Пятый угол

— Так! Если он отзвонился, почему мы должны ехать его забирать? — возмущается Куки Синобу, которой после бессонной ночи в попытках отследить Сиканоина по всевозможным камерам не дали вздремнуть и часа. — Потому что после встречи с Сиканоином он не в порядке, — отвечает на вопрос громила в три раза больше её. Человек, под которым кровать прогибается, на которого клерки смотрят с опаской, а бодибилдеры с восхищением. Они загружают свои косточки и гору мышц в пикап, где всего два сиденья и оба по размеру не сильно подходят своим владельцам. Если для Куки кожаное кресло с меховым пледом настолько огромное, что она в целом может лечь в позе эмбриона, то для громилы обивки, покрытой массажным ковром из бусин, не хватает, даже чтобы лопатки прикрыть, и ему приходится горбиться, лишь бы видеть дорогу сквозь лобовое, а не с помощью верхнего люка. — Каэдэхара не в порядке? — удивляется Синобу. — Мы про одного и того же Каэдэхару сейчас говорим, или у него внезапно есть брат-близнец? — конечно, она знает ответ, но поверить всё равно трудно. Её синяки под глазами больше похожи на стеклянную мозаику, представленную в католической церкви, как окно к Господу Богу. Кислотно-зелёные волосы с неокрашенными корнями заплетены в высокий хвост и перевязаны лентами, лишь бы не было видно, насколько они грязны. Тонкие руки пролезут в любую щель, а обувь её размера стоит искать в детском отделе гипермаркета. — Ты знаешь про Сиканоина намного больше, чем мы все вместе взятые, и ты не можешь ответить на этот вопрос самостоятельно? — громила заводит машину ключами с брелоком в виде фиолетового жука, поправляет зеркала, ведь своими лапищами с когтями, как у гарпии, он легко дотягивается как до одного, так и до второго, затем пристёгивается сам, пристёгивает Синобу и снимает пикап с ручника, тут же обнимая руль в шерстяном, пятнистом чехле всеми пальцами сразу. — Если я слежу за ним больше года, это не значит, что я прекрасно его знаю, — категорично отвечает Куки, а сама даже слегка краснеет, как это обычно делают девочки, мониторящие социальные сети кумиров. Она отвлекается на сообщение от Бэй Доу, содержание которого упорно скрывает от коллеги, затем проверяет другие уведомления и боковым зрением наблюдает за громилой, подвывающим третьесортной певице с пятой по счёту радиоволны. Здоровяка зовут Аратаки Итто, и он не верит, что его подруга сделает ставку на кого-то кроме Сиканоина Хэйдзо. Прониклась им ещё в первые месяцы активной слежки, когда каждая драка в подворотне, отснятая на камеру какого-нибудь круглосуточного магазинчика, где хозяин спит за прилавком, превращалась в шедевр из области кинематографа. У неё даже есть отдельная папка на компьютере с нарезками под музыку. Сам же Аратаки знает о Сиканоине не больше, чем среднестатистический житель их города, который на должный вопрос отвечает: «Кто? Не слышал о таком» — вот это стиль жизни Итто, даже если в лицо знает, всё равно забудет. — А почему Каэдэхару отправили на стычку с Сиканоином? — уточняет он, сворачивая с главной улицы в некие переулки, чтобы выехать в район, где большая часть дороги — пешеходная, и потому там так много уютных магазинчиков, выставляющих свои товары на показ. Правда, из-за прошедшего снега теперь сложно торговать под лучами солнца и болтать обо всём и ни о чём сразу с соседями, чтобы скучно не было. Да и температура на улице не особо располагает — вон, даже Итто кофту надел, а ведь мастак зимой в шортах щеголять. — Потому что у белобрысого предрассудков нет, — цикает Синобу, надевая капюшон своей вечной парки . Эта барышня живёт в термобелье, потому что рёбра насквозь промерзают, питается только горячей пищей, желательно разваристой или вообще жидкой, ходит по вторникам к диетологу, которого скоро придётся вести к психиатру, потому что он с ума сходит из-за Куки, которая вес не набирает, даже если хлебало от съеденного трескается. — А что у него есть? — хмыкает Аратаки, паркуясь в двух кварталах от нужного места. Убирает назад ремень безопасности, ведёт плечом, разминаясь, а затем машинально застёгивает куртку Синобу по самые гланды. Та плюется меховой обивкой капюшона, надевает варежки и вываливается на улицу, где снег тает, где плюс три и ветра особо нет. — У этого? — уточняет Куки, когда Итто сам выходит из машины и ставит ту на сигнализацию, после чего расстегивает спортивную кофту, обнажая майку алкоголичку, которая для Синобу послужила бы платьем — жарко ему. — У этого есть только преданность… — фыркает она и ёжится от холода. На Аратаки вообще не смотрит. — Преданность — хорошее качество, — парирует он, подворачивая края шорт и вытаскивая камешек из-под большого пальца в шлёпках. Всё тело здоровяка усеяно татуировками, начиная с шеи и заканчивая пятками, — больше всех в городе похож на настоящего мафиозника, но меньше всех хочет им быть. В его репертуаре обычно стендап-выступления в ночных барах с обязательной частью, где он читает придуманный им реп и ведёт долгие дискуссии на тему монополии (настольной игры, а не модели рыночной структуры, при которой контроль над определенной отраслью экономики оказывается в руках одного субъекта). Ещё он коллекционирует серию журналов «Настоящие насекомые и их знакомые» — для стекляшек у него отдельная полка в шкафу, которую трогать нельзя даже самым близким. Они рядом друг с другом выглядят как клоуны, сбежавшие из цирка — может, поэтому на них оборачиваются редкие прохожие. Синобу же сверлит взглядом ободок с красными рожками на голове громилы, который, по его словам, придаёт лапусечный вид. — Это не та преданность, о которой ты думаешь, — перебивает Куки. — Я читала отчёты, Каэдэхара может беспрекословно убивать кого-угодно и уничтожать что угодно просто по приказу, детей и стариков, дома малюток и кабинеты крупных бизнесменов, у него нет собственной воли, нет вопросов, поэтому годится вообще для любых заданий, даже для таких, как это, — Итто слабо верится в подобное описание, но он ещё никогда не упрекал подругу в ложных показаниях. Сгибается почти вдвое, когда Синобу берёт его под руку, чтобы не поскользнуться на слякоти, и молчит, формулируя вопрос, но в итоге так и не произносит его вслух, потому что на пороге цветочного магазина, координаты которого были выданы сверху, их встречает хозяйка — Сангономия Кокоми. — Добро пожаловать, — улыбается так ласково и заботливо, что Аратаки готов согласиться на глинтвейн, а Синобу вот-вот стошнит от приторности. — Прежде чем забирать Кадзуху, пообещайте мне, что не будете делать ему больно, — просит она, продолжая улыбаться даже слишком мило. — Да куда нам! — хохочет Итто, закидывает свободную руку за голову и почесывает затылок под собранными в хвост роскошными белыми волосами, в уход за которыми он вбухивает львиную долю своей зарплаты. — Я серьёзно, — просит Кокоми. Смотрит куда-то сквозь них и ждёт согласия уже от Куки, пока та молчит, откусывая только-только появившуюся новую кожицу на губах. — Очень серьезно, — улыбается всё так же. — Хорошо, хорошо, — шипит Синобу сквозь зубы и заходит в магазин первая — ей не нужно приседать, чтобы не врезаться головой в дверной косяк сверху. — Он наверху, вчера вечером пришёл в сознание и даже покушал, сейчас ему лучше, спокойнее, — Кокоми не проводит экскурсию по букетам и комнатным растениям, не знакомит дуэт со своим телохранителем, на котором Аратаки заостряет особое внимание и даже вытягивается в лице, ловя румянец на щеках. Сангономия ведёт их сразу вверх по лестнице, в комнату с пушистым ковром и вязаными полотнами с цветами, где Каэдэхара безмятежно читает книгу, посвященную безымянному солдату. — Вот те на, — восторгается Аратаки, потому что всё-таки узнает Кадзуху, и вспоминает, что в последний раз видел его не таким потрёпанным. — Ну хоть живой, — комментирует Синобу. Каэдэхара сидит на постели, что пахнет скошенными травами, перебинтованный вдоль и поперёк. На нём пижама с пёсиками, которую Кокоми отобрала у Горо. Голова начисто вымыта, синяки пропитаны заживляющими маслами, а рана на голове только-только перестала кровоточить, так что повязка сливается с цветом волос. — Вас прислала Госпожа Бэй Доу? — спрашивает, не здороваясь и вообще без эмоций. — Нет, нас прислал Моракс, — Синобу наконец снимает капюшон, но почему-то надевает медицинскую маску, залежавшуюся в кармане куртки. — Святой отец Моракс, — без толики сарказма уточняет Аратаки, складывая руки на груди. — Не тебе, демонюге, меня в выражениях поправлять, — шикает Куки и заезжает чересчур острым локтём тому поддых. Итто особо не чувствует удара, но ради приличия делает вид, что даже больно. — Может без всего этого обойдёмся? — Кокоми огибает их, занимая пространство между больным и дуэтом клоунов-недопереростков. Она кутается в шерстяной кардиган и лёгким движением руки поправляет длинные, распущенные волосы, продолжает улыбаться уже несколько пугающе. Итто прячет глаза от её взгляда, а Синобу снисходительно шагает вперёд и до неприличного близко подходит к Каэдэхаре. — Сиканоин тебя отделал? — спрашивает с интересом учёного, что может пообщаться с подопытным, за которым мог лишь наблюдать. — Сложно сказать наверняка, — пожимает плечами Кадзуха и всё же откладывает книгу в сторону. — Отвечу, если вы поделитесь своими знаниями. Именно Синобу предоставляла ему информацию о местонахождении Сиканоина в тот вечер, именно она помогала отслеживать цель в реальном времени, именно её голос Каэдэхара слышал в наушнике, когда напал на Хэйдзо. — Чего? — возникает Куки, пока Кокоми внимательно следит за ней, а Аратаки стоит возле лестницы и украдкой поглядывает вниз, надеясь заметить Горо хотя бы по частям. — Почему все хотят убить Сиканоина Хэйдзо? Вопрос ставит Синобу в тупик, отвлекает Аратаки от собственного любопытства, а Сангономию заставляет снова глубоко и отчаянно вздохнуть. Она потирает ладони друг о друга и беспокойно топчется на месте. — И вот так всё время, — причитает, как мамуля в режиме гиперопеки, — не может уняться уже второй день, даже во сне бредит этим вопросом, — говорит, мнёт губы и присаживается на зашитое желтыми нитками синее кресло. — Я не хочу его убить, — встревает Аратаки, расплываясь в улыбке, тем самым перетягивает на себя внимание алых глаз. Ему конечно уже говорили, что Каэдэхара может вселять какой-то вселенский ужас одним взглядом, но сейчас эмоции внутри громилы перемешиваются, ведь с одной стороны ему страшновато, а с другой — накатывает огорчение. — Никто в этой комнате не хочет его убивать, — продолжает мысль Синобу и касается бледного лба тыльной стороной ладони, чтобы проверить температуру. — Я, конечно, знала, что из-за седативных ты слегка заторможенный, но чтоб настолько, — бурчит себе под нос, затем щёлкает пальцами перед глазами Каэдэхары, а тот реагирует лишь спустя несколько секунд. — Но почему эффект всё ещё действует, если ты уже почти три дня ничего не принимаешь? — возмущается, украдкой подмечая, как Сангономия вытягивается по струнке. — Седативных? — уточняет Кокоми. — Я давала ему обезболивающее, — сознаётся, но вины за собой не замечает. — Вот чего его так штырит, — Куки облизывает губы. — Почему все хотят его убить? — Каэдэхара больше походит на ребёнка с заболеванием аутистического спектра, чем на наёмного безжалостного убийцу. Синобу кривится, когда тот слегка склоняет голову в сторону и мило улыбается, как бы приветствуя её. — Да не все хотят грохнуть Сиканоина, чего ты заладил? — а вот Аратаки в этом абсурде чувствует себя беспокойной крыской, запертой в клетке. — Он портит очень много планов, — отвечает Синобу, проверяя пальцами пульс Кадзухи. — Какой обезбол вы ему давали, вдруг он не совместим с теми препаратами, которыми его пичкают наши врачи? — Сейчас принесу, — Кокоми покидает комнату довольно быстро, спускается вниз по лестнице и обращается к Горо. Аратаки, услышав его голос, тут же свешивается вниз, опираясь на перила всем телом, из-за чего те жалобно скрипят. — Я в порядке, — Кадзуха переплетает свои пальцы с пальцами Синобу и крепко сжимает их, поглаживая подушечками бледную кожу. Его руки холодные, щёки впалые, а глаза пылают усталостью. — Он же всё-таки меня не убил. — Мне даже интересно почему, — усмехается Куки, расстёгивая одной рукой куртку — с каждой минутой она всё больше потеет, но теплее ей явно не становится. — Ещё и сюда притащил, обычно он так не поступает, — мысли, догадки и наблюдения не вяжутся с нынешней ситуацией. — Думаете, он не захотел меня убивать по какой-то особой причине? — Каэдэхара вежлив, мил и умиротворен, но задаёт вопросы, которые в его состоянии скорее звучат как попытка самоубийства. Синобу слегка отклоняется назад, забирает руку из пальцев Кадзухи, прячет их за спиной и сглатывает. Сангономия поднимается вверх по лестнице, а Итто проходит вглубь комнаты, ближе к кровати, потому что всегда замечает жесты настороженности — у них с Куки есть свои сигналы. — Думаю, тебе нужно вернуться к Бэй Доу, — отвечает Синобу, немного щурясь и вдруг зевая. — Вот эти я ему давала, — Кокоми заходит в комнату и быстро добирается до Синобу, протягивает той упаковку с таблетками и замирает, тая дыхание, потому что атмосфера в помещении настораживает. Все спокойны, все молчат, а снизу доносится приятная музыка, которую перебивает лишь диалог Горо с покупателем. Они беседуют о цветах для любимой женщины в честь годовщины и осыпают друг друга вежливыми комплиментами, пока сердца тех, кто наверху, мечутся в грудной клетке из рёбер, как загнанные в угол звери, опасающиеся хищника, что крупнее их всех вместе взятых. — Но я ещё не выполнил задание, мне рано возвращаться, — Каэдэхара опирается на более менее здоровую руку и ставит ноги на пол. — Это неважно, какое бы ни было задание, тебя хотят видеть сейчас, — тон Синобу меняется на более высокий с нотками дрожи. Итто подходит ещё ближе, останавливается ровно за её спиной: напоминает вышибалу в ночном клубе, против которого даже военные не попрут. — Хотят видеть живым… — А я хочу знать, почему мне нужно его убить, и почему он не убил меня, — Кадзуха встаёт с кровати и ступает голой ногой навстречу к Синобу, прячет руки назад. Куки тут же вжимается спиной в грудь Аратаки и неосознанно берёт того за запястье. — Бро, ты вот что-то не то несёшь. Давай, ты поговоришь об этом с Бэй Доу, окей? Мы-то тут причём? — Итто также меняется в лице и голосе, загораживает собой девушек, крепко сжимая руку Синобу потными ладонями. Внимание Каэдэхары переключается на него — наклоном головы Кадзуха задаёт вопросы о помощи или её отсутствии, дышит ртом, слегка приоткрыв губы, и смеряет громилу заинтересованным взглядом. Сверху вниз. — Я просто тебя туда отвезу, без проблем, без насилия, ага? — Итто дышит ровно. — Завалишь их вопросами по поводу и без. — Нет, — усмехается Каэдэхара и облизывает губы, смотрит на пыль, витающую в комнате среди лучей солнца, пробивающихся сквозь жалюзи, а затем снова переводит взгляд на Аратаки и протыкает им насквозь. — Я спрошу об этом Сиканоина, — спокойно сообщает свои намерения и делает ещё один шаг навстречу. Итто напоминает разъяренного быка, защищающего самое дорогое, что у него есть, но при этом не двигается с места, потому что красным флагом никто не машет. Кадзуха аккуратно, без труда обходит их стороной и спускается вниз по лестнице, обувается в уличные кроссовки Горо и выходит из магазина прямо в пижаме. Тишина, гнетущая и унижающая, висит в воздухе на втором этаже. Итто слышит, как бьётся его сердце сродни колоколам над храмом святого Барбатоса, чувствует, как напряженная грудная клетка вздымается под тяжестью застоявшегося воздуха, как мышцы ноют и болят от напряжения. Синобу вообще не дышит и впервые за несколько лет не думает, а Сангономия продолжает улыбаться, хотя глаза её таят ужас и страх, запечатывающий в ней любой порыв к действию. Каэдэхара уходит так скоро, так незатейливо, без сопротивления, словно отпросился прогуляться вдоль набережной. Его губы озаряет добродушная улыбка, а походка расслаблена — он дышит полной грудью и наслаждается лучами солнца, лёгким морозом, покусывающим щёки, и музыкой ветряных колокольчиков. — Ебаный… — выдыхает Аратаки. — Проебали… — соглашается Синобу.