Пёс и Тигр

      Клан Цянь еще с полуночи пришел в движение, как полчище муравьев. Пропажа заключенного — еще куда не шло, но пришедший в себя совершавший обход заклинатель клана также поведал про то, что этот самый заключенный сбежал с пропавшим во время горения хижины Шен Гуанчжуем, и на месте их ухода мельком был замечен «Сумеречный Волк» — так был назван приспешник Цветущей Пустоши в волчьей маске, что ранее нападал на Ли Юнциня. Однако благосклонных действий заклинатель к нему не применял, ведь в момент бегства из клана им был выброшен талисман, создавший темное дурно пухнущее облако из дыма. Когда он рассеялся, Сумрачный Волк исчез вместе с ним.       Расследование началось незамедлительно. Весь Клан Цянь и присутствующие в нем гости были погружены в сном действием многочисленных талисманов Шен Гуанчжуя, сразу после чего он проник в темницу и выкрал Хуан Ичена. Действие талисманов длилось менее получаса, особо сильные заклинатели вроде Цянь Куна, главы клана, и Сяо Деджуна очнулись первыми и сразу занялись сбором отряда для розыска. Ворота Чжанцю по прежнему закрыты, меры охраны усилены после того, как в момент суматохи заклинатели Ордена Инин не только смогли выбраться из города, еще и убили сорок три солдата, что охраняли дальние ворота, выходящие на провинциальную часть округа Личен, на окраине которого расположен сам Орден Инин. Отправившийся туда отряд заклинателей не слал пока вестей о происходящем. Более никто Чжанцю не покидал — значит, бежавший заключенный и предатель скрываются внутри стен Чжанцю.       Купол над Кланом Цянь также был восстановлен и усилен в три раза. Теперь, помимо вложенных духовных сил Главы клана, на его укрепление были затрачены и силы самых выдающихся заклинателей Клана Цянь и одного из способных учеников. Теперь проникновение туда стало практически невозможным.       На заседании по «горячим» вопросам возник спор о том, насколько честно будет придерживаться теории близости Шен Гуанчжуя к Цветущей Пустоши. Одна часть говорила, что Орден Инин не связан с Цветущей Пустошью и так же выступает против нее, тем самым и была организована миссия по похищению ученика спутника Шен Гуанчжуя. При бегстве людей ордена из Чжанцю убийство солдат было вынужденной, но не правильной с моральной точки зрения мерой. Это стоит обсудить с Орденом Инин позже — условно, отправив к ним посла.       Однако, как подмечала вторая часть собравшихся, если бы Орден Инин выступал на стороне великих семей, то план бы обсуждался совместно с ними, особенно с Кланом Тысячи Троп, на территории которого и произошла битва. Более того, Орден Инин и до этого сбегал из Чжанцю, а потому они становятся или третьей стороной конфликта, или подчиняются приказам Цветущей Пустоши, а Шен Гуанчжуй и его спутники — Цянь Кун тогда плотно поджал губы, услышав, — не виновны и все обвинения в их сторону были опрометчивы. Жаркий спор останавливает Сяо Деджун из Клана Джинцзы, что при императоре:       — Негоже достопочтенным мужьям так бесчинствовать, не зная правды из первоисточника, — краткая улыбка. Так отцы улыбаются детям, когда те провинились, но гнева выказывать не должно. — Главная задача нас всех — выловить Шен Гуанчжуя для допроса, который покажет, ошиблись ли мы или перед нами ловкий игрок Цветущей Пустоши. Уважаемый Глава Клана Цянь, как вы считаете?       — Я абсолютно согласен с Вами, — очерчивая пальцами узор на золотом веере, соглашается Цянь Кун. — Покуда мы можем строить лишь догадки, происходящие здесь споры лишь сродни деревенским слухам. Нам стоит помнить, что каждый из нас — сын великой семьи. На том и окончим собрание. Благодарю вас за присутствие.       Так зал заседаний пустеет. Цянь Кун задерживает только Ли Юнциня, остальные же отправляются заниматься необходимыми сейчас делами. Подросток подошел ближе к отцу и поклонился.       — Как чувствует тебя твой шиди? — интересуется Глава. Ли Юнцинь качает головой.       — Лю Янян все еще не проснулся, — отвечает он. — Целители говорят, пройдут максимум сутки, прежде чем необходимые для этого силы восстановятся. Помимо нанесенного ущерба внутренним силам, воинами из Ордена Инин были занесены также крошечные иглы, из-за которых он и находится до сих пор в бессознательном состоянии.       Глава Цянь кивает и взмахивает рукой, жестом наказывая сыну удалиться. Ли Юнцинь слабо сжимает кулаки и выдыхает.       — Отец, — говорит он, с трудом собирая уверенность в себе. — Скажи, ты подозреваешь Лю Яняна в связи с Шен Гуанчжуем?       Отцовское лицо, наперекор всем страшим образам в голове, расслабляется, и мужчина даже тихо и хрипло смеется.       — Лю Янян — сумасшедший, но потому и считается гением, — объясняет глава Клана Цянь. — Его ум посещают только самые невероятные идеи. Даже если он связан с Шен Гуанчжуем, я не стану его винить и выносить это на внимание публики. Думаю, ты со мной согласен в этом вопросе.       — Конечно, — облегченно соглашается Ли Юнцинь кланяется. — Я вернусь к тренировкам, отец.       — Не забудь дописать свиток, который заказала тетушка Шу!       — Я позабочусь об этом, как закончу с тренировкой!       Цянь Кун улыбается. Пускай — он и сам в подростковом возрасте горел битвами куда больше, чем книгами.       Вот только Ли Юнцинь огибает тренировочное поле. Совсем скоро им нужно увидеться с Сон Юци и обсудить совместно происходящее, а так же уточнить текущее местоположение Шен Гуанчжуя. И всё это таким образом, чтобы никто из старших не заметил исчезновения. В любом случае, встреча будет быстрой и он скоро вернется. Может даже сказать правду: Сон Юци на хорошем счету в Клане Цянь, так как сам сын главы слышал обсуждение вопроса о варианте помолвки девушки с Лю Яняном. Удивительного характера получился бы союз, хотя они характерами друг друга дополняют.       Лю Яняну и согласия ничьего кроме Цянь Куна и получать на такое не надо. Его младенцем подкинули в Клан Цянь, и с той поры он рос на правах брата Ли Юнциня, который и сам на родословную горазд: не зря у них с отцом разные фамилии. Но всё просто. Пускай это и было в первые дни после открытия правды потешно для люда, но глава Клана Цянь болен, и детей у него быть не может. В наследники он взял сына своей жены, овдовевшей ранее, и даже дал Юнциню право выбора в вопросе фамилии. Ли Юнцинь оставил отцовскую, и никто не смел перечить решению сына самого Цянь Куна. Так и получилось, что они оба не совсем принадлежат клану кровью.       Сон Юци ждала его у восточного края рынка в городе. Здесь по утрам собирались толпы народу, в которых легко было затесаться и остаться незамеченным. Он машет подруге рукой и та, смущенно улыбнувшись, обходит прохожих, становясь рядом.       — Доброе утро, Юн-гунцзы, — вежливо кланяется девушка и озирается. — Как обстановка в Клане Цянь?       — Доброе, — Ли Юнцинь опускает плечи. — Не слишком хорошо, но и не плохо. Шен Гуанчжуя хотят отловить и допросить, и лишь потом решать, кем он для великих семей является. А Лю Янян в отключке. Я только рад.       — Юн-гунцзы, нельзя же так! — грустно произносит Сон Юци. — Что хорошего в чужом недуге?       — Оставь, мы с ним братья. Шутим. Лучше расскажи, как герой и его спутник?       Сон Юци улыбается и немного краснеет.       — Оба безопасно добрались до укрытия. Я заходила к ним, но оба спали, я не посмела… тревожить. Позже вернусь снова.       — Не стоит, — строго. — Ты часто покидаешь свой клан. Старшие могут что-то заподозрить. Думаю, сегодня точно стоит залечь на дно. Если что-то случится, я пошлю к тебе свою личную птицу. Поверь, она носит письма так, что никто, кроме адресата, не сможет их заполучить. Идёт?       Сон Юци кивает. Шум улицы становится громче — вот-вот откроется рынок, и тогда беседовать здесь станет совсем невозможно. Ли Юнцинь улыбается.       — Что же, тогда я отправляюсь в Клан Цянь. Береги себя, А-Ю.       — И ты, Юн-гунцзы! Встретимся вскоре.       Ученик кланяется, и они расходятся, не тратя лишнее время. Ли Юнцинь редко покидал Клан Цянь, обычно это было любимой привычкой Лю Яняна, поэтому такие «прогулки» освежали голову и действовали только позитивно. Каждый раз он погружается в детство, когда идет по неровному камню на дороге, слышит стук копыт, топот шагов и много голосов. Воздух пахнет выпечкой и лекарствами, звенят монеты в кошельках. Едва ли в Чжанцю увидишь вооруженных людей: великие семьи любят сидеть по домам, и лишь охранный патруль изредка мелькает на маленьких, почти деревенских улочках. Ли Юнцинь любит свой город, особенно весной.       Рынок меняется жилым районом, после которого появятся стены родного дома. Возвращаться не хочется. Будь в Ли Юнцине хоть капельку больше подросткового желания свободы и бунтарства, давно бы сбежал на прогулку. Но сейчас далеко не время для этого. В Чжанцю опасно — так говорят заклинатели, пока обычный народ живет всё так же мирно, как и до этого. Порой Ли Юнцинь думает, что они живут в разных мирах, и у каждого мира своя цена за прибывание в нем.       Проходя мимо маленького огорода, Ли Юнцинь останавливается и прислушивается. Здесь людей всегда было мало, и редкие шаги всё равно звучат особенно — они принадлежат этим местам, но то, что коснулось слуха сейчас — нет. Звук был короткий, похожий на треск, ломкий, тихий, как когда ломается веточка, но более глубокий, необычный. Ученик Клана Цянь заведомо хватается за оружие, основание которого приятно согревает ладонь, лишний раз напоминая, что он способен себя защитить.       Ничего не происходит. Пусто, людей нет, лишь какая-то тетушка в окне одного из домов хлопочет по хозяйству. Ли Юнцинь поджимает губы и проглатывает ком в горле. Странно это всё.       Когда звук тихонько повторяется, он оборачивается к нему и обнажает оружие. Силуэт Сумеречного Волка мелькает не больше мгновения, чего достаточно, что Ли Юнцинь успел взвесить силы и броситься наутек. С таким противником потягаться не получится.       Однако погони не следует. Подросток легко минует стену Клана Цянь и приземляется на тренировочном поле, тут же гневно ударяя манекен обнаженным мечом. За ним следили. Вопрос лишь в том, как давно и зачем это Цветущей Пустоши надо. Они получили кусочек чего-то, принадлежащего душе Шен Гуанчжуя — так зачем теперь им Ли Юнцинь? Тем более, если Сумеречный Волк и в самом деле Ван Исянь. Неужели решил проверить, как идут дела давнего друга? Еще один удар по манекену, из-за чего куски соломы разлетаются по воздуху. Ли Юнцинь грубым рывком прячет меч в ножны и падает на холодный утрамбованный песок. От прежнего восторга от прогулки не остается и следа.       Как раз к этому времени на тренировочное поле выходит один из наставников. Он удивленно смотрит на сидящего на земле ученика, а затем укоризненно качает головой.       — Тренируешься всего ничего — и уже устал? — бубнит мужчина, потирая бороду с седыми волосками. — Нет-нет, Ли Юнцинь, так не пойдет. Раз уж душа лежит к сражениям, берись со всей ответственностью. Перерывы в таком деле — лишь препятствие.       — Хорошо, шифу, — выдыхает Ли Юнцинь. Он мог бы разозлиться еще больше, но выходит наоборот: два раздражителя, столкнувшись, уничтожили друг друга, и разум пришел в спокойствие. Значит, он может просто оттачивать навык хотя бы до ужина, а после разберется со свитком для тетушки Шу. А еще проверит Лю Яняна — теперь им точно есть, что обсудить.       Ближе к вечеру, выслав почтового голубя Сон Юци и разобравшись со свитком, он заходит в лекарский домик. К счастью, на входе ему сообщают, что Лю Янян пришел в чувства и жаждит поговорить с его шисюном наедине. Лекари вышли, а Ли Юнцинь подошел к лежащему на мягком покрывале другу.       У Лю Яняна кожа от природы медовая и блестящая, и взгляд живой (даже более чем), и даже сейчас, с текущей по венам болезнью, его лицо стало лишь чуть более бледным, но естественный блеск сощуренных при виде Ли Юнциня глаз сияет ярче любой лампы.       — Едва скажешь «Цао-Цао» — Цао-Цао тут как тут! — радостным, но все еще слабым голосом встречает друга Лю Янян. — Я ведь только попросил старика Цяня привести тебя! Шисюн, обучился у уважаемого Шен-сюна фокусам телепортации?       — Знаешь же, что про телепортацию — всё слухи, — вздыхает Ли Юнцинь, но улыбается, усаживаясь рядом с больным. — Вижу, тебе лучше. Языком мелешь только так.       — О, нет, умираю! — пропищал Лю Янян, приложив руку ко лбу. — Лекарств мне, лекарств! — он поменялся во взгляде, вернув ехидное выражение лица. — Вот так надо, шисюн? Я отличный актер, верно?       — Нет, как всегда заноза в пальце, — смеется Ли Юнцинь. — Даже не знаю, радоваться этому или рыдать.       — Шисюн, я почти уверен, что ты пришел меня проведать не только из-за того, что мы совместно решили учиться актерскому мастерству. И так в детстве с головой хватило драмы!       — Да, отец просил проведать тебя. Беспокоится, говорит, что ты час от часу умрешь, а ты продолжаешь нести бред. А, и еще незначительное такое событийце произошло, но это не так важно…       Ли Юнцинь делает незаинтересованное лицо, наблюдая за неподвижной ступкой для растерки лекарственных трав. Ничего интересного в грязно-зеленой кашице и нет. А вот в «событийце» — еще как.       — Ну раз незначительное, то мне тем более интересно. Люблю ерунду. Что, видел Сумрачного Волка?       Ли Юнцинь удивленно вскидывает брови. Открывает рот и, не найдя слов, закрывает. Лю Янян заходится хохотом, который граничит с болезненными стонами — тело все еще болит, и приходится успокоиться ненадолго. Он прикладывает к груди руку, успокаивая сердцебиение, которое явно в ужасе от поведения владельца тела.       — Пальцем в небо — а ведь в точку! — улыбается Лю Янян. — Где ты его нашел?       — Да тут… Перед этим. Тебе стоит знать, что произошло после битвы на территории Клана Тысячи Троп, разве я не прав?       — Ученик Цянь Куна умом не обделен. Рассказывай мне всё, в любом случае в лазарете я тут с тобой один. Взрослые уже, глядит день, пошли ко сну готовиться.       — Мгм. Что ж, в тот день…       Клан Цянь оповестили о происходящем почти одновременно с Кланом Тысячи Троп — по дороге в свой Клан, Сон Юци встретила патрульного и, быстро обрисовав ситуацию, попросила отправиться за подмогой и в соседствующий клан. Ли Юнцинь, несмотря на уговоры отца остаться, отправился тайком с собранным отрядом заклинателей. Естественно, Орден Инин к тому моменту скрылся, и его поисками занимались люди, которые знали сложный лабиринт территории Клана Тысячи Троп. Хуан Ичена нашли в нескольких ли от очага возгорания раненым, и Клан Цянь взял ответственность на изымание преступника для дальнейшего допроса.       Однако Клан Цянь так же ценит кодекс чести, и потому преступнику было оказано лечение. Раны обработали, яд в организме (тот же, что был найден в теле Лю Яняна) нейтрализован.       Ли Юнцинь описал другу ситуацию вплоть до сегодняшней встречи с Сумрачным Волком. Лю Янян редко перебивал, задавая вопросы, благо, по теме и логичные, за что Ли Юнцинь мог благодарить лишь Небеса. Когда же он закончил, Лю Янян благодарно кивнул. Он даже в ходе рассказа принял сидячее положение. Видимо, преисполнился сил от столь запутанных похождений.       — Что я могу сказать… О Шен Гуанчжуе будут слагать легенды, когда этот человек наконец вознесется, — смеется Лю Янян. — Удивительный счастливчик, раз жив до сих пор. Малыша А-Чжана вот жалко… И тебя немного.       — Меня? — Ли Юнциню показалось, что от возмущения у него пар из ушей пошел. — Меня, и жалко?       — Ага, — Лю Янян пожал плечами. — Тебя преследует наш друг, который, как мне кажется, очень опасен. Твоя жизнь на волоске… на шерстинке волчьей шерсти, во как. На встречи с шицзе я сам похожу. Завтра уже буду на ногах.       — Завтра и не надо. Для Сон Юци опасно так часто покидать дом.       — Ты снова ревнуешь, признай наконец! — фыркает Лю Янян. — Надеюсь, отец думает, что я в тот день сбежал с шицзе на свидание. Так хоть не закроют в темнице вместо Хуан Ичена.       — Жаль, — цедит Ли Юнцинь. За окном уже стоит ночь, и ветки деревьев от ветра лезут внутрь комнаты. Некоторые листики уже катятся по полу.       Ли Юнцинь задерживается еще немного с Лю Яняном поболтать. Признавать совсем не хотелось, но в компании друга (который не стал по итогу шестеркой Цветущей Пустоши, что уже радует) стало спокойнее. Переживания о Сумрачном Волке превратились в шутку, хотя оба понимают, что этот вопрос нужно решить, но чтобы придумать, как, нужно время. Лишь после полуночи Ли Юнцинь уходит к себе в цзинши и ложится спать. На душе спокойно.

— — —

      И, наконец, третий и последний раз, когда тигр выбрал его своей жертвой.       В то время подросток скитался брошенным псом по территории Бояна. Люди обходили его стороной, страшась то ли оборванных одежд, то ли кислого лица, полного страха и гнева. Он сбежал из Цветущей Пустоши — но Цветущую Пустошь из себя выгнать не смог. Один раз он уже был близок к тому, чтобы тайком убить торговца, чтобы получить немного еды, но отказался от затеи в последний момент, вспомнив, что хотел самосовершенствоваться с самого начала, по правильному пути. Он сбежал. Голос в голове обозвал его «жалким отродьем».       В таком деле всегда нужен был наставник или хотя бы лекарь, но никто из заклинателей, что редко встречались на улицах, и взгляда на сироту не бросал. Кому нужен бежавший из Цветущей Пустоши темный заклинатель, который из всего «светлого пути» знает лишь некоторые талисманы? И даже тех на практике он не был способен показать. Бумаги под рукой не было, рвать и без того едва ли спасающие от холода одежды не хотелось.       По ночам он тренировался на деревьях, неистово практикуя ведение меча и оставляя на столбах глубокие порезы. Во время дневного чуткого сна он слышал, как прохожим обсуждали, мол, в лесах мог завестись тигр, и стоит найти охраняющих город заклинателей для отлова хищника. И посмеялся, и испугался: тигров он боялся и сам таким был назван.       Его страх к тиграм граничил с глубоким уважением. Именно появление крупного кошачьего, исчезающего мистически каждый раз, означало перемены в жизни. Иногда они сулили худшее, иногда — лучшее. Хотелось бы увидеть его вновь, но дни шли, и подросток видел только домашних кошек, которые к нему почему-то всегда ластились. Ну хоть кому-то никому не нужный бывший наследник Яньло-Вана нравился.       Так прошли полгода, за которые он совсем исхудал и сбился с пути. Хотел отправиться к Клану Медного Листопада — исправить содеянное, но легко заплутал, ведь карты при себе не было, а духовные силы становились слабее перед физическими. Он ушел далеко от Тяньшая, где даже деревни были явлением редким, но и не нашел реки Хуаньхэ, чтобы хоть какое-то понимание о собственном нахождении иметь.       В один день он просто упал. Сам того не понимая повалился под каким-то каменным выступом. Не испугался и не начал даже переживать. Все эмоции отжили свое и, ослабев, погибли. Видимо, и тело желало последовать за ними. Рука, дрожа и не слушаясь, легла на живот — тепло Золотого Ядра все еще грело изнутри. Прибывая в полубессознательном состоянии, он даже обнажил меч и положил рядом, зажав в ладони. Он всегда делал так, когда собирался спать, и предсмертный сон не мог быть исключением. В конце концов, подросток просто не справился. Убил собственную мать, предал приемного отца, и сейчас валяется никому не нужным и ни кем не знаемым телом Небеса-знают-где.       Сон шел медленно. Сил не было даже моргать, и глаза оставались полуприкрытыми мучительно долгое время. Сердце стучало медленно, будто желая оттянуть последнее мгновение жизни. Не было ни голода, ни боли, ни даже мыслей. Только слабо различимый повернутый пейзаж перед глазами, где вдалеке шел дым. Там была жизнь. А здесь — нет.       Внезапно возникла вспышка. Большая и слишком яркая, озарившая все вокруг и отнявшая зрение. Он даже не закрыл глаза — сил не было и на удивление. Он просто наблюдал, как взрыв разгорается и угасает, а потом на его месте появляется он.       Белый тигр, величественно подняв голову, ступал к умирающему телу. Под лапами вежливо расходилась трава, а солнечный свет стал чуть глуше, чтобы ненароком не поранить зрение животного. А еще в его присутствии похолодало. Это первое, что в самом деле смог почувствовать подросток за последние несколько месяцев. Холод приятно пробежал по телу, и улыбка сама собой возникла на лице.       «Так ты пришел,» — подумал подросток, и тигр кивнул. Видимо, слова были лишними, ведь зверь понимал его без слов. Наверное, всегда понимал, даже тогда, когда подросток не понимал себя. Между ними была связь. Хоть что-то в жизни происходило не зря, даже если эта жизнь скоро закончится. Теперь смысл в ней был, ведь он был нужен хоть кому-то, пускай не человеку, пускай даже не животному, просто нечту большему. Белый тигр сел рядом и медленно кивнул головой. Похоже на малый поклон. Подросток двинуться не смог, и тигр понимающе моргнул.       От тигра не исходило ни капельки тепла. Он, как северный ветер, был неуловим, его присутствие чувствовалось лишь холодом, означавшим приближение зимы. Он мог появиться и исчезнуть, мог убить или… дать жизнь. Мышцы на лице подростка дрогнули. Золотое Ядро будто стало греть сильнее, уловив движение надежды. Быть может…       Белый тигр вновь медленно кивнул. Огромная лапа, больше головы подростка, легко пнула слабое тело так, что он перевернулся на спину. Затем он боковым зрением заметил, как тигр поднялся и возвысился над ним. Пахло свежо и морозно. Желтые глаза блестели, как блестит снег от горящих в окнах свечей. Тигр обнажил когти и поднял лапу. Уставился в лицо подростка.       Убить или дать жизнь. Белый тигр мог распорядиться, как желал сам. Подросток улыбнулся снова и подумал: «пускай». Он готов к любому исходу, и любой исход радовал. Как давно он не ощущал этого светлого чувства…       Когти пронзили грудную клетку, и кровь плеснула на свежую траву, покрытую инием, тут же замораживаясь превращаясь в красные льдинки. Красиво — почти как стеклянные цветы, которые когда-то выращивала мама. Только красные, переливающиеся в малиново-розовый. Видимо, таково его цветение. Алое и страстное, как и кровь, из которой они проросли. Он поворачивает голову к тигру. Тот наконец выдергивает когтистую лапу, тело слегка вздрагивает и оседает.       И тогда, медленно закрывая глаза, он резко их открыл, и осознание пришло так быстро, что и опомниться подросток не успел. Он сел рывком, выдохнул и крепко впился пальцами в тигриную шерсть. Животное фыркнуло недовольно, но не отскочило, позволив ребенку излишнюю эмоциональность. Жар ударил в щеки, кровь совсем забрызгала поляну, но он улыбался так широко, как мог лишь в детстве. Глаза наполнились слезами.       Он мертв. То, что он считал собой — умерло, и темная энергия, что циркулировала в меридианах, разбросалась по траве чудесными цветами. Он мертв!       Упоенный радостью, подросток и не услышал надвигающиеся к ним шаги, к которым тигр отнесся спокойно. Словно большой кот, он подставил голову, и подросток благодарно погладил белую шерсть.       — Как же я могу тебя отблагодарить? — мягко спросил подросток своим хрипучим голосом. Он не говорил ни с кем, по меньшей мере, три месяца.       — Позволь рассказать мне, — улыбнулась ему девушка, появившаяся за спиной тигра. Животное дружелюбно моргнуло незнакомке — значит, не враг.       Её ханьфу было сродни тем, что любят рисовать на картинах, где изображают императорских жен, вот только в сотни раз краше. Красно-лазурное и летящее, оно похоже на чарующий цветок, нежные лепестки которого приходят в робкий танец, стоит подуть лишь самому слабому ветерку. Лицо, с тонкими чертами и выразительными глазами, не выглядело приветливым, но внушало спокойствие, как лицо справедливой правительницы. И даже голова была украшена золотыми заколками, переливающимися почти радугой в солнечном свете.       — Меня зовут Цин-Лун, — представилась она и поклонилась. Подросток поднялся на ноги, до сих пор пораженный до глубины души, и уважительно поклонился в ответ. Девушка одобрительно кивнула. — Мы давно наблюдали за тобой. Ты прошел через многое и теперь мы хотим, чтобы ты пошел с нами. Всё, что ты видел за жизнь, не повториться вновь, если ответственно подойдешь к делу.       — Я согласен, — без всяких раздумий выпалил подросток, на что Цин-Лун очаровательно рассмеялась, прикрывая рот полу-прозрачным верхним слоем ханьфу на руке. — Уважаемая заклинательница, ответьте, куда мы пойдем? Какая школа проявила столь добрую волю, чтобы обернуться ко мне, погрязшему в темных силах и ступившему на ложный путь?       — Мы отправимся в Звездные Вершины, — ответила девушка. — Мы, и ты в том числе, зовемся Зодиак. Сейчас… ты поймешь всё сам.       Ее рука упала на голову тигра. Тот моргнул и, сделав шаг к подростку, ткнулся мордой в живот, прямо на уровень Золотого Ядра. Вспышка — яркая, как была, когда белый тигр лишь появился, — и случается то, после чего началась его реинкарнация.       Это не Небеса, но и не Поднебесная. Здесь звёзды путаются в облаках, и день сливается с ночью. Здесь не существует времени и первопричины, нет страха и сомнений, лишь блаженная радость, звонкая и наивная, как звон крошечного колокольчика. Здесь пурпур превращается в лазурь, а лазурь — в розовые вспышки. Золотые дворцы стоят поверх крупных облаков, и на каждом из них — знак, окрашенный цветом Зодиака.       — Добро пожаловать домой, Бай-Ху, Белый Тигр Запада.       Именно тогда он всё понял.