Шкатулка ценой в свободу

      Несколько дней Верис ждал ответа от королевы. Направил ей письмо с просьбой об аудиенции. Если она не ответит на него в течение недели, он направится дальше, и уже остановится в Фокале на более долгий срок, когда будет возвращаться.       Арис ходил в новых одеяниях, украшениях с различными причёсками, которые ему заплетала прислуга. Радовал глаз, особенно когда улыбался. Без просьбы.       — Хозяин… — спросил за завтраком он. — А сколько нам осталось? До Вэрера?       — Одна треть пути от того, что мы прошли.       — То есть уже скоро?       — Верно.       Арис кивнул и осмотрел столовую. Он бы не обращал на неё внимание, если бы не висящие на стенах головы дикого зверья, когда-то убитого рукой де Шеля. Угурда на стене не было, но был Сарта́т — полуптица-полузверь: из клюва торчат клыки, а глаза посажены, как у человека, а не по бокам. Гарэ́л — дикая, неприручённая рептилия с бездонным желудком, цепкими когтями и ушами-зонтами. Яфа́ха — копытное, знаменитое своим соперническим нравом и возможностью отращивать рога такой формы, которую пожелает. Сбрасывает и отращивает. Для защиты, для привлечения самки, для нападения, для желанного убийства. Когда-то Яфах выращивали для закалки бойцов, а вскоре это запретили. Дикие Яфахи сбежали и принялись мучить леса и поселения. Любимым трофеем на стене Вериса был Омаку́т: редкий, огромный, извергающий разъедающий материю слизь. Он оставил на теле несколько шрамов, особенно хорошо прижёг живот, но своим золотым хлыстом и благословением Матери де Шель смог отделить голову от туловища, но даже тогда, кособокое тело носилось по пещере и давило товарищей, а глаза отрубленной головы двигались и смотрели на Вериса, обещая месть.       — А вы бы?.. Извините…       — Говори.       — Вы бы повесили голову человека?       — Зачем?       — Как трофей.       — Не могу себе представить, что это за человек должен быть. Как королева? Но о королеве я не посмею так думать.       — Как те… из… Нечистоты. Последователи Гамеша. Ведь они… предатели… Их можно было бы повесить?       — Быть может… — впервые задумался о таком Верис.       Чьи головы, а этих предателей должны висеть не на его столовой, а на позорных столбах.       Де Шель посмотрел на руку раба. Следов зубов почти не осталось, но взялся крепко. Уши тоже были здоровы, не воспалились, не загноились. Ел, по обычаю, не столь много, но с заметным наслаждением. Здесь не было посторонних глаз, чужих шепотков.       Ответ от королевы пришёл до отъезда, и де Шель собрался её посетить. Долго раздумывал над тем, брать с собой раба или нет. К королеве его не пустят, но в королевский дворец, как сопровождающего, — да. Арису стоило бы взглянуть на архитектуру. Быть может, она его проберёт.       Ариса Верис передал одному из своих знакомых гвардейцев, наставил, чтобы тот провёл экскурсию по дворцу, Арису же заблаговременно сказал исполнять роль его суженого, не раба. Арис этому удивился, но быстро схватил. Он в полном подчинении, что на одной роли, что на второй, его поведение не меняется. Сам Верис направился в сопровождении гвардейцев к королеве. Она ожидала его не в тронном зале, а на балконе внутреннего двора, где стоял круглый столик, полный сластей, и только два стула: для неё и для него.       — Верис, день добрый, — пропела она алым голосом, чуть щурясь от солнца.       — Здравствуйте, ваше высочество. — Верис сел на колено и дождался, когда королева тронет его плечо.       В идеале она делает это своим посохом, мечом, платком на крайний случай, но близость отношений с Верисом позволяла ей дотронуться до него своими пальцами.       — Твои шрамы всё такие же живописные, — отметила она, улыбаясь и разглядывая подопечного. — Как тебе вне службы?       — Скучно, королева, хочу снова выйти в строй. — Он занял место рядом с ней.       — Увы, я не могу пока тебе позволить…       — А я могу действовать исподтишка.       — Не сомневаюсь. Ты всё можешь. Но ты слишком ценен для Эстрии. Я лучше приберегу тебя для большого сражения.       — А если оно не наступит?       — Если нет, то хвала Матери, — сомкнула королева свои очи. — Будешь жить спокойно до конца своих дней.       — Я этого не хочу.       — А я не хочу, чтобы тебя Омакут разорвал пополам… Ты один из лучших. И не только в том, что делаешь, твоя вера, твоя сила… Ты особенный в глазах нашей Матери. Она выбрала тебя, и терять тебя мы не имеем права, пойми, Верис.       — Понимаю, королева.       — Это благо, что ты видишь Матерь. Что она касается тебя… Многие этим обделены… Омеги не могут видеть её вовсе, а в тебе столько… Я уверена, когда Матерь ещё была Чудом, с ней было другое Чудо… И у него было твоё лицо.       — Спасибо вам за лестные слова, но мы не знаем, как там было… Быть может, Матерь всегда была одна?       — Надеюсь, что нет. Слышала, что недавно ты был в Шополе… Не ты конкретно, но предельно ясно становится, что это ты. С кем ты ходишь?       — С омегой, — отвернулся от ответа Верис, наконец-то трогая закуски.       — Нашёл себе пару? Своего истинного?       До этого он даже не задумывался, истинный Арис или нет. До Вериса у Ариса было сколь угодно людей и все они могли быть истинными. Но сама Матерь указала на раба, а значит, даже если природа говорит обратное, омега — «истинный».       — Да.       — Замечательно, Верис! Я так рада! — засияла королева и хлопнула в ладоши. Она так светилась, так ослепляла, что Верис не видел — не мог уловить её общих черт. — Это прекрасная новость. Семья — это намного лучше сражений, тебе стоит попробовать. Тебе нужно попробовать! Можешь считать это моим приказом, как главы королевства! Нет, что я говорю? Это и есть мой приказ, — спокойно проговорила она. — Будь счастлив, Верис, даже без сражений за жизнь и смерть, и камзолы ты можешь больше не носить. И дома в них ходишь? А мой баньян надевал? Очень сомневаюсь. Лежит неразвёрнутым, верно? Надень его, покажи своему суженому, скажи, что сама королева подарила. Удивится ведь? Уверена, удивится. Ешь, Верис, ты знаешь, я много болтать могу. Давно не виделись, у меня слов много накопилось для тебя.       Верис слушал королеву с улыбкой и пониманием. Сам он таким не был — слова хранил, предпочитал молчать. Королева была Солнцем Эстрии, хоть и для многих казалась Луной. Те, кто от неё далеко, воспринимают только её политический образ, который говорит выверенными тремя дипломатами речами, и не представляют, насколько она живородна, текуча, певуча.       По окончании встречи Венис снова встал на колено, а королева поцеловала его в темечко, отпуская наружу. За одним поворотом де Шель обнаружил Ариса и гвардейца. Гвардеец говорил и говорил, а Арис, опустив голову, слушал. Забыл о том, что ему говорил хозяин.       — Голову, Арис! — крикнул ему Верис, чем привлёк внимание обоих.       Раб открыл рот, готов был сказать: «Хозяин», но сомкнул губы.       — Всё осмотрели?       — Большую часть, господин! — доложил гвардеец.       — В часовне были?       — В ней нет…       — Тогда направимся туда, слышишь, Арис?       — Да… Дорогой… — тяжело выдохнул он и взял хозяина за локоть.       В сопровождении гвардейца помолились Матери и поднялись к колоколу, откуда открылся вид на дворец. Верис даже видел балкон королевы, на которой её самой уже не было. Арис скованно смотрел на город, жевал губы, а его волосы, забранные в хвост, развевались на ветру. Верис коснулся щеки, направил его взор к себе и привлёк для поцелуя.       Омега тут же схватился за камзол и зажмурился.       Верис махнул рукой гвардейцу.       — Господин, я не могу вас оставить…       — Скройся, — сказал мерно де Шель. — Это личное, или ты предпочитаешь подслушивать за разговорами пар?       — Н-нет… Я…       — Спустись на два этажа. — Других указаний Верис не давал и гвардеец подчинился. — Арис.       — Извините! — Его колени дрожали, руки прижимались к ногам. Он желал сильнее всего прижаться к земле и вытянуть свои руки, но обещал ведь не марать одежду, особенно подаренную хозяином. — Мне рассказали… — Раб закрыл руками свой рот.       — Что рассказали?       — О… о ваших шрамах… Я не хотел… Он сам… А вы сказали об этом не говорить… А я не смог… Извините.       Арис ещё помнил те слова, когда Верис строил границы дозволенного, когда считал, что омега будет лишь для него усладой в постели, но теперь он переживал из-за этой мелочи.       — А голова… Его голова у вас в столовой! — поразился со страхом Арис, не отнимая рук от губ.       — Успокойся, — спокойно сказал Верис, опуская плечи. — Это лишь причина, по которой я считаю себя не состоявшимся воином, и она мне мерзка.       — Из-за… из-за того, что вас ранили?       — Ранили, чуть не сожгли заживо, разорвали. Весь мой отряд выкосили, осталось только двое живых… Они ушли со службы, я их понимаю. Но я этого не хотел, а королева считает, что мне тоже надо уйти… Что я её секретная карта… Но она лишь боится, как бы меня не убили, потому что раз это почти случилось. Поэтому мне мерзка эта тема. Потому что люди считают, что это могло убить меня.       — Но… могло ведь… Этот зверь… Он размером с дом…       — Все мы сталкиваемся с трудностями, и я готов идти через них, но за меня решили, что я не готов. Если бы это был кто угодно, кроме королевы, я бы слушать не стал, но это был её приказ, поэтому… Поэтому я подчинился.       — Извините… — прошептал омега, сильно склоняя голову, чтобы не упасть телом. — Я не знал, что это так… Теперь понимаю, почему вы не хотели об этом говорить… Извините.       Верис дотронулся до висящей серёжки в виде звезды. Матерь дала ему свой наказ, королева тоже. Арис достался ему в руки задаром — что-то это всё и значило. Особенно то, как сильно к нему тянуло, будто он излучал магию Матери, которой в нём в помине нет. Её хотелось извлечь, заставить принадлежать себе, направить, как частицы Матери и обличить в материю.       — Вернёмся домой. — Верис дал руку, и они пошли вниз по лестнице, встречая растревоженного, топчущего ногой гвардейца. — Тебе что-нибудь понравилось? — спросил уже в экипаже.       — Мне всё понравилось. Красивый дворец. Богатый. Полный истории.       А Верис был уверен, что Арис даже не помнил, что дворец был белым, а не красным, как весь Фокаль. Пытать вопросами не стал, Арис исполняет свою роль и проявляет интерес к тому, что так необходимо и интересно самому хозяину. Он всё делает согласно своей роли.       В постели запах корицы и белой лилии был острее, ярче. Он сочился из каждой поры омеги, а насытиться им Верис не мог. Он вбирал, вдыхал, сцеловывал, слизывал и всё было недостаточно, а омега лежал под ним распростёртый, открытый, готовый на всё, притягивал к себе, как красные кирпичи Фокаля солнечный свет мужественную силу Вериса и впитывал его, называя «хозяином», бренча украшениями.       Арис стал красивее, соблазнительнее, в нём всё переменилось. Столица сделала его лучше, новые вещи, покупки… А ещё лучше его делала власть Вериса, которая не отпускала горло ни на секунду. Зубы стремились к шее. Ещё немного и он оставит свой след. Даже королева говорит, что пора, что можно, несмотря на то что это раб, недостойный, ниже. Влияния де Шеля хватит, чтобы создать богатую родословную, историю, а если сокровище из шкатулки окажется настоящим сокровищем, оно расскажет о том, кем была семья Ариса. Это тоже поможет. Каждая мелочь, щепотка, за всё можно ухватиться.       Арис простонал в губы и вцепился в волосы, притягивая к себе. Он был того же мнения.