им молчаливый воздух. Чужие голоса в сознании становятся громче с каждым ударом заходящегося в тревоге сердца. Голова готова взорваться от бесконечного шума. Слабак. Бесполезный ребенок. Вина. Твоя вина. — Кто здесь! — выкрикивает Ли Юнцинь, разворачиваясь и импровизированно атакуя пустое пространство перед собой. Зрачки рефлекторно сужаются, ноги едва ли удерживают ослабевающее тело. Голова, кажется, готова вот-вот разорваться от боли, теперь походящей на острую, как от лезвия ножа. Это все не случайно. Ли Юнцинь, каким бы вдумчивым человеком ни был, уверен в чистоте своих мыслей и способности холодно и сдержанно их контролировать. Никогда его рассудок не помутнялся так сильно, до мерцающих пятен перед глазами и нечеловечной тошноты. Горло сдавливается в неприятном спазме, и он хрипло выкашливает кровавый сгусток, с ужасом прослеживая, как рубиновые капли падают на деревянный мост и белые цветки лотоса. Быстрые шаги стучат за спиной, и Ли Юнцинь круто разворачивается, соединяя мечи с незваным гостем. Замирает в ужасе. Пара волчьих глаз недобро мерцает лазурно-голубым за исписанной золотистым узором маской. Холодный блеск королевско-синих одежд сливается с ночной темнотой. Тело подростка отшвыривают прочь, и едва ли тому удается устоять прямо, ведь от резкой смены положения голоса в голове заходятся новой какофонией беспорядочных фраз. Видишь, так и должно быть. Ты умрешь, поплатившись жизнью. Это твоя вина. Искупи вину кровью. Сдайся. Цветущая Пустошь — родина нападающего. Исписанная маска вспышкой перемещается ближе, оружия вновь сталкиваются с противным лязгом, подобно скрежету стекла в разбитом зеркале. Темные путы инь медленно ползут ближе к неумелому воину, который только и может, что отбиваться от бесконечной серии ударов, сопротивляясь сильному недугу непонятного проклятия, насланного за него. Не хватает времени и сил обдумывать свои шаги, и потому беспорядочные нападения выходят нелепыми и чудом позволяют сохранить тело в сознании. Ли Юнцинь тихо вскрикивает на выдохе, когда меч выпадает из рук, а сам он оказывается в цепкой хватке волчьих рук. В нос ударяет запах гари и, более глухой, хвои, провоцируя появление крошечных слезинок. Хвоей пах погибший Ван-Шен — существо за ним участвовало в сожжении Ордена. От этого становится еще обиднее. Сейчас он умрет от тех же грязных лап, забравших жизнь лучшего друга. Флейта. Тихая мелодия раздается внезапно с первой упавшей каплей крови на горле. Чужой меч замирает. Очевидно, неожиданное появление музыки в воздухе пугает врага куда больше, чем отчаявшегося Ли Юнциня. Он рассматривает это как знак и, долго не думая, выворачивается из пут потерявшего бдительность врага, почти падая от приступа головокружения. Едва ли он разбирает, как в нападавшего чуть ли не врезается отправленный энергией ци меч, а после волк, бросив пронзительный взгляд на свою жертву в последний раз, сбегает, одним прыжком минуя высокую ограду. Трясущиеся ноги сдаются, и подросток падает на землю рядом с выбитым из рук мечом. Чудовищный кашель вынуждает выплюнуть наружу кровавое месиво из слизистых сгустков и подобных воде капель. Огненная судорога сводит тело, главным образом — поврежденное горло, за которое Ли Юнцинь хватается непослушным руками. Он не может разобрать, что за люди появляются перед ним, но ощущает, как его усаживают из лежачего положения, раздаются неразборчивые голоса, и с теплым потоком ци, ударившим в запястье, затихает гул обвинений в ушах. Становится слишком тихо. Поет мелодичная флейта. — А-Чжан, не дай ему потерять сознание, — Шен Гуанчжуй, выпуская поток ци, свободной рукой выуживает из-под халата на груди пузырек с лекарствами. Неловко откупорив сосуд, скидывает на ладонь пару круглых таблеток. — Ли-сюн, проглотите это. Ваш организм отравлен, — просит он, поднося лекарство к бледным юношеским губам. Ли Юнцинь послушно глотает смердящее лекарство. Затихает флейта, и помимо плывущего силуэта Шен Гуанчжуя перед раненым вырастает высокая лиловая фигура. Опасности явно не представляет, ведь лечащий его заклинатель даже не оборачивается на появление этого человека. — Шен-сюн, он будет в порядке? — спрашивает А-Чжан, крепче удерживая ослабевшие плечи. — Конечно, — кивает Шен Гуанчжуй. — Бродяжка, ты видел, в каком направлении двинулся волк? — Нет, эта псина бежала так быстро, что и не уследишь, — фыркает заклинатель. Он присаживается рядом с Шен Гуанчжуем и пинает его локтем, вынуждая слегка отстраниться. — Простите, уважаемый заклинатель, но выбрасываемый Вами поток ци ничтожно мал. Жалеете духовную энергию на ребенка? — Нет, не успел поужинать из-за этого волка, — отрицает Шен Гуанчжуй. Они меняются с Хуан Иченом, и теперь последний занимается восстановлением внутренних ран Ли Юнциня. — А-Чжан, Хуан-сюн, будьте с ним, я позову кого-нибудь из Клана. Поднявшись и махнув белым рукавом, Шен Гуанчжуй покидает узкий мостик, почти переступая через А-Чжана и Ли Юнциня. Судя по удаляющимся шагам, и вправду направляется внутрь школы. — Ну точно недовольный кот, — смеется Хуан Ичен. — А-Чжан, приготовишь нам ужин сегодня. Избежим небесного гнева нашего спутника. — Шифу, но ведь Вы говорили, что моя готовка отвратительна… — Как Цветущая Пустошь смогла… пробраться? — хрипло спрашивает подросток, перебивая расслабленную беседу. Хуан Ичен звонко цокает. — Спроси это у людей вашего Клана, которые занимаются защитой вашей школы, — бубнит он. — Эти твари вездесущи. Быть может, для людей Я Вана не составляет труда найти лазейку даже в самом охраняемом Клане, — голос понижается. — Ублюдки. Ли Юнцинь устало прикрывает веки. Охватившая тело агония медленно отступает, но новых сил не прибавляется. Ужас, сковавший суставы, также мирно вытекает из тела с каждым новым, более чистым вздохом. Нападение Цветущей Пустоши сразу после разрушения Ордена Ван-Шен — нечто новое в тактике Яньло-Вана, привыкшего не выпускать своих шестерок после столь крупных злодеяний. Что-то не сходится. Что-то изменилось в тактике Короля Темных Сил. Сразу несколько людей выбегают из школы. Ли Юнцинь слышит звонкий голос Лю Яняна и тут же жалеет, что не отключился и что связи с внешним миром у него с каждым мгновением подпитки ци становится больше, ведь когда удивленное лицо друга материализуется рядом с его спасителем, голова вспыхивает новым приступом болезненных ощущений. — Шисюн! — лепечет Лю Янян. — Ну как же так! А я говорил, что твои ночные прогулки ни к чему хорошему… — Юнцинь, — отцовский голос отрезает всякие пищащие речи Лю Яняна. Лю Юнцинь задирает голову, глядя в серьезное и озадаченное лицо Цянь Куна. — Как ты себя чувствуешь? — Порядок. — Мы подоспели вовремя. Яд не сильно повредил меридианы, — Шен Гуанчжуй говорит за спиной раненного, остановившись рядом с А-Чжанем. — Мы проходили мимо Школы Цянь по пути в постоялый двор и заметили, как человек с маской волка пересекает ограду. — Ограду? — Цянь Кун переводит взгляд на высокие стены. — Над школой возведен защитный купол, оберегающий учеников от подобного рода нападений. — Однако я, мой ученик и Шен Гуанчжуй легко пересекли его сразу после волчары, — хмыкает Хуан Ичен. — На Вашем месте, уважаемый глава Цянь, я бы задумался о прочности подобных магических сооружений. Цянь Кун награждает остроязычного Хуан Ичена молчаливым взглядом. Лю Янян встает на ноги и расправляет веер, с пылающим в глазах интересом рассматривая поочередно каждого из «трио», которое ему доводилось встречать ранее днем. Однако также воздерживается от озвучивания мыслей. Хуан Ичен убирает руку от подросткового запястья и поднимается, кивнув Шен Гуанчжую. — Что ж, наша работа здесь окончена, глава Цянь, — сообщает Шен Гуанчжуй. — Дальше вверяем Вашего сына в руки лекарей Клана Цянь. А-Чжан оставляет Ли Юнциня, вновь способного сидеть самостоятельно. Немного жжет поврежденное лезвием меча горло и подташнивает, но последнее, вероятно, из-за методичных помахиваний веером Лю Яняна. Вся тройка собирается вместе, намереваясь уйти, и стоит лишь А-Чжану соединить руки для поклона, их останавливает ровный тон голоса Цянь Куна. — Уважаемые герои, окажите честь, — произносит он, — задержитесь в Школе Цянь на ночь. Для всех членов Клана будет большой честью иметь в гостях столь праведных героев. Взгляды Шен Гуанчжуя и Хуан Ичена сталкиваются с одинаковым вопросом. Известный заклинатель улыбается и кивает, скрестив за спиной руки. — Взаимное доверие — основа дружбы. Будем премного благодарны, глава Цянь.