«О глупые созданья, — молвил он, —
Какая тьма ваш разум обуяла!
Так будь же наставленьем утолен.»
Языки пламени ласкали бедра, но Эстер не чувствовала ни жара, ни боли. Ощущала отвратительный запах горящей плоти, видела, как огонь разъедал ноги, заставляя кожу надуваться и лопаться. Но боль… Боль существовала где-то вне её тела. — Прости меня… Тихий голос инквизитора завладел её вниманием и Эстер подняла глаза, вновь рассматривая его лицо, уже зная, насколько ужасным оно может стать за считанные секунды. Но сейчас Ричард лишь смотрел на неё с такой страшной тоской, что она вдруг начала ощущать остроту пламени, пожиравшего её живот и ладони и чёрное-чёрное горе по собственной жизни. — Прости… — Ричард протянул руку к ней, — Хотел уберечь… — он коснулся щеки Эстер и она вмиг впитала всю боль пылающего в костре тела. Яркая вспышка невыразимых мучений затмила глаза и ничего вокруг не осталось, только…Агония-агония-агония.
И тихая, чужая молитва
Мелодией знакомого голоса.
Дикий, нечеловеческий вой ведьмы заполнял собой всю площадь, на которой она сгорала. Ладони Блэкуотера были ледяными, но это не могло подарить ей успокоения. Вдруг взявшаяся из ниоткуда вода начала выступать из-за спины Ричарда и топить его, прилепляя одежду и волосы к телу, накрывая и Эстер с головой, унимая пламя и бесконечную, всепоглощающую боль, которая въелась в сознание безумием. Она задыхалась от огня, всё ещё горевшего где-то на уровне чувств и от холода беспощадных вод, глотала зеленую тину и пыталась кричать. Ричард смотрел на неё и всё повторял своё бесконечное: — Прости… А она задыхалась-задыхалась-задыхалась… Пока его тёплый плащ не укрыл её с головой, погружая во тьму без единого звука, запаха и чувства. И ни вдоха, ни выдоха. Лишь плащ-саван и страшная-страшная безликая тьма. Очередной громкий, лихорадочный вдох уничтожил спокойствие ночи, пока слёзы умывали её лицо, словно вода из сна. Эстер не двигалась, смотрела в потолок комнаты, что некогда давно была её, уже смирившись с бесконечными кошмарами и отсутствием нормального сна. Ни один из эликсиров Джиованни не помогал. Казалось, что ей становилось лишь хуже-хуже и хуже…***
Ричард поднимался по ступеням собора медленно, следил, как люди торопливо сновали у огромных врат, спешили воздеть свои руки в мольбе и затем побежать дальше, по своим делам. Он не хотел идти, не желал видеть святого отца, слушать его. Но и нарушить устав Ордена не имел права. Колени коснулись жесткой подушки у основания исповедальни и голос по ту сторону решетки поприветствовал его первым, словно ждал этой встречи. — Ричард. Все-таки пришел, хоть и припозднился. — Не мог не прийти, prete. На профиле, укрытом полумраком, проступила хищная улыбка. Инквизитор молчал. — Как поживает мисс Кроу? Её нет вот уже пятый день. Упоминание её имени в очередной раз задело самую тревожную и темную часть мыслей инквизитора. Он поднял взгляд, рассматривая образ Бартоломью, понимая, что его интерес к ней уже перешел границы хоть какой-то мыслимой нормы. — Жива. В порядке. Ездила в отчий дом проститься с отцом на его могиле. Вчера вечером прибыла назад, в Академию. — Хорошо… Хорошо… — тихо произнес святой отец, добавляя непринужденно, — Значит, скоро придет. Продолжай наблюдать. Ричард знал, что Дарио делал это нарочно — посылал именно его следить за ведьмой, что разрывала душу беспокойством. Непроницаемое лицо инквизитора, как и всегда походившее на маску, не могло обмануть святого отца, казалось, он чувствовал те переживания, которые не осознавал даже сам Блэкуотер. — Как твои успехи у Роберто? Десяти ударов было достаточно? — Более чем, — процедил Ричард, чувствуя, как неприятно зудела испещренная спина под слоями сковывающей одежды. — Помогло ли это тебе? Или же греховные мысли относительно мисс Кроу всё ещё посещают тебя? — Бартоломью впивался своей жестокой синевой в каждое малейшее движение мышц на его лице, наблюдал, как сильнее инквизитор сжимал губы и это в очередной раз давало испытать особое чувство власти, насытиться которым было невозможно. — Не более, чем вас, prete. Дерзость, которую инквизитор посмел так спокойно сказать святому отцу, заставила того повернуться в сторону Ричарда всем собой. Бартоломью тихо рассмеялся и этот смех граничил со злостью, обжигающей изнутри. Ведь раньше Блэкуотер чаще смиренно молчал. Беспощадная синева схлестнулась с тёмной водой чужих глаз и резала-резала-резала. И даже сейчас Дарио упивался контролем, понимая, что мог поступить любым из самых паскудных способов, чтобы указать инквизитору на его место. Но скребущееся из самого нутра ощущение не давало покоя и злило-злило-злило. Он знал, что стоило ему чуть ослабить своё влияние на Эстер и он имел все шансы упустить её из своих рук и не просто куда-то в пустоту, а в объятия именно того, кто стоял на коленях напротив. — Мы разные, верховный инквизитор. Твой интерес греховен, ты знаешь это сам. — А ваш? Холод синих глаз словно материализовался и вихрем пробежал между ними. Ричард буквально ощущал, как падал под слой льда, всё глубже уходя под воду. Знал, что Бартоломью не простит и не оставит эту дерзость так просто и тем не менее, не желал останавливаться. Понимал, что этим подвергал самого себя опасности. И даже если так, он всё равно хотел показать святому отцу, что знал о греховности мыслей и поступков того, кто прятался за спину Первозданного в полумраке исповедальни. Надеялся, что это сработает, как предупреждение и Дарио ослабит хватку, испугается последствий. Ведь перед Орденом, или хотя бы Первозданным, все так или иначе должны быть равны. — В моменты моей нужды в исповеди я прихожу не к тебе, Ричард, а к Первозданному. Так не бери же на себя Его бремя. — И помыслить о подобном не смею. Бартоломью улыбнулся, ненадолго прикрывая глаза и упиваясь моментом собственных размышлений о том, как именно распорядиться жизнью инквизитора, чтобы он не совал свой нос дальше дозволенного. — Твоя дерзость… Я понимаю, — Дарио открыл глаза на выдохе и начал потрошить беспощадным взглядом лик напротив, — Греховные мысли о мисс Кроу затмевают твой разум. Мешают работе… Если так пойдет, скоро Орден может заметить эти… Изменения. Ричард усмехнулся, не удивляясь скрытой угрозе раскрыть тайну исповеди Ордену. — Но леди Эстер не твоя забота, Ричард. Совсем не твоя, — он тоном подчеркивал нужные слова, чтобы обозначить, кто именно властвовал над душой юной ведьмы, — Поверь, моих полномочий более чем достаточно для того, чтобы направить потерянную душу к свету. Твоя задача лишь быть моими глазами. — К свету ли, prete? Или ко тьме каналов? Взгляд Дарио полоснул инквизитора. Он быстро осознал, о чём и о ком говорил Ричард. Он не ожидал, что Блэкуотер знал об этой маленькой тайне… Вывод о том, что инквизитор был опаснее, чем Бартоломью о нём думал, неприятной стрелой проник в разум. Играть с ним придется в разы аккуратнее. Или… — К свету, Ричард, к свету, — жесткий тон голоса дал понять, что тема закрыта, — Ведьмам уготован свет костра. Не забывай об этом. Липкий холод прошелся по израненной плетями спине инквизитора, давая понять, что prete всё понял верно, раз перешел на угрозы самой Эстер. Ричард не ожидал, что до этого дойдёт и тревога за неё тяжелым камнем легла на его душу. Маска лица дрогнула, принося Бартоломью истинное удовлетворение. — За слова нужно отвечать, не так ли? — святой отец улыбнулся, но не было в этой улыбке подобающей его положению скромности, лишь тень наслаждения контролем, — Ответить за свои тебе поможет Роберто. Думаю, двух оборотов будет достаточно… — Безусловно, — сквозь кривую улыбку проговорил инквизитор. Он поднялся, намереваясь покинуть это место, которое когда-то считал обителью истины и добродетели. Отец Бартоломью словно выжидал, когда плечи инквизитора расслабятся и, даже не услышав, а скорее почувствовав его тихий выдох, жестко улыбнулся и добавил, привычно бросая тому в спину: — Хотя… Твой грех прорастает. Увеличь до четырёх. Блэкуотер чуть приподнял подбородок, обращая взгляд к высоким сводам собора, размышляя о том, насколько далеко сможет зайти prete в своём грехе. Точнее… насколько далеко ему это позволит Ричард. Он не обернулся, лишь подождал ещё несколько секунд и, наконец, ушёл.***
Ворон читал газету, когда на пороге здания ковена вдруг возник тот, чьего появления он ждал меньше всего. А точнее — не ждал совсем. Не сказать, что любые возможные слова инквизитора Блэкуотера могли хоть на долю секунды отвлечь Ворона от чтения, а потому он не обратил на этот визит и толики своего внимания, не отреагировал никак, когда эта столь неожиданная фигура появилась в проёме гостиной. — Я по делу и это срочно. — Всегда считал ваши манеры образцом безупречного поведения для каждого благородного мужчины этого города… — Ворон перевернул страницу газеты, хмыкнув над одной из заметок о народных методах борьбы со злом, в том числе и с ведьмами, — А вы вот так сразу… Без прелюдий… — Прошу простить мою грубость, — Ричард оглядел комнату, в которой они находились, подмечая то, насколько она отличалась от комнат Ордена, — Но на любезности времени совсем нет. — Времени на хорошие манеры всегда достаточно, как и на хорошую беседу, — небрежно бросил верховный ведьмак, вновь усмехаясь с очередной новости, — Уж поверьте мне. — Речь о леди Эстер Кроу. Ворон не шелохнулся, скорее даже замер, но взгляд, резко взметнувшийся к лицу Блэкуотера, обозначил его интерес. — Слушаю. — У меня есть основания полагать, что леди Кроу грозит опасность. Газета зашуршала, когда Ворон закрыл её и спешно убрал на столик рядом. Подобная информация в свете последних событий с её семьей звучала… Неоднозначно. — Какая конкретно опасность? — Времени на хорошие манеры всегда достаточно, так, верховный ведьмак? — Ричард едва улыбнулся, надеясь, что это отвлечет того от конкретики, — Но вы сами даже не предложили мне сесть. Ворон протянул руку, указывая на кресло напротив. Инквизитор коротко улыбнулся вновь, но с места не сдвинулся. — Отошлите её как можно дальше отсюда. И на как можно больший срок. Год, лучше два. Мысль о том, что Эстер, разбередив душу Ричарда, вновь исчезнет, неприятно скручивала всё внутри, но он готов был согласиться даже на то, чтобы она навсегда уехала из этой страны, если это убережет её. — Зачем мне делать это? — Ворон сузил глаза, внимательно изучая инквизитора, — На основании чего? Ваших предположений неясно о чём? Может быть, это ваша хитрая ловушка? — Речь идет о жизни и смерти ведающей. Я полагал, что вам не всё равно. — Мистер Блэкуотер, — Ворон откинулся в кресле, сплетая пальцы перед собой и не сводя пристального взгляда с инквизитора, — Это угроза? — Это предупреждение, — Ричард сделал шаг вперед, касаясь спинки кресла, в которое ведьмак предлагал ему сесть, — И просьба. Ворон молчал долго, изучал лицо и язык тела мужчины напротив. Его мотивы были неясны, слова размыты… Стоило ли прислушиваться к ним и поступать так, как он говорит, когда сам ведьмак намеревался оставить Эстер Кроу в поле своего зрения? Доверять инквизитору — всегда было откровенно плохой идеей. — Вы так и не сказали, что за опасность грозит мисс Кроу. Как я могу вам верить? — Я не могу рассказать вам подробностей, — Ричард машинально сжал спинку кресла до боли в пальцах, что не осталось незамеченным верховным ведьмаком, — Понимаю, что доверять мне у вас нет оснований, но смею просить довериться в этом. — Это всё, что вы можете мне сказать? — Да. — Я обдумаю ваши слова и приму решение. Ворон подхватил газету, делая вид, что вернулся к чтению, в действительности же, не мог разобрать ни буквы, ни строчки, ведь все мысли теперь заняла эта информация, инквизитор и сама Эстер. — Отошлите её как можно скорее. И я буду у вас в долгу. Ричард сделал последнюю попытку убедить, слегка кивнул в знак прощания и покинул здание Триумвирата, оставляя Ворона в глубоких раздумьях.***
Палач, как и всегда, был рад. Из раза в раз Ричард размышлял о том, почему у человека, чья работа пытать и убивать людей, такой веселый нрав. И каждый раз приходил лишь к одной мысли — Роберто нравилось то, что он делает каждый день. Он скрывал или точнее пытался скрывать, но это светящееся счастьем юное лицо не оставляло сомнений. И потому слова мнимого сочувствия и участливый взгляд делали весь процесс ещё более жестоким, каким-то даже извращенным. В глазах прошлого палача не было этой веселости, лишь бесконечная жестокость и беспристрастность. В этом он хотя бы был честен. — Вы ведь понимаете, верховный инквизитор… — Роберто сделал сочувствующее лицо, — Рекомендация равна приказу, но количество оборотов… Я не имею права солгать. Ричард мрачно усмехнулся думая о том, что солгать палач как раз таки мог, просто не хотел отказываться от ещё двух действий, которые принесут ему долгие минуты наслаждения. Все движения инквизитора были настолько привычными и машинальными, что даже не осознавались им. Да и сам он был словно не здесь. Он не заметил, как снял одежду и как оказался на неудобном дереве. В реальность помогла вернуться боль от первого медленного оборота дыбы. — Как ваше самочувствие, верховный инквизитор? — будто издеваясь спросил Роберто, — Вы сегодня бледны. Каким могло быть самочувствие человека, которого истязали на дыбе? — В порядке, — солгал Блэкуотер. Он чувствовал себя куском плоти, распятым даже не во имя веры, а в качестве угрозы и метода усмирения и контроля. Отвратительным было лишь то, что он вынужден был потакать и терпеть, чтобы однажды совершенная глупость — исповедь о собственных чувствах — не вышла за пределы исповедальни. Ричард усмехнулся сам над собой, пока дыба скрипела в очередном повороте, натягивая всё тело до невыносимого напряжения. — С вами точно все в порядке? — поинтересовался Роберто, удивленный проскочившей реакции. Ричард не отреагировал, а палач не остановился. И не останавливался до тех пор, пока полученная от святого отца рекомендация не была приведена в исполнение. А в разуме инквизитора яркими картинками оживала угроза Бартоломью. Дикий, нечеловеческий вой ведьмы заполнял собой всю площадь, на которой Эстер сгорала. А он смотрел с невыносимо страшной тоской на то, как языки пламени пожирали её живот и руки. И чёрное-чёрное горе по её жизни застилало разум, поглощенный собственной происходящей с ним прямо сейчас болью. — Прости… — тихо сказа Ричард, — Я хочу тебя уберечь…