По делам их

Чтобы вернуть в замок полуобморочную королеву и Роше, который, кажется, едва ли понимал, где находится, и шел в нужном направлении, подчиняясь скорее давно вросшим в его натуру привычкам, нежели разуму, Геральту и Бьянке пришлось постараться, прокладывая наиболее скрытный маршрут. Ведьмак столько раз применял аксий, зачаровывая случайно встреченных ненужных свидетелей, что по возвращении его самого слегка потряхивало, а пальцы сводило. Королеву передали с рук на руки перепугавшимся нянькам, которые причитали так, что у Геральта заныло в висках. Грохот и шум со стороны старого замка явно были слышны и в новом и в воздухе витало беспокойство на грани паники. Чтобы не усугублять ситуацию, Геральт немедленно потащил Вернона на прием к регенту, на ходу придумывая объяснение. — Призрак изгнан! — объявил Геральт, демонстративно потрясая мешком с эктоплазмой. Регент поднял взгляд от переписки и, скептически прищурившись, осмотрел ведьмака с головы до ног. — Ты уверен? — На чем ведьмаку поклясться, чтобы ему поверили? — Вернон, это так? — Да, господин регент, — просипел Роше. — Ведьмак изрубил тварь на куски и сжег. Что смогли — собрали в качестве доказательства, — он кивнул на мешок эктоплазмы. Мыслительные способности очевидно возвращались к нему. Он уже почти не шатался, да и взгляд стал куда менее мутным и отсутствующим, хотя сорванный голос по-прежнему жутко хрипел и выглядел Вернон не просто потрепанным, а измочаленным. В комнату без доклада ворвался запыхавшийся стражник. Не дожидаясь разрешения, он торопливо подошел к столу регента и шепнул ему что-то на ухо. Наталис снова обернулся к ведьмаку. — Мне сказали, что королева возвратилась в свои покои, откуда пропала несколькими часами ранее. Не ты ли, ведьмак, увел Её Величество в старый замок?.. На еще один знак убеждения у Геральта не хватило бы сил. К тому же Наталис смотрел весьма недружелюбно и определенно оказал бы сопротивление чарам, а Геральту совсем не хотелось думать о том, что его ждет в случае провала. Поэтому Геральт просто соврал. — Да я сам пришел в ужас, когда увидел её там! Ребенок, ночью, в замке, куда ворвался призрак-убийца. Меня ж за такое первым вздернут! И продолжал врать, подхваченный бурным потоком вдохновения, которому наверняка позавидовал бы Лютик: Роше отправился выманивать призрака из его убежища на болоте и как дичь на охоте загонять его в старый замок, где того дожидался ведьмак (потому-то он так поспешно покинул город в ночь нападения на баронессу). Её Величество каким-то образом прознала о готовящейся засаде на бесчинствующего духа — а она отчего-то очень близко к сердцу приняла то, что призраки страдают в мире живых, — и посчитала нужным лично поучаствовать в освобождении страдающей души. — Говорят, её отец тоже в детстве часто сбегал из-под охраны и чудил, — в качестве аргумента заявил Геральт напоследок. Наталис медленно кивнул и даже сделал вид, что поверил. В то же время он попросил ведьмака задержаться в столице, чтобы убедиться, что дух не вернется, видимо, всё-таки не полностью убежденный предоставленной в качестве доказательства эктоплазмой (и на самом-то деле небезосновательно, потому что эту эктоплазму Геральт собрал несколько месяцев назад в Вергене). Геральт послушался просьбы не без энтузиазма — как будто ведьмак в здравом уме хоть когда-либо откажется отдохнуть, да еще и в замке и на королевских харчах! Они отошли на порядочное расстояние от кабинета регента, когда Геральт заставил Вернона остановиться. — Покажи руки, — потребовал он. Запястья были изодраны и стерты до крови, но ничего опасного, если только не занесёт грязи, хотя Геральт и знал, что худшие повреждения — те, которых не видно. — Помочь промыть? — предложил он. — Сам справлюсь, — хрипло бросил Роше, высвобождая руки, и Геральт испытал нешуточное искушение сгрести его в охапку, утащить в какое-нибудь укромное место и силой заставить принять заботу. С другой стороны — всё, что он знал о Верноне, подсказывало, что тот не оценит такой предупредительности. В его случае куда лучше было оставить его самому разбираться со своими болями и печалями. Однако Вернон не спешил уходить. Он стоял, пристально смотря на Геральта, и понять выражение его лица не представлялось возможным — уж точно не ведьмаку, вымотанному боем, токсичным эффектом зелий и огромным количеством сотворённых знаков. — Можно сказать «спасибо», — подсказал Геральт, не в силах играть сейчас в загадки, и губы Роше слегка дрогнули, будто он пытался улыбнуться. Затем он вытянул чуть подрагивавшую окровавленную руку и легко провёл кончиком пальца по очертанию медальона с головой волка на груди Геральта. Кажется, он хотел что-то сказать. Но не находил слов. И вместо этого просто… просто похлопал Геральта по плечу и отправился проверять караулы, сказав напоследок, что «эти раззявы ничего не сделают как следует, глаз да глаз нужен». *** От пережитого потрясения Анаис слегла и несколько дней пролежала в горячке. Баронесса Ла Валетт ко всеобщему удивлению сутками дежурила у постели дочери, пряча след от удара кнута под широкими рукавами очередного черного платья (на этот раз закрытого) и прилежно помогая лекарям точно простая медичка. Возможно, она хотела показным благочестием отвлечь внимание двора от своего нового романа, хотя впрочем… впрочем в минуту сильных переживаний людям свойственно цепляться именно за тех, кто им дороже всего. Иногда командир Синих Полосок заглядывал осведомиться о здоровье королевы и обменивался парой коротких фраз с баронессой, предлагая посильную помощь (что-то передвинуть, что-то принести, устроить выволочку кому-то из прислуги), за то та учтиво благодарила. Возможно, у них имелись все основания презирать или даже ненавидеть друг друга, но уговор есть уговор, они по-прежнему на одной стороне, — и эта сторона сейчас спала и бредила в жару, рассказывая о том, что призрака надо было спасти, ведь неприкаянные души страдают, а она же королева, она обязана заботиться о своих подданных. *** Первые сутки Геральт просто спал. На следующий день — нашел в себе силы отдать оружие и броню в починку. Всё это время он старался не попадаться никому на глаза. Нечего напоминать о своей роли в случившемся. Но, возвращаясь от бронника, он всё же подкараулил Роше, когда тот выходил из королевского флигеля, чтобы напомнить о необходимости проверить, действительно ли эриния покинула свою жертву, потому что болтаться в неопределённом состоянии напряженного ожидания было куда менее приятно, чем наконец узнать, что ему уготовано. — Мне уже пора бежать из замка, пока меня не обвинили в покушении на королеву? — негромко поинтересовался Геральт из темного угла, где укрывался. Роше даже не вздрогнул. — Ты видишь вокруг себя вооруженную стражу? — не оборачиваясь, вопросом на вопрос ответил он. — Анаис, конечно, теперь тебя боится, но бросить тебя в темницу не прикажет. К тому же у неё же нет настоящей власти. Дай ей время. Я смогу всё объяснить. Наверное. — Она уже всем рассказала, что злобный ведьмак её выкрал у нянек? — Когда она просыпается, то на все расспросы упрямо твердит, что сама убежала в старый замок, проверить, не там ли прячется призрак, которого надо спасать. Пришлось объявить Бьянке и её стражникам выговор за то, что не уследили. Трехстворчатое зеркало Мец чудом уцелело в учиненном эринией погроме — лишь длинная трещина прошла по левой створке — и Вернон опустился на табурет перед ним. Геральт передвинул зеркала так, чтобы снова создать бесконечный коридор отражений, и, встав за спиной Роше, щурясь, разглядывал целую орду Вернонов, хмурых и недоверчивых подонков. Вот уж было бы славное пополнение королевской армии! Хотя без неизменного сочетания длинного гамбезона и капюшона (портной еще только шил замену тому, что эриния нещадно изорвала) он, конечно, выглядел несколько непривычно. Но что самое главное — ни в одном из вереницы отражений не скрывалось тени. Памятуя о том, что эриния достигла непревзойденных высот в том, чтобы прятаться от нежелательного внимания, Геральт на всякий случай решил немного задеть больную тему. — Я много что тебе наговорил тогда, в ночь покушения на баронессу, — начал он. Вернон поднял бровь. — О Фольтесте, о тебе, о твоей матери, об Анаис… — говоря, Геральт внимательно следил за всеми отражениями, но не замечал ничего, что бы выходило за рамки нормы. Лишь то, что Вернон, еще не полностью оправившись от трепки, что ему задала эриния, выглядел достаточно изнуренным с любого ракурса. Да и ссадины так быстро не заживали. — Я решил, что эринию можно перекормить злобой до того, что она лопнет, а вышло… — То есть мне не примерещилось? — уточнил Роше почти холодно и, казалось, вот он, тот самый момент, когда следует явиться демоническому паразиту, пировавшему на его злобе. Однако в отражениях по-прежнему не было ничего настораживающего. — Ты же понимаешь, что это было вранье? Мне надо было тебя разозлить. — Геральт хотел добавить, что ему жаль, что он не хотел действительно оскорбить, что это всё была часть исключительно херового плана, однако Вернон не дал ему и рта открыть. — Забыли, это уже не важно, — бросил он, лаконично показывая, что разговор окончен и он не желает больше ничего подобного слушать. На самом-то деле Вернон смутно помнил оскорбления, но только часть их, потому что затем его захлестнула удушающая пламенная ярость, от которой тело парализовало, а душу вывернуло наизнанку — и он утонул в черном месиве ненависти, чтобы прийти в себя несколько дней спустя уже во дворе старого замка. И раздражали его не столько слова, как таковые, сколько то, что он сдался, хотя мог бы держать себя в руках и не позволить себе сорваться. Возможно, чертов дух куда сильнее подкосил его, чем он смел предполагать… закрывая глаза, Вернон медленно выдохнул. — Глупо было тебе не поверить, когда ты сказал, что именно это за дух. — Упрямые подонки вроде тебя никому не верят. Я не удивлен. — Как это вообще могло произойти? — Такие вещи просто случаются. Тебе не повезло оказаться не в том месте не в то время. С тем же успехом ты мог выпить воды из холерного колодца. Конечно, он врал. Эриния, даром, что сущность неразумная, всё же умела выбирать наиболее сытную пищу. Будь рядом человек, чье горе оказалось бы сильнее, она бы бросилась именно на него. Но она всё же выбрала Вернона… — Могу сказать только, что никаких следов эринии я не вижу, — заключил Геральт, внимательно следя за выражением лица Вернона. — Значит, можно сказать, что всё вернулось на круги своя? — уточнил тот. А затем вдруг чуть отклонился назад, опираясь о Геральта как о спинку стула, и, чуть запрокинув голову, посмотрел на него из-под своих чертовых, невозможных темных ресниц. Геральт осторожно положил обе ладони на плечи Вернона. Если то был намек — он не мог быть более ясным, хотя Геральт и не думал, что подобное всё-таки может случиться. Последние два дня его не покидала мысль, что всё то, что между ними произошло, начиная Флотзамом и кончая тем безжалостным безумием на полу в лаборатории, было связано с духом — одержимостью, если можно так выразиться. Что именно эриния в попытках вобрать как можно больше злобы, ненависти и ярости толкала Вернона на самоуничижение и попытки забыться через грубость на грани жестокости. Хотя Мец и писала, что эриния в норме не влияет на поведение хозяина, важным нюансом оставалось именно то, что «в норме». Случай Роше был явным исключением, и наверняка после того как развеялись чары, от которых его рассудок так помутился, Вернон и не подумает ни о чем подобном. Не то, чтобы Геральт собирался жалеть. Разве что самую малость. Но он всё-таки не настолько эгоист, чтобы настаивать сейчас на чем-то этаком. Тем более принимая во внимание состояние Вернона — тот, конечно, держался молодцом, но одного только взгляда на кровавое пятно в глазу было достаточно, чтобы Геральт вспомнил, какое жалкое зрелище он из себя представлял сразу после изгнания духа. Впрочем, Геральт и так знал, что на попытку намекнуть на необходимость поберечь себя, Вернон недовольно ответит, что он — благодарение богам — еще не настолько немощен. Устав дожидаться реакции Геральта, Вернон поднялся и стоял теперь настолько близко, что Геральт чувствовал слабый запах его кожи. — Совсем необязательно… — осторожно начал Геральт. — О чем ты? — ладонь Вернона скользнула по его лицу и большой палец чуть погладил по шраму возле левого глаза. — Об эринии. Она ж тебе все мозги набекрень свернула. Так что не хочешь — не заставляй себя. За выполненный контракт можно отблагодарить и по-старинке. На мгновение он подумал, что Вернон примет это за оскорбление и придёт в ярость, но тот лишь хрипло рассмеялся. — Удивительно: ты же вроде не дурак, а иногда такую чушь несёшь! — в следующее мгновение его сухие, горячие губы прижались к шее Геральта, как и обычно, к тому самому месту, где красовалась татуировка Синих Полосок. — Уж поверь, я не стал бы заниматься тем, чего не хочу, — сообщил Вернон, ненадолго оторвавшись. — И я всё еще не прочь повторить, если только ты не собираешься устраивать тут картину «юная невинная жрица Мелитэле из последних сил сопротивляется грубому солдафону». — Хах, нет, такие игры не в моем вкусе, — запрокидывая голову набок, чтобы предоставить лучший доступ к шее, выдохнул Геральт. — И хорошо. Потому что юная невинная жрица из тебя выйдет просто отвратительно неубедительная, — с паскудной улыбкой сообщил Вернон, а затем снова прильнул к Геральту, с форменным остервенением вампира впиваясь в кожу зубами. И, боги, это не ощущалось как грубость или жестокость, — скорее как проявление крайней степени нетерпеливого желания. Осторожно оглаживая спину Вернона обеими руками и то и дело позволяя ладоням соскользнуть на ягодицы, Геральт изредка приоткрывал один глаз, чтобы покоситься на бесконечную вереницу командоров в зазеркальном мире. И ни у кого из них не было той дрожащей, зловещей тени. Всё же он справился. Он избавил Вернона от проклятого духа. *** Поскольку лаборатория сейчас напоминала свалку, а диван — и без того неудобный и узкий — был переломлен пополам и мелкая щепа торчала из обтянутого парчой сиденья, Вернон без обиняков предложил сменить расположение. Например на чью-либо спальню. За прошедшее время он так и не стал выглядеть хоть сколько-то менее чужаком в собственных покоях. Все эти гобелены, камины, витые подсвечники и медьвежьи шкуры так же шли ему, как Геральту — образ жрицы Мелитэле. Но, боги, никому из них не могло быть дела до подобных мелочных глупостей, когда, стремительно избавившись от одежды, Геральт распростерся на кровати, а Вернон уселся верхом на его бедра и стянул через голову нижнюю рубашку, так недопустимо соблазнительно изгибаясь от этого незамысловатого движения, что у Геральта рот наполнился слюной. Жилы, крепкие мышцы, шрамы, татуировки, скрытая под кожей сила — и всё это для него! Хотелось с нажимом провести по ребрам, затем сжать бока, жадно впиваясь пальцами в кожу, потянуть на себя, силой заставить прижаться промежностью к его паху. Однако он еще не настолько потерял голову от возбуждения, чтобы забыть об осторожности, и вместо этого лишь провел кончиками пальцев от бедер к груди Вернона и обратно. Небо свидетель, Геральт всего лишь хотел было проявить чуть больше аккуратности, чем обычно, с учетом того, в какой заварушке они побывали совсем недавно. Однако Вернон вместо благодарности удостоил его недовольным взглядом и насмешливо поинтересовался, когда это он успел так размякнуть и не успела ли ненароком эриния украсть у него яйца. Нахал. Рывком сев, Геральт резко вцепился ногтями в спину Вернона, оставляя следы собственных ногтей поверх старых шрамов от плети. Ведьмачий медальон вдавился в кожу в то время как темерская медаль касалась виска Геральта, обдавая слабым холодом. Пальцы Вернона схватили Геральта за волосы, грубо притягивая ближе. — Нарываешься же! — прорычал Геральт, прежде чем так впиться зубами в рисунок герба и короны на груди Вернона, что это несомненно уже причиняло боль. — О, да!.. — выдохнул Вернон и глаза его вспыхнули восхитительным, почти жутким пламенем неподдельного желания. — Еще как нарываюсь! *** Сил на то, чтобы куда-то идти, совершенно не осталось. После какого уже по счету оргазма икры слегка сводила судорога и хотелось лишь лечь и уснуть в разворошенной, влажной от пота постели. Вот так, как есть, не утеревшись, не вымывшись, липким от пота и семени, и плевать, что на дворе день. Сейчас он просто хочет поспать. Мир как-нибудь перебьется без него. Хотя бы сегодня. — Ну что, никаких больше кошмаров? — Геральт обнял его со спины, утыкаясь носом в коротко стриженные волосы на его затылке. Разумеется в этом положении Вернон не смог бы увидеть лица ведьмака, но тот несомненно выглядел донельзя довольным и гордым собой. — Нахер кошмары, — пробормотал Вернон. Желанная теплая вялость приближающейся дремы разливалась по телу. Наконец-то, спустя столько месяцев кошмаров сон приносил не муки и боль — а облегчение и беспамятство. *** Когда за неделю в городе не произошло ни одной таинственной смерти, Наталис всё же смягчился и было торжественно объявлено, что призрак повержен и более не будет тревожить покой Вызимы и её обитателей. Ведьмак получил свой мешок оренов и признание его заслуг перед Темерской короной. Его, конечно, не погнали из замка сразу после вручения награды, но Геральт чувствовал, что начинает злоупотреблять гостеприимством регента. Да и на краю сознания уже маячило ощущение, что ему пора. Вечное беспокойство, вечное стремление мчаться за ускользающей целью, не зная, куда его заведёт Путь на этот раз. Но наверное прежде чем собирать Плотву в дорогу, стоит попрощаться. Уйти просто так, не обменявшись и парой слов, было бы несравнимо легче и, пусть Роше наверняка понял бы и такой вариант, это было бы попросту неправильно. Стража сообщила Геральту, что Роше ушел на дозорную площадку донжона, самой высокой точки замка. — Любуешься видом? — громко спросил Геральт, выходя на крышу. С высоты башни можно было видеть окрестности на многие мили вокруг. Бескрайние равнины Темерии тонули в синей дымке и нельзя было уже с уверенностью сказать, где заканчивается небо и начинается земля. Озеро Вызима лежало точно оброненное великаном зеркало. Роше не повернулся на оклик. — Пришел сказать, что уже оседлал лошадь? — Не терпится от меня избавиться? — с издевкой уточнил Геральт, подходя ближе. Роше не ответил. Опираясь о зубец стены, он смотрел на расстилавшуюся сверкающую гладь озера Вызима, точно действительно мог разглядеть что-то в трепещущих бликах. Слабый ветер чуть трепал пелерину шаперона, перебирал длинные волосы Геральта словно невидимые, бережные руки. От нагретых солнцем камней башни поднимался дрожащий жар. — А знаешь, я ведь почти поверил, что это Фольтест, — негромко произнес Вернон после продолжительного молчания. — К счастью для него, он всё же обрел покой. Очевидно, он знал, что может положиться на того, кому оставляет свою страну и своего ребенка. Роше не сразу нашел, что на это ответить. Точнее… он не знал, что может произнести вслух. Слишком уж личное, слишком уж дорогое, тот самый уголок души, куда он не хотел никого пускать — озаренный болотными огнями и залитый благоуханием лилий. Конечно, Вернон знал, что никогда и ничего не забудет. Время притупит боль — и только. Он сможет жить дальше, рана зарубцуется, оставив широкий шрам, но в его сердце, словно выжженный раскалённым клеймом, навсегда останется образ короля. Его короля. Того, кто спас его и подарил ему смысл жить. Единственного человека, которого он по-настоящему любил. — Остаться без сюзерена после стольких лет на службе это так странно, — произнес он наконец. — У тебя был путь. Ты знал, кто ты. Королевский пёс. Солдат. Шпион. Слуга. Кто угодно. А теперь… — Ты всё еще командир. Это уже немало, — Роше невесело улыбнулся, точно оскалился. — Так-то оно так, но надолго ли. — Не думал о том, чтобы покинуть Вызиму? Все эти политические игрища явно не полезны для здоровья. Роше с усмешкой покачал головой. И дня не проходило без того, чтобы он об этом подумал. — Конечно, если мне взбредет такая блажь, я уверен, что Наталис по старой дружбе найдет мне очень важное поручение где-нибудь поближе к границам и подальше от Вызимы. Только вот… — он не договорил, но Геральту показалось, что он и так понимает, о чем речь. Точнее, о ком. — Серьезно думаешь сидеть в столице и дожидаться, пока Анаис вступит в возраст? — Нет, конечно. Бьянка и без меня сможет её выучить. Да и по-совести зачем ей фехтовать как солдат? Ножичек под корсажем и склянка яда — действительно куда эффективнее для девушки. Не будет же она в самом деле брать цвайхендер и крушить головы. Просто… не мне тебе рассказывать, что есть вещи, которые ты хочешь сделать, и которые ты должен сделать. — И что ты хочешь? Роше усмехнулся. Зачем рассказывать? Ведьмак, вечный бродяга, должен и без слов понимать, что такое желать отправиться в путь. И в немалой степени — отправиться в путь, чтобы избежать необходимости отвечать. Сейчас-то ему повезло. Но как будто бы на этом закончатся попытки оттеснить его от какой-либо власти и отправить на эшафот. Ведь так устроен мир: за хорошо сделанную работу тебя не хвалят — ты же просто обязан делать всё хорошо — а вот за невыполнение могут и голову с плеч снести. — Ты всю жизнь был ведьмаком, а я всю жизнь провёл в армии. Мы не умеем существовать иначе, — ответил он наконец. — Я солдат, я должен защищать Темерию, и я должен быть там, где я необходим. А теперь линия фронта проходит прямо здесь, в Вызиме. Половина баронов продаст страну Редании, вторая — Нильфгаарду. А потом все они с удовольствием разграбят то, что осталось. И между этим беспределом и существованием страны как таковой есть лишь тонкая синяя линия… да, Геральт, война всё еще идет. А на войне солдат должен делать не то, что просто и приятно, а то, что надо. Так что наверное я пробуду тут еще некоторое время. Раньше искал белок в лесах, а теперь — заговоры в тенях. — заключил Роше и выражение его лица в этот момент стало не то рассеянным, не то остро-печальным. Удивительно было видеть подобные эмоции на лице вечно хмурого и насмешливого темерского подонка. Кажется, он и сам почувствовал, насколько чужеродно и неправильно это выглядит, и, вздрогнув, словно очнулся, резко обернулся к Геральту. — А ты? Что ты должен сделать? — Сам знаешь: я выполнил контракт и мне пора. — А чего ты хочешь?.. — и, боги, в этом вопросе, в самом тоне скрывалась такая бездна смыслов, что вряд ли сам Вернон осознавал, что именно он хочет узнать. — Пожалуй… — Геральт помедлил, хотя он понимал, что именно ответит еще до того, как Вернон закончил фразу, — я бы тоже задержался ненадолго. Просто чтобы окончательно убедиться… — Что дух не вернется? — уточнил Вернон негромко. Геральт не успел заметить, в какой момент он оказался так близко. Настолько возмутительно близко, что Геральт чувствовал его прерывистое, жаркое дыхание на своих губах, и это завораживало, манило сделать шаг навстречу. — Это разумно. — Очень разумно. Конечно, их пути обязаны разойтись. Потому что один — солдат, а второй — ведьмак, и никто из них не знает наверняка, где встретит завтрашний день. Но на тот краткий миг, пока их дороги пересекаются и переплетаются, пока у них еще есть время, пока неумолимый рок не потянул в путь — можно урвать немного простой человеческой близости, столь желанной и нужной именно сейчас. Что бы ни случилось дальше — голод, чума, война или смерть — всё это будет потом. Но сейчас, именно сейчас, у них есть этот искрящийся, восхитительный, упоительный миг.