железное солнце

Наруто шел по гулкому коридору, при каждом шаге цепляясь за криво вставленную битую плитку. Синие стены практически сливались с темным цветом дверей. Он оглядывался по сторонам, ища нужный кабинет, при этом пытаясь, как бы странно это ни звучало, не моргать. Потому что каждый раз закрывая глаза ему казалось, что он слышит чмоканье. И его это пугало.       Весь вчерашний день и полдня после его не пускали в больницу. И только спустя шесть часов проведенной операции и пятнадцать часов с того момента, как Саске переместили в палату, ему дали зеленый свет. В одной руке — пакет с какими-то законсервированными фруктами, а в другой — папка с документами, которые ему сегодня сунула сонная медсестра за стойкой. Она тыкала ему перед носом своим кривоватым ногтем, растущим трамплином, и объясняла, где должен заполнить Саске, а где, позже, их руководство. Самой ей было, как она процедила, не до того, а раз Наруто уже идет к больному, то почему бы и не ему заняться ее нудной работенкой. В бумагах этих говорилось о страховке. Без нее они не смогут помочь.       Он стиснул папку, притягивая ближе к груди, будто пытаясь вдавить ее в свою грудную клетку. В его мире грез, мире без смертей, насилия и в вывернутой наизнанку реальности тонкие бумажки растворились бы внутри, стали частью прокуренных легких, облепив их никчемной броней; чернила бы смешались с кровью, а острая скоба, соединяющая десяток страниц, впилась в сердце в тщетной попытке убить. И тогда страховка бы исчезла вместе с пожизненной инвалидностью. Узумаки дошел до крайней палаты и, сделав несколько тяжелых вздохов, постучал сначала тихо, едва касаясь костяшками, потом громче и еще громче. Там, по ту сторону, слышались чьи-то голоса на грани истерики, а следом в стену полетело что-то тяжелое, и спустя секунду он не выдержал и повернул ручку.       Тут было двое. Перед ним был какой-то мужчина, а у раскрытого настежь окна сидел на удлиненном подоконнике Саске, по пояс раздетый. Потянуло прохладным воздухом, норовившим пролезть под рубаху.       Наруто поздоровался скрипнувшим голосом и попытался пройти внутрь.       — Наруто, уйди, — уставшим голосом говорит Саске.       — Но я…       Его тут же перебивают:       — Так это ты? — С желчью. Молодой мужчина с такими же темными, чернильными, как у Саске, глазами преграждает ему путь. — Этого парня ты «прикрыл»?       Вопрос был явно адресован Саске, но тот молчал. Вместо этого он порывисто спрыгнул на пол и потянулся к брошенной на одной из четырех больничных коек кофте. Одной рукой.       У Наруто быстро-быстро забилось сердце. Вены на руках заболели, словно по ним прошлись острой бритвой или же сдавили чем-то тоненьким и острым. Как, например, плоскогубцами. У Саске не было левой руки. Вот идет его острая ключица, переходящая в плечо, округлая кость опускается, но дальше… Все обрывается на локтевом суставе, обмотанном бинтами.       Учиха пытается натянуть на себя тонкую кофту и не может. Только начинает сильнее злиться, когда по старой памяти хочет помочь себе другой. Культя бесполезно машет по воздуху. Мужчина с глубокими морщинами, штрихами под глазами тут же забывает о Наруто и подлетает к Саске, играет отточенную многими годами роль наседки. Тянется в желании помочь. Саске отбрыкивается от него, как от огня.       — Итачи, отъебись, — говорит он и остается в наполовину одетой тряпке, как клоун.       Итачи крепко стискивает кулаком длинные на затылке волосы — прическа у него очень похожа на маллет, — оттягивает вниз и смотрит на Наруто. Его взгляд полон ненависти, и Наруто чудится, что, возможно, даже отвращения. Будто он мерзкое насекомое, которое давно пора прихлопнуть и размазать внутренности по стене или полу. Или же он противная заусеница, и ее никак не оторвать. Хоть зубами рви, хоть ножницами. Бесполезно.       Сперва мужчина багровеет, по его телу проходит незначительная дрожь, но уже через мгновение взгляд становится более осознанным, и он выдыхает. Наруто его так легко понять. Ведь все из-за него, все по его вине. А оттого, что с ним-то все в порядке, на душе становится еще поганее. Целехонький. На месте Итачи Наруто бы собственноручно размозжил мозги обидчика, потому что тот «заслужил».       — Пойдем поговорим, — бросает Итачи, выходя из крохотной палаты, при этом перешагнув расплескавшийся по плитке суп и отскочивший от стены поднос.       Узумаки бросает едва разборчивое «прости», обращенное к младшему Учихе, и выходит следом.              Итачи закурил. Заметь это хоть кто-то из персонала, его бы вышвырнули до того, как сигарета бы истлела. Наруто ждал, что он ему что-то скажет, но тот медлил.       — Я… Я принес документы на страховку. — Наруто протянул ему прозрачный файлик. — Вы подпишите, а я отнесу Пейну.       Итачи стряхнул вниз крошки пепла и посмотрел на документы так, словно тот ему предлагал долбаный флаер, который раздавали в одном-единственном торговом центре их района. Торговый центр, он же и супермаркет, он же и склад бесполезных вещей. Там не было ничего, кроме двух запыленных кабинетов: в одном — центр поддержки всем и вся, в другом — энергичная женщина, помогающая с распределением, будь это работа, учеба или же переезд в другой населенный пункт. Она все знала. И еще точек продажи, больше походящих на рынок, распространившийся на тысячи метров. И в месте этом всегда гуляла одна кривоногая девочка, протягивающая пожеванные флаеры. Долбаные они были потому, что рекламировали лучшие путевки в Патру. И они, как издевка, игнорировали тот факт, что никто не смог бы оплатить хотя бы половину цены одного билета. И то ради этого пришлось бы пахать несколько десятков лет.       Наруто был той самой недалекой девочкой. Девочкой с издевкой в руках.       — Зачем? — Простой вопрос.       — Ну как это? Саске… — Наруто запнулся и опустил голову вниз. — У Саске будет рука.       — И это что-то изменит?       — Конечно, он сможет жить дальше полноценной жизнью.       Итачи усмехнулся и, бросив бычок под ноги, затушил носком черной обуви.       — Ничто и никогда не изменит того, что ты натворил. Такие травмы просто так не проходят. Тем более я очень сильно сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное.       Узумаки хотелось его перебить. И сказать, что тот неправ. Ведь подобные «несчастные случаи» в их профессии случались нередко. Он знал, что в других цехах и глаз кому-то вставили. Точнее не глаз, а хрусталик. Другому ногу пришили. А третьему, о нем он узнал совсем недавно, в спину вставили шарниры и раздробленные ноги собрали буквально по кусочкам из чужой плоти. Но Наруто их никогда вживую не видел, а потому вовремя прикусил свой язык.       Итачи вытянул из его рук файл и, не дождавшись ответа, шагнул в сторону злосчастной палаты.       — Стой! — Наруто наконец-то осмелился поднять голову на уровень чужого лица и брякнул тем самым пакетом с банками. — Это для Саске.       Итачи не повернулся.       — Оставь себе.       Наруто понуро кивнул и пошел в сторону регистратуры. У приемного окна с длинными полочками теперь было куда больше народа. Несколько медсестер с повязками поперек груди очень громко спорили с мужчиной, который, к слову, выше по должности. Узумаки забросил за стойку пакет с фруктами, пробубнив себе под нос: «Это вам». Никто на жест доброй воли внимания не обратил.       Из клиники выходил аморфным, ощущая на себе всю тяжесть бытия. Теперь понимал, что все, что с ним когда-то происходило, — просто ничто по сравнению с тем, что сейчас. Все, что у него осталось, — это тешить себя надеждой, что Итачи все же не проигнорирует его слова и у начальства появятся бумаги. Саске получит протез и сможет продолжить работать и жить как прежде. Он запахнул на себе куртку и вышел с территории овальнообразного госпиталя с четырьмя этажами и башенками по обеим сторонам — выросшими карамельными леденцами. На улице поздняя осень, деревья голые и страшные, трава цвета ржавчины, и ощущение такое, словно повсюду прошлись кислотные дожди.       Кривая дорога вела к заводу. Если вчера ему дали выходной, то сегодня на такой подарок он не смог надеяться. Тринадцать часов с одним коротким перерывом, которого хватит разве только для того, чтобы отлить и закинуть в рот батончик с какой-нибудь приторной гадостью. День предстоял тяжелый и безрадостный.

***

В огромном зале он чувствовал себя лабораторной мышью: каждый считал своим долгом глянуть на него хоть краем глаза, просто удостовериться, что да, такой человек существует, дышит с ними одним воздухом, ходит по тем же коридорам и так же, как они, выполняет работу за плешивые карточки. На таких он внимания не обращал — смотрят и смотрят, что с того. Но некоторые же откровенно пялились, шептались за спиной. От этих взглядов хотелось в ту же секунду сбросить с себя плотную робу и тщательно помыться, до краснеющей кожи.       Он лишь ниже опускал острый подбородок и ждал, когда на часах будет три. Три часа ночи.       Перед тем как зайти на пост охраны, решил забежать еще в одно место. С того дня он с Кибой так и не увиделся. Он, не стучась, толкнул плечом дверь и, повертев головой, поискал Инузуку. В кабинете сидело трое, но того не было, хотя Наруто имел полную уверенность, что в это время суток точно его смена. График «друга» он никогда не пытался запомнить, эта информация отложилась в голове сама по себе.       — А где Киба? — спросил Наруто, обращаясь ни к кому и в этот же момент ко всем присутствующим.       Мужчина с лысой головой, похожей на блестящий гладкий шлем с человеческой кожей, не отвлекаясь от отчета пробасил:       — Больше он здесь не появится.       — Как это? — Наруто неприятно закашлялся. — Вы…       — Сам у него и спроси, — грубо перебил его мужик, тыкнув толстым пальцем в сторону выхода.       Дойти до дома Кибы он смог бы и с закрытыми глазами, и это совсем не для красного словца. Еще в детстве после звонка они шли к дому и то ли для веселья, то ли из-за скуки придумывали новые развлечения. Один закрывал глаза, натягивал на глаза колючую шапку или обвязывался шарфом и шел к дому по старым воспоминаниям, возможно по запаху. Память тогда выдавала картинки — фотопленку, по которой ты знал, где поребрик, где криво лежащий камень, о который часто запинаешься. Очень хорошо помогали запахи: если кисло пахнет курой, то они идут по узкому переходу с множеством лавок, если бензином, то осталось только повернуть за угол и вот он — муравейник. Другой выступал в роли подстраховки, чтобы друг не упал в вечно открытый люк, а ветки низких деревьев не выкололи глаза. Иногда этот другой усложнял задачу. Останавливался и спрашивал, где они проходят.             Узумаки вышел за пределы главного проспекта, и перед ним выросла пустошь.       Глаз человека способен видеть на расстоянии одной сотни километров. Перед Наруто высились десятки и даже сотни идентичных панелек с высокими балками на крышах, между домами — сырая земля, сверху — лиловое-черное небо с мириадами звезд и низкое солнце, приближенное в десятки раз.       Киба открыл сразу, молча провел в комнатушку, посадил на скрипучий матрац, а сам продолжил закидывать в сумку вещи. Тут было непривычно пусто, только пыль и грязь осталась на своих местах. Под правым глазом у него чернел синяк, на губе расцветал кровоподтек, а нос был выгнут в другую сторону и походил на переспевшую сливу.       — Киба, что случилось?       Наруто сцепил пальцы в замок и старался не замечать потрепанного вида друга. Боялся, что тот если не разозлится, то обвинит во всем его.       — Ничего.       Инузука инертно повел плечами и засунул во внутренний карман матовую упаковку чего-то.       — В смысле ничего? Ты почему уволился?       — Я не увольнялся. — Киба застегнул сумку, хлопнул по ее бокам и быстро стрельнул в Наруто глазами. — Меня уволили.       — Почему?       — Только не делай вид, что не знаешь почему.              — Но меня же — нет.       — Ты счастливчик.       Киба по-грустному улыбнулся и закинул на одно плечо сумку, а на другое — покоцанный рюкзак.       — И что дальше? — Наруто сжал голый матрац рукой и терпеливо ждал ответа.       Киба встал с коленок.       — Ты вовремя. Пойдем, проводишь.       Они вышли из квартирки. Киба закрыл дверь на ключ и отдал его соседке напротив. Пожилая женщина с рыбьими глазами неприятно цыкнула, но все же забрала. Она даже не удосужилась до конца закрыть свой кричаще-розовый халат, открывающий вид на обвисшую грудь. Пока они спускались с десятого этажа, Киба все же решил продолжить.       — Мне сестра предложила подработать. Баранку грузовика крутить. Только это в другом районе.       Сестре Кибы по жизни везло намного больше, чем ему. Она родилась красивой. Губы бантиком, ноги длинные и стройные, чуть не до ушей, а в придачу еще и характер неплохой: яркая, интересная. Когда надо — даст совет, поддержит добрым словом, а в другое время заткнется и будет молча сидеть. Хана быстро выскочила замуж, и очень удачно, раз смогла перебраться в столицу и занять неплохую должность. У братца же на постоянной основе что-то шло не так. Умом не блистал, сообразительностью не похвастаться. И имелась у него еще одна незначительная проблема, из-за которой он никогда не сможет построить свою «карьеру», как старшая сестра. Он был страшненьким. Будь Киба девчонкой, это не стало бы препятствием — накрасился, заставив окружающих верить в свою идеальную кожу без синячков, прыщиков, и все бы поверили. «Губы-то какие яркие, и щечки румяные». Но Инузука таким бы ни в жизнь заниматься не стал. Шибко гордый. И последний немаловажный фактор — Кибе никогда не везло. А если фортуна когда-то улыбалась, то он просто с невероятной смелостью все портил. В общем и целом, дожил до девятнадцати не спившись, и уже достижение.       Наруто очень удивило, что Хана «ему» все же помогла. Та всегда говорила, что он сам должен вылезать из дерьма, в которое сам и залез. Но похоже, в этот раз все было слишком серьезно.       — И ты согласился?       — А что мне еще прикажешь делать?       — Я не знаю… Но так сразу? Ты ведь даже ни с кем не попрощался. А если бы я к тебе не зашел или бы опоздал минут на пять?       — Значит, такова судьба. — Киба подтянул повыше лямку рюкзака. — Не вижу смысла оттягивать неизбежное. И тебе, кстати, советую то же.       — В смысле?       — Уходи с завода, а лучше найди способ выбраться из этой глуши. Пейн этот оказался еще хуже, чем мы могли предположить.       — Сам разберусь.       Остальную дорогу до границы никто больше не заговаривал. Наруто понимал, Киба устал и в этом виновата точно не судьба.       Линия границы разделена колючей проволокой, на посту стоят несколько военных, совсем еще зеленых, но возомнивших о себе невесть что. Когда Киба проходил через рентген и металлоискатель, его обшмонали так, словно он весь напичкан контрабандой, и, если бы в тот момент Кибе сказали снять штаны, наклониться и покашлять, Наруто бы не удивился. Они вытряхнули все тряпки на землю, попав точно в лужу, будто прицеливались. Метко. И не заморачиваясь заставили Кибу все это прибрать.       Наруто и Киба в последний раз пожали друг другу руки и крепко обнялись.

***

Впереди — территория завода, кучки, разбросанные между пожухлой травой, а сверху — высоченные трубы, исторгающие смертельные отходы. Средняя продолжительность жизни в их городке составляла не более шестидесяти лет, но намного чаще люди успевали стареть и обрастать болячками к пятидесяти. Немощные старики с беззубыми ртами и скрюченными руками и спинами.       Наруто уже подходил к главному входу, когда увидел за высокими окнами его, Саске. Ноги чуть не подкосились. Прошло две недели с того момента, как он его видел в прошлый раз.       Наруто забежал внутрь, отряхнул грязную обувь и нетвердой походкой последовал за ним. Тот, как и другие, шел в сторону раздевалки.       — Привет. — Наруто оглядел его с головы до пят и остановился на руке, за плотной курткой показались очертания предполагаемой конечности. Пришитой. — Тебя уже выписали?       — Зачем за мной бегаешь?       — Хотел удостовериться, что с тобой все в порядке.       Саске хмыкнул. Под глазами у него залегли тени, а цвет кожи стал неестественно желтым и землистым. Они пересекли коридор и зашли в раздевалку.       Наруто открыл свой шкафчик, проскрежетав ключом в личинке. Скидывая с себя одежду, смотрел на Саске. Тот не шевелился, только закинул тряпичный пакет в шкаф.       — Тебе сделали имплант?       Внутри все ухало. Наруто натянул на себя темно-зеленую форму, щелкнул застежками и затянул посильней. Ему стало даже немного больно у бедер.       — Да.       — Покажешь?       — А ты мне за это заплатишь? Я за так не раздеваюсь, — съязвил Учиха.       Левая, имплантированная рука, находящаяся в глубоком кармане, сильно сжала пузырек болеутоляющих. Но он этого не чувствовал. Лишь знал, что мозг работает как надо, отдавая команды конечности.       — Ладно.       Наруто хлопнул дверкой и разочарованно спросил, ждать ли его.       — А зачем?       Наруто пожал плечами и пошел в одну из трех дверей, ведущую в цех. Она, как и другая, но уже от душевой, была за бетонной стеной. Он открыл железную створку, но в последний момент передумал и остался. Хлопнул ручкой, оставляя шум и треск кипящей работы там, снаружи. Отсюда он мог наблюдать за Саске, как тот все же снимает с себя толстую куртку с меховым воротничком, как сбрасывает с ног тяжелые ботинки. Видеть-то он мог, но и прозрачным вмиг стать нереально. Наруто вжался в стену, пытаясь стать меньше в размерах. Когда Саске снял с себя верх, большой ему на пару размеров, ему стало горько. Он мечтал, чтобы в эту же секунду его прибила перегородка, замуровала. Саске действительно пришили новую руку, но разве это можно так назвать? Нет, совсем нет. Это больше походило на жирный кусок, приделанный небрежным мясником. Зрелище мерзкое, самая настоящая лапа рептилии. Имплант больше оригинала в два, а то и в три раза, плоский в некоторых местах; кожа где-то зеленая, где-то красно-фиолетовая. И двигается неестественно, слишком резко, будто у владельца тремор. К горлу подкатывает тошнота.       Раньше люди делали бионические протезы, обычный пластик, все как у робота. А потом хирурги научились пришивать людям практически такие же конечности, какие были до этого. И такая процедура имела намного больше плюсов: выглядит как настоящая и ощущается так же. Никто не заметил бы изменений, даже тот, кому это делали. Сейчас же Наруто понимал, что пластик был бы в миллионы раз лучше того, что болталось у Саске с плеча.       Вот так начальство завода печется о своих работниках? Сколько это все стоило — семьдесят вшивых карточек, девяносто? Разве страховка не смогла бы покрыть дорогостоящую операцию? Это нечто может подаваться людям на второе, но никак не быть продолжением человека.       Наруто вышел из раздевалки. Ему надо было что-то решать.       Разбираться. Узумаки понимал, что идти к горе-врачу бессмысленно, тот исполнитель, а не заказчик. Какой ему материал дали, с таким ему и пришлось трудиться. С этим следовало идти только к одному человеку.       Он решил наведаться к Пейну. Поднявшись на второй этаж по лестнице, быстро юркнул в приемку. Кюске наливал какую-то темную муть в прозрачную кружку. Завидев Наруто, он надул свою заячью губу и быстро пролепетал:       — К нему нельзя!       Наруто его проигнорировал и влетел в темный кабинет, сразу завидев некоторые изменения в никогда не меняющемся помещении. Раньше здесь все было статично: блеклые стены, минимализм, граничащий со свалкой. На одной полке одна половина всегда была абсолютно чистой и пустой, вторая же ломилась от разноцветных папок, каких-то скрепок, банок от кофе, которые не удосуживались убирать месяцами, и множества кнопок. А теперь ничего, на голой стене за креслом начальства — развивающийся красно-черный флаг и искусно нарисованная картина главы государства. Вождя. Мужчина средних лет с роскошными усами и коротко подстриженной бородой. Родинка на кончике носа, похожая на бородавку, подкрашенная чем-то белым.       Кюске не успел его остановить, поэтому, тихо извинившись, спокойно вышел, оставив едва заметную щель в дверях.       Пейн удивленно приподнял бровь. С ним на кожаном диване, из явно чей-то шкуры, сидела красивая девушка, при этом чересчур близко, можно даже сказать, интимно. Наруто ее сразу вспомнил, он знал лишь двух людей с настолько прозрачными глазами — битыми стеклышками, — но вот ее имени никак не припоминал. Хи… Хи… Крутилось в голове сломанной пластинкой на подержанном патефоне. Девушка поправила завязки у запястья своего белого ситцевого платьишка и немного сгорбилась в стеснении за свой пышный бюст, который невозможно скрыть ни шарфом, ни шалью, ни мешковатой кофточкой.       — В чем дело? — строго спросил Пейн.       — Это я у вас хотел спросить. Что за… — Наруто не смог подобрать правильного слова, на языке были одни ругательства, — пришили Саске?       Пейн опустил голову и задумчиво постучал костяшками пальцев по ручке кресла.       — Хината, подойдешь попозже?       — Да, конечно, — сказала девушка заплетающимся языком и неловко встала.       Хьюга ушла, оставив после себя манящий запах духов с нотками цитрусов. Пейн отложил на кофейный столик ручку с блокнотом и подошел к широкому, на всю стену, окну. Нажал на какую-то кнопку сбоку, и отворились жалюзи. Снаружи на них смотрела груда мусора, грязных луж — и ничего больше.       — Наруто, ты знаешь, какую долю от бюджета мы получаем? — начал Пейн издалека, делая акцент на «мы», будто он проработал здесь не один десяток лет и вообще это являлось его детищем.              — Не знаю.       — Десять процентов. — Пейн повернулся к нему лицом. — Из них шесть тратится на материалы и энергию, аренду земли. Три — на зарплату вам. Всем конструкторам, технологам, охранникам, техничкам. И только один — на прочее. А это прочее идет на все. На хорошую, действительно хорошую, охрану за пределами завода, чтобы ни одна дрянь не посмела и винтика отсюда украсть, а то бы тут уже на следующий день камня на камне не осталось. И это я еще не говорю про юристов.       — И что с того? — резко перебил его Наруто.       — При этом такие, как вы, выполняют свои задачи из рук вон плохо. — Пейн раздражался с каждой секундой. — А теперь посмотри, где мы живем, — он к нему медленно подступил и крепко сжал подбородок, указывая на дохлую собачонку, валяющуюся между двумя разбитыми бутылками чего-то горячительного, — и подумай, какое мне дело до ваших жизней.       Наруто крепко сжал челюсть.       — Если думаешь помочь Учихе, придется поработать.