***
Расписные купола и стены. Запах зажжённых свеч. Свет, что попадает через побитые окна. Все это неимоверно раздражает. Хочется потеряться в этой ночи, спрятаться в тени, чтобы тебя не нашли. Сегодня ночь была тихой и теплой, прекрасной и успокаивающей — идеальной. Снаружи кричали. Ярко и ясно — два голоса сливались в один. — Как далеко ты готов зайти? Ты же знаешь ответ. Ты не один в этой тьме. И только мы можем пройти вместе этот путь. Войди в эту ночь, если ты захочешь. Ты всегда молился богу, чтобы он забрал твою жизнь, но даруя ее, он дает тебе возможность отбыть срок. Ты спрятан в катакомбах. Сделай шаг… Последний шанс… чтобы потом мы сделали его вместе. Шаг к божественно красивой легенде. — Почему ты вечно приходишь сюда? — Сынмин даже не оборачивается на знакомый голос, старясь сосредоточится на сознании. — Ты задаешь глупые вопросы. — Чонин выдыхает слишком громко, так, что эхо разносится и бьется о стенки храма. Стереотипы, Ян Чонин был стереотипом, состоял из них. Он всегда считал, что Вампиры, это высшая степень божества, и тот факт, что они живут, это дар свыше. Он считал, что главнее всех их. — Глупый тут только ты, Сынмин~а. — Ян проходит по пустому храму, рассматривая рисунки, какие-то из них давно стерлись, а какие-то заново нанесены на полуразрушенные стены. — Рафаэль, был первым восставшим после смерти. Он возводил храмы, считая то, что с ним произошло — даром бога. — Пока не стал убивать людей. — завершил изречение Ким, Чонин останавливается, повернувшись к нему. Глаза светились от попадания на них лунного света. Хотелось бежать. Если бы Чонин был человеком, он был бы напуган. — Граф Дракула даровал жизнь. Рафаэль просто не понимал, кто он на самом деле. А сейчас… сейчас храм уничтожен. — К чему ты ведешь? Хочешь снова сказать, что мы не обязаны быть чудовищами. — В глазах людей мы ими всегда будем. — Ким поднимается с пола. Он приходит сюда, чтобы помолится Рафаэлю, чтобы рассказать какие ошибки он совершает. — Ты даже после смерти веришь во весь бред? — Чонин усмехается. Интересы Кима всегда казались ему странными, и Ян всегда их высмеивал. Вот только он забывает, кто такой Сынмин на самом деле. — А ты, я вижу, после смерти так и не научился держать рот на замке? — повернувшись к парню и пристально смотря на него, задается вопросом Ким. Глаза сами наполняются неестественным цветом. Они стали еще темнее, такими бордовыми, что пугало не на шутку. Ноги Яна подкашивались, а ребра будто ломило. Сынмин любил играться, уничтожать, сводить с ума. Он может заставить чувствовать то, чего на самом деле нет. — Если бы мы были никем друг другу, я бы тебя уничтожил. — Ким нависает над ним, смотря в глаза. Он будто слышит, как вновь бьется его сердце. Чонин, как кукла падает на холодный мраморный пол, смотря на друга. Они оба хороши, — любители уничтожать себя. -Собирайся, пойдем поищем твою побрякушку. — Ким выходит из храма, не давая сказать ничего в ответ. Он всегда показывает, свою точку зрения. Ты не сможешь отказаться, потому что Сынмин сломает тебя.***
Проходят дни и недели, а Хенджин все так же скрывается в стенах темной комнаты. Осознание приходит постепенно, он постепенно понимает, что умирает, стоя у зеркала и рассматривая худые руки, на которых медленно проявляются темные пятна. Пятна настолько отвратительные, они ноют, будто борясь за жизнь хозяина. Хрупкое и слабое тело пытается вырваться из объятий тьмы. Под кожей появляются бледные черви. Где-то в черной пустоте смерти идет процесс борьбы, борьбы за жизненную силу. Но силы все меньше и меньше. Сердце уже почти не бьется. Тело не подчиняется приказам. Оно постепенно теряет форму и с каждой секундой все больше напоминает жуткую оболочку. Он стал куклой в руках тьмы. Каждый следующий шаг дается все сложнее. Неизвестность пугает. Очень пугает… Воображение рисует яркие картины перед глазами. Он уже не понимает, куда и зачем идет. Страх проходит. Но с ним ушло все человеческое, а остальное не имеет значения. Джин снова спускается вниз, снова пьет кровь, снова и снова встречается с белой плиткой ванной комнаты. Он снова погружается в тот самый день, когда ему было суждено сгнить. Только теперь уже нельзя повернуть время вспять. Хёнджин сходит с ума… Чанбин нормально не общался с парнем с той самой ночи. Вчера старался уловить, услышать, что не так, но Хван снова закрылся в себе. Он будто заново строит цепь, которую он сам уничтожил. Возможно, не понимая, что же произошло в последний раз. В прошлом. Мужчина проходит на кухню, там осталась только служанка, она варит кофе, а на столе стоит стакан, будто так и оставшийся стоять со вчерашнего дня. — Доброе утро, Мистер Со. — женщина средних лет кланяется, ставя кофе на стол. Ее руки чуть дрожат, и она ловит взгляд мужчины на стакане. — Мистер Хван, он отлучился в ванную комнату. — Притронулся к стакану? — иногда Со сам не понимает, зачем задает такие глупые вопросы. — Он уже как неделю нормально не пьет. — Чанбин садится и смотрит на служанку. — Что тебя беспокоит? — Я знаю, что Мистер Хван не любит говорить о своих проблемах. Но мне кажется с его организмом что-то не так. Кажется, ему только хуже. — слова, как нож по сердцу. Можно привыкнуть ко всему, но не к тому, что Хенджин скрывается от всех. — Может вам удастся с ним поговорить? — Она собирает посуду. Потом на ее лице появляется озабоченность и грусть, до Со доходит, она права, в этом доме нельзя что-то узнавать, если хочешь сохранить контроль над ситуацией. Теперь его жизнь в его руках. Шорох в коридоре отвлек Со от размышлений. Хенджин будто не был там, он выходит, вытирая рот рукавом белой рубашки. Все нормально, все именно так, как и должно быть, по задумке Хвана. Но все совсем не так, все далеко не так… Красное пятно где-то на середине рубашки будто въелось, будто бы нечаянно появилось. — У тебя пятно. — Чанбин не притрагивается к чашке. Он смотрит за реакцией Хенджина. Тот медленно переводит взгляд. Он не удивлен, не разочарован, в его глазах нет эмоций. Он кусает нижнюю губу и поднимает глаза. — Не стоит пить кровь в белом, я пойду переоденусь. — Он быстро поднимается с места, стараясь спрятаться, убежать быстрее. Быстрее, чем поднимется Чанбин. Но, подходя к комнате, Хван всё-таки попадает в плен. Со перехватывает руку парня, поворачивая его к себе. — С тобой все хорошо? — глупый вопрос, такой же глупый будет и ответ. Но парень молчит, он не собирается отвечать, он не хочет, чтобы к нему лезли. — Не лезь в это. — Хван говорит четко, в его голосе слышится злость. Он не хочет говорить. Со хочет сказать, но не успевает. Взгляд падает на рукав правой руки, который засучен и чуть намок. На бледной, почти мраморной коже виднеется пятно. Можно было подумать, что это синяк, но в коридоре светло, и Бин видит пятна, которые появляются чаще всего на трупах. Его кожа медленно гниет, парень медленно умирает. Хён вырывает руку и всё-таки заходит в комнату запираясь там. «Им не нужно знать»***
Прохладный ветер, гуляющий вдоль бетонных стен. Стены, что запоминают каждого, кто дотронется до них, запоминая холод, что гуляет тут. Пыль, которая уже давно осела. Полное молчание, к которому навсегда приучили люди. Когда-то тут молились, устраивали приемы и светские балы. А теперь, это здание кануло в лету. Его уничтожили сами люди, что считали его злом. Со временем вера в разрушение этого здания ушла вместе с ними. Однако, за века оно проросло и стало новым растением в почве. И оно, это растение, каждое утро растет ввысь и расцветает мрачными бутонами. Каждый день здание бьется, как вулкан, но просыпается лишь на миг. Каково это видеть, как все, что когда-то было новым и великим, становится давно забытым разрушающимся ничем? Смотреть, как течет жизнь, но ты в ней просто остановился, замер. Время, которое больше никогда не сдвинется с места. Все, кто шел по земле, уже остановились. Стоит ли удивляться? — Зачем мы сюда пришли? — прозвучал громкий вопрос. Слова будто бились об стены здания, возвращаясь назад. Луч фонарного столба оставался вечным в безветренной пустоте. Пустота стояла неподвижно, и только время было бестелесным камнем в потоке бытия. — Хочу, чтобы ты посмотрел на это место, со своей стороны. — Минхо заходит первый, будто теряясь в этой темноте. Парню не остается ничего, кроме того, чтобы пойти следом. Это будто был маленький мир. Мир, где тьма окутывала все вокруг. Где-то там вдалеке виднелся силуэт кота. Хан чувствовал лишь страх. Страх этого места. — Странный выбор, будто бы я увижу что-то другое. — Хан шел точно за парнем, осматривая каждый поворот. Из отверстий в потолке и оконных проемов в помещение попадал свет луны. Слышались тихие барабаны в тишине. Хан будто чувствовал, прошлую жизнь этого места. Совсем чуть-чуть и находиться здесь становится невыносимо. Слышны крики и шаги где-то вдали. Тишина. Она наступила моментально. Хан поднял глаза с пола, смотря на комнату, в которой они очутились. Она как будто бы была чиста, но в то же время чувствуются мучения и смерть. — Здесь нашли труп, я думаю, они рано сдались. — Хан проходит чуть вперед. Он обводит взглядом все предметы в помещении, рассматривая бетонную плиту, на которой стояли свечи. — Сможешь нарисовать? — Ли наблюдает за парнем, который ничего не говорит. Парень слушает тишину, которой и так много, открывая свой блокнот, Хан быстро черкает. Минхо же не останавливает и продолжает рассматривать детали. Все, что упускают люди, Джисон видит насквозь. Он будто в бреду рисует картину, добавляя темные тени, которые бродят тут. — Странно как-то. — Хан захлопывает блокнот и поворачивается к парню. — У тебя есть фото? — есть, и Хан это прекрасно знает. Вот только фото — обман, ложь. — Ты чего? — Фото сделано не под этим углом. Именно поэтому тут не видно того, что вижу я. — Хан располагает фотографию так, чтобы можно было понять ракурс, а потом, убирая фото, он двигается в ту сторону, где рисовал эскиз. Остановившись, Сон указывает на бетонную плиту. — Он сопротивлялся. Смотри, это следы крови, он изначально лежал не так, когда его принесли, он был еще жив. — парень идет дальше, указывая на пол, где виднелись засохшие пятна крови, а потом видит след руки на оконной раме, а чуть ниже царапины от ногтей. — Смотри внимательно, то, что ты упускаешь. — Хан будто слышал шёпот ветра, будто слышал, как этот парень молит о помощи. Джисон застыл на месте, проводя руками по бетонной раме. Минхо подошел ближе, следя за движениями парня. Его дыхание чувствовалось на коже. Ли медленно проводит рукой там же, касаясь пальцами руки Хана. Когда тут была полиция, они правда не видели этого, настолько очевидного, или просто не хотели видеть. Хан отдергивает руку. Он выпрямляется, чувствуя спиной грудь парня. — Блять, можешь не стоять так близко?! — Хан говорит тихо, но в полупустом помещении это звучит слишком громко. А даже, если кто и услышал, вряд ли обратил внимание — эти голоса наполняют комнату почти до краев. Так что, им нечего бояться. —Не делай так больше. Понял? — Наш Хани~и испугался? — Джисон поворачивается быстро, заглядывая в глаза парня. А в голове только крики и молитвы. Лишь бы только уйти от сюда. Джисон внезапно улыбается. — На твоем бы месте, я бы не выебывался. — Но ты не на моем месте. — произносит Ли, а в глазах холодная сталь. Эти глаза страшны людям. Возможно, они верят в них больше, чем в оружие в магазине. — Действительно, я же не хочу убить сам себя. — Хан ловко нагибается и проходит через руку Минхо. — Загоняй в такую ловушку своих одногруппниц. — он лишь хмыкнул и продолжил рассматривать остальные детали комнаты. — Почему ты думаешь, что меня убьют? — Минхо явно хочет подтверждения. Хан проводит пальцами по пыльным полкам, рассматривая каждую мелочь. — Ты думаешь, если встретишь его, то он позовет пить чай? — останавливаясь у стеллажа, где виднеются еще не запылившиеся участки, интересуется Джисон. Вокруг валяются пробирки. — Тут кто-то был. — Ли произносит первый, смотря на разбросанные вещи со полок. — Когда я тут был, все стояло иначе. — Ты был тут один? — Хан пытается дышать, но перед глазами начинают мелькать тени. — Ты точно псих. — Хан прислоняется спиной к стене и вслушивается. — Это моя работа. — все, что слышит Хан, а после глухой стук. Он слышит отчетливо, дыхание, которое приводит в дрожь. Дыхание еще двоих людей в этом месте. — Тут кто-то есть. — он говорит быстро, отталкиваясь от стены. Нам надо уйти. —Хан хватает свои вещи и, беря парня за руку, тащит его к выходу. — Эй, но мы не нашли ничего… — Вернемся сюда потом, нам нужно уходить! — как молитву повторял Хан, ища в полутемноте выход из кромешного лабиринта. Он будто не слышал ничего, только звон. Будто кто-то бил в колокол, уже давно прогнившей церкви. Вдоль коридоров крики утихли, им приказали молчать, затаиться. Они тоже боятся тех, кто находиться здесь. Найдя выход, парень выдыхает, смотря на здание. Страх… он в первые боялся за чужую жизнь. В первые кто-то мог умереть из-за его ошибки. Почему не заметил раньше, что мешало. Хан будто запутался в мыслях, даже не слыша вопросы Ли. — Отвези меня домой. — Хан проходит мимо, не замечая ничего. Будто он сам себя похоронил только что. Мысли теряются, когда он слышит знакомый звонок. Поднимая трубку, слышит слишком волнительный голос. — Ало, Хан мне нужно поговорить с тобой. — голос Чанбина был наполнен болью, которую он пытался сдержать в себе. — Я сейчас не могу и, если это что-то важное, лучше обратись к Крису. — Я думаю, он не поможет, это насчет Хенджина. — Бин говорил чуть тише, будто кто-то слушал его. —Хорошо, тогда давай завтра с утра. — Хан слышит одобрительный ответ и бросает трубку. — Прогуляешь универ? — Ли садится на водительское место и смотрит на Хана. — Волнуешься за мою успеваемость? — спрашивает Хан. В колонках гремит какая-то музыка, и это спасает его от глупых вопросов. Хан ненавидит песни про любовь. В них все равно отсутствует главная мысль — о том, что все проходит. Но почему-то раньше в этих песнях ощущалось что-то настоящее. — Я пойду завтра в участок, заберу несколько дел с похожей характеристикой. — Ли замолчал лишь на несколько секунд. — Если хочешь, приходи потом ко мне. — Хану было важно, чтобы Ли все понял правильно. Ли по своей природе не способен на предугадывание его мыслей, как бы ни старался. Он не любит ничего упускать из виду. Хан чувствует, как тот весь вечер изучал его. Он хочет понять, влезть в душу, ему нужен мотив. Хватило бы просто легкого дружеского интереса. Но Джисон хочет нравиться. Хочется, чтобы человек про тебя думал. — Я подумаю, но, в отличии от тебя, у меня пары. Я не подписывался на аферу, и тем более на то, чтобы терять репутацию. —прозвучали грубые слова. Но это сразу отрезало весь интерес. Хана будто прошибло. Он будто вспомнил то, что закапал давным-давно. — Приехали. —очень сухо сказал Ли, Джи поблагодарил парня и вышел из машины. — Но ты подумай. —слышится голос Хо. А после хлопок входной двери.***
Пустота. Темные стены встречают парня в квартире. Он бы хотел потеряется где-то в лабиринте, что создают темные стены. Он бы хотел дышать в одиночку. Но скрип входной двери возвращает его в реальность. В такую темную и проклятую. Хан мечтал сиять, мечтал чувствовать жизнь, жить безотказно. А в итоге, проживает одну и туже жизнь заново. В скучной квартире, среди серых стен. Ему слишком поздно нырять в коридор времени, чтобы опять воскреснуть из пепла. И тот, кто создал его — безжалостный механизм, призванный постоянно воссоздавать его душу заново, просто на другом маршруте. На своем пути. По пути сквозь пустоту. Через лабиринт. И погружая его все глубже. Все ближе к монстру. Боже, сколько боли… Сон стал посмешищем для других. Они говорят: «Ты тот, кто будет жить вечно. Тот, кому смерть не видана. Тот, кто может испробовать все». Но Хан не может ничего. Он проживает из года в год, и каждый раз молит бога о смерти. Когда все закончится, ему станет легче. Даже более того, он потеряет что-то, что важнее жизни. Смерть — единственный тотальный опыт, являющийся для него жизнью. Жизнь — относительна. Хан медленно проходит сквозь темноту. Он бы и дальше смотрел куда-то вдаль, думая о неизвестности жизни, но шорох и силуэт, что стоит у окна, отвыкают его. Чан снова не спит, снова ждет его. Эта опека иногда так надоедает, но только это заставляет Хана смирится со всем. — Почему не спишь? — звучит глупый вопрос для существ, подобных им. Но Джисон все равно интересуется, хотя знает, что не нужно. — Кто он? — парень подходит к окну, смотря на машину, Ли не уехал. Возможно ждет, или думает, что его ведут за нос. Но машина всё-таки трогается с места. — Журналист, из соседнего корпуса, это он приводит полицию и ищет зацепки по делу. Я стараюсь не подпускать его близко к этому. — Решил защищать таких как мы? — Нет, просто некоторым не нужно знать то, чего им не следует знать. Если мир им это не показывает, значит и они не должны копать. — Чан поддерживает эту позицию. Но, слыша злость в голосе Хана, понимает совсем другое. — Точно только поэтому? — Чан, не делай из меня дурака. — Бан прекрасно понимает, почему Хану это интересно, потому что его душа до сих пор не спокойна. — Только сделай так, чтобы мне не пришлось спасать тебя. Пацана погубит любопытство, а тебя.? — Меня погубит долгая жизнь в этом мире. — Джи отходит от окна, садясь за стол. Он смотрит на Чана, который ничего не произносит в ответ. Хан хотел услышать что-то по типу: «Не думай так» или «Все будет окей». Но ничего не получает. Паршиво, определенно. — Если он копнет глубже, подберется ближе, я не спасу тебя. Он засядет где-то там, и, если не я, то Клан убьет вас обоих. — Крис говорит это чуть тише и покидает кухню. Джисон понял, в какой огород кидает камни Кристофер. Хан знает, что он помнит все его оплошности. Если это повторится, его уже не спасут. Вампиры тоже умеют чувствовать своим каменным сердцем, которое трескается от боли и предательства. Я хочу, чтобы ты чувствовал это… Я хочу, чтобы ты страдал снова… Я хочу, чтобы ты умер, заново… Голоса в голове заставляют снова чувствовать. Когда-нибудь, он перестанет утешать себя ими, чтобы хотя бы на миг почувствовать себя живым.