дракон.

Тусклый свет настольной лампы освещал небольшую комнату, скромно обставленную мебелью первой необходимости. На письменном столе стоял ноутбук, перегревающийся от сотни открытых вкладок, а рядом с ним валялись листовки — распечатанные статьи тех же сайтов. Не совсем было понятно, для чего были созданы такие дубликаты, но человеку, что не вставал с неудобного стула уже вторую ночь, казалось, так было удобнее всего искать информацию. Абсолютно бесполезную. «Мы смогли достать из-под снега ваши вещи, многое уцелело. Однако что до пропавшего Ким Сынмина, то мы занимаемся его поисками, но поймите — прошли уже сутки. Не надейтесь на благоприятный исход». Минхо был бледнее снега все последующие часы после переданной ему фразы от командующего спасательной группы. Он изучил все статьи, которые градом грузили его простейшим и очевидным — если человека не нашли под залежами снега спустя хотя бы двенадцать часов, нет смысла надеяться на то, что он выжил. Их экспедиция в Альпах закончилась, не начавшись. Ли нервно стучал пальцем по поверхности стола, изредка бросая взгляд на сбитые костяшки руки. Перед глазами невольно всплыла неприятная картинка, где он, не жалея сил, вмазал одному из своих коллег после равнодушного: «Он уже наверняка мертв». Нет, Минхо слишком хорошо знал неудачника Ким Сынмина. И слишком плохо знал себя и свои чувства по отношению к этому дураку. В момент, когда все случилось, они были на достаточном расстоянии от лагеря, чтобы не пострадать. Они видели спускающуюся лавину, слышали тот смертельный грохот и долгое время не могли сдвинуться с места, чтобы вернуться к своему перевалочному месту. Минхо отчетливо помнил свою первую реакцию на природное бедствие. Оно изящно уместилось в чужом имени, которое первым делом сорвалось с уст, когда все неизбежное уже случилось. И сколько бы Ли не вколачивался руками в снег, царапая руки белым ядом, ничего и никого найти не удалось. А дальше все размыто. Плохо помнил, как приехала спасательная группа, плохо помнил, как они добрались до Берна, как заселились в отель и остались ждать неизвестного чуда. Время беспощадно таяло на глазах, подобно снегу, что безмятежно укрывал столицу, даруя всем предрождественский восторг. Никакого восторга. Лишь полное погружение в себя и отсутствие осознания суровой действительности. Когда Минхо передали чужие слова, первое, что он попытался сделать, — это пешком добраться до места событий, но его остановили еще на выходе из отеля и застали не в самом лучшем душевном состоянии. Ли был безусловно уверен — никто не сможет найти Ким Сынмина, кроме него. Никто из людей вокруг понятия не имел, что такой неудачник не заслужил убогой гибели под снежной массой. Зная своего Ким Сынмина, Минхо убеждался в единственном — слишком невезучим он был, чтобы так просто умереть. Вся компания, с которой он прилетел в Швейцарию, единогласно вынесла ему вердикт о шоковом состоянии. Никто Минхо не трогал, его оставили в покое и одиночестве, наедине со своими мыслями. Никаких планов на ближайшее будущее не строили, ведь боялись озвучить очевидное: «Нам пора домой, Ли Минхо». Дом Минхо там, где на этаж ниже живет художник, у которого он бессовестно крадет интернет, пьет его овсяное молоко из холодильника и тайно поливает ему цветы, лишь бы не засохли, иначе Сынмин разочаруется в себе повторно. — Минхо, ты спишь? — в дверь несколько раз постучались, прежде чем дернуть дверную ручку и зайти внутрь. Ли резко захлопнул крышку ноутбука и скинул со стола все распечатки, рефлекторно притворяясь адекватным человеком со здоровым восьмичасовым сном. — Я принес тебе покушать, ты не пришел на ужин. Он потерял счет времени. Его мозг беспорядочно накидывал безумные идеи, которые в понимании его рассеянного рассудка могли помочь хоть как-то. Хоть как-то поверить в то, что идиот Ким Сынмин выжил, а не остался трупом под снегом. Молодой парень подошел к чужому письменному столу, ставя поднос с ужином. Он внимательно оглядел помещение, а после и самого Минхо, что выглядел хуже некуда. — Завтра утром нам должны привезти вещи, — осторожно начал он. — Я связался с нашими заказчиками, — зрачки Минхо сузились. — Они сказали, что ждут нас в Сеуле. Отснятых материалов достаточно. Ли закипал от сухости чужого голоса. — Они передали тебе свои соболезнования… Минхо вскочил с места, хватая друга за воротник кофты. В его запястье тут же испуганно вцепились. — Успокойся, Минхо! Пожалуйста… — Он не мертв, — процедил Ли, после поджимая обиженно губы и отпуская парня, отряхивая руку и отходя в сторону окна. Он отдернул шторы, почесал затылок и тяжело вздохнул, пытаясь утихомирить собственные чувства. Он не будет плакать. Оплакивают умерших. Ким Сынмин не числился в этом списке. — Мы с парнями решили, что, чем быстрее мы вернемся обратно, тем будет лучше, но… — юноша запнулся. — Все хорошо, если ты останешься. Если тело Сынмина, — Минхо резко обернулся. — Если Сынмина найдут, нужно, чтобы кто-то был рядом с ним и занялся вопросом его возвращения домой. Нас ждут другие проекты, мы не можем отставать от графика. — Вам все равно? Вам настолько плевать на то, что парня, с которым мы приехали сюда, снесло к чертям снежной лавиной? — Минхо сделал несколько беглых шагов навстречу к оцепеневшему, но остановился, пытаясь вернуть себе самообладание. Его потряхивало, его разрывало на куски из-за бездействия. — Нам не плевать, — попытался в свою защиту ответить напуганный. — Нам тоже тяжело, и именно поэтому мы больше не можем оставаться здесь. Мы решили, что на остаток средств оплатим тебе проживание в этом отеле. Хотя бы на две недели, я думаю, что за это время хоть какая-то информация у спасательной группы найдется. Мы не хотим оставлять тебя здесь одного, но… — Я тебя услышал, — Минхо поднял руку, пытаясь тем самым заткнуть приятеля. — Спасибо за ужин, спокойной ночи. Ли выпроводил товарища из номера, не дав ему договорить. Упершись лбом в дверь и медленно вобрав воздух, Минхо со всей силы ударил по дереву. Люди, с которыми он летел сюда, являлись ему друзьями. Он хотел так считать. Верить в то, что его коллеги, когда-то однокурсники — были ему не чужими. Минхо всегда опрометчиво выбирал их, а не Ким Сынмина, когда дело касалось банальных встреч после работы за стаканчиком кофе в парке. И сейчас, стараясь не расклеиться окончательно, единственное, что он смог осознать, — ближе придурка с глупым взглядом и желанием изрисовать свой блокнот всем тем, что было в шаговой доступности, у него никого не было. Опускаясь в пучину бесконечно бьющих по сердцу эмоций, Минхо начал бессовестно, как в слезливом фильме, прокручивать все забавные воспоминания с Сынмином. Их первая встреча в музее, их забавная словесная перепалка. То, как они после сталкивались в стенах университета и показывали друг другу языки, ведя себя не на свой осознанный возраст. То, как они после отмечали свой выпускной в баре и как Сынмин перепил, что пришлось с ним сидеть в туалете, гладить его по волосам и шутить про то, что он переводит продукты и алкоголь. То, как они по дикой случайности заехали жить в один дом, но поселились на разных этажах. Эта дружба сквозила безграничной близостью и явным доверием, но Минхо до последнего не хотел привязываться к Сынмину так сильно, как к своим котам. Вспоминая все пережитое, Минхо перестал дышать, когда мозг привел его за руку к их лагерю. Та самая ночь, когда он и Сынмин очнулись из-за странного рева дикого животного, когда услышали грохот и все показалось сюрреализмом. Ли, словно просматривая низкобюджетное кино, постарался отмотать события той ночи на предшествующий вечер, когда они отправились к водопаду расставлять камеры. «Камеры». Минхо вспомнил, как Сынмин, упиваясь своей паранойей, твердил о страшном леснике, которого сфотографировал на свой телефон. «Леснике». «На свой телефон». Ли громко шмыгнул носом, а после вытер соплю, чихая. Взгляд его прояснился, он не заметил, как принялся поверх пижамной футболки натягивать шерстяной свитер, а после переодеваться в куда более теплые вещи. Его сознание заработало по-иному, он нашел то решение проблемы, которое так долго искал последние дни. Когда их опрашивала спасательная группа, Минхо был не в состоянии проронить и слова. Отвечали его товарищи, которые упустили один немаловажный аспект. Ким Сынмин ни за что бы не остался в лагере. Ким Сынмин ни за что бы не послушался сказанных ему указаний. Ким Сынмин со сто процентной вероятностью отправился бы на поводу у своего любопытства. Вернулся бы в то место, которое повлекло за собой его бессонницу. Он вернулся бы к водопаду. Несколько растерянных движений, и Минхо не заметил, как оказался на водительском сидении их арендованного внедорожника. Руководясь простым правилом — хочешь сделать как надо, сделай все сам, — он поставил свой телефон в держатель, вбивая в поисковую строку приложения карт примерно нужный ему пункт назначения. Искать что-то в темноте бессмысленно. Отправляться в место, которое их едва не убило, еще хуже, но Минхо пойдет на поводу у своих нетрезвых мыслей, лишь бы найти Ким Сынмина.

***

Он безумец, и этим несоизмеримо гордился. Находясь в таинственном лесу ближе к полуночи и шастая по забытой местности с фонарем, ориентируясь по вовремя обнаруженной в бардачке машины карте, Минхо нашел оцепленное спасательной группой место их лагеря. Пытаясь оценить скептическим взглядом чужие старания, Ли двинулся в ту сторону, где Сынмин впервые ощутил гармонию с природой Бернских Альп. И чем дольше он шел своими тяжелыми шагами, пробираясь через сугробы, тем больше он чувствовал просыпающуюся в нем надежду. Несколько раз вздрогнул из-за звуков леса, но не сдался. Добравшись к водопаду, к своему счастью понял, что вода услужливо избавилась от непрошенного снега. Берега по-прежнему были засыпаны, но за несколько дней из-за быстроменяющейся погоды снега стало гораздо меньше. Смотря на карту и вспоминая примерное расположение камеры, которую он установил рядом с водоемом, Минхо полез к близлежащим огромным камням, тут же радостно вздыхая. Однако счастье длилось недолго. Его дорогую технику придавило несколькими тоннами снега, безвозвратно ломая. Трясущимися руками пытаясь достать видеокарту из того, что еще не размокло и относительно напоминало камеру, Минхо несколько раз зашипел из-за новых ссадин на подушечках пальцев. — Надеюсь, что камера засняла твое тупое оленье лицо, — с нервной улыбкой произнес Ли, однако губы его тут же плаксиво поджались, и он тяжело вздохнул, пряча карту во внутреннем кармане куртки. Минхо посветил фонариком по сторонам, словно надеясь, что рядом с ним сейчас окажется Ким Сынмин с громким пугающим звуком и с таким же звонким смехом, однако ничего не произошло. Губы синели из-за холода, глаза слезились то ли из-за тяжелых на груди чувств, то ли из-за аллергической реакции на дерьмовое событие, именуемое «дружбой». Ободряюще хлопнув себя по лицу и зашипев из-за собственного же действия, Минхо осторожно встал на ноги, однако аккуратность не помогла, и он все же поскользнулся, скатываясь по камням к берегу, задницей в колючий снег. Громко заругавшись и обронив фонарик, Минхо попытался нащупать его рядом с собой, однако вместо этого наткнулся на странный комочек неясно чего и твердый предмет. Ли замер, чувствуя, как сердцебиение его стократно участилось, а после засунул руку поглубже в снег, чтобы вытащить обнаруженное. Фонарь все же нашелся, и благодаря ему Минхо смог разглядеть найденное. Карта. Точно такая же, как и у него. А еще знакомый телефон с дурацкой размазанной наклейкой на чехле. Ничего не говоря, Минхо поставил фонарь рядом с собой, неуклюже пряча найденное в карман. Он голыми руками принялся раскапывать снег в надежде оказаться правым в своих догадках, однако, сколько бы он не пытался, ничего не выходило. Неумолимое желание позвать на помощь болезненно пульсировало в его голове, а потому он поднялся на ноги, поднимая фонарь и направляясь туда, откуда пришел. Ему нужно было вернуться в отель, связаться со спасателями, восстановить видеокарту, попробовать оживить телефон Сынмина и сделать хоть что-то, что помогло бы ему найти его лучшего друга. Минхо не знал, что его лучший друг, заместо вечного сна под толщей снега, ныне сидел на чужой кровати, укрываясь шкурой убитого животного и молча наблюдая за странными действиями человека, который спас его от снежной гибели. Это был их третий день совместного проживания. Первый день Сынмин упустил из своей памяти, потому что проспал, и после потерял в снегу посреди ночи в густом лесу. Второй день Сынмин пытался разговорить Чонина, который утром угостил его чаем, а после исчез куда-то до самого вечера, запрещая покидать хижину и задавать вопросы. Третий день. Они вновь в одном помещении, нога Сынмина по-прежнему не в рабочем состоянии, в голове его все также буря из вопросительных знаков, а в сердце странное чувство, напоминающее то самое тепло, что источала буржуйка. Сынмин чувствовал себя спящей красавицей, но не из сказки Шарля Перро, а из мультфильма «Шрек», потому что его канонично охранял дракон. Ким думал над этой странной комедией и пытался разбавить скуку, приписывая все роли фэнтезийной комедии своим новым и старым знакомым. Методом тяжелого мыслительного процесса выяснил, что его лучший друг — кот в сапогах, а его спаситель — слишком красивый, чтобы обозвать Шреком. Однако дальнейшие рассуждения так же заставили Сынмина и усомниться в том, что он был Фионой в этой истории. Все свелось к тому, что он оказался ослом. — Я так с ума сойду, — Сынмин вцепился руками в свои волосы. Думать при таких обстоятельствах о том, какую бы роль он сыграл в известном на весь свет мультфильме, не было пиком адекватности, ведь Ким с ней трагическим образом распрощался еще в ту минуту, когда в первый день покинул теплый дом и отправился навстречу ночной смерти. — Дурак, — раздалось со стороны кухни, и Сынмин закатил глаза. — Лучше бы поговорил со мной и объяснил мне, что происходит, — возмутился Ким, усаживаясь поудобнее и тут же кряхтя из-за боли в колене. Чонин, что все то время тихонечко занимался своими делами в углу хижины, тут же обеспокоенно посмотрел на чужую рану, виновато поджимая губы. Такой реакции Сынмин искренне не понимал. — Что ты делаешь? Может поговорим хотя бы? Ким догадывался, что Чонин был одичалым мальчиком из леса, однако встреть он его за пределами избы, вряд ли бы так про него подумал. Ян выглядел слишком ухоженным для человека, у которого маловероятно, что имелся доступ к людским привычным благам. Никакой «бороды лесника», никаких длинных спутанных и сальных волос, отросших ногтей и дикого взгляда. Чонина словно забрали с модельного агентства и засунули в лесную глушь развлечения ради, вот он и развлекался, сидя за кухонным столом и вытворяя нечто странное с куском дерева и ножом. Сынмин как бы ни старался, но в легком полумраке разглядеть чужих стараний не смог. Помимо странного хозяина избы, который по совместительству еще и являлся укротителем драконов, Сынмина тешила его больная нога, с каждым днем приобретающая новые краски и дарующая новый приток боли. Одной половиной своего крошечного мозга Ким понимал, что ему нужна медицинская помощь, другой половиной своего крошечного мозга он осознавал, что в ближайшее время он её не получит, потому что оказался заложником ситуации. Все упиралось в Ян Чонина, в его интригующее поведение и в не озвученные мотивы. — Ты ведь знаешь корейский, — это вынужденная провокация, но иным путем, как выяснил Сынмин, привлечь внимание местного лесника не получалось. — Но продолжаешь со мной разговаривать на другом языке. Почему так? Что ты вообще тут забыл в этих местах? Вопросы посыпались подобно снежной лавине. Ким не собирался затыкаться, но планы пришлось стремительно отменить, потому что Чонин, оставив все свои безделушки на столе, шустро прошелся до скрытого тканью стеллажа, чтобы, отодвинув пыльную шторку, взять с полочки небольшую баночку с синеватым содержанием. Не успел Сынмин вновь сокрушить стены хижины своим вопросом, как его в очередной раз заткнули, но не ложкой с супом в рот, а осторожным касанием. Чонин без всяких предупреждений начал подкатывать чужую штанину, чтобы смазанными странной мазью пальцами коснуться выползающих из-под бинта синяков. Ким тут же почувствовал пронзительный холод, из-за чего рефлекторно вздрогнул и постарался вырваться из хватки. Трюк не сработал, его колено нарочно сжали, провоцируя болезненный вздох. — Что ты делаешь? — осторожно спросил Сынмин, уже ни на что не надеясь. — Это мазь, созданная на основе чешуи снежного дракона. Она имеет целебный и охлаждающий эффекты, — вдруг на корейском заговорил Чонин. — Эрекура не сбрасывает кожу, как змея. У неё чешуйки сами отпадают и вырастают новые, но на это уходит много времени. Я собираю их, а потом перемалываю, добавляю пчелиный воск, немного масел и сухого ледникового лютика. Сынмин слишком явно удивился случившейся тираде. Оказалось, что Чонин вспоминал свой родной язык только в те моменты, когда в воздухе всплывала тема драконов. Однако удивление быстро сменилось испугом. — Лютик ледниковый? — опасливо переспросил Ким, из-за чего Чонину пришлось взглядом оторваться от багровеющего колена, чтобы заглянуть в чужие растерянные карие глаза. — Это же ядовитое растение… — Я же сказал, — раздраженно и закатив глаза. — Мазь имеет целебный эффект наверняка не из-за масел и воска? — Да, но… — И как, по-твоему, лютики ядовитые, если ими питаются северные олени? — Сынмин запоздало осознал, что со своим нелепым вопросом затронул опасную тему. — Даже если и так, то в сочетании с чешуей Эрекуры они дают нужный эффект. Ким пораженно и согласно промычал, кивая и поджимая губы. Очевидно, что второй их разговор на корейском заимел не самый позитивный окрас, но Сынмин был рад хотя бы такому. Чонин продолжил мазать ушиб, однако движения его больше не были плавными и осторожными. Все-таки Сынмину стоило молчать. — Откуда ты знаешь, как они выглядят? — спустя время, к неожиданности Сынмина, спросил Чонин, прекращая свои манипуляции. Он серьезным взглядом врезался в побледневшее от легкого страха лицо. Сынмин не сразу понял суть вопроса, потому что каждый раз, когда Чонин смотрел на него «вот так», все, что было в у него голове, — это вся акварель темных оттенков и желание хотя бы попытаться оставить на бумаге тот цвет, в котором он бессовестно утопал в это мгновение. — Я люблю рисовать цветы, — наконец-то сообразил ответить. — Одни и те же рисовать скучно, поэтому я находил другие виды в Интернете и изучал их строения и свойства, чтобы лучше передать растение через палитру и штрихи. — В Интернете? Это библиотека? «О мой Бог». Сынмин задохнулся из-за озвученного вопроса. Он в очередной раз забыл, с кем находился в одном помещении. И только набравшись смелости и раздобыв в сознании весь необходимый словарный запас, чтобы объяснить недалекому то самое, без чего ни один современный человек жить не может, как заинтересованность Чонина испарилась, его болтливость иссякла, и он без всяких тактичных прощаний встал с места, чтобы убрать баночку на полку. А после как ни в чем не бывало вернулся к столу, возвращаясь к своим рукоделиям. — Интернет — это такая штука… — Замолчи, мне уже не интересно. — В общем, это как огромная книжка со всеми-всеми знаниями человечества. Там можно найти что-угодно. — Я кину в тебя нож, если ты не перестанешь болтать. — Можно включить себе какое-нибудь кино и смотреть его, пока сидишь дома в объятиях пледа, а за окном идет дождь, — вдруг мечтательно заговорил Сынмин, заставляя Чонина тяжело вздохнуть. — Ты слишком шумный. — Кстати, есть мультфильмы про драконов. Нож упал. Сынмин перестал дышать после такого громкого звука. Он настороженно посмотрел в сторону заинтересовавшегося в сказанном Чонина, который после легкой паузы тут же вернул инструмент себе в руки. Ким выждал несколько секунд, прежде чем коварно ухмыльнуться. Да, теперь он окончательно понял, чем именно был болен этот мальчишка. — Расскажи мне про Эрекуру, — жалобно попросил Сынмин, стараясь не улыбаться от осознания того, что в этой незамысловатой игре он одержал свою первую победу. Чонина долго ждать не пришлось. Он вновь отложил все свои дела в сторону, чтобы проследовать к уже знакомому стеллажу. С полок были взяты несколько толстых книжек в кожаных переплетах. Ян кинул их на ковер, следом усаживаясь, чтобы беглыми движениями начать листать страницы. Сынмин в сторонке не остался и осторожно сполз с постели, стараясь не издавать неприятных звуков, чтобы не спугнуть чужой энтузиазм. Заглянув в книжку, Ким к своему разочарованию понял, что написана она была на по-прежнему непонятном ему языке. Еще и вручную. — Она ледяной дракон, — не поднимая взгляда, начал Чонин. — Драконы бывают разные, их виды зависят от краев, в которых они могут обитать. Эрекура была рождена в горах, поэтому она очень хорошо переносит холода и зиму, но летом ей приходится прятаться в пещерах. — Она единственный дракон поблизости или еще есть и другие? — не сдержав любопытства, спросил Сынмин. Взгляд Чонина поник. — Единственный, — он пальчиком ухватился за страницу, после переворачивая её. Взору Сынмина представился небольшой список с разными именами. Все были зачеркнуты, кроме одного. — Самый молодой дракон Альпийского рода. Ей около двухсот лет, — Ян неспеша прошелся ногтем по всем именам. — Остальные вымерли либо погибли от руки человека. Сто лет назад Эрекура осталась одна, — рвано выдохнул. — Но теперь у неё есть и буду я. — Это ты её нарисовал? — наметанный взгляд Сынмина тут же зацепился за нарисованного дракона, отдаленного напоминающего Эрекуру. Рисунок занимал почти всю страницу. — Нет, — Чонин покрутил головой. — Не я, а бабуля Джулия. Она была близким другом Эрекуры, прежде чем отправиться в лучший мир. Сынмин прикусил себя за кончик языка, понимая, что его очередной вопрос привел их в долину не самых приятных воспоминаний. — Но… — Ким разблокировал новую эмоцию Чонина. Стеснение. — Но я тоже её рисовал, вообще-то, — Ян нащупал подле себя другую книжку, а после, воровато оглядевшись по сторонам, словно рядом мог быть кто-то еще, кроме Сынмина, открыл её с конца, кладя на ковер рядом с другой. Очень карикатурный нарисованный дракон кривыми линиями с огромными синими глазами. Увиденное напоминало рисунок младшеклассника, однако Сынмин не засмеялся, пусть и ожидал от себя подобной реакции. Что-то знакомое было в этих неровных штрихах, в забавном исполнении, из-за чего пришлось оторваться от «картины» и внимательно, словно под новым углом, посмотреть на Чонина, хмуря брови. — Только попробуй сказать что-то не то… — Напомни мне, как тебя зовут, — абсолютно серьезно попросил Сынмин. Новая эмоция. Чистейшее возмущение, которое Ким прервал, выставив руку вперед. — Ян Чонин. «Ян». Сынмин склонил голову вбок, начиная своим пристальным взглядом смущать Чонина, из-за чего последний отвернулся и попытался вернуть их уже начавшийся разговор в любимое ему русло. И только захотелось со всем восторгом рассказать о драконьей пыльце, о синем пламени, о физических возможностях дракона, как Сынмин вновь все испортил. — Как ты оказался в этом месте? — тихо. — Ты явно из Южной Кореи. У твоего корейского есть акцент, но он какой-то странный. Возможно, из-за того, что ты разговариваешь еще и на другом языке, а возможно, что твой чудной говор смешался с родным и ты так… — Хватит. — Пусанский диалект. — Прекрати. — И что интересно, у Эрекуры тоже такой грубый акцент, когда она говорит со мной на корейском. Кстати, как она это делает? Откуда она знает? — Драконы знают все языки. Даже тех краев, где никогда не бывали, — подняв указательный палец вверх, затараторил Чонин. Попался. То, как легко Чонина можно было переключать между двумя его состояниями, поражало Сынмина. Однако Ян вовремя вспомнил чужую оплошность и вновь отстранился, прячась глубоко в себе. Он начал захлопывать все открытые книжки, чтобы обижено вернуть их на полки и вновь с надутыми щеками вернуться к столу, хватаясь за нож и обрубленный кусок дерева. Третий день личного Ада Ким Сынмина. Он работал учителем в художественной школе, он умел находить подход к каждому ученику, несмотря на особенности мышления и характера. В конце концов, его лучший друг тот еще экспонат странного поведения, однако у всего должен был быть предел. Это Сынмин должен обижаться на Чонина, а не наоборот. Это его держали взаперти с больной ногой, томили в молчании и неизвестности, запрещая разговаривать. Ким по-прежнему не знал, что с его товарищами, по-прежнему каждый день просыпался с убивающей его ногу болью, но терпел и надеялся на то, что однажды лесник ему все расскажет, ведь нужно просто подождать. Ким Сынмин очень понимающий и терпеливый, но сейчас, предприняв попытку выяснить хоть что-то, что в теории помогло бы ему во всем разобраться, вдруг для себя понял — с него достаточно. Ничего не говоря, крепко стиснув челюсти, он с трудом поднялся на ноги, чтобы взглядом оглядеть изученное им стократно помещение. Нужно было вновь найти зимнюю обувь, а следом и куртку. Сынмин больше не мог находиться в этом месте в компании такого «болтливого» парня. Ему нужно было разрядиться, ему нужно было отдохнуть и разобраться во всем в одиночку. — Куда собрался? «О». — Какая тебе разница? — огрызнулся Сынмин, теряя хватку. То ли дело в боли, то ли в уже бьющем по голове раздражении. Ким уселся на постель, начиная неуклюже обуваться. — Разговариваешь со мной на корейском только тогда, когда тебе самому интересно и когда что-то нужно. Умно. Чонин замешкался, наблюдая за тем, как парень, которого он достал из-под снега, вновь собрался в снежные объятия. — Подожди! — Ян встрепенулся, когда Сынмин, сильно хромая, добрался до крючка с курткой. — Я повторю свой вопрос, — пылко, надевая куртку. — Какая тебе, к черту, разница? Ты целыми днями молчишь, ничего мне не объясняешь, уходишь куда-то, потом сидишь и маешься дурью с деревом. У меня болела нога, она опухала, мне было тяжело и больно, но я продолжал терпеть и ждать, когда ты наконец-то мне все объяснишь. Тебе стало скучно жить одному, да? — не выдержал. — Полагаю, что ты воспринимаешь меня как свою зверушку, как очередного дракончика, на горбу которого можно кататься. Но я не дракон, я обычный человек! И я не обязан отчитываться тебе о своих действиях! Сынмин нес относительную чушь. Он в любом случае не собирался вновь уходить далеко от хижины, ведь одной встречи с рысью ему хватило. — Я не понимаю… — чужая эмоциональная речь немного сбила с толку Чонина, совсем не готового к быстрому пониманию в такой критической для его головы ситуации. — Сам дурак! — отозвался Сынмин, распахивая дверь. Он захлопнул её за собой со второй попытки и двинулся в очередной ночной неизведанный путь, оставляя лесника в гордом одиночестве. Чонин крепко сжал кулачки, хмуря брови. Взгляд его стал обеспокоенным, губы сами поджались, а дыхание участилось. Он старался думать рационально, наложить на поведение Сынмина хоть какую-то логику, чтобы понять его поступок, понять, где ошибся сам, но ничего не получалось. В голове против воли всплывали все те моменты, где Эрекура вела себя странно, а Чонину приходилось искать к ней особый подход. Но как сказал Сынмин — он не был драконом. Дверь открылась, вынуждая Яна облегченно вздохнуть, однако в дверном проеме оказалась недовольная драконья мордочка. — Ты сказал, что хочешь забрать его себе. Я ответила тебе, что это плохая идея, потому что современному человеку не понять логику твоих поступков, — теперь его еще и отчитывали. — Ты же меня убедил в том, что он тебе очень сильно нужен, потому что он, цитирую, «как раненный щеночек», которого нужно спасти и приютить. Чонин, от тебя твоя первая собака убежала в глушь и потерялась, вторую собаку съели волки, мне кажется, что еще тогда нужно было остановиться. — Но он ведь лежал там, под снегом, и лицо у него такое глупое было, он умирал, — обиженно отозвался Чонин, все еще не понимая, почему Эрекура вдруг решила начать его упрекать. Дракон помотал головой. — Ты начал выносить мне мозг еще до того, как его накрыло снежной лавиной. Разве не ты всю дорогу до дома после встречи у водопада грыз губы, а потом не спал всю ночь? Чонин закатил глаза, скрещивая руки на груди. — Пойми, люди отличаются от драконов и других животных. Я чувствую твое состояние, мне не нужны твои слова, чтобы понимать смысл твоих поступков. Ким Сынмин не умеет читать мысли. В чем была проблема сказать ему, что ты сам ищешь его друзей, волнуешься за него и думаешь о том, как исцелить его без помощи шаманов из поселения? — Это же очевидно, — раскинув руки, не самым уверенным голосом произнес Чонин. Эрекура тупо уставилась на него, смущая своим недовольным взглядом. — Не смотри на меня так, как будто я странный. Я не очень-то и дикий, ты же сама меня водила в гости к жителям деревни, я умею общаться с людьми, — начал защищаться. — Не ты один странный, — с тяжелым вздохом ответила она, после оборачиваясь в сторону скрывающегося за горизонтом силуэта. — Любой адекватный человек ни за что бы не отреагировал на дракона так спокойно, как отреагировал Ким Сынмин. Ни один бы не остался жить в заложниках в чужой стране у дикого мальчишки, кроме Ким Сынмина. — Я не дикий! — Вам нужно поговорить. Если ему не станет лучше через несколько дней, то отведем его в деревню. Может быть, он одержим злым духом, потому что я искренне не понимаю, почему он так спокойно относится к тебе и к твоим замашкам. — Эрекура! Хватит меня обижать! Дракон в какой раз обреченно вздохнул, прежде чем покинуть избу и плотно закрыть дверь. Эрекура выпрямилась и посмотрела в сторону едва ползущего Сынмина, пытающегося то ли от злости, то ли от отчаяния избить сугробы. «Почему у меня такое чувство, что ты как-то связан с моим Чонином?». Она пригляделась, щуря глазки, а после устремляя взгляд в завешанное тучами небо. «Пятнадцать лет назад в этот день я нашла человеческое дитя, что стало жертвой снежной катастрофы. Ребенок, впервые увидевший дракона, не испугался его. Точно так же, как и ты», — глаза Эрекуры засияли синим светом. «Возможно, что ты появился в этих местах неспроста, Ким Сынмин». «Возможно, спустя пятнадцать лет ты по воли судьбы появился здесь, потому что время пришло». «Пришло время Ян Чонину расстаться со своим драконом».