а в легких галактики взрываются градом, обещая красивый конец

Есан просыпается сам. непривычно, даже как-то неправильно. он оглядывается по сторонам, но видит только темноту; ни привычных стен, ни решетки. пытается пошевелиться, но ничего не выходит. поперек груди его сжимают кожаные ремни, так в психушке держат особо буйных. он пробует повернуть голову, однако та тоже закреплена намертво. паника подступает к горлу, начинает потихоньку скрестись и давить на артерии. он не у себя в камере, он привязан, он в темноте. голова идет кругом, мысли мешаются в кашу, сменяя друг друга со скоростью света, что даже уцепиться невозможно. шаги слева заставляют замереть, напрягая слух. шнурки. змеи. они все ближе и ближе. лязг металла об пол оглушает как взрыв атомной бомбы. его руки касается что-то холодное, склизкое, как будто недоваренное желе. тело покрывается мурашками. не то от страха, не то от смертельного холода, тут уже не поймешь, что главенствует. его личный палач хрипло смеется, ведет холодом по оголенной руке, подбираясь все ближе к горлу. он голый. эта мысль выстреливает пулей, разнося мозги в кашу. на нем ничего нет, кроме ремней. в животе завязывается узел страха, сдавливая органы всмятку. закричи. пожалуйста. дай себе закричать. но сознание себя не слышит, оно закрылось на тысячи замков, предварительно закрыв все гермодвери. ни слез, ни криков, просто тишина и холод. мужчина оставляет что-то на груди Есана и

расстегивает ремень?

нет, неправильно. он не может его отпустить. однако давление на грудную клетку ослабло, как и на голову. бежать. надо ударить. надо обездвижить. надо. надо. надо. но Есан и пальцем пошевелить не может, тело его не слушается совсем, оставаясь лежать неподъемной ношей на кушетке. его переворачивают на живот, поворачивая голову в сторону, чтобы дышать мог. неожиданная вспышка слепит глаза, оставляет красные круги под зажмурившимися веками. больно, колется где-то внутри. еще одна вспышка за спиной, сбоку, над головой. его, что, фотографируют? пряди, спадающие на глаза не дают полностью увидеть, что происходит вокруг. в комнате загорается тусклый желтый свет, освещая зеленые мраморные стены. как в фильмах ужасов. напротив него инвалидное кресло без одного колеса, больничные койки с ужасными матрасами, хирургические инструменты на каталке прям возле головы. откуда это все здесь? а главное для кого? узел страха в животе скрутился до предела. Есана рвет на пол, непонятно чем; он не ел, кажется, дня два. в горле жжет от привкуса кислоты, он пытается отдышаться, но новый позыв тошноты не дает сделать вдох. от боли из глаз брызнули слезы, смешиваясь со слюной на подбородке. мужчина обходит его сзади и неодобрительно вздыхает. вытирает губы от рвоты тряпкой и убирает волосы со лба. он как всегда в маске, как у солдат спецназа. не видно даже маленького кусочка кожи, но Есан клянется, что видит ухмылку на его лице и бездонные черные глаза. в комнату открывается дверь, запуская еще больше холода. как будто сама смерть пришла с косой забрать свою очередную жертву. но холод приходит лишь с еще одним мужчиной, и еще одним, и еще. становится душно, внутри. оценивающие взгляды из-под балаклав напрягают, заставляют сжаться до размеров атома. Есану неприятно, Есану страшно. двое отходят в сторону и о чем-то тихо переговариваются, изредка кидая взгляды на него. в руках пришедшего появляется пачка денег, три пачки. палач пересчитывает купюры и убирает в сумку у стены, они пожимают друг другу руку, как продавец и покупатель. Есан не дышит, он разучился. мужчины подходят к кушетке и внимательно осматривают его. со всех сторон. поднимают руки, ноги, вертят его головой, трогают абсолютно везде и взгляды их меняются. товар одобрен. его рывком поднимают и закидывают на плечо, перенося на одну из пустующих коек. сбрасывают лицом вниз и давят в матрас. звук расстегивающейся ширинки бьет пощечиной, оставляя красный кровавый след. пять. их пятеро. ледяные руки хватают за бедра, поднимая выше, расставляют ноги шире, сжимая до синяков. руки заламывают за спиной, выворачивая плечи. приглушенные смешки разрывают Есана на части, достают органы, крутят в руках и засовывают обратно. закричи. закричи. пошевелись. в него врываются с нечеловеческой силой, давят на поясницу до кругов перед глазами. больно. второй толчок не менее болезненный, рванный. в него впиваются, высасывают душу. слишком быстро, слишком слишком; Есана трясет, неестественно и неправильно. так не должно быть, он же никому ничего не сделал. но кого это волнует. второй резкий толчок и животный рык, все-таки вырывают из него хрип. еле слышный, надрывный, но им, кажется и этого хватило что бы спустить своих собак с цепей. два члена. в нем. вселенная Есана рассыпается на миллиарды осколков, в каждом отражается его лицо, перекошенное от ужаса. третий мужчина подходит спереди и за волосы поднимает голову Есана, тянет на себя, увеличивая давление сзади. в приоткрытый рот толкаются, заставляя открыть шире. мокро, противно, горько. в глотку упирается чей-то член. он проталкивается дальше, заставляя давиться слюной. дышать. надо дышать. а дышать нечем. ему закрывают нос и набирают темп. гланды горят от каждого толчка, Есан захлебывается. слезами, слюнями, болью. ее слишком много для него одного. разряд шокера под ребрами заставляет открыть глаза в немом крике. его растягивают как резиновую куклу во все стороны, выворачивая суставы. мужчина спереди прижимает его голову вплотную к себе и через пару толчков хрипит от удовольствия, вытаскивая член изо рта Есана. его рвет, бесконечно рвет. давление двух членов сзади не дает сделать такой желанный вдох. неужели он умрет вот так? в неизвестном подвале, абсолютно голый и от рук зверей. не людей, как он мечтал. страшно. единственное чувство которое не покинуло его до сих пор это страх. ни надежды, ни веры не осталось; только скользкий страх. от сильного удара в спину Есан валится на бок больше не ощущая давления сзади. кажется, закончили? палач и наблюдающий опять отошли в сторону. неужели ему что-то не понравилось. они говорили достаточно долго, агрессивно, на не знакомом Есану языке. интересно, а какой сегодня день недели? прошло ли уже его день рождения? а может сейчас зима и улицы завалены снегом и люди готовятся к новому году? Есан не знает откуда появились эти мысли, ведь он только что молил бога о такой желанной смерти. медленно, через боль, Есан подтягивает колени к груди, пытается скрыться от голодных глаз. по коже гуляет холод, неприятно облизывая пятки. дрожь в теле не унимается, но заметно слабеет; взгляд все еще мутный, пытается сфокусироваться хоть на чем-то, отвлечься. мужчины заканчивают диалог, и пришедший дает команду своим людям следовать за ним. они уходят, оставляя Есана и его палача одних. тигр и олененок в одной клетке, какая ирония. его рывком стягивают с кушетки за ноги, кричат, бьют куда попало. ребра, голова, ноги, спина. удары сыпятся как первый снег в декабре, обжигают. первыми хрустнули ребра, дышать стало в сто раз больнее. Есан слышит перезвон синичек за окном, или это суставы хрустят? поняв, что первая серьезная травма наконец-то нанесена, мужчина отходит от парня, внимательно осматривает и подтягивает поближе тележку с инструментами. сквозь пелену слез Есан различает в его руках пилу, для разрезания костей при операции. металл блестит в тусклом свете лампы, зловеще нашептывая похоронный марш. последнее, что видит парень прежде чем завыть от боли — черную маску перед собой и острие лезвия, впивающиеся в бедро. а затем такая долгожданная темнота.