железное солнце

Легковушка подпрыгивает на каждой яме: подбрасывается в воздух на считанные сантиметры, взлетает, а потом плюхается обратно. У Наруто от такого аттракциона уже болели суставы, плюс в один момент он успел отбить себе копчик.       Он очень сильно жалел, что родился тут, а не там. Там машины с турбинами вместо колес встречал бы почаще. Тут же на такие он пялился считанные разы; хватило бы одной руки, чтобы посчитать. Один раз лет в пять, когда отец уходил из семьи и забирала его из их родного дома богатенькая девица с кудрявыми локонами, спадающими на острые лопатки, не испытывающая стыда за разрушенный брак или перед ребенком, потерявшим надежную опору. Второй раз в школе: мальчишка в параллельном классе, судя по всему, попал к ним по чистой случайности. В дыру, в которой никогда не водились туалетная бумага и мыло, его засунул дедушка, верящий в то, что каждый должен всего добиться сам. Так говорил его родственник, беря в пример себя, — он же смог свернуть горы и не только, значит, все могут. А машинка-то его стоила по крайней мере карточек восемьсот. Третью малышку усмотрел, выглядывая из окна дома. И последнюю где-то еще. Чудо техники это называлось «пэйс», и неважно, какая модель. Плоские ватрушки, мощные настолько, что можно проскочить с одного побережья страны до другого и заправиться раз пять от силы.       В салоне несло соляркой, даже платок, завязанный на носу, мало помогал. Вонь была такая, что Наруто боялся отравиться и загнуться где-нибудь под сиденьем. Грохнулся бы ничком, заблевал коврики, корчась от боли, и поминай как звали. Он тянется к стеклоподъемнику, нажимает и жадно вдыхает прогорклый воздух — это и то лучше, чем задохнуться среди двух незнакомых людей. Один за рулем, а другой рядом с ним. Запоминать их имена он даже не пытался, — а толку? Почти каждый раз, когда Наруто катался или разбирался с поручениями Пейна, с ним водились разные люди. В сегодняшнюю ночь Узумаки им про себя дал клички: шестерка Первая и шестерка Вторая. Ничего в них примечательного не было, самые обыкновенные мужики, которых каждый день встречаешь на улице.       Шестерка Вторая, что сидел к нему поближе, позвал:       — Заходим слева, на все про все четверть часа и ни минуты больше. В случае чего пеняй на себя, — вкрадчиво сказал мужик. Белки его глаз блестели в темноте.       — Понял, — безразлично ответил Наруто.              Спал он теперь по три-четыре часа. Ему сильно хотелось прикорнуть: свернуться в углу, подложив под шею куртку, и наконец закрыть глаза. Еще совсем недавно он надеялся, что хоть в дороге получится заснуть, но на такой дороге…       То, что ему предложил Пейн, оказалось нелегально. Хотя, конечно, «оказалось» не очень подходит для описания. Этот лицемер ведь по-другому не умеет. Но Наруто знал риски и все равно решился. На заводе, это и дураку понятно, столько не заработать. Вкалывай ты по двадцать часов — при любом условии только грыжу заработаешь. Но это не было единственным вариантом Наруто. За несколько дней как дать точный ответ он обошел всех знакомых, порылся в комнатке с «интернетом». Это такая большая библиотека с множеством устаревших компьютеров, находящаяся в доме культуры, управляемом Министерством счастья. Министерством, занимающимся абсолютно всем в городах, или по-другому районах. Рынок труда, образование, институт семьи, законодательство, продовольствие, нововведения, — за все, что существовало, можно было благодарить или же ругать только его. Наруто жалел, что у него нет ни одного друга или хотя бы знакомого, крутящегося болванчиком в бюрократической машине.       В небольшом городе существовал только один способ узнать немного больше о внешнем мире или элементарно пообщаться с теми, кого не достать, — в те времена, когда и телефоны-то запрещены и пользуются ими только особенные. Чтобы в нее попасть, ты обязан иметь пропуск, доказывающий, что ты достойный гражданин, не маячивший ни в одном деле легавых, по-другому названных на убогих улочках «голубями». Зайти туда возможно только в отведенное время, история твоего пропуска тщательно проверяется, и в случае чего будет тебе ой как нехорошо. Информация о других государствах, о сомнительных личностях и порно. Полный запрет.       Попасть в библиотеку являлось единственным способом посмотреть что-то во Всемирной паутине, и то в достаточно сильно зацензуренной версии. Наруто в тот день пролистал все вакансии и, ничего не найдя, ушел домой. Но не дошел, а повернул к Орочимару, пару раз при этом то переходя на бег, то, наоборот, замедляясь. В голове он продумывал, что бы еще он мог сделать, но только не продавать свое тело. Торговать органами не решился — Наруто стремился дожить лет до ста двадцати, а может, и больше. Именно столько жили люди в Патре. А вот чтобы заняться сексом за деньги — задумался. Да, мерзко, да, низко. Но в принципе, если бы он занимался этим только с женщинами, то справился бы и даже эго не пошатнулось.       Он зашел в полуподвальное затхлое помещение и немного задумался: здания нормального нет, откуда тогда могут быть деньги? Или это только для прикрытия? Орочимару оказался еще более противным, чем Пейн. Глаза пытливые, смотрят прямо в суть, а речь его странная, шипящая, и некоторые буквы тот проговаривал на манер иностранца. За его макушкой расцветали пятна плесени. На вопросительный взгляд Узумаки тот его сразу успокоил: «Мы не бедные, не обидим. Это чтобы на нас не обращали внимания. Лишних проблем никому не надо». Правда, потом он сразу развеял все надежды. Девушки, женщины, бабушки, да кто угодно редко к ним обращается, а вот мужчины… «Ты мальчик симпатичный, всем понравишься. Получишь немало, тебя не обидят». Наруто не стал дослушивать, враз покраснел и, пробормотав ругательства, выбежал на улицу.       Вот так и осталось одно-единственное предложение Пейна. И что было хуже, сказать сложно. В один день Наруто бегал по складам, магазинам, рынкам или же чужим домам. С кем-то они договаривались, покупали, а кого-то просто-напросто обворовывали. В другие дни Наруто сидел в приемке у Кюске и копался в его документах, а иногда ему приходилось примерять роль секретарши, когда на смену не выходила Хината, новенькая. Наруто приходилось приносить кофе, чай, бегать за сигаретами или едой в столовую, подогревать ее где-нибудь, прибираться, будто он уборщица. Мальчик на побегушках. И иногда это было приемлемо, ничего запоминающегося — отпахать после своей смены еще часов пять и домой на боковую. Но его начальник не был обычным человеком, он часто говорил страшные вещи, и с каждым разом абсурдность происходящего возрастала, доходила до абсолюта. Например, два дня назад Наруто, как всегда, зашел в его кабинет, поставил рядом с пепельницей тарелку со странным на запах и вид салатом из квашеной капусты и свеклы и случайно опрокинул блюдце, рассыпав окурки и пепел. Узумаки порывался взять тряпку, но его остановили, схватив за плечо.       Пейн насмешливо улыбался.              — Вылижи.       — Что? — Наруто застыл.       — Ты слышал. — Пейн ткнул пальцем в горку.       Наруто еле вырвался и больше в этот день не возвращался. За тот «случай», или по-другому «недопонимание», ему доплатили без лишних слов. Наруто тоже ничего не сказал, осознавая свою зависимость от Пейна. «У богатых свои причуды», — решил он тогда.       Они вышли из машины, прошли по маленькой роще и остановились у одноэтажной постройки. Конкретно это здание не принадлежало врагу Пейна или кому-то из его знакомых. Нет, именно этого человека, владельца чипов для техники, они обворовывали. Стыда или сожаления Наруто, к удивлению, не чувствовал. Отнюдь, в груди ухало от радости, когда понимал, что еще один толстосум, сделавший на таких, как он, бизнес-империю, обанкротится, хоть и на чуть-чуть. Это ведь не единственное его место сбыта.       Шестерка Вторая, с нависшим веком и складками под глазами, срезал замок. Проделать все надо было быстро, без шума и пыли. Им передали точное время, когда на смену выходит не особо заморачивающийся охранник, сейчас спокойно спящий на своем раскладывающемся диванчике, накрыв голову газетой и заснув с мыслями о своей пятилетней дочурке, которой он не мог позволить покупку новой куртки. Прошлогодняя совсем прохудилась. «Почки простудит», — думал мужик, но ничего для обратного не делал.       Сначала все шло как надо: Наруто с двумя другими быстро нашел нужный коридор, за которым прятались десятки коробок. В них валялись перемешанные провода: небесно-голубые, кричаще розовые, бесцветные, прозрачные, с бегающей внутри жидкостью. Чипы, похожие на цветастые обертки от шоколадок, но не хрустящие, а гладкие — такие, что хотелось облизать. Расфасованные в пленку картриджи. Узумаки скинул все в портфель, что-то засунул в карманы, набив их битком. А потом он увидел в углу валяющийся процессор и даже монитор к нему, правда с трещинками-паутинками. Он достал из бокового кармана плотный пакет и тряхнул им вверх-вниз. Ему уже тогда говорили, что им пора. Очень настойчиво, но Наруто это бы разве остановило? Он видел цель. Узумаки запихал в разрывающийся пакет небольшой процессор вместе с монитором и, выходя из комнаты, запнулся о балку. Балка эта была прикреплена к стеллажам. Все грохнуло, горе-охранник проснулся и, к общему удивлению, не лег спать дальше.       Как итог: у шестерки Первой сломан нос и подвернута нога, у Наруто — расцветающие синяки на коленях и кровящие руки. Тучный мужик с сальными боками, как и ожидалось, до них не добежал, однако им не посчастливилось перепутать двери и выбежать справа. А там внизу — бетонные камни на сваях, выложенные чьей-то больной фантазией в шахматном порядке.

***

Они занесли всю технику в подвальные помещения завода, которые напрямую скрещивались с катакомбами, построенными лет тридцать-сорок назад — в те времена, когда люди еще теплили в себе надежду на лучшее. Жители менее благополучных районов выходили на митинги, жгли администрацию того самого Министерства счастья, бились с властями, не выходили на работы месяцами, разбивали витрины, машины, чужое имущество. Все горело синим пламенем.       Это ни к чему не привело по одной простой причине: военных все устраивало, платили им исправно, достойно. А потому зачем им-то что-то менять в налаженной системе, в которой они всегда находились поближе к кормушке? Счастливые, нахохлившиеся, ничего не ведающие дальше своего клюва голуби.       Никто из родителей Наруто, как он знал, на митингах глотки не рвал. Хотя откуда ему знать, никто же не рассказывал. От матери года три назад ушел… В душе же он надеялся, что они тоже пытались исправить этот мир к лучшему, а не превратились в обычное стадо.       Закончилось тогда все…       Жженые лоскутки жителей веревками развивались на ветках тополей, на рельсах — раздавленные, а потом сплюснутые и перемолотые под острым взором машинистов конечности. Раздробленные мозги с мерзким запахом ванили, их сладкий вкус знаком самым отвратительным, испорченным, уже совсем не людям, но и не животным. Остальных — в дурку, за решетку. Катакомбы остались пыльным слоем напоминания. Обломком раздавленной веры.       Наруто отряхнул пыльные руки о штаны и взял под мышку компьютер, закутав его перед этим в какой-то мешок, чтоб не привлекать внимания. За него он хотел получить отдельную плату. Поднялся на верхний этаж и повернул ручку. Заперто. Наруто перекинул мешок в другую руку и подождал минуту или две, прежде чем ему открыли.       Здесь, на софе, сидит Хината. Подол ее юбки короткий, вульгарный, не оставляющий простора для фантазии; светло-кремовые ляжки у всех на виду. А на шее у нее темный чокер с кольцом по центру. Завидев Наруто, Хината стыдливо прикрыла промежность руками. От вида влажных бедер, к огорчению Наруто, в паху ничего не сдавило, не пошевелилось. То, что он увидел, было не увлекательнее трещины на асфальте или узора на ковре. Он до боли укусил щеку, проклиная самого себя и виня в своей незаинтересованности длительное воздержание. Сколько у него не было близости? Месяц? Два? А может, год? «Скоро забуду, как женщина голая выглядит».       — Ну что тебе? — слегка, только слегка раздраженно спросил Пейн.       — Сколько стоит? — без лишних прелюдий начал Наруто, напрочь забыв, что они тут не одни.       Пейн на него укоризненно посмотрел, заглянул под тряпку и сказал:       — Нисколько. Зря только тащил этот хлам.       — И что мне теперь с ним делать?       Пейн развел руками в стороны и спросил:       — Почему вчера не зашел? Я вроде твоему бригадиру говорил, чтобы в семь ты был у меня.       Пейн сел в кресло, по полу скрипнули ножки, оставив после себя темные росчерки.       — Забыл. — Наруто стесненно поправил задравшуюся рубаху, вспоминая позапрошлое происшествие. — Дел невпроворот.       — Наруто, я тебе плачу не только за мелкое воровство…       Пейн встал и неторопливо заходил по кабинету, похлопал смущенную Хинату по коленке, выгоняя за дверь.       Узумаки хмыкнул — вот это, по его мнению, мелкое воровство? Они только за сегодняшний день отнесли в подвал техники на его месячную зарплату.       — Если скажу прийти через пять минут — приходишь через пять, если скажу все начисто… — Он поднял на руке пепельницу, увидел незамедлительную реакцию Наруто и сразу опустил. — Понял?       — Да.       — На. — Пейн подошел и засунул ему в верхний кармашек комбинезона флешку. Наруто ощутил холодок металла. — Пусть Кюске распечатает.       — Что это? — Наруто почувствовал тепло его ладони и резко отстранился.       — Новый договор. Учихе передашь, и будет у него нормальный протез.       — Я думал… сперва я отработаю.       — Отработаешь. Не сомневайся.       Пейн потрогал острые заклепки на Наруто и потянул в сторону выхода.       — Саске не согласится.       В чем в чем, а в этом Узумаки не сомневался. Тот точно не согласится переживать этот стыд и позор снова.       — А что ты мне предлагаешь? Подмешать ему что в стакан, связать, а потом на операционный стол. Решай все сам, уже не маленький.       Наруто вгляделся в фиолетовые, неземные глаза Пейна, его тонкие рыжие брови, сжал кулаки, но не нашел причины для спора. Тот прав.

***

В овальной столовой со сквозными дырками, ведущими в другие цеха, гремело: тарелки трещали, стулья скрипели под весом обычных работяг и слышался шум работающих аппаратов. Мятные с крапинками бурого плитки на стенах в это время суток блестели золотом. Яркие блики слепили глаза, как долбаный диско-шар; дрожали, будто водная гладь, орошенная каплями дождя. Солнце заходило за утес.       — Хината в порядке?       Неджи помешивал горький кофе из пакетика, пытаясь утопить суховатые комочки на поверхности. Его голос не был лишен волнения и какой-то отеческой заботы, как бы он ни пытался это скрыть.       — Почему сам у нее не спросишь?       Наруто чавкал, пока пережевывал здоровенные куски тушенки, перемешанные с солеными крекерами. Крошки летели на одежду и пол.       — Мы с ней поссорились, — задумчиво произносит Неджи, не отводя глаз от комочков. — Ну так что?       — Да вроде освоилась.       Наруто закашлялся особенно сухим комком хлеба и запил из вздувшейся упаковки сока. На картонке было написано: «Яблоко и виноград», но он в этом очень сильно сомневался. Не сладкий, не кислый, — никакой, пресный вкус березового сока.       Про то, что видел, решил промолчать. Не его это дело.       Неджи покачал головой, большего знать ему не надо. Отпил кофе с химическим привкусом, остающимся на зубах тонким слоем налета. Он сделал всего один глоток, после которого уже не терпелось хорошенько прополоскать рот, а лучше почистить зубы раза на два. Так бы он и сделал, если б не имел других забот. Ему добавили часов в смену.       — Слушай, а Саске сейчас в шестой? — В животе у Наруто все сжалось.       — А ты не знаешь? — спросил Хьюга, допивая кофе из граненого стакана одним глотком.       Узумаки промолчал.       — Саске переправили в восьмую. Он не справлялся. — Неджи потер заплывающий глаз. — Не повезло.       Наруто пораженно уставился на свой поднос. А чего он ожидал? Как тот теперь мог бы быстро реагировать у ленты со своей уродливой цыплячье-рептилоидной лапкой? Сейчас он, по-видимому, изготавливал циклорамы.       — Сегодня он тоже там?       — Не знаю, — ответил Неджи, — а что?       Узумаки кратко ему рассказал о возможности получить новый имплант, в процессе понимая, что, когда будет говорить об этом Учихе, тот точно не поверит. Его история уж слишком неубедительная, ей стоило обрасти жирком. Неджи было не особо интересно, и слушал он вполуха, но совет все же дал:       — Саске слушает родителей, попробуй через них.       — И как мне с ними связаться?       — Он с ними живет.

***

К полудню Наруто докрошил с десяток заслонок и пошел в восьмую. Цех этот раза в три меньше стандартного, и людей тут двое-трое от силы, а платят им и того меньше. Он не решился напрямую обращаться к Учихе, а потому сел где-то в отдалении, около жестяного аппарата, выплевывающего не особо чистую, будто из пруда, воду. Труба была привинчена достаточно далеко, чтобы не мозолить другим глаз, но при этом близко настолько, чтоб наблюдать за Саске. За его чересчур резкими, небрежными движениями, черными от грязи щеками, будто в мазуте. Тот орудовал тонким, как из бумаги, сплавом, портя при этом половину материала. Рядом грудой валялся обрезок жесткой магнитной ленты.       Весь последующий час Наруто недвижимо просидел, оперевшись поясницей о трубу. Один раз к нему кто-то подходил и что-то кричал в попытке звучать громче, чем сверла. Наруто просто отмахнулся. К тому моменту, как вспотевший Саске подходил к аппарату воды, ноги затекли и замерзли. Светло-охряная форма Саске теперь висела на нем серым пыльным мешком.       — Опять ты.       Саске снял с себя пояс с инструментами и перекинул на плечо. С лица рукавом стирал жирные пятна сажи, только еще сильнее все размазывая. Выглядел он изможденным и изменившимся: всего за несколько недель перспективный, талантливый парнишка, способный на многое, если не на все, превратился в трутня. Вот и расцветка черно-желтая угадывалась, особенно издалека. Улей в нем больше не нуждался, и, желая избавиться от бесполезной «пчелы», королева отправила в восьмой. Туда, где ты никому не был нужен и циклорамы эти изготавливали не из надобности, а про запас. Жестоко.       Наруто подскочил с прохладного пола, поправил рюкзак на плече и постарался звучать правдоподобно. Прежде, чем он бы поскакал к родителям или кто там у Саске — в том, что у того уже есть семья и ребенок, он сомневался, — надо было убедить его.       — В бюджете нашлись средства, тебе исправят… — Он мимолетно показал на руку Саске. — От тебя только требуется подписать документы.       Учиха выдал что-то похожее на смешок и прошел мимо.       — Ну правда, Саске, тебе что, сложно?       — Ты даже не представляешь насколько.       — От тебя вообще ничего не требуется, одна подпись, и все.       Саске молчал и, казалось, не слушал.       — Я тебе обещаю, на этот раз все пройдет хорошо.       Они прошли весь первый этаж и оказались перед дверью в раздевалку. Саске проходит внутрь первым, придерживая ручку.       — Наруто, съебись… Это бессмысленно. Смирись.       Взгляд Саске полон ненависти вперемешку с раздражением и каким-то отчаянием. Он захлопывает дверь прямо перед лицом Узумаки.              Наруто бы пнул ногой стену. Пнул бы, будь ему пятнадцать или четырнадцать и внутри бушевали гормоны. Но внутри ему уже давно не пятнадцать. Он быстрым шагом прошел на пост охраны. У охранника стрельнул сигаретку и вышел на улицу. Сам уже и не помнил, когда в последний раз травил свои легкие, — из-за последних событий было не до того.       Температура упала градусов на пять или чуть ниже, и за ночь высыпал первый снег. Лежать теперь этим сугробам, смешанным с лужами, месяц, а может, несколько или всего неделю. Погода на их «обновленной» планете была штукой непостоянной. Никто и никогда не знал, что будет через минут десять, что уж говорить о прогнозах. В их новом мире не существовало более бесполезной профессии, чем метеоролог.       То же самое можно сказать и про бедствия, землетрясения, наводнения, возможную засуху, — никто и никогда ничего не мог предсказать. Вот это точно невозможно. А то, что говорил Саске… Наруто прикусил толстую сигарету и закурил. Это — вполне.       Двадцать минут, и Учиха выходит через парадный вход, накидывает на голову капюшон и начинает дымить. Наруто выходит из-за маленького закутка и, сохраняя приличное расстояние, идет следом. Он знает, где живет Саске, но без малейшего понятия, в каком подъезде и в какой квартире. Он, конечно, мог бы нажать на кнопку чьего-то домофона и поспрашивать, но это заняло бы слишком много времени. А так он знал, что дом Учихи типовой, совершенно такой же, как и у него, и на первом этаже каждого подъезда прописана консьержка. Она выполняет те же инструкции, что охранник, уборщица и домовладелица. Одна за всех.       В его плане много недочетов. Что, если Саске съехал? Или же после напряженных двенадцати часов каторги первым делом идет в бар. А что? Там, в принципе, не такие уж и баснословные деньги. А еще самое очевидное — Учиха его заметит. И Наруто не мог утверждать, что знает, как тот тогда с ним поступит. Изобьет, конечно, вряд ли. Но если захочет проучить? Вопросов много, но Наруто просто надеялся, что все это не зря.       Путь Учиха выбрал странный. Узумаки, например, всегда шел через центр города, обходил ярмарку. А Саске — через парк-заповедник. Странно то, что за вход требовали платы, — цена ничтожная, но все же. Учиха дал пареньку, запертому в ларек, бумажки, по стоимости намного меньше карточек, взял у него бутылку беленькой и зашел на территорию заповедника. Наруто следом.       Парк этот был самым обычным: прудик, лавки, протоптанные временем тропинки, убогий фонтанчик с мальчуганом, а на руках у него цепочка космоса, и, собственно, все.       Саске проигнорировал ряд лавочек и присел на бордюр, уходящий вниз к воде, уже немного подмерзающей. Наруто встал в отдалении, спрятавшись за фонарем с толстой ножкой, похожей на вытянутую гусеницу. В своей ситуации он удивлялся двум вещам. Первая — Саске настолько погрузился в себя, что его не замечал. Это было и смешно, и грустно. Вторая — тот залпом выпил четверть литровой бутылки. А в ней градусов сорок.       Как бы ни пытался, рассмотреть то, за чем наблюдал Учиха, Наруто не смог. Но, как ему почудилось, его внимание привлекли облезлые птицы, неспособные взлететь. Радиация, чтоб ее.       Больше Саске нигде не сворачивал.       Они дошли до дома. Лоскутки здания, сшитые из тысячи пустых глазниц, испытывают на прочность. Дымящиеся трубы вырастают из неплодоносной почвы и висят над округой кишками. Все здесь буквально вопрошало: «Трус ты или нет, чтоб так жить? В таких условиях».       Саске, слегка пошатываясь, заходит под козырек четвертого подъезда и спустя пару секунд заваливается внутрь.       Наруто за ним. Он быстро находит квартирку консьержки и дает ей взятку. Та, недолго упорствуя, отвечает, где найти квартиру Учих. Поднявшись по лестнице, Наруто попадает на вытянутую площадку последнего этажа, длинную настолько, что с одного угла площадки не видно конца и края другой.       Стучаться сразу не решается, немного пережидает, а потом давит на противный пищащий звонок.       Открывают почти сразу. На пороге — женщина, уже немолодая, но все еще хорошенькая собой. И фигурка, и личико, — все славное. Наруто сразу понимает, в кого Саске такой по-девчачьи красивый. Тот же тонкий нос и фарфоровая кожа куклы. Она отходит в сторону и поправляет несколько седых волосков у виска.       — Здравствуйте… — говорит Наруто, проглотив все гласные.       — Здравствуйте, — неуверенно отвечает женщина и просит зайти.       Наруто притворяет за собой тяжелую дверь, обитую дерматином.       — Наруто. — Он неподвижной фигурой встает в прихожей, не осмеливаясь оглядеть квартиру, когда его так внимательно изучают, будто под лупой. — Я работаю вместе с Саске.       В ее глазах появляется узнавание вместе с намеками на горькие слезы. Он уже знал, что она поняла, кто он, но оба все равно играли роли незнакомцев и продолжали театр любезности.       — Микото.              — Я вам принес договор.       Он потянулся к своему рюкзаку, отпихивая в сторону процессор с монитором и ища в недрах папку.       — Ты проходи. — Микото уходит вглубь квартиры, шоркая тапочками.       — Не стоит. Я…       Узумаки не планировал оставаться. Он думал передать ей все необходимые бумаги и тут же уйти, чтоб лишний раз не мозолить глаза и от Саске не получить. Он ждал, что вот-вот — и тот появится из-за угла. Но, похоже, не судьба. Он скинул с себя пожеванные кроссовки, поставил их на коврик, стянул легкую куртку и повесил на крючок к другим. Вешалка покачнулась, грозясь упасть.       Жилье Учих слишком ему напоминало свое. В прошлом. Когда он еще жил с матерью, но только далеко отсюда. На самом краю города, около полосы, ведущей к другому населенному пункту. Все такое же бедное и старое. Отклеивающиеся, несмотря ни на какие усилия, обои, скрипящий паркет, навевающий мысли, что вот-вот и провалишься. И мебель у всех одинаковая, на все времена. К примеру, матовый сервант с замками, покрытыми кристалликами, — такой один месяц выдавали каждому работающему на заводе, вместо выплаты.       Хоть квартирка и была жалкой, но Наруто ясно видел: хозяева не свиньи, наводили чистоту и пытались поддерживать уют. Или она.       Наруто прошел на кухоньку светло-бежевого цвета с висящей вверх тормашками люстрой-подсолнухом.       Он сел на угловой диванчик, почему-то липкий. Женщина села напротив.       — Я тебя помню, на линейке рядом с Саске стоял.       Наруто задумался — он этого даже не знал. И, если честно, он сильно сомневался в правдивости ее слов. Столько времени прошло…       — Саске тогда нам не разрешил к нему приходить, поэтому я с Итачи стояла в отдалении, когда ректор свою речь читал. Меня его слова тогда так восхитили.       Губы Наруто растянулись в мягкой улыбке, и складка меж бровей наконец разгладилась.       — Какие? Когда он говорил, что мы тут все на птичьих правах? — со смешком в голосе спросил он.       — Вы были такими глупыми, что не поняли, что тот имел в виду. — Она махнула рукой и отвернулась к окну с подвешенными к верхушке шторами. Когда продолжила, ее тон сменился: — Спасибо, что зашел. Сейчас не самое простое для нас время, — за ней, на конфорке, зеленые языки пламени обхватывали чугунный чайник, — мы буквально разбиты.       Наруто затаил дыхание, не зная, нужно ли что-то отвечать на чужое откровение.       — Саске стал совсем не свой. Раньше был таким хорошим мальчиком. — Она не выдержала и всхлипнула, потянулась к салфетнице и промокнула сочащийся нос. — Что делать-то? Ты же его друг? Знаешь, что с ним происходит? — В голосе трепетная надежда.       — Да. — Глухое. Разве был он способен ответить по-другому, когда его так беззвучно просят?       — Не бросай его. Умоляю. — Она вцепилась в его руки своими. — Ему так сложно. Он совсем один.       Наруто сутулится под тяжестью колоссальной ответственности.       — Все будет хорошо…       Он передумывает рассказывать ей про операцию, лучше уж он как-нибудь сам. Своими силами. А заставлять ее снова страдать и переживать — не лучшая идея.       Они разговаривают, пока не остывает чай и Наруто все же не съедает суп, приготовленный Микото. Суп из всего, что завалялось в холодильнике. Все это время та рассказывала о своем сыне. Какие-то мелочи; что-то вроде того, как он учился в школе или выбирал специальность, действуя наперекор решению отца и отказываясь идти по чужим стопам. Отец был стражем порядка — она это повторила раз пять, если не больше. Как сломанная пластинка.       За все это время у Наруто сложилось удручающее впечатление, что для нее Учиха — неразумный мальчишка, нуждающийся в теплом молоке с ложкой меда и мимолетном поцелуе в лоб на ночь. Это сбивало с толку, разве тот был когда-то таким? Или же по-другому: Наруто умудрился не заметить, что тот — маменькин сынок?       — …Перестал мне рассказывать, где он пропадает. Вот сейчас, ты знаешь, где он?       Наруто подавился кипяточным чаем, который ему налила Микото. «В смысле, ты не знаешь, где он?»       Уходя, он ненадолго остановился возле чьей-то комнатки с небольшой щелью в проеме. Когда он только сюда пришел, там, казалось, никого и не было. А сейчас Наруто видел старого мужчину, покачивающегося в кресле за просмотром какой-то всем уже давно ненавистной передачи. Но этот мужчина полубеззубо улыбался, очарованный компактной коробочкой, показывающей таким, как они, черно-белое кино, потому что за цветное следовало доплатить.       Дом Наруто покидал с ясной мыслью, которую не забыть, не перефразировать, проигнорировав истинную суть слов: он ему поможет. Не бросит. А возможно, как бы глупо это ни звучало, «станет другом». Не задумываясь, а нужна ли тому эта пресловутая дружба, принимая решение за двоих.