Шкатулка ценой в свободу

      Верэр — маленькая деревня, спрятанная в лесу на северо-востоке Эстрии. Несмотря на то, что Мариш де Шель прислал карту, несколько дней возница плутал по округе. Сам Арис увидел серокаменные строения между плотных деревьев и указал на них. Встречать гостей было некому, отужинать негде, как и переночевать, только проситься к другим, но был Мариш де Шель, который жил на отшибе. Местные указали к нему путь.       Тот находился в старом храме. Один следил за ним, с редкой помощью деревенских, которые крайне редко обращались к Матери. Слишком были заняты своими делами. Магию почти не использовали, хотя именно здесь её концентрация была достаточно сильна и вязка. Храм находился на пересечении потоков — быть может, здесь Матерь обронила капли своей крови, когда шла сквозь Эстрию.       — Я думал, ты быстрее доберёшься, — вместо приветствия рявкнул сухонощный мужчина средних лет с длинной, полуседой бородой. — Ждать тебя, Верис, надо несколько лет, я на это не подписывался!       — Я и не обозначал сроков, в которые должен сюда прибыть.       Мариш только высунул язык, вспомнил содержание переписки. Верис не оговаривал времени, не трогал такую хрупкую и изменчивую единицу, которую подправить ничего не стоит.       — Шут с тобой… Это кто? — Мариш рывком кивнул на стоящего подле руки Ариса.       — Мой суженый.       Дядя раскряхтелся, как ворона.       — Не смеши! Чтобы ты и суженый? Откуда? — не унимался Мариш. — Обманывай кого-нибудь другого. Твоя супруга — это Королевская гвардия, других не бывает и не будет, а этот человек… Кто это? Очередной раб от Риве? Что, бедняжка, мозги тебе промыли, сказали, что будут заботиться о тебе? — не прекращал смеяться Мариш. — Рассмешил ты меня, Верис, хоть шутки тебе и не к лицу, а раб хороший, я таких людей не видел. Из какой-то страны?       — Из Эстрии, — спокойно ответил Верис, привыкший к выходкам дяди и сносящий их легче порыва ветра.       — Надо же, — ухмыльнулся тот. — Проходите. Обед скоро будет, устали с дороги поди? Сколько ехали? Времени прошло, всё затекло, устали поди. Надо расслабиться и обговорить.       «Обговорить» — увидеть своими глазами.       Мариш провёл их в столовую, единственная служанка накрыла на стол, принесла хлеб, похлёбку. Арис приступил к еде только после хозяина, а Мариш наблюдал за парой, а Верис улыбался, потому что понимал, чего тот ждёт, но намеренно растягивая трапезу, медленно отрывая кусочки хлеба, впитывая бульон, отпивая горячительное. Только бы немного поиздеваться над дядей, как тот при первой встрече, чтобы напомнить, что не только он один так может.       — И что заставило тебя остепениться? — от скуки спросил Мариш, не притрагиваясь к еде.       — Это был знак свыше.       — Свыше? — Мариш понял, но хотел конкретики.       — От Матери и королевы.       — А, как всегда, на поводу у этих, понятно, чего ты так взбеленился. Не надо было, а тут понадобилось. Но ты всегда был не от мира сего, взять хотя бы «разговоры» с Матерью… До сих пор в них не верю, но приходится, раз само такое происходит… Отмечен ты был. Твой дар и твоё проклятие.       — Проклятием было бы, если бы Матерь меня не видела вовсе.       Лишь миг спустя Верис понял, что сказал, обратился взглядом к Арису, который продолжал есть, пропуская чужую беседу мимо ушей, а как увидел взгляд хозяина, тут же принял ясное, чистое, как небо, выражение.       — Хозяин?       — Он тебя ещё так называет, — засмеялся Мариш, — хороший супруг, от раба не отличишь… То есть раба от супруга… Заигрался ты Верис.       — Мы это исправим, — заверил дядю де Шель. — Всему нужно время.       — Как же, — загоготал тот. — Но делай, что хочешь, я тебе не указ. Посмешил ты меня, уже и этого достаточно, а как жить, сам разберёшься, до этого же разобрался, жил, значит, можешь. И с Матерью, и с королевой Зиэл… Не обделён вниманием ты, ни женским, ни, — кивнул Мариш на раба, — мужским, ни тварей нечистивых, — перевёл взор на шрамы, которые блестали по всему лицу и рукам. — Ты всё притягиваешь, хочешь того или нет.       — А вы, дядя, как всегда, не скупитесь на слова, — улыбался Верис и пил горькую настойку, к которой Арис не притрагивался, смеживая белые ресницы. — Арис, тебе плохо?       — Нет, хозяин… Морит. Здесь жарко.       В храме было сыро и прохладно. Де Шель приложил руку ко лбу, чувствовался лёгкий жар. Они прошли долгий путь, омега к такому не привык. Много всего случилось. Как бы он ни желал не обращать ни на что внимание, он всё видел, даже если его душа обходила это стороной. Он пересытился, переполнился, ему стало тесно и душно.       — Тебе надо полежать…       — Нет!.. — схватил он за руку. — Извините… Всё хорошо.       — Полежи немного.       — Арис, да? — забурчал Мариш. — Мне понадобится подготовится для того, чтобы открыть шкатулку. Полдня понадобится. И самое малое — это осмотреть её, удостоверится, что она — та самая. Ты можешь полежать. Моя служанка даст тебе цветов. А как соберёмся открывать, позовём тебя. Без тебя не будем.       Арис неверяще глядел на высушенного мужчину.       — Вы знаете об этом?       — Верис написал. Что-то там твоё.       — Да… Быть может, моё…       — Повезёт, если так будет.       — Да, повезёт. Спасибо вам, Мариш де Шель. — Омега склонил голову над столом, а Верис забрал его волосы, чтобы не опустились в тарелку с похлёбкой.       Мариш отвёл их в кельи, предоставил одну с узким, маленьким окном под потолком. Верис дождался, когда служанка напоит омегу и тот заснёт, а затем последовал за дядей.       При храме в подвальном помещении была мастерская, где с помощью увеличительных луп и частиц Матери Мариш осмотрел шкатулку.       — Вам ведь не нужно время, чтобы её вскрыть, — сказал Верис.       — Ага. Только твоему суженому нужно. Подыграл я ему, хорошо вышло? Доволен?       — Вполне.       — А шкатулка… всамделишняя. Думал, раз ты… ничего общего со мной не имеешь, так не отличишь подделку… А она… одна из древних. Откуда она?       — Не узнавал. Её где-то выцепил Риве. На аукционе, скорее всего, или вместе со старым домом, который купил не глядя.       — Вот ведь нечисть… — цыкнул Мариш, отставляя шкатулку. — Только ему могло так повезти.       — Это правда.       Верис подошёл к столу и посмотрел на деревянное изделие. Казалось оно не умудрённым, простым, не отличным от обычной шкатулки и не таящим в себе никаких секретов. Маленький ларец, сосуд, куда можно спрятать, но получить оттуда что-то — задача наисложнейшая, потому что спрятать в ней можно что угодно. Она бездонна, бесконечна, и одновременно её пространство ограничивается шестью стенами. Де Шели столетия назад сумели создать такой предмет. Его хитрость в том, что если его сломать, сломается и предмет внутри, как бы твёрдым он ни был. Если её попытается вскрыть ключ, который не подходит скважине, ключ сломается, и открыть её будет нельзя. Шкатулка всегда была гарантией того, что и вещь, и де Шель будут под защитой, потому что только де Шели могли открыть её.       Верис обводил слова на крышке: малое, большое, я, один, сломает, закроет, магия. Скоро шкатулки станут Утраченным Чудом, но и об этом Чуде люди забудут — слишком редки они стали, слишком ломки они были… Как человеческие жизни в сравнении с бесконечным существованием среди живых Матери.       — Зови его, когда сядет солнце, — выдохнул Мариш.       — Вы, правда, не откроете?       — А я на кого, по-твоему, похож? Сказал, сделаю! Вещица хороша, но и я ждать умею. Ты, Верис, видел, где я живу? Здесь только ждать и надо уметь. Иди прочь! Гуляй, а, помолись своей Матери или со своим суженным посиди, вдруг у него лихорадка разыграется. Я готов подождать до вечера, но не до завтра.       Верис засмеялся.       — Спасибо, дядя.       Верис удалился, вернулся к Арису, который погрузился в крепкий сон. Его руки всё лежали на животе, а Верис держался их и вкушал момент, часы, когда шкатулка отворится и они вернутся в Фокаль. Вернутся, перепишут историю и посетят собор Матери — узаконят перед ней свои отношения и создадут новую жизнь. Это влекло чуть ли не сильнее сражений, подстёгивало забыть о Королевской гвардии, но Верис понимал, что вернуться когда-нибудь придётся, и семья будет им гордиться. Арис будет смотреть восторженно и говорить, что его муж самый могучий, самый умелый в Эстрии, а ребёнок — сын или дочь, хлопать в ладоши, верещать от радости, когда Верис будет возвращаться и брать на руки. Это уже близко, оно на закате нынешнего дня.       — Хозяин, — пролепетал Арис, медленно открывая глаза. — Я проспал?       — Нет, ты как раз вовремя. Мариш закончил. Ожидает нас.       — Да?.. Нужно собираться… — Арис резко подскочил, но его тут же потянуло к полу.       Верис удержал, привёл в чувство новой прохладной настойкой и за руку отвёл в мастерскую, где Мариш сидел в очках, с линзами на линзах и читал книгу. Услышал гостей, отложил её и встал перед столом.       — Ничего мудрённого я не сделаю, — доложил он, беря в руки изогнутые отмычки.       — У вас… нет ключа? — спросил омега.       — Ключ — это де Шель, Арис, — ответил Мариш. — Можно сказать, что каждый де Шель учил другого быть отличным взломщиком.       Отмычки засияли красным — пустили в себя через давление Мариша силу Матери, и он скользнул к маленькой скважине, а Арис прижал руки к груди, поднял брови и затаил дыхание. Полностью замер. Обмёрз, воды его души покрылись свежей корочкой льда, только бы не допустить случайного колебания воздуха.       Тонкие пальцы Мариша почти не двигались, только фаланги смещались. Глаза внимательно всматривались в тёмно-красное дерево, не допуская себе промахнуться, а магия — Верис чувствовал — наполняет шкатулку, открывает не замок, открывает её саму. Всю её, которую заколдовали его далёкие предки. Поэтому Мариш стоял над ней не одну минуту, не десять, так долго крутил пальцами, что виделось, как с них слезает слой за слоем, как кора с дерева, а она так долго щёлкала, как дятел, бьющий по стволу, а Арис вздрагивал, страшась, что одна из отмычек, или сразу обе, сломались внутри скважины.       Мариш закусил губу, повернул запястье и вытянул отмычки. Выпрямил спину, утёр вспотевшее лицо, а Верис подтолкнул Ариса к столу. Тот сделал несколько пробных шагов. Мариш откинул крышку и открыл рот. Что-то там было, и за этим что-то белые пальцы Ариса потянулись со всей стремительностью.       Чёрная обожжённая страница, которая медленно таяла в руках, осыпаясь пеплом. Всего-то. Сокровище?       — Лэнс… — затрепетал Арис и прижал чёрный пепел к щеке. — Спасибо, спасибо…       Для Ариса это было сокровищем, но совсем не тем, которого ожидаешь увидеть, когда продаёшь тело в рабство.       Верис было сделал шаг, как Арис открыл рот и слизал пепел, прожевал и проглотил бумагу. Его губы окрасились в чёрный, а вместе с ними и слёзы. Он упал на пол.       Верис бросился к омеге, а тот глубоко дышал через рот, хватаясь за камзол хозяина и улыбаясь. Улыбаясь отчаянно широко.       — Хозяин… — Его зрачки растекались по сияющей радужке чернилами.       — Арис, что ты?..       Он использовал Вериса, чтобы усесться, чтобы пережить припадок боли, который даже не вырвался стоном из него. Нос пронзил запах гвоздики и чёрного жасмина.       Крылья разорвали не только белое платье на спине, но и его кожу. Забрызгали пол и стены каплями крови. Арис крепко сжал руку хозяина.       — Извините… Я не смогу родить вам первенца, — его глаза блестели, как у огня, — потому что я обещал его другому… Ему. Но я могу родить вам второго и третьего! Хоть десять, хоть двадцать, сколько пожелаете!       — Верис… — шёпотом дозывался Мариш, а Верис не мог отвести глаз от превращения своего раба.       В его лбу прорезывался рог, и тот рвал кожу, истекал кровью по лицу, но Арис этого не видел, хоть его глаз заливало алым, не чувствовал, хоть жидкость и падала на язык, он смотрел помешано на Вериса и лепетал:       — Спасибо вам, спасибо! Прародитель вам отплатит, отплатит за всё хорошее!       — Верис, — просил обернуться Мариш, и Верис повернул голову, а в руках дяди был кулон, который он достал со дна шкатулки — пара сложенных крыльев — символ Гамеша, первой Нечистоты.       Верис попробовал создать хлыст, но тот рассеялся, не достигнув шеи Ариса — или чем бы он сейчас ни был. Он пожирал частицы Матери, их не оставалось на создание магии.       — Не бойтесь, — говорил воодушевлённо Арис, протягивая руки, — Прародитель не такой, каким о нём говорят, он не Нечистота… Это всё люди придумали…       Но Верис не слушал, достал клинок из ножен, но Арис отбил его каменным крылом. Для того, кто обретал новое тело, он действовал слишком уверенно и совершенно беззлобно.       Близкая чешуя обвилась вокруг туловища и прижала к Арису. У него вырос хвост, а белые волосы исполосовались чёрными прядями.       — Не бойтесь, — повторил он. — Он не так ужасен, как вам говорили… Я… могу вам это доказать… Мне… только нужно дать ему ребёнка… А потом мы будем жить с вами, как вы хотели. Вы же хотите этого? Я, быть может, тоже захочу этого. Вы же мне помогли. Вы исполнили моё желание.       Мариш не шевелился, он видел куда большие трансформации, которые происходили с омегой, а Верис не мог пошевелиться. Хвост сдавливал рёбра, а чёрные крылья укрывали крепким щитом, от которого спасения Верис не видел.       Если настанет время Гамеша, если из мира уйдёт Матерь, как тогда будет жить он? Без магии, без силы, без благодати?       Это невозможно. Это не жизнь. Но как противостоять созданию, которое саму магию пожирает, Верис не понимал, и как убить человека, которого должен был сделать своим супругом, тоже. Ведь Матерь не могла ошибиться. Если Матерь ошиблась, то по чьему следу он шёл?       А холодные крылья пытались согреть, как и бледные руки с острыми когтями.       — Верис, давай будем вместе. Отныне и навеки вечные.