Пёс и Тигр

      Путь до «тайной хижины» оказался достаточно мудреным, чтобы понять, почему никто, кроме владельцев местных лесов, не мог найти к нему дорогу.       Удивительным образом Сон Юци разговорилась с А-Чжаном. Их разница в возрасте не велика, и оба кажутся слишком напуганными жизнью, потому и диалог между двумя подростками завязался достаточно быстро. Говорят в основном про искусство самосовершенствования и навыки в сражениях — А-Чжан ужасно хочет впечатлить милого слушателя своими достижениями. Хуан Ичен выбрал не встревать и перестал слушать после пары реплик о «невероятных похождениях» детей.       Их спутниками вновь стали белые светлячки, созданные Шен Гуанчжуем, который был вынужден порезать другой палец — из прошлого бедолаги уже не вытекало так много крови, чтобы можно было «активировать» четыре талисмана, начерченных в воздухе. Герой невозмутимо шагает за идущими впереди подростками, погруженный в собственные думы. Хуан Ичен зевает. Быть может, ему стоило поспать вместе со своими спутниками.       — И почему мы ей доверяем? — высказывается Хуан Ичен, переступив через крупный булыжник. Возможно, ориентир Клана Тысячи Троп. — Если не к себе домой ведет, то точно хочет, чтобы мы от истощения умерли!       — Быстро открывай глаза, медленно открывай рот, — в своей любимой заумной манере отвечает Шен Гуанчжуй. — Скоро ты узнаешь все сам. Могу лишь сказать, что Сон Юци была с нами искренней.       — Дорогой друг, извольте, эта девчонка происходит из рода воинов, не скупящихся на коварные убийства, — не без усмешки отмечает заклинатель.       Шен Гуанчжуй не отвечает, только лишь фыркает. Хуан Ичен улыбается.       — Не бойся, уважаемый герой! Если твое доверие окажется ошибкой, я буду в силах защитить тебя от любой угрозы, — самодовольно оглашает он. Где-то высоко ухает сова, высмеивая Хуан Ичена за драматичные высказывания.       — Сначала научись защищаться от хули-цзин, — парирует Шен Гуанчжуй.       — Мы пришли, — обернувшись, объявляет Сон Юци, не дав обиженным словам гордости Хуан Ичена вырваться наружу. А-Чжан останавливается и замирает, не оборачиваясь к наставнику. Старшие заклинатели выходят вперед.       Маленький домик прячется между трех широких елей, коих крайне мало встречалось по дороге. Темно-зеленые когтистые лапы стучат в тонкие стены, которые вряд ли даже от ветра могут спасти. Старые красные фонарики клочьями повисли на краях трухлявой крыши. Строение сдается под натиском времени и неухоженности, жизнь явно давно не навещала бедную хижину. У входа и вправду ожидает Лю Янян. Он переводит взгляд на гостей и улыбается, закрыв веер. В этот же момент улыбка на лице Хуан Ичена становится ядовитой. В этом девчонка их не обманула, но от того ни капельки не легче.       — И вот, мы встретились вновь, — отвесив малый поклон, произносит ученик Клана Цянь. — Какие диковинные штуки вас сопровождали. Чьих рук дело? Вряд ли увязавшийся за героем Хуан Ичен способен на такие фокусы.       Лю Янян вытягивает руку, и светлячок дружелюбно усаживается на палец подростка. Хуан Ичен отворачивается, не почтив мальчишку и взглядом.       — Расскажи, зачем ты нам помогаешь, — просит Шен Гуанчжуй. Щелчок пальцев — огоньки исчезают, и единственным освещением становятся горящие старые фонарики. Со светом или без, покуда хижина принадлежит Клану Тысячи Троп, она остается в сохранности от живущих в лесной чаще монстров.       — Шен-сюн, Вы и Ваши спутники наверняка замерзли и устали. Проходите внутрь, я уверен, что шицзе приготовила что-нибудь, прежде чем оставить меня наедине с собой.       «Шицзе?» — шепотом повторяет А-Чжан, видимо, совсем запутавшийся в том, кто для кого и кем является. Сон Юци вскидывает бровки почти растерянно.       — Я поймала кролика, — смущенно говорит она, протягивая другу добытое. Лю Янян довольно кивает.       — Тогда проходите и присаживайтесь. Поговорим, пока шицзе будет заниматься готовкой.       Внутри хижины и вправду достаточно прохладно. Вечно носимая с собой теплая мантия Хуан Ичена осталась на берегу какой-то реки, где странники делали привал до того, как обнаружили нарушителя порядка в Клане Цянь. Глупо даже полагать, что за ней можно вернуться. Все трое устроились вокруг маленького столика в центре гостевой комнаты, и А-Чжан за ним замер дрожащим от холода листом. Хуан Ичен осматривает помещение: на средства обогрева нет и намека. Шен Гуанчжуй тянется к мечу, закрепленному на поясе.       — А! Герой, воздержись от кровопролития, — остановил его Хуан Ичен, заподозрив, что заклинатель вновь собирается провернуть фокус с талисманами. Шен Гуанчжуй непонимающе хмурится, убрав руку от оружия и сложив обе ладони на коленях.       — Полноценно защитить тебя не получается, дай хоть духовные силы заставлю поберечь.       — Твой ученик умрет от переохлаждения, бродяжка — сухо констатирует Шен Гуанчжуй.       — Шен-сюн! — А-Чжан вспыхивает краснотой щек. — Я в порядке! Не стоит беспокоиться…       В комнате появляется Лю Янян. Он выходит из-за двери, по догадкам Хуан Ичена, служащей проходом в цзинши, вооруженный двумя одеялами и противной улыбочкой. Вот чьи подачки уж точно принимать не хочется — но все лучше, чем если А-Чжан и вправду заболеет.       — Одно для нового любимчика шицзе, другое для прекрасной дамы, — объясняет он.       — А-Ян! — доносится с кухоньки писклявый от повышенного тона голос Сон Юци. — Я же занята! Лучше отдай второе покрывало гостям.       — Ах, скромность — красота благодетели, — вздыхает ученик клана Цянь. Хуан Ичен почти уверен, что тако пословицы не существует ни в одной точке мира, но протянутое одеяло из рук выхватывает. А-Чжан теплый подарок принимает с благодарностью и сидячим поклоном, пусть в глазах так и мерцает недоверчивый испуг. Жить хочется больше — подросток оборачивается в кокон, прикрыв краем одеяла половину лица. Только круглые глаза и распушенная макушка остаются торчать на поверхности.       Хуан Ичен смотрит сначала на покрывало, затем на второго человека, для которого оно предназначалось. Не долго думая, он двигается к Шен Гуанчжую ближе, так, чтобы ударится коленями, и набрасывает слой ткани поверх плеч обоих. Герой недовольным котом фыркает и поводит плечом, желая сбросить с себя бережно повешенный слой обогрева.       — Нет, — одним звуком выдает он. Хуан Ичен качает головой.       — Да, — улыбается заклинатель. — В теплом теле осмысленный дух.       — Твои низкие способности эрудиции схожи с провинциальным слогом, — недобро отзывается Шен Гуанчжуй. — У меня достаточно духовных сил, чтобы не замерзнуть.       — Не урчи, уважаемый герой, и прими заботу, покуда предоставляется.       — Какие вы милые, однако, — противно хихикнув, заявляет Лю Янян. Он занимает освободившееся место за столом, где прежде сидел Хуан Ичен. Теперь у Шен Гуанчжуя выбор, близкий к моральной дилемме — отодвинуться прочь и сесть напротив их «спасителя», или остаться сидящим чуть ли не в обнимку с Хуан Иченом. Расслабив напряженные брови, герой сдается, отодвинувшись лишь на половину цуня — так, чтобы соприкасаться с мужчиной хоть на капельку меньше.       — Лю-сюн, — прочистив горло и избавившись от стыда, начинает Шен Гуанчжуй. Хуан Ичен победно улыбается, поправив одеяло на спине героя. Последний предпочел притвориться, что жеста не заметил. — И все-таки я хочу знать, каковы причины твоего доверия.       — О, зовите меня просто А-Яном, — отмахивается подросток. — Я просто одарен даром видеть и замечать. Вот например, я четко вижу, что Вы и Ваш спутник и вправду приняли решение сплести судьбы куда ближе, чем я мог бы представить.       — Лю Янян-гунцзы, — меняет тактику заклинатель, борясь с недовольством. Его «спутник» складывает на груди руки, не зная, стоит ли в этой ситуации радоваться или возразить глупому мальчишке. — Видеть и замечать — природная особенность благочестивого Клана Цянь, откуда Вы и происходите. Тем не менее, столь скудные объяснения заставляют сомневаться в моем доверии к Вам.       — О, я Вас понял.       Лю Янян меняет положение — ранее он сидел, согнув в коленях ноги и расслабленно водрузив на них руку с зажатым в ладони веером. Теперь подросток занимает позу лотоса и окидывает взглядом комнату, будто бы в деревянных стенах можно обнаружить лишние глаза. По помещению растекается сладостный и пряный запах жаренного мяса. У А-Чжана даже взгляд проясняется из-под замерзшей пелены.       — Ваше недоверие обосновано, — кивает Лю Янян. — Позвольте ввести Вас в курс дела…       Ночь после нападения «волка» на Клан Цянь. Покои Ли Юнциня.       Ли Юнцинь замер безвольной куклой. Пустые глаза рассматривали повисшие в воздухе и лунном свете пылинки, грудь едва ли содействовала слабому дыханию. Все тело горело огнем от пропущенного в него яда, горло отдавало мерзким огнем боли. Как давно он получал ранения, получал ли их вообще? Будучи любимым и единственным сыном главы Клана Цянь, вместо жестокого и правильного обращения он всегда получал любовь, заботу и снисходительность: даже искусству боя ему дозволялось уделять времени меньше, чем у и без того не падких на эту стезю соучеников. И вот, опасность настигла его, как слепого котенка, впервые встретившего кровожадных уличных собак. Или волков в собственном доме-подвале — такая аналогия менее реалистична в метафоре, но отлично подходит на практике.       Смоченная дурно пахнущим лекарством тряпка припала к шее, и он болезненно ой-кнул, отстранившись. Лю Янян покачал головой — его друг совсем расклеился под впечатлениями от первого в жизни сражения.       — Будущий Глава Клана боится боли? — драматично опустив брови, спросила вечная причина рези в черепной коробке. Ли Юнцинь подумал, что, быть может, из-за вечного присутствия рядом лучшего друга, боли он должен не бояться вовсе, привыкший к вечной трели слов улыбчивого Лю Яняна.       — Скажи мне, шисюн, — весело продолжил друг, игнорируя испепеляюще-уставший взгляд на себе. — Шен Гуанчжуй и свита — друзья нам или враги?       — А толку от того, что я думаю по этому поводу? — вздохнув, в воздух произнес Ли Юнцинь. Тряпка плотнее прижалась к горлу, благо хоть не удушила. — Отец ясно дал мне понять, что завтра им обоим устроят публичный допрос. Там и узнаем, кем это трио является для великих семей.       — Ну-ну, — недовольный ответом Лю Янян убрал испачканный кровью кусок ткани и сел рядом. — Что насчет личных дум, шисюн? Разве тебе не кажется, что вся их геройственность — напускная халтура?       Ли Юнциню пришлось напрячь увядающий от усталости мозг, чтобы обдумать произошедшее. Неизвестно, сколько времени они двое просидели в редкой для них тишине. Наконец он вздохнул:       — Да нет, не халтура и не обман. Не могу утверждать ничего точного, но интуиция подсказывает, что Шен Гуанчжуй — фигура куда более значимая, чем есть на самом деле. Отец не верит ему только потому, что охвачен горем, может, обидой, за случившееся с Орденом Ван-Шен. Я его понимаю и могу разделить печальные чувства, но…       Лю Янян хлопнул в ладоши. Ли Юнцинь вздрогнул, ведь в голове вспыхнула болезненная ломота. Энергичность и назойливость друга не заставили себя ждать.       — Чудесно! Значит, пророческий язык моего шисюна вновь не подводит мои догадки! — затараторил подросток. Ли Юнцинь отодвинулся слегка, чтобы ему в ухо не голосили. — Тогда я могу быть уверен в своем прекрасном плане!       — Что ты задумал? — понизил голос сын Цянь Куна, всматриваясь в довольное лицо Лю Яняна. — Лю Янян, не смей творить глупостей!       — О, нет-нет, не глупости, а благодетель и голос разума!       — Голос разума? — Ли Юнцинь даже усмехнулся, проигнорировав болезненные ощущения в легких от опрометчивого жеста. — У тебя такого не имеется примерно с рождения.       — Грубо, — улыбнулся Лю Янян — Шисюн, послушай вот что. Помнишь нашу беседу про Орден Ван-Шен? Ван Исянь определенно был носителем «Десяти обратных путей ци». Он бежал и стал слугой Цветущей Пустоши, исходя из наших выводов. Пустой сосуд заполучил темную энергию и стал отличным солдатом, как раз таким, какой и нужен темным тварям. Теперь напомни-ка, как тетушка Мэй звала нашего «трагически» исчезнувшего друга?       — Волчонок, — одними губами произнес Ли Юнцинь. Внутри все похолодело и содрогнулось. Волчонок. Лю Янян раскрыл веер и начал медленно им помахивать.       — Он самый, — кивнул младший соученик. — Его первым заданием, учитывая скверный характер нечисти, могла быть ликвидация лучшего друга. Подумай: убей он тебя сегодня, и проблем в верности Цветущей Пустоши как не бывало! Столь изощренно и прекрасно… О, темные силы достойны уважения в своих черных как ночная мгла домыслах!       — Меньше пустой речи, дурак, — процедил Ли Юнцинь, почувствовав, как ударилось в груди сердце, проткнутое предательством вновь. — К чему ты ведешь?       — Я только начал, терпение-терпение, лучший ученик Клана Цянь. Ночь долгая.       Лю Янян подтянул ноги чуть ближе к себе. Снова поменялся тон: тише и так же звеняще, с прояснением спрятанного за глупостными шутками сумасшедшего сознания. Его речи всегда считались бредом, и только Ли Юнцинь знал, но не признавал под страхом смерти вслух: самым мудрым бредом за всю историю поднебесной. Лю Янян был гением, который из полного бесовщиной сознания в редкие моменты их бесед вытягивал справедливые и жуткие в своей голой правде домыслы.       — Шен Гуанчжуй нам союзник. Возможно, спасение Ордена Ван-Шен было просто невозможно в случае героя. Одним небесам известно, что он за человек и какую игру ведет на самом деле, но, я ручаюсь, человек он честный. В жизни не без тайны: самые известные герои считались во время своей жизни извергами и подвергались ненависти, ведь народ никогда не понимал скрытой добродетели. Но он спас тебя, шисюн. Глава Клана Цянь в жизни не поверит в чистоту домыслов Шен Гуанчжуя. Но поверим мы.       — Что ты собираешься делать? — после недолгой паузы, спросил Ли Юнцинь. Начало клонить в сон: лекарства действовали, хотелось отдохнуть и переработать в сновидениях услышанное. Лю Янян прыснул.       — Ты прям сонная муха, шисюн, — брякнул он. — Ложись спать. Утром я сделаю всё, чтобы лично поговорить с нашим будущим другом.       — Никто нам не поверит, — подавив зевок, прошептал Ли Юнцинь. Лицо Лю Яняна начало расплываться за тяжело опадавшими на зрачки ресницами.       — Устами младенца говорит истина, — ученик встал и потянулся, хлопнув деревяшками на веере. — Я же с головой не дружу. Ошибемся — меня простят. А ты отдыхай. Грядущий день прольет свет на правду.       Сейчас.       «Про свои гениальные домыслы он, конечно, замдурил,» — думает Хуан Ичен. Вслух произносит:       — И как ты собираешься выяснить, враги ли мы вам?       — Уже выяснил, — Лю Янян почти хрюкает от смешка. — Ты вот от обычной хули-цзин отбиться не можешь. Твой ученик боится низких температур. Говоря о нашем герое с запятнанным общественным мнением — Шен-сюн не убил ни меня, ни мою шицзе.       — То есть тебе достаточно, что мой дражайший друг вас не убил, а меня ты оскорбляешь?       — Благодарю за доверие, Лю Янян-гунцзы, — тем не менее, произносит Шен Гуанчжуй. — Позволь спросить еще одно.       — К Вашим услугами, — помахивая глупым веером, кивает Лю Янян. Хуан Ичен двигается ближе к герою, желая выказать недовольство. Шен Гуанчжуй щипает его за спиной так, чтобы ученик Клана Цянь не заметил. Впрочем, такой поддержки достаточно, и тихое «ай» выходит даже довольным.       — Что вы собираетесь делать? Дальше и сейчас — мне чужды Ваши домыслы. Окажись я и вправду хорошим человеком, а Ван Исянь — предателем, Вам-то какой прок?       — Разрешите мне откровенность, — хитрые глаза Лю Яняна сверкают не хуже расставленных по комнате свечей. — Я лживый дурак, которому люди склонны не доверять. Боюсь, что в самом деле честного человека постигнет такая же судьба, пока головы великих семей будут наполнены обиженными домыслами. Вы, Шен Гуанчжуй — ключ к разгадке давнего конфликта, который начался со времен всемизабытого Клана Медного Листопада. Жаль признавать, но Хуан Ичена и его ученичка это тоже касается, Вам так не кажется? Столь неумелые заклинатели не могли оказаться подле великого героя за их умилительную глупость.       — А-Ян, — в комнату заходит Сон Юци. У девушки в руках поднос, на котором помимо жаренного острого мяса кролика покоится и крупная кастрюля супа и несколько тарелок. То, что она спокойно может удерживать столь сильную тяжесть — доказательство принадлежности к Клану Тысячи Троп. Значит, не обманула.       — Они же гости, — грустно произносит девчушка. — Хуан Ичен и А-Чжан — чудесные люди, не так ли?       — Шицзе, не обижайся. Я же сказал, что дурак, — расплывшись в теплой улыбке, говорит Лю Янян. — Как аппетитно выглядит!       Сон Юци смущенно кивает. Хуан Ичен за раздражением замечает, что А-Чжан внезапно заулыбался: то ли еде, то ли вступившейся на защиту ученице великого клана. Хорошо это или плохо, уже без разницы. Долгожданный прием пищи заставляет забыть обо всем.       — Тогда продолжим нашу беседу позже, — кланяется Шен Гуанчжуй. — Приятного аппетита.       — Жаль, нет вина, — вздыхает Хуан Ичен.       — Прошу прощения, Хуан-сюн, — понурив голову, извиняется девушка. — Я слишком молода, чтобы мне продали алкоголь. Я могу сделать чай, если желаете.       Удивительно, что на это реагирует А-Чжан, пока Лю Янян увлечен разделкой мяса.       — Шифу! Сон Юци старалась над трапезой. Нам стоит проявить уважение.       — Уважение стоит проявить тебе, — сткунув палочкой о палочку, заявляет Хуан Ичен с улыбкой. — Ишь ты. Ополчился против родного человека, одурманенный любовью. Не хуже меня и той лисицы.       — Вы о Шен Гуанчжуе? — подняв глаза на заклинателя, смеется Лю Янян. Палочки выпадают из рук на пол. Шен Гуанчжуй слабо улыбается незаметно от остальных, принимая из рук Сон Юци тарелку супа.

— — —

      К полуночи заклинатели принимают решение оставить беседу на завтра. Путем долгих диалогов Хуан Ичену удалось убедить энергичного после приема пищи Лю Яняна, что ему стоит спать на территории Клана Цянь, а они с Шен Гуанчжуем никуда не денутся за ночь — даже найди их тут Клан Тысячи Троп, подросток, наученный больше изящному искусству, чем сражениям, мало чем мог бы им помочь. Сон Юци же удалилась в свою школу без всяких уговоров, ведь все равно девушке негоже оставаться в одном маленьком домике с тремя представителями мужского пола на ночь. А-Чжан легко уснул снова, упоенный своей склонностью к долгим сновидениям в маленькой цзинши. Шен Гуанчжую и Хуан Ичену пришлось занять общую соседнюю спальню, изначально оборудованную под небольшой читальный зал, в центре которого был организован футон из лесных растений.       Свет в доме был погашен для безопасности. Хуан Ичен не ошибся: защитный купол вокруг домика присутствовал, так что ночные твари не могли приблизиться к их убежищу на расстоянии одного ли. В отличие от подростка, взрослым заклинателям не спалось. Вернее будет сказать, не спалось Шен Гуанчжую. Пока Хуан Ичен возился с более комфортным обустройством кровати, герой заявил, что хочет подышать свежим воздухом, и удалился на холодную улицу, не приняв вновь протянутое одеяло. Заклинатель вздохнул и покачал головой: ему спать хотелось не меньше, чем дремлющему через слой книжных полок и дерева ученику.       Когда с обустройством спального места покончено, Хуан Ичен зевает и глядит в щель между двумя половинами закрытого окна, выкроенного из темного дуба. Ночь стоит столь беззвездная, что едва ли получается разобрать даже бьющую по ставням еловую лапу. Одинокая маленькая свеча в комнате, совсем не заметная снаружи, слабо справляется со своей задачей. Интересно, как Шен Гуанчжуй ни во что не врезался, выбираясь наружу. Вспомнив про своего друга, заклинатель подхватывает сяо и, следуя его примеру, ведет свой путь к выходной двери. Он-то врезается ногой об обеденный столик и морщится, вынудив себя не выказывать недовольство вслух. А-Чжан, в конце-концов, спит.       Не без труда распахнув дверь, Хуан Ичен обнаруживает героя сидящим на малой веранде. Необычно видеть Шен Гуанчжуя в самом деле расслабленным: его ноги свешены вниз, носки ботинок касаются черной травы, волосы развиваются, оглаженные северным холодном ветром. Хуан Ичен умудрился утащить с собой сложенное кое-как в темноте одеяло. Его-то он и набрасывает на спину не дрогнувшего героя и усаживается рядом, разделяя созерцание непроглядной темноты. И что в этом может быть такого интересного или, хотя бы, успокаивающего? Только жуть наводит.       — Ты совсем не ел, — произносит Хуан Ичен, повернувшись к лицу Шен Гуанчжуя. Герой поводит плечом, мол, и ладно. — Не боишься за свои духовные силы? Так и помереть недолго.       — Не настолько я слаб, бродяжка, — не смотря на собеседника, рассеяно утверждает Шен Гуанчжуй. Хуан Ичен может только посмеяться.       — Да, я в курсе, — соглашается он. — И все-таки. Шен-сюн, расскажи о своем проклятии. Уж если мы свели судьбы, я хочу понимать, как и в каких случаях мне в самом деле стоит беспокоиться.       Шен Гуанчжуй не отвечает. Зато он подтягивает одеяло, оборачиваясь им плотнее. Видимо, все-таки замерз: а так и не скажешь по горделивой мимике. Хуан Ичен болтает ногами в воздухе, часто задевая землю носками, выжидая, пока герой посветит его в курс дела. Почему-то кажется, что сегодня скрытный-открытый заклинатель все же соизволит снизойти до ума кого-то вроде Хуан Ичена. Конечно, он ведь лишь «бродяжка» — и, тем не менее, как уже было сказано Лю Яняном, Шен Гуанчжуй просто так бы не предложил безымянному страннику свою компанию в путешествиях. Да, цели сходятся, и что дальше? С болтливым учеником Клана Цянь у него тоже общие мотивы в поиске правды, но под свое крыло говорилку Шен Гуанчжуй взять не стремился.       — Предлагаю тебе сделку, — наконец говорит герой. — Я объясню тебе больше, бродяжка, и ты мне в обмен кое-что расскажешь.       — Что угодно для уважаемого героя, — радостно и несдержанно кивает Хуан Ичен. Следует тяжелый вздох.       — Я намеренно заключил часть духовных сил и перекрыл некоторые меридианы, — негромко говорит Шен Гуанчжуй, будто кто-то, кроме спящего А-Чжана, может их подслушать. — И обличье я тоже изменяю. Чтобы поддерживать его, я тоже трачу немало ци на постоянной основе. Чтобы мое тело могло функционировать стабильно, мне важна высокая концентрация и ясность мысли. Если меня ранят, я теряю духовные силы, коих и без того ничтожно мало, и снижаюсь до состояния младенца с неокрепшим Золотым Ядром. Может, даже до человека без него. Плачевный эффект в том, что с каждым днем… — он затихает ненадолго. Наконец, смотрит Хуан Ичену в глаза, будто убеждаясь, с тем ли человеком говорит. — Моих духовных сил становится все меньше. Сколько бы ни восстанавливал, мой рассудок помутняется. Я пойму, если в один день ты расторгнешь нашу сделку. Тогда я просто удалюсь на какое-то время. Быть может, навсегда. Я не могу дать тебе точных заявлений сейчас, пока разбираюсь в происходящем и сам.       — Разве это не сложно? — поддержав чуть более тихий тон, спрашивает Хуан Ичен пораженно. Едва ли не сходит на возмущение: такие трюки не столько сложны, сколь опасны! — Так ведь недолго и впрямь погибнуть. Уважаемый герой, стоит ли игра свеч?       — Труд не предаст того, кто его искренне прилагает, — качает головой Шен Гуанчжуй. — Позже ты все поймешь на практике. Мое «притворство» не сможет длиться вечно. И именно в этот момент твоя защита будет нужна мне больше всего, бродяжка. А пока будь внимательнее в случаях, когда меня подводит ловкость.       — Не сомневайся во мне. Пускай ты станешь простым человеком без сил и энергии, будь уверен, я человек слова. Пообещал защиту — значит предоставлю. Могу пообещать снова, если хочешь, чтобы сомнений у великого героя уж наверняка не осталось.       Шен Гуанчжуй кивает, отвернувшись. Вновь приподнимает уголки губ, глаза поблескивают в теплом согласии. Значит, и в самом деле поверил. Хуан Ичену даже не верится: многие годы взаимное доверие существовало лишь с собственным учеником, ведь оба они друг другу обязаны. Здесь же они не обязаны друг другу ничем. Их союз — воля судьбы или воля героя. Хуан Ичен пересчитывает золотые кольца на тонких пальцах. Крутящийся на языке вопрос вырывается сам:       — Скажи, почему я?       — Один вопрос и один ответ — таков был наш уговор, — оставляет друга без ответа заклинатель.       Хуан Ичен заправляет назад растрепанные волосы и соглашается, ведь настаивать на своем — определенно не тот вариант, который, как оказалось, работает с Шен Гуанчжуем. Однако свой вопрос герой пока не задает, продолжая созерцать угольную тьму. Даже не всматривается, просто наблюдая за призрачными движениями воздуха. Где-то из-за буйной растительности, все еще не разбираемой, на двух заклинателей уставилась рыжая пара глаз. У Хуан Ичена даже холодок по коже проходится. Хочется верить, что защитный купол работает более чем хорошо, ведь с огромными оранжевыми вспышками сталкиваться сейчас не хочется. Впрочем, Шен Гуанчжуй вовсе не уделяет внимание безопасной угрозе.       — Твоя флейта, — начинает Шен Гуанчжуй. Хуан Ичен роняет взгляд за подхваченную по пути сяо. Черное покрытие выделяется на фоне ярко-фиолетового ханьфу. — Почему ты прибегаешь к использованию темных сил, даже избежав кары «Десятью обратными путями ци»?       Хуан Ичена будто с головой окунают в холодную воду, затем в кипяток, и назад в лед. Внезапно ощутимой становится плотная темнота, сдавливающая тело со всех сторон. Исчезают и хижина, и спящий А-Чжан, и непонятная тварь в полутора ли от них. Остается лишь расслабленный Шен Гуанчжуй и раскрытая правда, которую Хуан Ичен предпочел бы унести с собой в могилу. Нервная улыбка складывается на губах, но язык не слушается, чтобы дать правильный ответ. Шен Гуанчжуй — хитрый наблюдательный зверь, который в своих познаниях возвысился куда выше, чем казалось. Ладно, заметь герой подлый иченовский трюк во время их спаринга, но поднимать вопрос запретного артефакта вот так резко и внезапно — ножом по сердцу и каждой акупунктурной точке, вплоть до вывернутой наизнанку кожи и багровых всплесков. Хуан Ичен тихо смеется. Он пойман с поличным.       — Мудр, как время, — рука сжимается на сяо. — Застал меня врасплох, уважаемый герой.       — Один вопрос, один ответ, — строго напоминает Шен Гуанчжуй. — И никак иначе.       — Да, я помню-помню… Как ты там говорил? Доверие друг другу — то, на чем строится дружба? — Хуан Ичен локтем тыкает Шен Гуанчжуя в бок. — Не знаю, сколько тебе и вправду известно обо мне, уважаемый герой. Давай я начну издалека…