↯︎ ↯︎ ↯︎
Комната охраны, при всех ее размерах, трещит от количества гостей. Десятеро, если считать Бобу, — это перебор. Над Дайнслейфом, что потерял сознание вскоре, как его дотащил Ризли, суетится пара ребят под руководством Бай Чжу. Кэйа, усажен в кресло за столом, кутается в теплый халат и одеяло, тихо сербая чай, пока взрослые что-то обсуждают в стороне. А еще у выхода в качестве охраны молча стоят двое мужчин, и Кэйа время от времени на них поглядывает — уж слишком серьезные рожи они строят. — Пей-пей, — приговаривает Ризли, заметив, что он поставил кружку. — Он поможет. — Поможет с чем? — спрашивает Кэйа в надежде получить хоть крупицу информации. — С возвращением в реальный мир, — лыбится Ризли. Было бы неплохо, верни кто в него и Дайна, но Бай Чжу, оставив своих помощников возле кровати, подходит к столу. — Давно мы с тобой не виделись, — иронизирует он. — Как себя чувствуешь? Можно поныть о своем испуге, нажаловаться на прикушенный язык от неудачного падения в кровать или просто сказать, что спина опять болит — в самом деле опять разнылась. Но какой в этом прок, если это совсем не приблизит к разгадке того, что такого случилось с Дайном? Они-то поняли сразу. Вот и шепчутся теперь, поглядывают на него, решают, что ему рассказывать, а что нет. А Кэйе тоже очень надо знать. Хотя бы для того, чтобы решить, оправдывать Дайнслейфа, или нет. — А как себя обычно чувствуют люди, которых чуть не изнасиловал бешеный зомби, притворявшийся их другом? — подбирая слова, отвечает Кэйа. — Это не бешеный зомби, — Ризли коротко смеется и быстро кашляет, пытаясь это скрыть. — Дело в другом. О чудо, неужели ему собираются рассказать правду? — Ты знаешь, что это такое? — Аято тоже подходит и кладет на стол перед ним какую-то… льдину? — Что это? — Кэйа нахмуренно ее рассматривает. Нет, не льдина. Какая-то полупрозрачная застывшая субстанция. Он тянется к ней, чтобы рассмотреть поближе. — Не трогай! — вещицу тут же отодвигают. — Посмотри так. — Желе какое-то, — хмурится он. — Не на «желе» смотри, — фыркает Аято. — Это просто защита. Глянь на то, что внутри. Кэйа наклоняется и всматривается внутрь. Внутри застывшей массы, не особо заметный на фоне стола, недвижимо лежит черный флакончик. — Пузырек какой-то. Это что? Духи? Лосьон? — угадывает Кэйа. — А-а-а! Это из моей ванной что ли? — Да. Твое? — спрашивает Ризли. — Нет. Впервые вижу. — Это, — встревает Бай Чжу, — очень редкий и мощный афродизиак под названием «Мими». За три вдоха сносит голову кому-угодно из нас. Не знаешь, как он попал к простым ученикам, если запрещен даже законом? — Как это, снести голову? — хмурится Кэйа, не впечатлившись запретом. В Каэнри’ах, вообще-то, много чего запрещено, но кое-что даже без инкубов распространяется с завидной скоростью. — Задурманить, если хочешь, загипнотизировать. — Так это он так сильно вонял в ванной? — догадывается он. — Да. Вот тебе и «Дайновый спрей». — Но я же его нюхал все это время, и ничего, — в сомнениях вспоминает он. — Тебе, — объясняет Аято, — повезло только потому, что ты непробужденный. Иначе кувыркался бы с этим пареньком, — он кивает в сторону Дайна, — не отдавая себе отчета, пока бы не разняли. Эта штука вызывает конский стояк, даже если просто капнуть на запястье пипеткой, а у вас она стояла открытая прямо над зеркалом и воняла на весь номер. Вы бы затрахались до полного изнеможения и даже в отключке бы друг о друга терлись, понимаешь? Ох, как же приятно находить неожиданные плюсы в своей девственности. Как же хуево, что кто-то попытался сделать с ними то, что только что описал Аято. — На непробужденного Мими, конечно, не окажет такого эффекта, — дополняет доктор, принимаясь его осматривать. — Но судя по твоим зрачкам, ты все же подвергся его действию. — Ничему я не подвергался, — смущенно возражает Кэйа, отворачиваясь от внимательного взгляда. Нечего в глаза заглядывать. — Ты ощущал внезапное резкое возбуждение? Видел образы сексуального характера? — перечисляет Бай Чжу. — Зрительные, слуховые галлюцинации? Ах вот оно что! Получается, в его помутнении виноват какой-то глупый возбудитель? Какое же облегчение — словно гора с плеч! Ура, он вовсе не запал на Дилюка до стадии беспамятной дрочки — это все обычные галлюцинации! — Ага, — Кэйа радостно кивает, не сумев скрыть улыбку. Ризли в стороне смеется: — Это ты чему так радуешься? Галюны веселые поймал? — Я его понимаю, — оправдывает его Аято. — Я и сам бы не отказался от такой фантазии со своей симпатией в главной роли. Вот только это — последнее, что Кэйа ожидал услышать после того, как уже мысленно поздравил себя с успешным невлюблением в заместителя. — Как это, симпатией? — осекается он. — А ты что хотел, сны своей собаки смотреть? — Аято недоумевает в ответ. — А что я видел? — уточняет Кэйа. — Ты что, сам не знаешь, в кого втюрился? — смеется Ризли. — Втюрился? Из-за этого? Кэйа почти физически чувствует, как та гора, что только что упала ему с плеч, карабкается обратно по ноге с целью сесть на шею. Вот ведь срань! На этапе симпатии у него был шанс соскочить, но что, если эта хрень сама влюбила его в заместителя?! Бай Чжу, заметив его растерянный вид, пытается успокоить по-своему: — Не бойся, все что делает Мими — в десятки раз усиливает любые романтические чувства при их наличии. Никакого внушения или смены взглядов — просто умножает то, что имеешь ты. Кэйа сам себя не слышит, когда задает ответный вопрос. — Что? — Бай Чжу склоняется так, чтобы ухом оказаться напротив его лица. — Надеюсь, это временное усиление? — испуганно повторяет он. — Конечно, — улыбается доктор, согласно кивая. — Ты уже в норме, не считая перепуга. Даже скула зажила, — отмечает он. Ладно, это хорошо. Это чудесно. И скула — тоже чудесно. Нехорошо только то, что никто не взял на себя вину за его неприличные фантазии, и если их по-быстрому на кого-то не спихнуть, точно совесть сожрет. Или просто укусит, ввиду того, что от нее осталось за эти насыщенные дни. — А Дайн? — спрашивает Кэйа, опомнившись. — Почему тогда и он не начал просто фантазировать? — А ты бы стал заниматься онанизмом рядом с тем, кого ты видишь в мыслях? — спрашивает Бай Чжу. — Что? Видит в мыслях? Щеки краснеют как спелые помидоры. Он возвращается куда-то в детство. Даже не в школу, а в детский сад. Туда, где ему говорят « а ты вон той девочке в песочнице нравишься», и Кэйа так смущается, как будто их уже женить собираются во время дневного сна. А он, вообще-то, влюблен в помощницу главной воспитательницы, так что никаких свадеб без его согласия! Глупость какая-то. Он, и нравится Дайну? Да с чего бы? Каких-то два дня знакомы, ну камон, какие тут чувства? Голова напоминает: два дня плюс неизвестное количество времени, о котором ты не помнишь, а он — да. И даже так, что за сбой в логике — почему это другие за два дня влюбиться не могут, а сам Кэйа за две с половиной встречи влип, и нормально? Бай Чжу улыбается так, будто все понимает. Будто знает, на кого там Кэйа дрочил до разбитого о зеркало лица. Словно понял его чувства еще вчера, быстрее самого Кэйи, который тогда с рожей как у пещерного тролля пускал слюни на дверь кабинета заместителя, пока этот самый заместитель трахался с обратной стороны. Ну, такого не понять — надо быть полным идиотом. Остается лишь держать рот на замке и надеяться, что доктор поступит так же. Ведь так? Не успевает он намекнуть об этом, как дверь распахивается с такой силой, что чуть не пришибает стоящего под ней охранника. Впрочем, свободного пространства становится еще меньше, потому что влетевший внутрь мужчина занимает место за троих. — Как настолько редкий афродизиак мог попасть кому-то в ванную?! — с порога восклицает он, устремляя на Кэйю такой гневный взгляд, будто это он сам решил усложнить себе жизнь. — Родерик, не шуми — ученик спит, — успокаивает его Бай Чжу. — Ученик или преступник? — прибывший в миг переключается на него. — И это так работает наша охрана? Укладывает потенциальных виновников в постельки и поет им колыбельные? — Род, успокойся, пока я не вывел тебя подышать, — угрожающее говорит Аято. — Не надо меня успокаивать! — кричит Родерик. — Надо выполнять свою работу так, чтобы у меня вообще не было повода для беспокойства! — Я забрал учеников, позвал доктора, отправил в комнату устранителей, уборщиков и мастеров, — перечисляет Ризли, загибая пальцы. — Ее продезинфицировали, прибрали, а сейчас меняют окна. Что еще я должен сделать? — Да плевать мне на комнату — узнай, кто из них это принес, и накажи его, — сквозь зубы цедит Родерик, меряя шагами комнату. Кэйа молчит только потому, что его пока что защищают. Иначе он не обещает сдержать обещание не материться. — Кто из них? — неверующе повторяет Аято. — Ты серьезно думаешь, что они сами себя отравили? — А кроме них там был кто-то еще? Конечно, они сами! — Как ты себе это представляешь? — фыркает Ризли. — Как ты можешь знать, что на уме у получерта?! — не унимается Родерик. — Может, он ловит кайф с подобных ситуаций! А ловко у него логические цепочки строятся. Надо же, уже и в мазохисты записал. — Будь это так, он бы не стал окна бить и на помощь звать, — перебивает Ризли. — Посмотри, какие ушибы он оставил нападающему. Не то, чтобы Кэйа прямо его побил… Но этот мужик и оторванную руку бы, кажись, не заметил. — Ну, значит, два мазохиста, какая разница! — вскидывает руки Родерик. Кэйа сдерживает смешок. А этот дядька реально умеет всему найти объяснение. — И ученики мазохисты, и окно мазохист, и мы мазохисты, слушающие твои бредни, так получается? — Аято скалится в ответ. — Коллеги, прошу, — отзывается Бай Чжу, сидящий возле Дайна. — Парень только пришел в себя, будьте потише! Зря он сказал. Родерик несется к нему быстрее, чем его успевают остановить. Кэйа и сам выглядывает из своего места, замечая движение в кровати. — Это ты оставлял открытый афродизиак над зеркалом? — первое, что спрашивают у Дайнслейфа. — Оставь его в покое, — мрачным тоном требует Ризли. — Он только очнулся. — Оставлял или нет? — не унимается Родерик, игнорируя просьбу. Ризли с Аято подходят вслед за ним. Понурые охранники под дверью тоже поглядывают туда, готовы вмешаться, если кое-кто превысит свои полномочия. — Что? — слабо отзывается Дайн. Кэйа не замечает, как подхватывается со стула, оставляя на нем одеяло, и тоже шагает к кровати. Не чтобы присоединиться к допросу, а просто взглянуть. Убедиться, что это в самом деле его сосед. Настоящий сосед, а не то, что напало на него час назад. — Зачем ты поставил Мими у себя в ванной? — Родерик переходит к утверждениям. — Кого? — Дайнслейф непонимающее косится на него. — Я ничего не… — Ты помнишь, что напал на своего одноклассника? — строго спрашивает мужчина. — Я… — Хватит, — за спиной у него вырастает Ризли. — Род, покинь комнату. — Чего?! — восклицает он. — Да ты кто такой, чтобы мной потакать?! Обычный ох… — Охранник, отвечающий за безопасность в здании школы, а ты своими действиями можешь довести ученика до нервного срыва, так что выйди, пока я не вытащил тебя за шкирку. Родерик горбится под его взглядом как мышка перед змеей, но, кажется, закипает вдвое больше. — Это ты сейчас выйдешь, — низко начинает он. — Родерик, друг, что-то тебе совсем нехорошо, — Бай Чжу хватает его под руку. — Помнишь, что я говорил про неконтролируемые вспышки агрессии? — Рот, Бай Чжу! — Родерик пытается заткнуть и его. — Увы, но все и без меня уже сделали выводы, — пожимает плечами доктор, провожая его к выходу. — Пойдем-ка, проверим, как твое состояние. Ты пил сегодня таблетки? — Ему и вправду лечиться надо, — заключает Ризли, как только двери за ними закрываются. — Это тот странный тип из Западной школы? — Ага. Великий любитель держать все под контролем, — неохотно объясняет Аято. — Каждый раз дико агрессирует, как только что-то идет не по его плану. — Это он хотел себе пост заместителя? — Ага. И чуть не напал на Крепуса, когда он ему отказал, — добавляет Аято, глядя на Дайнслейфа. Два помощника Бай Чжу отступают в сторону, пропуская Аято с Ризли к кровати. Только Кэйа держится на расстоянии, наблюдая за происходящим так, чтобы видеть растерянное лицо Дайна. Пришел в себя? Нет? Бросаться не будет? — Ну что, друг, как ты? — добродушно спрашивает Ризли. — Пришел в себя? — Где Кэйа? — первым делом спрашивает он. — Я здесь, — отзывается Кэйа. И только когда Дайн врезается в него испуганным, но живым и таким красноречивым взглядом, что-то под ребрами наконец прекращает тянуть. «Ну и хорошенько» — простодушно думает Кэйа, «ну и славно, что он в себе». — Иди сюда, — подзывает его помощник Бай Чжу. — Присядь. Ему понадобится время, чтобы прийти в себя. Кэйю пропускают к кровати, и он послушно садится на краюшек постели. Дайн тут же прикипает к нему глазами. — Привет, — неловко здоровается Кэйа, ощущая себя так, будто сидит на смертном одре прабабки, а не ждет, пока сосед по комнате очнется после своего не самого приятного поведения. — Я сделал ужасное. Ну вот, уже и пафосные фразочки подъехали. Сейчас пойдет «прости, мы не сможем быть вместе» и «нам нельзя видеться, я опасен». — Ага, — просто соглашается Кэйа, не позволяя ему продолжить. — Ты просто на голову отбитый. Дайн корчит такое болезненное лицо, будто его под дых ударили. Технически, Кэйа это и сделал, но с того времени прошло больше часа. — Да шучу я, — отмахивается Кэйа, толкая его в плечо. — Все нормально. Аято с Ризли переглядываются между собой в стороне, но не влезают. — Мне очень жаль, Кэйа, правда, — начинает Дайнслейф. — Да не надо мне прощальных сцен из фильмов! — ругается Кэйа, шарахаясь от него как от огня. — Я с самого начала понял, что у тебя кукуха тогда поехала, все норм. Дайнслейф закрывает глаза и глубоко дышит. — Прости. Прости меня, я должен был выйти, как только… — Не так резко, прошу, — просит помощник Бай Чжу, заметив, как он меняется в лице. — Как ты себя чувствуешь? — Живой, — отвечает Дайн и опять поворачивается к Кэйе. — Как ты? — Как видишь, двигаюсь, — Кэйа для наглядности пару раз сжимает руки в кулаки. — Ты, конечно, тот еще бугай, но и я не пальцем деланный, — подмигивает он, со всех сил пытаясь держаться непринужденно. — Можешь рассказать им то, что знаешь? — кивком показывает на Ризли с Аято. — А то нас с тобой уже в чем только не обвинили. Дайнслейф прислушивается к себе, будто раздумывает, и утвердительно кивает. И как же все-таки легче на душе от того, что он не виноват. — В ванной что-то было, — вспоминает он. — Запах. Мне кажется, это он так на меня подействовал… — Мы уже нашли, — отзывается Ризли. — Это Мими. — Что? — Мими. Очень сильный афродизиак. — Возбудитель? — неверующе уточняет Дайн. — В самом деле? — Смотри, — Аято показывает ему флакончик в полупрозрачном желе. — Твоя штучка? — Нет, — Дайн качает головой. — Ни разу не видел. — Тогда вопрос сразу к вам двоим, — отзывается Ризли. — Вы оставляли дверь открытой этим вечером? Кэйа отрицательно качает головой и переводит взгляд на Дайнслейфа — весь день ключ использовал только он. — Да, — признается Дайн после пары секунд молчания. — Я вернулся в номер быстрее Кэйи и решил не закрывать, пока отходил к кладовщику за новой обувью. Вот те на. — Сколько тебя не было? — уточняет Ризли. — Минут пять, не более. — А когда вернулся, Кэйа уже пришел? — Нет. — Остается один вариант, — заключает Аято. — Кто-то вам его подложил. — Есть кто-то на уме? — Есть, — Кэйа отвечает синхронно с Дайном. И разговор переходит в допрос. Большой, длинный допрос с узнаванием всех деталей о их взаимодействиях, как-либо связанных с другими одноклассниками, учителями или иными существами (Боба машет щупальцем с обратной стороны окна), затягивается на часы, во время которых жутко хочется молчать, лежать и спать, но Кэйа стойко терпит, пока каждый его шаг превращают в запись на бумаге. Разговор не заходит разве что о Дилюке, вопросов о котором как Ризли, так и Аято, умело избегают, бросая друг другу малозаметные взгляды. К моменту, как все заканчивается, Кэйа только сонно надеется на то, что теперь виновник точно будет найдет и наказан, чуть не вырубаясь сидя. — Наконец-то, — тяжело вздыхает не менее усталый Аято, дописывая последнее предложение. Единственный, у кого остается сила расхаживать по комнате и раздавать команды — Ризли. — Я оставлю под твоей дверью охрану, — обещает он. — А Дайнслейфу лучше остаться у меня на эту ночь. — Вы отправляете меня в комнату с выбитыми окнами? — хмурится Кэйа. — В комнату с замененными окнами, — поправляет Аято. — Воздух очищен, стекло убрано, а постель ждет, пока ты в нее ляжешь, — хвалится он. — Или ты еще грелочку хочешь? — Так быстро? — недоверчиво уточняет Кэйа. Не то, чтобы ему было страшно или… Ладно, ему не по себе. — Хэй, не недооценивай наш сервис, — Ризли все же зевает в кулак. — Или хочешь просидеть тут, пока не придет Дилюк? Имя тут же режет по ушам. Глубокая ночь, они все с ног валятся, какой еще Дилюк?! — Что, сейчас? — не верит Кэйа. Точно галюны. — Как только закончит, так явится, — лениво объясняет Аято. И у Аято тоже галюны. — В смысле? — Кэйа подхватывается на ноги, осматривая комнату на предмет часов. — Сколько сейчас… — Три после полуночи, — отвечает Ризли, взглянув на небольшие часы на полочке. Коллективные галюны — наверняка та штука в льдине разморозилась, и не важно, что то была не льдина, а штука так не работает. — Боба сказал, что Дилюк уже отпустил ребят, — говорит Аято, отходя от окна. — Десять минут на душ, еще пять, чтобы дойти, — подсчитывает он, обращаясь к Кэйе. — И лучше бы тебе до тех пор уснуть в кроватке, если не хочешь, чтобы он пришел и заставил рассказать ему все заново. И учти — он вдвое дотошнее нас, вместе взятых. — Э-э-э… — Кэйа немного теряется. — Оставь объяснения нам, пока это не затянулось до утра, — уговаривает Ризли. Кэйа бросает взгляд на Дайнслейфа, уснувшего еще тогда, когда вопросы к нему закончились. — А-а-а… Вопрос опять предупреждают: — Отправим его к тебе утром, после осмотра Бай Чжу, — обещает Ризли. — Ладно, — кивает Кэйа, попятившись к выходу. — Тогда я пойду. — Иди за ним, — Ризли отдает приказ одному из мужчин под дверью. — Погоди, — тормозит его Аято. — Ризли, одолжи ему тапочки. — А на ручках его не отнести? — цыкает Ризли, но все же идет к одному из своих шкафов. — На. Завтра вернешь вместе с халатом, — махровые шлепки гигантского размера шлепаются на пол перед Кэйей. — Спасибо, — кивает он, утопая ногами в меху. Комната охраны остается позади, а уже через пять минут его встречает собственный номер, родная одежда и блаженный сон.↯︎ ↯︎ ↯︎
Утром Дайнслейф осторожно тормошит его за плечо. — Кэйа, вставай. Кэйа спросонья хочет его ударить, но первое, что делает — зевает лицом в подушку. — Ты почти проспал, Кэйа. Он собирается ударить после зевка, но второе, что делает — потягивается. — Давай, поднимайся. И почти ударяет после, но замирает на месте с отвисшей челюстью, когда поворачивается лицом к тумбочке. — Это че еще за хрень? — лучшая оборона, как известно, — нападение. Так что Кэйа нападает. Вопросами. Помимо соседа, над ним нависает одна лишняя вещь. — Не знаю, — стенает плечами Дайнслейф. Не знает он, что это, ты посмотри на него. — Это ты мне? — настороженно уточняет Кэйа, поднимаясь с постели. Сон как рукой снимает. — Решил откупиться? — Это — тебе, — соглашается Дайн, и почти сразу хочется его прибить. К его же счастью, он договаривает: — но не я. — В смысле? — Кэйа встает на ноги и картина становится еще хуже. — Охереть, их много. — Сто одна, я думаю, — говорит Дайнслейф. Думает он! Врет и не краснеет. — Слушай, лучше бы тебе признаться по-хорошему, — угрожающее, как ему кажется, предлагает Кэйа. — Я был бы рад притвориться дарителем, но увы, — на этом Дайну опять хочется врезать, — я не располагаю такими деньгами, чтобы тратиться на подобные подарки. На цветы он не может потратиться, ага. Кэйа молча смотрит на букет, прикидывая, влезет ли такой в мусорник их туалета. В крайнем случае можно будет попросить Ризли скормить его Бобе. Дайнслейф невинно следит за его реакцией. Злит еще больше. Ладно, не он, значит, никто. А раз никто, значит в мусор им дорога. И только Кэйа тянет к цветам руку, на глаза попадается единственная причина помедлить. Записка. Он бездумно ее хватает, стреляет глазами по аккуратно выведенным словам и снимает с Дайнслейфа все обвинения. Зато к букету даже прикасаться больше не хочется. — Слушай, будь другом, — Кэйа брезгливо откидывает записку, как будто ей хватает быть написанной рукой заместителя, чтобы стать смертельно ядовитой, — выкинь его. Дайнслейф непонимающе хмурится. — Букет? — Да. — Почему? — Не хочу к нему прикасаться. — Думаешь, он опасен? — Ага, — фыркает Кэйа. — Заражает меня ненавистью. Дайн несколько секунд изучает его хмурое лицо, прежде чем сделать выводы. — Ты знаешь, кто отправитель? — Лучше бы им оказался ты. Он одними глазами спрашивает разрешения взглянуть на записку и склоняется перед букетом. — «Прости за то, свидетелем чего тебе пришлось стать», — читает Дайн. И непонимающее смотрит на Кэйю. Кэйа складывает руки на груди и думает: «хоть бы ты не спрашивал, что это значит». — И что это значит? Его пробивает на нервный смех. В голове несколько вариантов ответа: А. А это значит, что ты лезешь туда, куда не надо. Б. Боюсь, у меня появился сумасшедший фанат, защити меня, пожалуйста. В. Вообще без понятия, давай пожалуемся охране. Д. Ой, да так, один дебил при мне выблевал в тарелку и теперь извиняется. Но это поздние извинения от Дилюка, и это еще хуже, чем если бы он не делал совсем ничего. Как, черт подери, мило! Кэйа, значит, весь прошлый вечер в лепешку разбивался и обратно себя собирал, пытаясь понять природу своих чувств, только под утро наконец-то, успокоил себя тем, что они больше не встретятся, а значит все пройдет!.. И не успело пройти пяти часов, как этот взяточник дотрахал всех своих любовников и внезапно решил заявить о себе? О, мистер Мне-На-Вас-Похуй, я великодушно вас прощаю! А теперь уебывайте из моей жизни и не появляйтесь даже напоминанием в виде веников, потому что я занят тем, что забываю о том, что когда-либо такого встречал! Дверь открывается без стука, впуская внутрь небольшой рыжий ураган. — Ешкин-кошкин, Кэйа, ты че так поздно еще в пижаме? — И тебе доброе утро, — терпеливо здоровается Дайн. — Было бы хорошо, если бы больше так не врыва… — Ничего себе, это что, пайниты? — перебивает Чайльд, увидев предмет общего внимания. — Настоящие? Они же дорогие, прям пиздец! Откуда они тут? — Кэйе подарили, — сдает его Дайн. — Нифига себе! Зато Кэйа внезапно находит плюсы в заинтересованности Чайльда. — Нравятся? — спрашивает Кэйа. — Да если б мне такие кто подарил, — начинает он, — я бы уже на колени встал и ему до вечера отсасы… — Давай без подробностей! — перебивает Кэйа, не желая слышать продолжения фразы. — Хватит простого «да» или «нет». Чайльд показывает большой палец вверх и выдает: — Заслуживают горлового с заглотом. Неисправимый. — Так забирай себе, — смиренно предлагает Кэйа, отодвигая их в сторону. — В каком смысле? — Чайльд оглядывается на Дайна в поиске объяснения. — Просто. Бери. — Ты мне их даришь? — шокировано уточняет Чайльд. Такая формулировка Кэйю не совсем устраивает. — Отдаю. Ну да, хрен там, чтобы Чайльд что-то понял с первого раза. Он с глупо-счастливой рожей поворачивается к Дайнслейфу и спрашивает: — Дайн, мне это снится, или как? — и улыбается, как будто ему не веник вручили, а как минимум, квартиру в центре столицы. — Подарок от Кэйи? Он что, проявляет ко мне знаки внимания? Дайнслейф не стесняется его разочаровать: — Нет, просто избавляется от ненужной вещи. — Что? То есть, как это, ненужной? — хлопает глазами Чайльд. — Он только что пытался их выкинуть, — добивает Дайн. Лицо Чайльда становится таким, будто у него судорога мимических мышц, как минимум. — Чего? — он шагает ближе, и Кэйа уже начинает отстраняться, чувствуя, как мечущийся туда-сюда хвост недовольно черкает по ногам. Чайльд оказывается быстрее — лапает его за лоб, проверяя температуру. — Ты чем-то ударился? — берется угадывать он. — Горячка? Болезнь со спины перетекла в голову? — Чайльд, — не выдерживает Кэйа (в ответ получает «он назвал меня на имя!»), — выбирай: либо они будут у тебя, либо в мусорке. — Конечно, у меня, но… — и не успевает он договорить, как Кэйа вкладывает букет ему в руки прямо с вазой, в которой они стоят. — Тогда — на. — А ты почему отказываешься? — у Чайльда отвисает челюсть. — Не люблю цветы, — прибивает Кэйа. — А того, кто подарил? — Хватит вопросов, Чайльд! — Дай мне шанс? — Чего? — не понимает Кэйа. — Тут написано, — хмыкает Чайльд. Кэйа тут же выдергивает из его руки записку, осматривает с двух сторон и понимает, что надпись изменилась. Дайн рядом тоже начинает проявлять заинтересованность — а вот это уже лишнее. — Ага, точно, — кивает Кэйа, как будто там и правда две надписи. — Ну ладно, выкидывай. То есть, забирай. Я в душ первым, ладно, Дайн? — Он в курсе, что он врать вообще не умеет? — слышится голос Чайльда, как только Кэйа запирается в ванной. — А ты — тихо сплетничать! — кричит в ответ Кэйа. Помятая в руках бумажка начинает распрямляться сама собой. Быть не может, чтобы этот придурок… Кэйа сминает ее еще раз. И сует под кран.↯︎ ↯︎ ↯︎
За завтраком он впадает в прострацию. Все перемещения коридорами, путь к кабинету и половина разговора между Дайном и Чайльдом проходят мимо, прямо как и вчера. Руки в карманах держатся за две бумаги: слева — расписание уроков, справа — злосчастная записка. И ее хватает, чтобы дурной заместитель опять не выходил из головы настолько, что даже вытесняет ночной инцидент с Дайном. Вот ведь. — Эй, ну ты чего, Кэй? — зовет его Чайльд, когда Кэйа полностью игнорирует его руку в своих волосах, застыв на диване в ожидании урока. — Случилось чего? — Нет. — Случи-и-илось, — настаивает Чайльд, почесывая ему волосы. — А ну-ка, взгляни на меня, — и поворачивает за голову на себя. Кэйа скользит по нему взглядом. Замечает, что в этот раз на нем брюки. Со штанинами, закатанными чуть ли не до колен, но брюки. И без хвоста. Оу. — Ты на меня обиделся? — берется угадывать Чайльд. Кэйа только отрицательно мотает головой. — Или на Дайна? Аналогично. Благо сам Дайнслейф не спешит кому-то говорить о произошедшем. Молчаливо угождает Кэйе в малейших мелочах — то сахар пододвинет, то дверь придержит, то салфетки принесет. Спасибо, хоть не с ложки кормит. Но ничего не говорит. Оно и не удивительно — Кэйа сам на эту тему ниже травы тише воды. Не хватало, чтобы Чайльд что-то прознал, и ночной допрос повторился заново. Он и без того любит докапываться. За завтраком, вот, пристал насчет маленького синяка у Дайна на щеке, расспрашивая, не засос ли это. Сейчас продолжает дергать Кэйю. — Может, вернуть тебе цветы? — Не надо. — А что тогда? Кто-то тебе что-то сказал? Нет? Или дело в той записке? Где она? — Выкинул, — безэмоционально отмахивается Кэйа. — Да? Ты же с ней в ванную… — Смыл в раковину. Чайльд молча переглядывается с сидящим рядом Дайнслейфом. — И тебя обидело… ну, то что там было, про шанс? — Чайльд, отстань, — не выдерживает Кэйа. — Я просто не выспался, хорошо? Чайльд театрально щурится, хмурит брови сильнее положенного, прикусывает губу… — Ладно, хрен с тобой, — отпускает он наконец. — Но будут обижать — говори! Я им всем, — и машет кулаком в воздухе. — Лады? — Ага, — машинально кивает Кэйа. — Ну все, я рядом, если надо поговорить, — подмигивает Чайльд и садится на диван за Дайнслейфом. — Ты ее не выбросил, — тихо говорит Дайн. Еще твоего буравящего взгляда не хватало. — Догадайся сам, — едко отвечает Кэйа, отворачиваясь к окну. Грузные коричневые небеса опускаются на верхушки деревьев, клубясь, словно причудливые животные. Вот драконья голова, рядом пушистый длинный хвост похожий на елку, над ними — что-то грязное и размытое, напоминающее большую собаку. Никаких новостей от Ризли. Так, словно все было лишь кошмаром. Молчаливый Дайнслейф, бросающий на него виноватые взгляды и Самайн, громко рассказывающий что-то своей компании в другой стороне класса. Вместо пойманного за ухо виновника у него только дурной букет от не менее дурного заместителя. «Дай мне шанс». Чего же ты никак не отлипнешь? Не успевает Кэйа утонуть в воспоминаниях вчерашнего дня, как перед ним вырастает… рука. — Привет. Кэйа растерянно ее жмет, поднимая глаза на владельца. — Я Гейл, — представляется одноклассник, — А это Серпент. — Кэйа, — кивает он, рассматривая их. У Гейла приятные черты лица, россыпь веснушек на щеках и собранные в пучок светлые волосы. Серпент, на голову ниже друга, приглаживает русую челку, сверкая зеленющими глазюками — ну и цвет. — Мы хотели познакомиться с тобой еще после урока, но ты так быстро убежал. — В общем, — а Серпента Кэйа узнает по голосу — это он пел про хитрых чертят, — это круто, что ты к нам попал. Если что, не стесняйся что-то спрашивать, мы не кусаемся. — Если не попросишь, — заканчивает за него Гейл и переводит взгляд на Дайна. — О, а ты фехтовальщик. Прости, не запомнил имени. — Дайнслейф. — Гейл, приятно, — они обмениваются рукопожатиями. — Не хочешь как-то выйти один на один? — А давайте вы двое, — влезает Чайльд, — против меня. — Ты хоть шпагу в руках держал? — с недоверием спрашивает Дайнслейф. — Ни разу, но я быстро учусь! Серпент ловко присаживается на подлокотник дивана рядом с Кэйей и заводит тихий разговор: — Все в порядке? — Да, более чем. — Выглядишь расстроенным, — подмечает он. Кэйа только поджимает губы. — Не слушай этого Самайна — кроме его компании никто не думает о тебе плохо. И мы все понимаем, так что не бойся быть собой и дать нам по шее, если для тебя что-то будет чересчур, лады? — и когда он улыбается, Кэйа так засматривается на ямочки на его щеках, что забывает даже кивнуть. — Что ты там ему нашептываешь? — замечает Гейл. — Твое слабое место, — дразнится Серпент, поднимаясь с подлокотника. — Ладно, увидимся, — машет он утаскивая Гейла за рукав. — Подеремся! — кричит Чайльд им вслед. — Никаких драк в этом помещении, — незнакомый голос, несмотря на мягкость, разит строгостью даже с другого конца класса. — Все по местам. — Шутка, учитель! — оправдывается Чайльд, прячась за спиной Аждахи, сидящего впереди, и шепчет: — Прикрой меня, большая спинка. Учитель окидывает класс взглядом и закрывает за собой дверь. — Рад приветствовать вас всех, — кивает он, махнув собранными в хвост волосами. — Все в сборе? Занимайте места. Хорошо. Меня зовут Тигнари, и я буду преподавать вам Способы питания. В моей компании вас ждет месяц лекций. Где-то на фоне Чайльд пытается освободить руку из хватки Аждахи — зачем только лез? — Во время урока постарайтесь быть максимально внимательными, потому что эта тема очень важна для вашего будущего. Можете свободно задавать вопросы, я даже не буду настаивать на поднятии руки. Главное, следите за тем, чтобы никого не перебивать. — Вы будете учить нас только месяц? — прилетает вопрос из первых рядов. — Да, только месяц. Тема небольшая и исчерпывающая, так что этого времени с лихвой хватит, чтобы выучить главные законы и правила, по которым происходит обмен. — А как же обмен в межвидовых отношениях? — докидывает кто-то. — Этот урок стоит в вашем расписании отдельно от моего, — объясняет Тигнари. — Его будет вести у вас профессор Альбедо, если я не ошибаюсь. Моя же задача — донести до вас важность регулярного получения энергии. — Только в теории? — уточняет Чайльд, потирающий освобожденное запястье. — В большинстве своем — в теории. — А если очень захочется… — То дождетесь обеда и пойдете проверять, — с предупреждающей улыбкой договаривает Тигнари. — Один час лекции, — подчеркивает он, — думаю, продержитесь. Чайльд недовольно складывает руки на груди и бормочет что-то про вред долгого воздержания. — Еще вопросы? Нет? В таком случае, давайте приступать к уроку. Учитель подходит к доске — тут есть доска! — и пишет вверху всего одно слово.Питание
— Начнем с основ. Энергия, — начинает он, — есть у всех живых существ, независимо от расы, пола или возраста. Она делится на несколько видов, как и способы ее употребления. Начнем с них. По углам от нее появляются две надписи:Исключительное Повсеместное
— Начнем с этого, — Тигнари указывает кусочком мела на правое слово. — Кто скажет мне, что такое Повсеместный способ питания? — Обычная еда, — отзываются знатоки. — А еще? — Сон. — Верно, — кивает Тигнари. Ну хорошо хоть, все ясно, как дважды два. Где-то внутри Кэйа даже радуется, что парт с тетрадями нет, потому что записывать эти прописные истины было бы самой грустной в мире вещью, которую можно делать в школе секса. — А отдых? — докидывает кто-то. — Частично, если вы имеете в виду подремать или полежать, — объясняет учитель. — А какого рода отдых? — Потрахаться это тоже отдых, — глумится кто-то в дальней части класса. — Так, давайте остановимся на сути термина, — Тигнари перебивает возрастающий балаган, немного повысив тон. — Повсеместное питание — это в первую очередь восстановление сил во время обычных приемов пищи и сна. Никаких «потрахаться». «Чтобы не сдохнуть надо жрать», спасибо что подсказали. — Но есть то, чего обычная пища вам дать не может, — продолжает Тигнари. — Какая ее роль в организме инкуба? В воздух взметается пара рук. — Ты, — выбирает он. — Это питает только физическую оболочку, — чеканит знакомый голос впереди. Авалон, кажется. — Полностью верно. Пробужденную силу инкуба это не затрагивает никак. Кэйа сдерживает желание закатить глаза и до конца урока не выкатывать. Ну а разве могло быть иначе? Кушай, не кушай, а секс тут — отдельного вида деликатес. — Для полного понимания приведу пример, — продолжает Тигнари. — Считайте ваше тело углем, а силы — дровами. Как только вы пробуждаетесь, то начинаете гореть. С этого момента вы постоянно нуждаетесь в этих дровах, чтобы не угаснуть. И теперь вашей задачей становится поддержание обеих сил, понятно? Класс неслаженно «дакает» и кивает. — А перекусить каким-то суперски сытным бифштексом совсем никак? — тихо интересуется Кэйа, склонившись к Дайнслейфу. — Стесняешься спросить у учителя напрямую? — хмыкает он. — Нет, я просто… — А почему мы не можем просто поесть больше обычной еды? — громко интересуется Дайн, навлекая на себя пару удивленных взглядов и непонимающее «чего?» от Чайльда. Ладно, Кэйа признает. Перед собой, но признает: он все еще немножко стесняется. Тигнари, впрочем, совсем не удивляется. — Вы можете попробовать. Попытайтесь съесть тройную порцию обеда или пролежать в кровати всю неделю. Понимаете, Повсеместное питание — это лишь подкидывание угля. Без поленьев нечему будет гореть. Тут и вступает в действие именно Исключительный способ — ваше топливо. И чтобы продолжать гореть, продолжать жить — надо обеспечивать себя и одним, и другим. А вот и рисуется проблема номер два: сейчас, кажется, начинается часть о важности поебушек, а к этому Кэйа, несмотря на улучшившуюся атмосферу, еще не совсем готов. — А теперь обсудим то, ради чего вы здесь собрались, — Тигнари переходит к левому углу доски, рисуя исходящие от надписи «Исключительное» стрелочки. Кэйа тяжко вздыхает. Интересно, как учился Дилюк? Слушал все с серьезным лицом, как Дайн, или вертелся в поисках приключений на одно место, подобно Чайльду? Так, вдох-выдох, руки из кармана, никаких мыслей об этом недоразумении в людском обличии! — …суть Исключительного питания в том, чтобы напрямую получать энергию от определенных взаимодействий, — объясняет Тигнари. — И он доступен далеко не каждому — им пользуются только самые сильные, и чаще всего, самые жестокие виды. А вот это что-то новое. Потому что Кэйа — он же черт, он же из сильных, разве нет? — но никогда об этом не слышал. Тигнари, тем не менее, начинает профессионально раскладывать все по полочкам: — Мордере. Самая распространенная и опасная сила. Это энергия истощения, жертвенности и смерти. Вампиры, к примеру, получают ее через кровь. Вервольфы и ругару — схожим способом, но в уравнение входит наличие полного месяца. Сюда же относятся самые разные хищные создания, в частности антропоморфные. К примеру, вендиго могут жить и пополнять свою энергию прямиком из природы своего окружения, но при острой нехватке еды или защите территории прибегают к убийству. Сирены — те сестры русалок, которые также предпочли мирной жизни питание другими существами, тоже кормятся от Мордере. Гарпии, бонаконы, псы кадехо, химеры, шогготы — это лишь малый перечень питающихся смертью существ. Кэйа потерянно моргает, поглядывая на одноклассников. А когда уже неприличное? Теперь он сам себе кажется извращенцем, ждущим обнаженки и пошлости, когда на деле все, что им рассказывают — интересные, блин, вещи. — А вот горгоны, что любопытно, — продолжает Тигнари, дописывая на доске новую информацию, — несмотря на убийство жертвы, питаются вовсе не Мордере — они, как духи и полтергейсты, собирают энергию Тимере — страха. Только в отличие от привидений или малоизвестных чинди, которые предпочитают накопительный эффект этого способа, горгоны заглатывают страх в секунды смерти, растягивая окаменение жертв надолго. И только еда умирает, она становится непригодной для питания. Сюда же относятся любители менять форму — Блуждающие огоньки, пожиратели и мастера иллюзий. — Бр-р-р, — рядом непроизвольно дергается Чайльд. — Едва ли не единственный вид, сопоставимый нашему — это фениксы и драконы Кирин, питающиеся положительной энергией настолько редкостной, что для нее даже нет специального именования. Впрочем, это не помешало инкубам назвать сексуальную энергию отдельным словом — Амаре. Отлично, связь установлена. Даже ощущение, что все тут потеряно, отходит на второй план. У них, вот, даже какая-никакая классификация. Мордере, Тимере, Амаре. Смерть, страх, секс. — Но этим я хочу донести до вас не только нашу особенность среди других. Если другие виды непременно вредят своим жертвам, то мы — исключение из правил, о чем вы никогда не должны забывать. Самое важное — гуманность этого способа питания, который буквально позволяет нам жить с источниками еды, причиняя им только хорошее, даже если они не относятся к нашему виду. Гуманные существа? Причинение хорошего? Нет, кажется, Дилюк учился как Чайльд — вертя не головой, а жопой. — Больше о межвидовых отношениях вам расскажет профессор Альбедо, — Тигнари дописывает на доске «прочие», — так что сконцентрируемся на сути нашего питания. Амаре. Каждый инкуб может создать три вида Амаре: Пространственную, Направленную и Чистую. Под новыми стрелочками появляются еще три надписи. — Рассмотрим самую простую — Пространственную. Ее называют энергией голодного, но сдержанного инкуба, а простота заключается в том, что для нее нужна лишь одна составляющая. Кто скажет, какая? — Хотелка! — подсказывает кто-то. — Желание! — поправляют его. — Хорошо, — кивает Тигнари, — Пространственная Амаре — это желание. Ни больше ни меньше. Обычно она не составляет проблем, и некоторые из вас порой ее испытывали, когда были голодны. Кто-то хочет описать нам ее в примере? В воздух вновь взметается пара рук. Какие тут все активные. Даже интересно, будут ли ставить оценки. — Давай, — Тигнари указывает на одного из учеников. — У меня было подобное, когда мы давно не виделись с моим парнем, — объясняет отдаленно знакомый Кэйе парень. — Я тогда был на концерте, и наверное, дело в том, что я был не особо трезвый… — Алкоголь тоже оказывает негативное влияние на вашу сдержанность, — соглашается Тигнари. — Продолжай. — Ну, я и сам не понял, но как-то так получилось, но моя энергия потянулась к девушке, что стояла через пару метров от меня. Думаю, потому что она была возбуждена — она как раз обжималась со своим парнем. Я сам не заметил, что сделал… а потом она дернулась, я почувствовал ее вкус на языке, и только тогда пришел в себя и понял, что попробовал кого-то, даже не приближаясь, и это было так странно… Не знаю, каково было ей, но… — он запинается, неловко пожимая плечами. — Это ощущается как легкий щипок, — подсказывает Тигнари. — Все нормально, ты не причинил ей вреда. Такое случается, если задуматься или засмотреться на объект обожания, будучи голодным. В этом виде Амаре нет ничего плохого для окружающих, но для вас это верный сигнал о том, что надо заняться полноценным питанием как можно быстрее. На доске появляется соответствующее дополнение, и Тигнари продолжает объяснение. — Продолжим. Направленная Амаре. Очень неоднозначный способ, работающий в две кардинально разные стороны зависимо от того, что вы делаете. Такое питание может считаться как насильственным, так и спасительным, в зависимости от действий исполнителя. Это худшее, что может использовать инкуб в собственных целях, и лучшее, что он может сделать ради сородича. Кэйа начинает догадываться, о чем речь. — Но для начала обсудим составные. Если для Пространственной Амаре нужно одно лишь желание, то Направленная требует для исполнения еще одну вещь помимо этого. И во избежание странного рода предположений, которые я слышал от учеников прошлого и позапрошлого курсов, скажу сам: это телесный контакт, — Тигнари внимательно обводит класс взглядом. Хочется спросить, какого рода. — Желание и телесный контакт, — повторяет учитель. — Две составные, которых хватает, чтобы отдать энергию или чтобы ее забрать. — А как конкретно это работает? — интересуется парень с дивана в первом ряду. — Как тебя зовут? — спрашивает Тигнари. — Кольт, — в нем Кэйа узнает вчерашнего коллекционера стихий. — Как давно ты питался, Кольт? — За день до отъезда. — И как себя чувствуешь сейчас? — расспрашивает Тигнари. — Когда планируешь поесть? — Нормально. Я думал над тем, чтобы посетить трапезную в воскресенье, — честно признается он. — Хорошо. Внимание, все! Давайте допустим, что Кольт уже давно голоден, — Тигнари жестом подзывает его с дивана к себе, и Кольт послушно встает рядом. — Представим, что мы с ним — единственные инкубы в каком-то большом коллективе других существ. В теории, Кольт может напитаться со мной или выбрать кого-то привлекательного из компании, правильно? Но что, если он состоит в моногамных отношениях с кем-то другим и сохраняет ему верность? А этого другого совсем нет по близости. В таком случае, я могу помочь Кольту — пожертвовать часть своей Амаре для того, чтобы он спокойно дошел домой, к своей половинке, не рискуя на кого-то наброситься во время помутнения. Все, что от меня потребуется — повторяю: проявить желание и войти с ним в телесный контакт, — Тигнари вытягивает руку и подзывает Кольта ближе к себе. — Так? — Кольт неловко протягивает ладонь. — Контакт — есть, — показывает Тигнари, сжав его руку в своей. — Желание — только мое. Сосредоточься и не отвечай мне взаимностью, когда я начну передавать тебе силу, и попытайся не тянуть ее из меня сам. Издалека сила не чувствуется, зато у Кольта на лице пишет, как это недурно. Пара секунд, на которые весь класс будто вымирает. — Вот так, — заканчивает Тигнари, отпуская его руку. — Это и есть Направленная Амаре, использованная во благо. Пожертвование. Садись. Ох, наконец-то Кэйа может сделать выводы о вчерашнем происшествии. Манипуляция Бай Чжу становится понятной — не лизня, а дележка Амаре. Ладно. — А почему нельзя будет обменяться совсем малым количеством и мирно разойтись? — предлагает сосед Кольта. — А ты сможешь остановиться, когда начнется процесс взаимного питания? — задает встречный вопрос Тигнари. Судя по его реакции, нет. — Не каждый взрослый инкуб найдет в себе силы отказаться, если только он не очень сытый, — продолжает учитель. — Так что если не намереваетесь питаться, гораздо проще просто отдать нуждающемуся часть с помощью Направленной Амаре и отпустить. Иначе рискуете встрять во внеплановое питание, если он ответит взаимностью. А этот Бай Чжу, оказывается, тот еще бесстрашный хрен. — Но, допустим, — продолжает Тигнари, — все наоборот, и голоден как раз таки я. Мы с вами все еще представляем, что у Кольта есть парень, поэтому Кольт, как верный партнер, не собирается мне помогать. Но что изменится, если я решу, что возьму его силу без согласия? — Контакт между вами будет другим? — предполагает кто-то. — Нет, контакт все тот же, — отрицает Тигнари. — Я могу заломить руки ему за спину, а могу касаться только ладонью, но это продолжает быть телесным контактом, который не играет роли в технике. Что меняется? — Желание! — угадывают ребята. — Да, желание, — кивает он. — Но как именно? — Становится плохим? — Это другой вид Амаре? — Нет, не другой. В обоих случаях я использую Направленную. Разница лишь в том, что сначала я проявлял желание отдать, потом же — забрать, — объясняет Тигнари. — Этот подвид — насильственный. Раз и навсегда запомните, что он находится под запретом в любом из использований. Если не ошибаюсь, то профессор Сайно будет преподавать вам уроки по контролю позже, но я подчеркиваю: уделите побольше времени этому предмету. Это не так легко, но постепенно вы научитесь держать в узде свою жажду настолько, насколько это возможно. Потому что главное правило инкуба: питание должно быть добровольным и обоюдным. Это всем понятно? После хора из «да» Тигнари возвращается к доске, чтобы написать еще одно слово. — А это — ваш главный источник питания — Чистая Амаре. Давайте, прежде всего, разберем ее на составные. Кто скажет, что лежит в основе? — Секс, — просто отвечает сосед Аждахи. — Не совсем, — мягко улыбается Тигнари. — Я вам помогу. В первую очередь, то же самое, что и в других случаях. — Телесный контакт, — скандирует несколько голосов. — Так, — соответствующая запись появляется на доске. — Дальше? — Желание. — И последняя вещь, отличающая Чистую Амаре от Направленной? — Секс, — настойчиво повторяет тот же парень. — Да погоди ты со своим сексом, — ворчит кто-то позади. Тигнари дает еще одну подсказку: — Подумайте с моральной точки зрения. Неожиданные воспоминания подсказывают Кэйе ответ. «Прими мою помощь» говорил ему Дилюк, прежде чем тронуть тогда на столе. «Согласись», просил он. — Взаимность, — внезапно для себя отвечает Кэйа. — Правильно, — Тигнари удовлетворенно кивает и записывает последнее слово. — Как ты знал? — подозрительно щурится Чайльд. — Угадал, — отмахивается Кэйа. — Все верно, — продолжает Тигнари. — Телесный контакт, желание и взаимность — идеальная формула для создания чистого Амаре. — А как же… — начинает тот же парень, сидящий рядом с Аждахой. — А секс, — перебивает учитель, угадав суть вопроса, — влияет только на ее количество. Кто скажет, в чем настоящее преимущество Чистой Амаре над другими? Пара озвученных идей терпит поражение — Тигнари только отрицательно качает головой, прежде чем начать давать подсказки. — Спрошу иначе: с чего берется любая энергия? — С пищи? — звучит вопросительно. — Через гликолиз, — кто-то ударяется в биологию. — Из обычной еды, — подхватывают смелее. Тигнари пытается подсказать еще детальнее: — Хорошо, но где же берется эта еда, если процесс Исключительного питания у инкубов не затрагивает поедания никаких жидкостей или веществ? С задних рядов доносится хихиканье. Кэйа про себя отмечает — извращенцы сзади. — Это физическая пища? — Частично, — кивает головой Тигнари. — Но физическая обеспечивает силы только вашей оболочке, а не ядру. Каким же образом из нее создается Амаре? — Из воздуха? — несмело смеется кто-то. — Силой трения, — парень сбоку трет ладонью о ладонь, не скрывая лукавой улыбки. А Тигнари берет и неожиданно соглашается. — Сопровождается трением, да, но во время чего? — продолжает он. — Во время полового акта. — Питания. — Когда происходит обмен, — отзывается Дайнслейф. — Верно! — довольно восклицает Тигнари, начав рисовать на доске стрелки. — Создание новой — именно Чистой Амаре происходит, когда вы тратите старую — ту, что находится внутри вас — на то, чтобы поделиться ею с партнером. Если он отдает в ответ, то ваши силы сливаются воедино и питают вас обоих, усиленные в стократ благодаря куче факторов: вашем личном желании, времени, увлеченности и все остальное, о чем мы поговорим потом. Ну а если вы единственный, кто отдает, какая получается Амаре? — Направленная! — отвечают несколько голосов. — Очень хорошо. А теперь углубимся непосредственно в суть того, как работает именно Чистая. Впредь я собираюсь говорить сокращенно, поэтому имейте в виду, что я подразумеваю в первую очередь ее. Часть первых надписей стирается с доски, и Тигнари продолжает: — Введем единицу измерения энергии для удобства. Отсчет ведут от одного мембрума в секунду — это то количество, которое можно поглотить при условии, что вы прикоснетесь друг с другом одним лишь пальцем. Хотите попробовать? Класс возбужденно гудит, выражая одобрение. — Хорошо, я дам вам минуту. Пробужденные могут проверить, вперед. — Дайн, — Чайльд скромно вытягивает мизинчик. — Будешь? Дайнслейф молча кивает и вытягивает указательный в ответ. — Прости, Кэйа, — виновато улыбается Чайльд. — Когда пробудишься, мы с тобой попробуем. — Угу, — хмыкает он, внимательно наблюдая за их действиями. — Готов? — спрашивает Дайнслейф. И начинает, получив кивок в ответ. Воздух чуть искрит, отдавая силой. — Ой, — округляет глаза Чайльд. — Да это же совсем мизер. Класс заполняется отголосками чужой энергии в той или иной мере, и Кэйа то и делает, что разглядывает других. А еще можно увидеть, кто тут непробужденный, так что даже становится приятно от того, что он такой не один. Первоначальный страх того, что они тут сейчас все перевозбудятся и друг на друга набросятся, рассеивается с пониманием, что все под контролем. Зато возникает новый вопрос: а чего они тогда через мизинчики и не питаются? На кой им столько сексить, если можно просто прикоснуться? — Будто пью по капле, — качает головой Дайн, отнимая руку. Оу, это частично дает ответ. — Даже не могу понять, насколько ты вкусный, — Чайльд озадаченно разглядывает свой мизинец, — совсем мало. Ребята вокруг тоже делятся впечатлениями. — Не знал, что так вообще можно, — признается сосед Аждахи. — Я сказал пальцами, а не другими частями тела! — ругает кого-то Тигнари, и Кэйа присоединяется к волне хохота, когда оглядывается и видит, как двое придурков в конце класса пытаются быстро подтянуть штаны. — Я думал, что у вас тут каждая дичь считается нормальной, — сквозь смех признается Кэйа. — Идиоты везде идиоты, — фыркает Чайльд. — Ладно, я вижу, что вы закончили, — продолжает Тигнари, усмирив желающих потереться чем-то помимо пальцев. — Вернемся к теории. Один мембрум в секунду при касании пальцем. Дальше все зависит от каждого лично, поэтому я буду называть показатели среднестатистического взрослого инкуба. Перечислим самое основное: При поцелуе он вырастает до сотни. При объятиях — зависимо от площади вашего соприкосновения, но примерно такой же, — на доске появляются соответствующие надписи. — А может, проверим на прак… — начинает предлагать кто-то. — На данном этапе хватит с вас и пальцев, — не разрешает Тигнари. — Друг в друге, — тихо хихикает кто-то позади Кэйи. Хочется как в младшей школе — развернуться и шикнуть: «помолчите, извращенцы!» Или присоединиться к гоготу. — Мастурбация, — перечисляет учитель, повышая тон, — может дать около пятисот мембрума в секунду. Оральная стимуляция — тысячу и более. Полноценный секс, как высшая форма удовольствия — от трех до пяти тысяч. Надеюсь, такое сравнение будет понятно и непробужденным, — он внимательно обводит взглядом класс. — Тебе понятно? — любопытствует Чайльд, выглядывая на Кэйю из-за Дайна. — Но не забывайте, что все индивидуально, — подчеркивает Тигнари. Кэйа невнимательно кивает, продолжая следить за учителем, расписывающим свои расчеты на доске. В мозгу все медленно раскладывается по полочкам. Ах вот оно что. Ах вот почему секс. Ах вот что за хрень! — При условии, что среднестатистический инкуб требует от восьми до десяти миллионов мембрума… Сколько?! Миллионов?! У Кэйи немножко отвисает челюсть. Куда-то вниз, до колен. — …для утоления жажды ему понадобится от двадцати до сорока минут полового акта, и на это уже влияют другие условия. Какие? — Кайф, — смело предполагают в одном из первых рядов, и Кэйа узнает голос Серпента. — Наслаждение — это уже вытекающая, — поправляет Тигнари. — Но что само по себе усиливает количество получаемого питания? — Чувства. — Безусловно, но я не об этом. Ну же, что ускоряет питание настолько, что его завершает? — А-а-а! — догадывается Гейл. — Оргазм. — Совершенно верно. Всплеск мембрума к сотне тысяч, — соответствующая надпись появляется на доске. — А теперь рассмотрим детальнее каждый вид сексуальной активности. — А когда уже практика, например… — доносится ленивый голос с их стороны. — Практика после обеда, в трапезной, — отрубает Тигнари. — А сейчас детальнее поговорим о том, что происходит во время соития двух инкубов, неравных по силе. Начнем с формулы… Кэйа удобнее усаживается на диване, и записка невовремя выпадает со штанов. Благо ее получается перехватить на пути к полу. Надпись, опять отличающаяся от прошлой, заставляет застыть на месте. — Дайн, у тебя есть ручка? — не выдерживает Кэйа, спрятав бумажку обратно. — Что? Зачем тебе? — Хочу переписать… конспект, — сквозь зубы говорит он.