Пёс и Тигр

      Когда в зале все места оказываются заняты, а охрана кучкуется у двери с серьезными лицами, гул голосов заклинателей утихает до шепота. Глава Цянь сидит на небольшой возвышенности в компании младшего названного брата — Дун Сычена, главы Клана Тысячи Троп, — и посланного императором человека, Сяо Деджуна. На лице последнего заклинателя покоится слабая вежливая улыбка, которая становится чуть шире, когда взгляды его и главы Цянь Куна сталкиваются.       — Они что, того… — спрашивает Хуан Ичен тихо, наклонившись к Шен Гуанчжую и прикрыв рот рукой. Герой небрежно отталкивает от себя спутника.       — Они близкие товарищи, — объясняет он. — Говорят, Сяо Деджун в детстве спас Цянь Куна от ошибочной атаки Ордена Инин, и с тех пор из чувства долга и признательности появился крепкий дружественный союз между Императорскими войсками и Кланом Цянь.       — Орден Инин, — Хуан Ичен внимательно осматривает зал. Наконец-то замечает небольшое количество людей в зеленых одеждах, впереди которых сидит женщина с по истине кошачьими глазами и опасно расслабленной улыбкой. — И они здесь. Помирились, видимо, со временем.       — Шифу, — тихонько встревает А-Чжан. — Дружба между Кланом Цянь и Орденом Инин существует лишь последние несколько лет. Я слышал об этом, когда мы были на центральной площади Чжанцю.       Шен Гуанчжуй довольно кивает. Хуан Ичен почти уверен, что заклинатель намерен сдружиться с его учеником, или, по крайней мере, по какой-то причине реагирует на стеснительные речи А-Чжана куда более благосклонно, чем на вопросы самого Хуан Ичена.       — Верно, — соглашается он. — Я сам удивлен тем, что Орден Инин приглашен, учитывая, что довольно многие заклинатели предпочитают обвинять их, а не Цветущую Пустошь в уничтожении других школ. Заказные убийцы с грязным прошлым. Не удивительно, что они стали козлами отпущения.       Сидящая впереди членов Ордена Инин женщина, будто услышав чужой разговор, скалится еще более явно, прежде чем отвернуться к своим людям и негромко чем-то с ними поделиться.       — А второй? — хмуро кивает на Дун Сычена Хуан Ичен. — Он тут причем?       — Глава Клана Тысячи Троп, — усмехается. — Клана, который мог так же погибнуть в руках Пустоши.       — Ах, точно, совсем запамятовал о заслугах моего дорогого друга.       Глава Цянь Кун взмахивает небесным халатом, призывая к тишине. Шепчущий зал умолкает, несколько десятков глаз останавливаются на величественном стане мужчины. Тишина окрашивается лишь тихим дыханием окружающих людей. Хуан Ичен думает, что если их и вправду поставят под подозрение и решат ликвидировать, шансы их выживания слишком низки, чтобы говорить о каких-либо числах вообще.       — Уважаемые герои и заклинатели, — громкий голос Цянь Куна звенит в самых сердцах. — Благодарю каждого, кто смог откликнуться на приглашение Клана Цянь. Сегодня мы собрались, чтобы обсудить текущую ситуацию в Чжанцю и близких к Тяньшаю городов, которые находятся в опасности перед Цветущей Пустошью. Это не первый случай попадания «Десяти обратных путей ци» в руки заклинателей. Как нам известно, изначально свиток попадал в руки кланов и орденов, близких к падению, однако последние несколько случаев были связаны и с большими семьями вроде Клана Тысячи Троп и Ордена Ван-Шен. Сегодня со мной мой уважаемый друг — Дун Сычен, глава Клана Тысячи Троп. Прошу выслушать его, как человека, чья семья уцелела чудом.       Дун Сычен кланяется. Черно-рубиновые одеяния мягко стелются вдоль тела, подрагивая под прикосновениями слабого сквозняка. Он выпрямляется, и его холодный взгляд цепляется за одного единственного заклинателя среди десятков собравшихся. Шен Гуанчжуй кивает с улыбкой. Хуан Ичену хочется усмехнуться — их троица теперь точно на слуху.       — Как уже сообщил Цянь Кун, в руки моих учеников попали запретные писания. Я узнал об этом лишь тогда, когда в мой Клан пришел странствующий заклинатель, которому удалось меня убедить, что близится нападение с целью отобрать моих людей, которые изучали «Десять обратных путей ци» и ликвидировать остатки клана. К счастью, мы были предупреждены и смогли отразить атаку. В ту ночь, — мышцы лица напрягаются, — трое людей Клана бесследно исчезли. Мы склонны предполагать, что это были люди, которые получили в свои руки запрещенные писания. Еще двое учеников потеряли память. Все произошло во время битвы.       Тихий шепот прокатывается по залу. Он заполняет собой воздух быстрее, чем снежная буря застилает горные пики.       «Это те, в чьи руки попала «Десять обратных путей ци»?»       «Верно-верно!»       «Двое потеряли память? И мы должны в это поверить?»       «Какой ужас…»       «Странствующий заклинатель? Это та история о Шен Гуанчжуе?»       Хуан Ичен усмехается. Его спутник даже взгляда от чаши с водой не отрывает, будто пытаясь разгадать загадку неспокойной глади.       «Клан Тысячи Троп подозрителен.»       «Они убийцы! Конечно, Пустошь хотела забрать себе парочку одаренных…»       «Мы должны ему верить?»       Дун Сычен спокойно ожидает, пока заклинатели утихомирят свой пыл. Глаза горят, но он остается непреклонен, сидя у своего стола и спокойно внимая людским голосам. Хуан Ичен наклоняется к Шен Гуанчжую, дабы спросить и одного из главных героев занятной истории о произошедшем, но заклинатель вытягивает перед ним ладонь — «нет».       — Меня еще спросят, — поясняет тихо Шен Гуанчжуй. Хуан Ичен раздосадованно вздыхает, упустив шанс на случайно-важные сплетни.       — Довольно! — повышает голос Цянь Кун. Заклинатели послушно умолкают. — У вас будет время спросить желаемое.       — Благодарю, — кивает Дун Сычен. Косы на его голове забавно подпрыгивают, но их обладатель все равно выглядит немного пугающе в своем неопределенном настроении. Не ясно, стоит этого человека побаиваться или просто избегать. — Потерявшие память дети проходили беседу с лучшими целителями. Их память бесследно перечеркнута проникшим под кожу ядом. Что касаемо нападавших — это были люди в звериных масках, что является отличительной чертой Цветущей Пустоши. Насколько мне известно, эти люди еще дважды появлялись в Чжанцю после падения Ордена Ван-Шен.       — Мне совестно прерывать достопочтенного заклинателя, — внезапно раздается низкий голос Сяо Деджуна. Он коротко и извиняюще улыбается. — Вы сказали «дважды». На юного Ли Юнциня нападение было произведено вчера ночью. Что насчет второго раза?       — Днем ранее мои люди нашли иссохшие тела внутри постоялого двора в центре Чжанцю. Были лишь останки, но очень легко можно было определить принадлежность трупов по расписным маскам, — поясняет Дун Сычен. — Личность их убийцы так же была определена сразу после того, как мы получили сведения об исчезнувших постояльцах постоялого двора. Два имени нами были услышаны впервые, а третье — Шен Гуанчжуй. Остальные двое, как стало известно со слов главы Цянь сегодня, его новые сопровождающие.       И снова шепот. Тихий, схожий с шипением змеи, подползающей к слепой мыши. А-Чжан испуганно утыкается взглядом в сложенные на коленях руки, Хуан Ичен сдерживает себя, чтобы не упрекнуть ученика в лишнем страхе. Он оборачивается к человеку, которого «сопровождает», и сталкивается с внимательными глазами, без слов спрашивающие о том, что заклинатель по этому поводу думает. К публике Хуан Ичен привык, но уж точно не к публичности. Он ухмыляется.       — Что-то не сильно я чувствую себя героем, — признается он тихо, вслушиваясь в полные подозрения диалоги. — Что я там говорил? Останемся без голов?       — Всему свое время. Выжди еще немного, — отрицает Шен Гуанчжуй, получая в ответ лишь смешок. А-Чжан хочет провалиться сквозь землю, когда совсем рядом раздается шипящее «да он же ребенок!»       Удивительное дело — совет, лишь чтобы делиться информацией, но оттягивать момент действия. Подозрительным кажется каждый шорох, с которым протекает речь, каждый вздох и каждое движение горящих свечей и лампад. Утро расцветает за окнами розово-голубым, едва ли слышными становятся голоса птиц. Невероятно мирная обстановка для змеиного логова.       — Шен Гуанчжуй, — прерывает всеобщий говор Сяо Деджун. Странник поднимает голову. — Уважаемый герой, от лица императора хочу поблагодарить тебя за помощь великим семьям.       Сяо Деджун поднимается и одаривает героя средним поклоном. Шен Гуанчжуй удостаивает его кивком и холодной беззубой улыбкой, аккуратной, будто срисованной с искусного полотна. Не настоящей. Хуан Ичен догадывается — ждет продолжения. И оно наступает, стоит посланцу императора выпрямить спину.       — Поведай нам, уважаемый герой Шен Гуанчжуй, — говорит он. — Где же ты был, когда разрушался Орден Ван-Шен, и как появился в Чжанцю?       Усмешка. Клыкастая, с прищуренными глазами и насмешливыми зрачками. Шен Гуанчжуй отрыто унижает императорскую власть, смеясь ей в лицо самым чистым и изящным смехом, на который человек способен. Он похож на умиротворяющее птичье пение в той же мере, что и на утробный вой безумного зверя. Хуан Ичен невольно засматривается на отчего-то повеселевшего спутника, который за короткое время их знакомства умел лишь натянуто улыбаться самому себе, но никак не смеяться. Одновременно происходящее пугает и приводит в восторг. Еще один особенный навык Шен Гуанчжуя — аурой уважения вводить в полнейший ступор. Даже Сяо Деджун вопросительно вскидывает брови, пока мышцы Дун Сычена, главы Клана Тысячи Троп, напрягаются в неприязненной гримасе.       — Вот как, — успокоившись и выдохнув, вытягивает из горла Шен Гуанчжуй. — Такова плата за благодетель — подозрения в предательстве. Позвольте ответить вам взаимностью, Сяо Деджун. Знаете ли вы, что когда в мыслях у человека мрак, то и при свете солнца начинают плодиться демоны?       — Ну что ты, — недобро понижает тон своего и без того низкого голоса Сяо Деджун. — И в мыслях не было тебя ставить под подозрения, уважаемый герой. Я лишь озвучил то, о чем беспокоятся все присутствующие, не более.       Холодок проходится по коже, когда Шен Гуанчжуй встает так, чтобы осмотреть весь зал.       — Достаточно одному слову не быть правдивым, как оно соберет вокруг себя тучу лжи, — произносит он достаточно громко. — Осмелюсь поведать вам лишь правду, достопочтенные заклинатели. Я мелкая рыбешка с глазами филина. Стремлюсь творить лишь благодетель, но остаюсь человеком, имеющим право на ошибки. Я не ожидал нападения на Орден Ван-Шен, ведь обычно атаки Пустоши растягиваются на огромные расстояния от одной семьи к другой. Никто не предполагал, что беда нагрянет на Ван-Шен лишь спустя две луны. В конце концов, даже самый умелый предсказатель не осмелится проговорить слова «гибель».       Хуан Ичен довольно улыбается, глядя на храбро говорящего спутника. А-Чжан смотрит не с меньшим восхищением, но, в отличие от учителя, вовремя вспоминает, где они находятся, и отворачивается с серьезным и краснеющим лицом, похожий на нахохлившегося птенца.       — Благодарю, уважаемый герой, — удовлетворенно кивает Сяо Деджун, будто не замечая хищных взглядов, направленных на Шен Гуанчжуя. — Проясни нам еще один момент. Почему Цветущая Пустошь на тебя охотится и как давно?       — С моего прибытия в Чжанцю я ощущаю вечные взгляды на себе, — отвечает Шен Гуанчжуй. — Думаю, слежка началась в тот момент, когда я пересек границу города. Мотив очевиден: я посмел вмешаться в их планы.       — И поэтому отследили их вплоть до Школы Цянь? — спрашивает посланник императора. Шен Гуанчжуй качает головой.       — Мы проходили мимо Школы Цянь после того, как изучили некоторые особенности местности ближе к лесам.       — Особенности местности? И что же вы нашли такого интересного в святых лесах?       — Не императорское это дело — срывать собрание героев допросом, — наконец отступает Шен Гуанчжуй. Очень вовремя — Хуан Ичен бы и сам предпочел избежать всеобщего разглашения их молчаливых поисков зацепок. Узнай сразу несколько семей, что троица ведет расследование, и их точно посчитают если не предателями, то личностями куда более подозрительными, чем простые странники.       Поднимается еще одна фигура, до этого остававшееся неподвижной. Нефритовым приглушенным светом возвышается женский стан над заседающими заклинателями, а кошачьи глаза исследуют самоуверенного героя, как делают хищники перед тем, как наброситься на жертву.       Цай Бин, двадцать восемь лет, глава Ордена Инин.       — Шен Гуанчжуй, — мурлычет она нежным голосом, от которого кровь стынет в жилах. Будто одни только растянутые гласные могут отразить крики жертв плотного лезвия меча. — Откуда ты и почему считаешь себя настолько сильным заклинателем, что смеешь избегать ответы на вопросы стоящих выше по званию?       Хуан Ичен возмущенно открывает рот в шокированном вздохе. До чего наглая девчонка! Едва ли на землю не падает от тяжести оружия, тонкие пальцы на руках сжимает, а говорит так, будто бы это она — верхушка Тяньшая! Все тело желает подняться в агрессивном противостоянии, но Шен Гуанчжуй выдерживает на себе подобное замечание с той же полу-погасшей улыбкой.       — Мы не знакомы, — просто говорит он. Цай Бин хмыкает.       — Быть может, и к счастью, что нам не доводилось увидеться раньше, — цинично парирует девушка. — Ты не ответил на мой вопрос.       — Если эта барышня желает познакомиться с Шен Гуанчжуем, стоит выбрать более уединенную обстановку, — цедит Хуан Ичен негромко: так, чтобы А-Чжан обратился малиновой ягодой, вспыхнувшей испугом. — Только глянь: самоуверенная вся из себя. Знала бы она…       — Я из мест, про которые все забыли слишком давно, чтобы хоть один человек в этом зале распознал мою родину. Кроме членов Клана Цянь — в их эрудиции нет и капли сомнения.       Цай Бин молча дарит заклинателю пронзительный взгляд. Затем глаза щурятся почти до состояния полумесяцев, а губы поджимаются в коротком «хм». Обычно девушки Хуан Ичена не пугали, — да и глава Ордена Инин не исключение, — но какое-то неприятное чувство заклинательница способна дарить окружающим. Удивительно, что Шен Гуанчжуй нисколько не кривится и не избегает диалога, смиренно принимая любые неприятные слова в свою сторону.       — Тем не менее, — произносит она. — Что в тебе такого сокрыто, что ты возвышаешься над всеми?       — Знания, — коротко отвечает Шен Гуанчжуй. — Достаточно обширные, чтобы сказать, что твоя мать была служанкой, а отец — «подмастерьем» в Ордене Инин. Ты захватила власть силой и умением шептать надежды людям на уши.       Лязг, с которым выныривает двуручный меч из ножен, прорезает зал. Он повторяется многократно — весь Орден Инин слепит серебристыми лезвиями, возглавляемый возмущенной девицей. Цай Бин плотнее смыкает губы. Шен Гуанчжуй остается неподвижен. Рука Хуан Ичена падает на собственное оружие.       — Господа! — гремит женский голос. — Разве это не живое доказательство опасности Шен Гуанчжуя? Задумайтесь! Этот человек мог изобразить «хорошего» персонажа, спасая Клан Тысячи Троп, чтобы позже уничтожить Ван-Шен. Клан Цянь — его следующая цель!       Шепот на повышенных тонах. Хуан Ичен оборачивается к спутнику и рассматривает его сведенные брови, будто бы он услышал несусветную чушь в речах оскорбленной Цай Бин. Однако, речи эти вдохновляют окружающих — самой частым словами становятся «подозрительно» и «предатель».       — Тишину! — глава Клана Цянь останавливает говор вновь. — Шен Гуанчжуй. Если ты не хочешь, чтобы я стал в защиту теории главы Ордена Инин, ответь на простой вопрос. Кто ты и откуда пришел?       А-Чжан растерянно хлопает глазами, глядя то на наставника, то на Шен Гуанчжуя. Хуан Ичен думает, что это подлость — вытаскивать из человека секреты, будучи движимым влиянием момента и «удачного случая». У каждого есть свои тайны за спиной, и почему герой, спасший сотни жизней, должен раскрывать свои? Кому, как не Хуан Ичену известно о истинной натуре Шен Гуанчжуя — спасти, просто потому что может; помочь, просто потому что способен. Хуан Ичен и сам горазд на противоречивое прошлое, и потому видит собственную тень, отброшенную на обвиняемого. Никакое это не «собрание героев» — обычный публичный суд!       — Меня зовут Шен Гуанчжуй, — объясняет заклинатель, будто бы говорит с ребенком. — И пройти в Чжанцю можно через главные ворота к Западу…       Этого становится достаточно. Десятки оружий обнажаются в просторном помещении, звон металла ставит точку в оборванном предложении. Хуан Ичен встает первым, за ним вскакивает А-Чжан. Тяжелое дыхание разносится по залу — они нашли «козла отпущения». Более никто не сидит, и заклинатели замирают, ожидая команды верхушки. Организаторы так же покидают свои места. Тяжелые взгляды прорезают раненную спину хуже всякого ножа.       — Ты сбежишь со мной, или лишишь меня жизни? — тихо спрашивает Шен Гуанчжуй. Хуан Ичен невольно улыбается. Тон заклинателя спокоен и покорен, приготовленный к любой судьбе. Интересно, что вообще удерживает в этом мире такого равнодушного к вопросам смерти человека?       — Я обещал обеспечить защиту, — кивает Хуан Ичен, провоцируя слабую улыбку на чужом лице. А-Чжан медленно крадется за спину наставника, защищая ее и обращаясь круглыми глазами к стоящему позади старших заклинателям. — А-Чжан, готовься.       — Схватить их, — вытянув перед собой меч, приказывает Цянь Кун. — Живыми или мертвыми.       Происходящее дальше похоже на вспышку непоследовательных событий. Десятки заклинателей, ведомые хищными помыслами, бросаются на троицу, желая разрезать двоих на куски, оставив последнего в живом-мертвом состоянии — для допроса. Хуан Ичен молниеносно отражает удары, силясь отшвырнуть как можно дальше от себя напористых заклинателей. А-Чжан неловко вертится поступью «Листопада», защищая Шен Гуанчжуя. Последний тоже не остается равнодушным, без использования оружия борясь с умелыми воинами. Сердце бьется слишком быстро, кровь циркулирует еще быстрее и брызжет из случайного ранения. Не смертельно, — думает Хуан Ичен, — но неприятно-шокирующе. Уходить нужно как можно быстрее, пока возможность есть.       Они прорываются вперед слишком медленно. Звон-звон-звон. Мечи сталкиваются и отдаляются, чтобы столкнуться вновь, а потом снова разделиться с противнейшим скрежетом. А-Чжан вскрикивает, когда сильным ударом подростка отбрасывают прочь. Тело выброшенной на сушу рыбой бьется о стену и, вздрогнув, оседает на ледяном полу. Хуан Ичен оборачивается, желая защитить ученика, но упирается в раздражающую Цай Бин — опытная убийца проносит кинжал у самого горла заклинателя. Шен Гуанчжуй срывается с места, интенсивным потоком ци избавляясь от мешающих заклинателей, и прыжком добирается до А-Чжана, резко подхватывая подростка за плечи и вынуждая встать под глухой болезненный стон.       — Потерпи, — шепчет он быстро, стуча подошвой ботинок по мраморному полу в обороте. Он описывает дугу ударом ступни, заставляющим нападающего потерять равновесие. Хуан Ичен в двух чжанах от них. Тяжелый вздох вырывается из гурди Шен Гуанчжуя. Его ладони описывают в воздухе неизвестный рисунок и хлестко бьют вперед. Ци, окрашенная в голубо-красный, разлетается по залу с оглушительным визгом, будто звон миллионов маленьких колокольчиков в разнобой. Пытка сродни самых изощренных, когда лишаешься слуха так же быстро, как и слышишь лишь раскатистый крик неизвестного характера. Так звучит агония.       Хуан Ичен тяжело дышит от головной боли и сжимает плотно веки. В следующее мгновение его хватают за грудки и швыряют к двери выхода, где уже оказывается А-Чжан, останавливающий наставника от того, чтобы упасть от столь резкой смены состояний. Шен Гуанчжуй еще в зале, выпускает еще один поток ци — заклинатели валятся на колени и громко кричат, прикрывающие уши пальцы окрашиваются в багровый. Их крики кажутся глухими за сетью острых нитей болезненных ощущений после первого выброса.       Одним только посланным взглядом Шен Гуанчжуй приказывает спутникам бежать. Хуан Ичен не раздумывая срывается с места в сопровождении ученика. Они перескакивают пару лестниц, прежде чем дверь хлопает. Хуан Ичен оборачивается. Тревожность перехватывает поперек горла — остался ли Шен Гуанчжуй внутри?       Нет. Столь могущественный заклинатель так просто не погибнет.       Шен Гуанчжуй в воздухе рисует созвучие иероглифов и временно запечатывает зал заседаний. Охраны на улице не оказывается — заслышав шум сражения, поголовно члены клана Цянь бросились на уничтожение угрозы. Они не переговариваются, желая как можно быстрее убраться из треклятого места. Нужно залечь на дно, восстановиться, и лишь потом принять решение о том, что делать дальше.       — Осторожно! — пищит А-Чжан. Меч устремляется прямо в Хуан Ичена, Шен Гуанчжуй почти испуганно распахивает веки, хватая соратника за плечо и отбрасывая вновь прочь от удара.       Повеляемое неизвестным оружие сталкивается с брошенным справа веером. Холодное оружие падает на землю, а веер бумерангом возвращается к хозяину, врезаясь основанием в пространство между сложенных пальцев. Лю Янян появляется будто бы ниоткуда, стоя у экрана. Он указывает заклинателем в сторону ворот и ухмыляется. Шен Гуанчжуй кивает спутникам, и они быстро скрываются вне пространства Клана Цянь. Последним в тенистом лесу скрывается рубиново-белый ханьфу.       — Лю Янян! — рычит голос слуги, вышедшего из тени и схватившего с земли свой меч. Кончик оружия оказывается направленным на ученика. — Какого черта ты творишь?!       — Что? — ученик пучит глаза и роняет веер. От тяжело пропускает воздух в легкие. — Что я только что… Он заколдовал меня! Этот хитрый лис Шен Гуанчжуй… Нет мне прощения! Что я наделал! Я…       — Прекращай, — раздается голос Цянь Куна. Вдоль острых впалых щек стекает алая кровь. Лю Янян выдыхает. — Не удивительно, что Шен Гуанчжуй способен и на такие ходы. Нет смысла преследовать их сейчас, когда все заклинатели ранены. Ты, — он оборачивается к напряженному слуге. — Сейчас же ступай к ближайшему смотрительному пункту и отдай приказ о закрытии ворот Чжанцю как можно скорее. Мы начинаем охоту на крыс Цветущей Пустоши.       Слуга кивает и, поклонившись, убегает прочь. Лю Янян поднимает с земли веер и незаметно для главы Цянь улыбается — Шен Гуанчжуй слишком занятная персона, чтобы терять его вот так.

— — —

      Густые тени деревьев падают на лицо. Стоит утро, но мрак запутанных лесных троп поглощает свет, будто бы вот-вот через сумерки опустится ночь. Холодно, особенно на контрасте еще взрывающимися жаром телами, и тихо, как на исписанном могилами кладбище. Не хватает только высоких старых ограждений для того, чтобы зеленые просторы стали усыпальницей для сбежавших заклинателей.       А-Чжан спотыкается и почти падает, но сильные руки наставника подхватывают измученного подростка. Шен Гуанчжуй резко останавливается за их спинами и вытягивает носом свежий воздух. Он с твердой осанкой стоит, наблюдая, как Хуан Ичен проводит подростка к ближайшему дереву и усаживает А-Чжана на землю, помогая младшему опереться на широкий ствол. Садится рядом. Шен Гуанчжуй неподвижен.       — Вот тебе и приключение, — вздыхает Хуан Ичен и хмурится. — А-Чжан! Не смей ныть. Твои раны не так ужасны, как у твоего наставника. Терпи!       — Но ш-шифу, — всхлипывает подросток. Неизвестно, в какой момент его глаза наполнились влагой. Хуан Ичен качает головой. — Я так испугался…       — Ну-ну, — бурчит он. — Только гляньте! Сидит и ревет. А-Чжан, ты же не маленький. Бери пример с меня или, например, с уважаемого героя. О, как непреклонен!       А-Чжан дрожащей рукой вытирает слезы с лица и загнанным зверенком вжимается в клен. Хуан Ичен мельком осматривает младшего: внешних повреждений не видно, да и спина, благо, не повреждена, судя по тому, как ученик уселся. Обошелся легким испугом и, наверное, ушибом. Пару часов медитации устранят проблему. Он оглядывает и себя самого — рассечено плечо, которое запоздало отдает грызущей болью.       — Предлагаю устроить здесь перевал, — предлагает он, обернувшись к Шен Гуанчжую. — Нам всем следует «зализать раны» и только потом думать, что делать дальше. Верно я говорю, великий герой? Или, наверное, уже не герой… Ну, раз меня спас, то… Ты уснул?       Шен Гуанчжуй не отвечает. Пустой взгляд направлен в глубину лесных дорог, в темных тенях сложно рассмотреть эмоции на лице заклинателя. Тревога слабо зарождается в сердце. Быть может, заклинатель слишком сильно устал, чтобы реагировать? Шен Гуанчжуй будто бы и вправду уснул или вовсе слился с окружением безмолвной статуей.       — Ш-ш-шен-сюн? — дрожащим голосом окликает спутника А-Чжан, обратив внимание на замешательство наставника. — Вы в порядке?       Вновь слова подростка действуют на героя. Матовые глаза медленно моргают, почти испуганно, и только потом слабо двигаются ноги, когда он оборачивается к сидящим у дерева людям. На Шен Гуанчжуе совсем лица нет — так выглядят люди, пережившие трагедии крупнейшего масштаба; что вообще могло так сильно задеть заклинателя? Ответов он не дает — проходит к странникам ближе и садится в половине чжана от Хуан Ичена.       — Шен-сюн, — не унимается А-Чжан. Теперь подросток начинает дрожать от волнения.       — Все хорошо, — наконец подает голос Шен Гуанчжуй. — Я потратил слишком много духовной энергии и…       Он умолкает, повернувшись у Хуан Ичену, словно он и сам знает продолжение фразы. Хуан Ичен усмехается и качает головой: ничего подобного.       — Как я и сказал, нам всем нужен отдых, — просто говорит Хуан Ичен. Шен Гуанчжуй кивает. А-Чжан выбирает умолкнуть. Странник сам понимает, что дело нечисто. Их друг многое скрывает, и ужасно сложно сказать, почему умалчивает об истинных причинах своего потерянного состояния. Фарфоровая кожа даже во мгле кажется бледной, как снег, практически сливаясь с белоснежным халатом. Только красные пятна чужой крови алыми звездами мерцают на чистейших когда-то одеждах. Шен Гуанчжуй даже не морщится.       — Думаю, стоит разжечь костер, если мы не хотим замерзнуть. А-Чжан, принеси-ка нам хворост, — продолжает заклинатель. — И никаких «нет»! Дай старшим отдохнуть.       Ученик дует губы, но встает. Он смотрит на наставника недолго, потому что быстро получает наставление в размере «иди уже!» и исчезает в лесной чаще.       Оставшись наедине с Шен Гуанчжуем, Хуан Ичен устало прикладывается плечом к дереву и еще раз осматривает тело героя. Нет следов внешних повреждений — ровно как у А-Чжана, — но в случае Шен Гуанчжуя, могут присутствовать внутренние. Во время битвы по привычке Хуан Ичен был сконцентрирован лишь на двух вещах: собственная жизнь и жизнь ученика. И если он видел, что А-Чжана не повредили в период схватки, то о Шен Гуанчжуе не мог сказать ровным счетом ничего.       — Я в порядке, — произносит Шен Гуанчжуй, отвечая на не заданные вопросы. — Просто устал.       — Ты дрался так искусно. Не полагаешь ли ты, что вместо защиты получил обузу? — интересуется Хуан Ичен без капельки обиды.       — Нет, — вздыхает Шен Гуанчжуй. — Вовсе нет. Мои духовные силы сейчас близки к нулю. Я исчрепал всё, когда мы бежали. Поэтому я и прошу твоей защиты.       — Но как? — хмуро спрашивает заклинатель. — Разве могут духовные силы так просто иссякать?       Шен Гуанчжуй ненадолго задумывается и, в конце концов, улыбается слабо-слабо. Едва ли приподнятые уголки губ можно назвать улыбкой.       — Считай это моей слабостью, — объясняет герой. — Если бы я пробыл там хоть на пару минут дольше, погиб бы. Впрочем, там был ты, бродяжка, и твой ученик. Может, я бы просто остался, скажем, без руки.       — Поэтому ты не обнажаешь меч?       — Да, — сдается Шен Гуанчжуй. — Я могу его использовать, когда уничтожаю нечисть, потому что при сражении с ней он не сталкивается с ци, а только с инь. Это снижает мои способности куда меньше.       — Ох, — Хуан Ичен усмехается. — Удивительно. Что за проклятие такое, уважаемый герой?       Но теперь Шен Гуанчжуй не отвечает. Он закрывает глаза и медленно дышит, будто забыв, что вел диалог секундами ранее. Хуан Ичен понимает — больше ответов он не получит. Запас геройского доверия он на сегодня исчерпал.       Грудь героя вздымается прерывисто. Восстановление духовных сил — процедура трудоемкая. Долгое время назад, когда еще существовал Клан Медного Листопада, Хуан Ичен видел, как восстанавливают духовные силы одного из учеников, угодившего под яд какой-то твари с другого конца города. Для упрощения работы обычно передается ци другого человека, самостоятельное же лечение занимает куда больше времени и повышенной концентрации на том, как протекает светлая энергия по меридианам. Веки Шен Гуанчжуя слегка подрагивают, челюсть сжимается, тонкие голубые вены выступают на бледных руках.       — Позволь помочь…       — Откажусь, — фыркает Шен Гуанчжуй, приоткрыв глаза. — Убьешь меня своим неопытным целительным цирком.       — Твое недоверие меня огорчает, А-Чжуй, — изображая горечь, грустно бубнит Хуан Ичен. Он абсолютно не ожидает, что за это получит сильный хлопок по раненному плечу. Тело складывается от болезненного приступа.       — Уважаемый герой! Проявите милосердие, я же ранен, — обиженно кряхтит он. — Неужели ты всерьез воспринял мои слова? Я не огорчен, Шен-сюн, наоборот, я… Ох.       Шен Гуанчжуй смотрит влево-вниз, изогнув слегка брови и заведя вверх уголок рта. Разочарован или пристыжен — сложно сказать, но явно не горит восторгом от импульсивного действия. Это новая эмоция для Хуан Ичена, ведь ранее Шен Гуанчжуй никогда не позволял себе выглядеть настолько… подавленным?       Уж лучше бы рассердился.       Это не длится долго — лицо разглаживается в привычном отстраненном холоде. Вместе с этим Хуан Ичен чувствует, что медленно замерзает. Где только пропал А-Чжан? Конечно, он отправил ученика самостоятельно найти материалы для разожжения костра именно с той целью, чтобы поговорить с Шен Гуанчжуем, но внезапная смена настроения героя подкосила изначальный настрой. Они просто устали и жутко голодны. После того, как часть сил восстановится, нужно будет отловить пару кроликов.       Перед ногами Хуан Ичена оказывается пузырек лекарств. Другой — вместо желтой нити перевязан небесно-голубой. Он подхватывает снадобье уцелевшей рукой.       — Порошок для избежания заражения, — объясняет Шен Гуанчжуй. — Вотри в рану.       — И ты даже мне не поможешь? Уважаемый герой, будьте внимательны к своим друзьям. Как я по-вашему буду делать это самостоятельно?       Шен Гуанчжуй не реагирует и возвращается к медитации. Хуан Ичен вздыхает — какой же он странный.       А-Чжан возвращается спустя несколько минут шипения и возмущенных слов Хуан Ичена, обработавшего рассечения и уже лениво дремлющего подле высокого дерева. Костер они разжигают так же без помощи Шен Гуанчжуя — только когда пламя разгорается, заклинатель понимает, что спутник давно уснул. Тихое дыхание наконец-то выравнивается, ресницы перестают дрожать, но тело находится в напряжении. Даже во сне Шен Гуанчжуй восстанавливается.       Он усаживается рядом с другом и наблюдает за засыпающем А-Чжаном: тело подростка лишено всяких сил после многочисленных пугающих событий и слишком короткого сна. Как же много выпало на долю молодого А-Чжана: путь его недолгой жизни полон бед и падений. В дальней дороге не бывает легкой поклажи — сказал бы Шен Гуанчжуй, услышь он вновь магическим образом чужие мысли. А-Чжан засыпает с трудом, томимый усталостью. Возможно, именно судьба А-Чжана заставляет совесть Хуан Ичена не иссохнуть до самых уродливых обрубков. Имея ученика под собственным крылом, заклинатель чувствует ответственность сразу за две жизни — его и его способного «младшего брата» или «сына». Хуан Ичен клялся воспитать достойного воина Медного Листопада, чтобы память о погибших заклинателях хранилась в заслугах в будущем великого героя. Для этого А-Чжан должен жить и самосовершенствоваться. Для этого иногда нужно отдыхать. Меж стрекота костра раздается тихое сопение. Ученик наконец-то смог позволить себе уснуть. Сидящий же рядом Шен Гуанчжуй продолжает мелко дрожать — не то от холода, не то от плотных потоков ци.       Еще одна клятва — защита спасшего их человека. Уже трижды спасшего для точности. Пускай они знают друг друга совсем недолго, Хуан Ичен уже смог прочувствовать что-то особенное и потаенное в пересечении их судеб. Скорее всего, Шен Гуанчжуй уже давно осведомлен о таинственной природе их союза — Хуан Ичен же может только слабо улыбнуться, глядя на спящего заклинателя.       Сяо будто бы сама оказывается в руках заклинателя. Приложив флейту к губам, Хуан Ичен начинает наигрывать одну из давно выученных мелодий: «Успокоение души», освоеной одной из первых. Быть может, хоть так он сможет искупить часть многочисленных долгов перед Шен Гуанчжуем. Быть может, так будет легче самому Шен Гуанчжую.