Нареченный кровью

      — Сынок? — дрожащим голосом зовёт мать.       — Просто скажи уже это, — хрипит омега. — Скажи, кто они? Расскажи мне хоть какую-нибудь правду! Не мучай меня.       — Я же говорила уже, мы нашли тебя…       — Ложь! — шипит омега, перебивая женщину. — Ложь… Вы не думали, что, вернувшись сюда, я могу узнать правду? Не думали, что тут меня может ожидать? Мне кажется я схожу с ума, мерещится всякое, а вы и словом не обмолвились о том, что я ребенок семьи из дюжины!       Омега не привык грубить: он никогда и голоса не повышал на родителей. Но сейчас сама ситуация вынуждала его так общаться с матерью. Янтарные глаза вцепились взглядом за беспорядок, который он совершил минутами ранее. Цветы жасмина были рассыпаны по полу, а шервани лежал бесформенным комком. Яркие лучи солнца касаются драгоценных камней, на однотонных стенах мелькают яркие блики. Чимин следит за бегающими зайчиками, пытается восстановить своё дыхание, слушает копошение в телефонной трубке.       — С-сынок…       — Ты боишься? Вам угрожали? — сыплются вопросы из уст омеги. — Просто скажи: почему?       — Не из моих уст ты должен узнать всю историю, Чимин. Я могу рассказать лишь то, как ты оказался на моих руках маленьким свёртком, — женщина тяжело вздыхает, в голосе слышится дрожь. Чимин ругает себя за то, что доводит мать до такого состояния. — Твой отец отдал тебя нам, наказал уехать из Индии прочь, искать кров в другом месте и беречь тебя. Пока…       — Пока что? — не унимается Чимин.       — Пока не придёт время. Мне правда мало известно, сынок. В дюжине тогда что-то не чисто было, ни к кому не было доверия. Отец твой что-то чувствовал.       — Вы хорошо знали их? — шепотом спрашивает Чимин, его гнев уходит, уступая место любопытности.       — Твой отец был очень честным, добрым человеком, а госпожа Мадху — невероятной красоты женщиной, которая славилась своей справедливостью. Ты так похож на неё, Чимин. Твои губы, нос и невероятной глубины глаза с янтарным отливом. Прости нас, Чимин… Прости, сынок.       — Ты правда ничего больше не знаешь? Папа тоже?       — Родители хотели уберечь тебя от чего-то. Говорили, что ты в опасности и всё, — всхлипывает взрослая омега. — Как ты узнал о своем происхождении?       — Нужная книженция оказалась в руках.       Чимин подтягивает ноги к себе, обнимая колени одной рукой. Решает не рассказывать матери о подарке от неизвестного альфы и об усиливающихся видениях. Верит ей, что ничего больше неизвестно. Чуть погодя он кладёт трубку, прощаясь с матушкой. Обещает быть осторожным и чаще звонить, долго выслушивает извинения, от которых сердце сжимается в оковы. Беди выдыхает, умывает лицо в ладонях, чувствуя засохшие дорожки от слез.       Ему нужно быть сильным. Если родные родители отдали его, беспокоясь о безопасности малыша-омеги, Беди должен быть готов ко всему. Его руки всё ещё немного трясутся, но омега собирает цветы в коробку, кладёт сверху шервани. Убирает всё в конец комнаты и начинает расхаживать из стороны в сторону. Записка в его руках взмокла из-за вспотевших ладошек, он смотрит на эти аккуратные буквы. Сердце бьётся чаще, омега совсем не подвластен ему и даёт волю чувствам. От клочка бумаги приятно пахнет лавандой и мускатным орехом. Дыхание становится жадным. Чимин пытается вобрать в себя как можно больше запаха. Аромат одновременно успокаивает и будоражит.       Глаза вчитываются вновь и вновь в уже заученные слова. Возмущению нет предела. Самоуверенный альфа хочет увидеть незнакомого ему омегу в подаренной вещице? Просит найти, не оставив даже адреса. Чимин хмыкает, считает его больно нахальным, если тот думает, что Беди побежит искать по всей Калькутте неизвестно кого.       Встречи с ним он искать не будет… Точно не будет.       Нужно ему?       Пусть появляется на пороге его номера, и тогда Беди ещё подумает, уделять время нахалу или нет! Омега бросает взгляд на часы: время близится к обеду. Чимин прикусывает щёку изнутри и вспоминает, что хотел заказать еду в номер, но почему-то внутреннее чутье подсказывает ему, что нужно покинуть стены своего временного жилища. Омега бросается к вещам, придирчиво осматривая их. Настроение нарядится, достать все свои самые хорошие и красивые одежды, подаренные матушкой и отцом. Он хихикает, тут же прикрывая рот ладошкой. Становится очень смешно от самого себя, ведь некоторое время назад он сидел на полу, как маленький испуганный котёнок, хныча, надеясь на помощь, доброе слово. А теперь готов свернуть горы и показать всю силу, что таится в нём.       На незастеленную постель летят вещи. Омега ищет костюм из шелка, что подарила матушка на его двадцатилетие. Стройный торс обтягивает топ, открывая тонкую полоску смуглого подтянутого живота. Рубашка с длинными рукавами свободно сидит на омеге, контрастируя с его оливковой кожей, а брюки с высокой посадкой удлиняют и без того стройные ноги омеги. Накладывает лёгкий макияж, выделяя глаза коричневыми тенями. Собирает в небольшую сумку вещи, которые ему могут пригодится, и направляется к двери. Замирает, схватившись за ручку.       — Дурак! — обзывает сам себя Беди, возвращается к постели и достаёт фотографию Юнги из-под подушки. Быстро чмокает фото, краснея, и прячет в сумку, выбираясь из номера.       Омега решает просто пройтись вдоль улочек, возможно, зайти на рынок и найти место, где сможет поесть что-то из традиционной кухни. В воздухе стоит высокая влажность, чувствуется? что скоро начнется сезон дождей? и Чимин так хочет почувствовать на себе эту прохладу разбивающихся о тело капель. Омега бредёт, заглядывает чуть не в каждый магазин. По пути встречается небольшая лавка с украшениями. Старичок продаёт как драгоценные вещички, так и обычную бижутерию. Чимин рассматривает плетёные кожаные браслеты и вспоминает об альфе. Представляет, как на тонких венистых запястьях будет красиво смотреться эта вещица. Покупает, не думая. Как бы ему хотелось, чтобы Юнги был рядом. Смог обнять и поддержать добрым словом. Беди наказывает себе позвонить альфе, как только вернётся в номер.       Омега прячет браслет в сумку, продолжая рассматривать украшения.       — Выбираете ещё? Смотрите, какие браслеты, — науськивает старик. — Такой работы аккуратной нигде не найдёте. Как звенеть будут в танце, как внимание привлекать!       Чимин улыбается, знает, что старику нужно просто продать. А браслеты и правда красивые, но омега не носит такие. Вспоминает о местной девадаси, о её утонченных руках, что были обвешаны браслетами. Служительница была очень добра, и омега хочет поблагодарить её небольшим подношением.       — А красиво сможете завернуть? — спрашивает у торгаша, а у того на лице сразу лукавая улыбка возникает.       — Конечно смогу! — суетится он. — Сделаю так красиво, как никто в жизни не делал.       Торгаш упаковывает украшения в красивую коробочку, отдаёт омеге бережно в руки. Серьёзно заглядывает в глаза, смущая тем самым Чимина.       — Ходили слухи, если у омеги такие глаза, то душа Махадевы Кали живет в ней. Подпитывает своей энергией. Такое дитя силу безграничную имеет, да душу безмерную, — старик отпускает коробку из рук.       — Спасибо, — шепчет омега, поторапливая себя покинуть эту лавку, подальше от этого пристального взгляда.       Уже второй раз он слышит о том, что весь их род связан с Темной Матерью. И как не верить, когда видишь её чуть ли не через день.       К храму омега приходит другим путём. Очереди сегодня нет, а рядом женщины торгуют травами, подношениями для храма и различными благовониями. Чимин спешит, поднимаясь по ступеням, и входит внутрь, чувствуя тяжелый запах жжёных трав и крови. Похоже, тут не так давно совершали жертвоприношение. Беди разувается у входа, думает о том, где бы найти Зиту, идёт вдоль залы и видит лишь посетителей.       «Помолюсь», — решает омега, надеясь, что девадаси сама появится.       Чимин опускается перед статуей Тёмной Матери на колени и складывает ладони вместе. Склоняет перед ней голову, его губы двигаются в немом шёпоте. Он сосредотачивается на молитве, на образе Махадевы Кали. Его не заботит окружающая обстановка и люди, что снуют за спиной.       «Прими своё заблудшее дитя, Тёмная Мать. Помоги найти нужный путь, направь меня», — беззвучно произносит омега.       Его позвоночник ошпаривает так, словно языки настоящего пламени касаются каждой косточки. Омега готов поклясться, что кровь в его жилах кипит, точно лава, и лишь прохладный кафель немного остужает тело. Омега приподнимается, вдыхает тяжелый аромат, что витает в помещении, и замирает, словно статуя. Его тело сковало, точно цепью золотой. Пальцы на ногах поджимаются от нарастающего чувства. В носу щекочет от яркого притягательного запаха...       Лаванды.       Чимин вдыхает ещё глубже. Нижняя губа подрагивает от волнения. Сидя на коленях, Омега бросает взгляд через плечо, сталкиваясь с ониксовыми глазами. Он сжимает тонкую шелковую ткань на штанах пальцами. Смотрит, не имея возможности оторваться. Воздух в лёгких кончился. Чимин чувствует, как на этом месте цветы пускают корни, обвивая каждую вену, проникают в бронхи и трахею. Будь его воля, омега выкашлял бы эти соцветия, что так сильно туманят его разум. Но с уст омеги неосознанно срывается тихий вздох, такой, что окружающие не услышали бы. Но только не он…

***

      Альфа не должен был заезжать в храм, но в последний момент передумал. У самого входа его настигло это странное, но уже знакомое чувство. Чонгук поворачивается к Ману, с рыком бросая лишь одну фразу.       — Никого не впускать, иначе голову откушу и отдам на съедение львам.       И, не дожидаясь ответа, влетает внутрь. Он останавливается на пороге, замечая хрупкую фигуру, облачённую в молочное одеяние. Чонгуку кажется, что время вокруг остановилось только ради этого мгновения. Альфа смотрит на склонившегося омегу, не может оторвать взгляда, выгоняет появившегося горожанина одним лишь жестом. Ему никто не должен мешать сейчас… Тхакур делает шаг, широкий, порывистый, и сжимает губы в тонкую полоску. В нос бьёт жасмин вперемешку со сладкой грушей. От такого нежного аромата альфа закатывает глаза, сдерживается от громкого рыка и возвращается к любованию омегой. Он смотрит на тёмную макушку, обводит взглядом спину с выпирающими позвонками, останавливает взгляд на небольших ступнях с крошечными пальчиками. Готов взвыть от переполняющих его сердце чувств.       Омега наконец-то поднимает голову, чувствует чужое присутствие. Оборачивается, бросая старшего наследника семьи Тхакур в яму, не давая шанса выбраться из нее. Чон тонет в этом бескрайнем болоте с патокой, и ему безумно нравится это ощущение. Ему нравится то, что сейчас происходит с ним. Чонгук слышит тихий вздох, что срывается с пухлых губ, и готов сам упасть на колени перед омегой, будто перед ним само божество сейчас. Нижняя губа омеги подрагивает. Глаза прожигают дыру. Он не шевелится, а вот альфа не может сдержаться. Делает ещё шаг навстречу своему наречённому.       Его наречённый…       Все это кажется сном. Самым сладким, несбыточным. Тхакур подходит ближе, медленно сокращая расстояние. Наклоняется к сидящему на полу омеге, протягивая руку: пальцы, увешанные драгоценными камнями, касаются подбородка. Чонгука простреливает током от такого легкого касания. Потемневшими глазами он смотрит на смуглое личико. Омега прикрывает глаза, сжимает кукольные губы. Чонгук не сдерживается, проводит большим пальцем совсем рядом, давит лёгким касанием, выпуская пухлые губы из плена омежьих зубов.       — Посмотри на меня… — хрипло, так, что эхом отдаётся в помещении.       Сердце сжимается, в голове сумбур и полная каша. Чимин ощущает горячие пальцы на своём лице и должен откинуть их. Оттолкнуть альфу, сбежать от него, но он не может. Колени вросли в мраморный пол, а от прикосновений хочется превратиться в бесформенное месиво. Беди поднимает взгляд на альфу и смотрит на него из-под опущенных ресниц. Внутренний голос твердит о том, что это всё неправильно.       — Я думал, увижу тебя в синем, — хрипло произносит Гук, отчего плечи омеги дёргаются. — Но в этом ты точно ангел…       Альфа тянет легонько за подбородок, вынуждая омегу подняться с пола. Чимин чувствует себя новорождённым телёнком: колени трясутся от волнения и присутствия его. Омега клянётся, что не отдаёт себе отчет: ему кажется, что его одурманили, опоили чем-то. Но во рту Беди с утра ни крошки не было. Это всё он. Его тело так жаждет оказаться в чужих руках, будто глина в руках этого альфы. Омега цепляется ручками за кисть, чувствует под пальцами дорогой материал шервани.       — Кто ты? — едва выговаривает Чимин.       Чонгук выдыхает. Пытается остановить трепещущее сердце. Ему тяжело собрать мысли воедино, ведь перед ним его омега. Омега, которого он ждал. С которым должен был связать свою жизнь. Тхакур боится спугнуть, боится всё испортить. Понимает, что действовать нужно иначе, если он хочет забрать то, что принадлежит ему. Он обнимает ладонью щёку, видит румянец, влажный взгляд янтарных глаз и губы, в которые жадно хочется впиться. Хочется ощутить сладость груши. Тхакур заглядывает в глаза парня и приближается ближе, вдыхая аромат. Обводит взором стройную фигуру и не может не зацепиться за тонкую полоску кожи, которой хочется коснуться.       — Я — ответ на все твои вопросы.       — Почему я это чувствую? — пальцы впиваются в дорогую одежду: еще чуть-чуть и ткань разойдётся по шву.       «Потому что ты мой», — проносится в голове у Чонгука, но он прикусывает язык быстрее.       — Ты совсем неправильные вопросы задаешь, омега, — отвечает Тхакур.       Чонгук зарывается пальцами в мягкие тёмные волосы, ощущая чистый шёлк между пальцами. Как же хочется продлить это мгновение, но окружающие решают всё за них. Из примыкающей залы выходит Зита: Чимин узнает её по звону браслетов. Они приводят его в чувства. Беди отскакивает от Чонгука, как ошпаренный, смотрит на него, пытаясь выровнять дыхание. Омежья рука ложится на грудь: кожа вся покрылась испариной. Его сердце, точно бешеная птичка, бьётся о грудную клетку, хочет отправиться в руки стоящему напротив альфе.       — Господин? — обращается Зита. — Всё в порядке?       Девадаси понимает, что не должна была видеть этого, не должна была прерывать. Но глупая танцовщица посмела это сделать. Ей остаётся только надеяться на милость господина и молиться за себя. Чонгук хмурится. Стреляет тёмным взглядом на служительницу. Всё марево мгновения рассеялось так же быстро, как и образовалось. Чувствует на себе испуганный взгляд наследника второй главенствующей семьи.       — Кабинет свободен? — спрашивает Тхакур у девадаси, получая кивок. — Найди Ману, пусть стоит у двери и следит за ней. Если спросят — меня нет, — Чонгук переводит взгляд на омегу, что вжимается в угол, как загнанный зверь. — Пойдём, я отвечу на твои вопросы, омега, — мягче произносит Чонгук.       Альфа идёт уверенным широким шагом в кабинет, что скрыт в конце помещения. Двери с коваными вензелями отворяются слишком легко под натиском. Омега и с места шелохнуться не может: смотрит на широкую спину, обтянутую плотным бархатом бордового цвета, что исчезает в неизвестности.       — Идите… — тихо обращается служительница к омеге. — Не злите его.       Чимин — не собачка, чтобы при первой команде становиться на задние лапки и бежать за малознакомым человеком. Но и гнева видеть ему не хочется: чутьё подсказывает, что это наследник семьи Тхакур. Беди вспоминает каждую строчку из книги, что заучил. Помнит о нраве мужчин, о силе характера и о том, что не боятся они руки свои окропить кровью. Чимин не хочет почувствовать на себе это.       Места, где касался альфа, горят синим пламенем. Чимин корит себя за произошедшее… Как он мог так поддаться неизвестному ему искушению. Как он мог дать потрогать себя этому альфе, дать прикоснуться к себе… В голове не укладывается происходящее. Беди тянется за лежащей на полу сумкой, поднимает её и медленно идёт в открытые для него двери. Он знает наверняка, что нахальный альфа ответит ему на все вопросы.       Чимину едва хватает сил закрыть за собой дверь. Альфа уже сидит в кресле, откинувшись на спинку, и смотрит на вазу, что стоит на столе. Омега цепенеет: в стеклянном сосуде стоят цветы жасмина. Или ему уже кажется это всё? Глубоко вдохнув, он делает шаги к столу и смотрит в глаза, задрав высоко нос. Может нормально рассмотреть мужчину при дневном свете, что освещает его профиль. Смуглая кожа отливает золотом, смоляные волосы уложены, но несколько прядей спадают на высокий лоб. Янтарными глазами он ищет шрам, которого касался во сне, и видит его. Сдерживает неожиданный порыв коснуться. Омега не будет отрицать то, насколько красив этот мужчина.       Омега не стесняется и продолжает рассматривает.       А Чонгук дает ему такую возможность. Даёт время и сам любуется тем, кто перед ним стоит. Омега достаёт ему по плечо, совсем маленький и хрупкий. Стройная фигура скрыта за струящимся шелком, острые ключицы примагничивают взгляд ониксовых глаз. Тхакур проводит языком по клыкам. Соврёт, если скажет, что не хочет оставить следы на том, что принадлежит ему. Рыщет взглядом по телу, засматривается на родинку, что виднеется на плоском животе, и готов поклясться, что сейчас на языке ощущает сладость груши.       Он никогда не чувствовал это.       Это. Когда ты хочешь кого-то до боли в сердце.       Это. Когда хочешь прижать к себе его, коснуться носом местечка на сгибе шеи и плеча.       — Кто ты?       Уверенный голос разрезает тишину, точно раскалённый нож — масло. Голос Чимина мягкий и нежный. Чонгуку хочется, чтобы тот произнёс его имя. Произнёс его так, что сведёт с ума альфу. Заставит выть на луну, точно настоящий зверь. Выпустит его животное нутро.       — Вопрос, который должен прозвучать из уст твоих: кто ты? — длинные пальцы стучат по столу, отбивая известный только ему ритм. — Или ты уже начитался книжечки, которую по дружбе предложил Тэхён?       — Тэхён? — Беди наклоняет голову, смотрит на Чонгука, пытаясь понять, о ком говорит альфа. Но вспоминает того озорного паренька с карими глазами. — Так ты его брат. Он выглядит более приветливо.       Чонгук ухмыляется высказыванию. Знал, что язычок у семьи этой острый, жгучий, точно куркума. Он даже себе не представляет, насколько Чонгук может быть приветливым с ним.       — Быстро догадался, — хмыкает Чон. — Впрочем, что язык у него без костей, я не удивлен. Так и кто ты, омега? Известно тебе это?       — Чимин Беди, — омега стискивает в руках ремешок от сумки. — Наследник одной из семей дюжины.       — Прекрасно! — альфа аплодирует. По помещению разносится мягкий смех, от которого мурашки расползаются по всему телу, заползая под кожу. — Что-то ещё ты хочешь узнать, любопытная омега?       — Что стало с моими родителями?       Тхакур указывает на стул рукой, приглашая сесть Чимина. Ему, конечно, нравится смотреть на него: любоваться его красотой и хрупким станом. Беди присаживается и выжидающе смотрит на альфу. Второй, недолго думая, протягивает руку. Манит пальчиками, хочет, чтобы омега руку свою протянул в ответ. Но Чимин смотрит на длинные пальцы с прищуром: ещё не забыл, что чувствовал в главном молитвенном зале.       — Ну же, омега, не бойся, — вкрадчиво произносит Чон. — Дай мне свою прелестную ручку.       Омега тянется к нему, вкладывает пальцы в протянутую ладонь, чувствуя этот жар и легкое головокружение. Он смотрит на сцепленные руки, дрожит от каждого лёгкого прикосновения. А Чонгук не скупится, поглаживает тыльную сторону ладони, наслаждаясь шёлком кожи. Большой палец с перстнем вырисовывает известные только ему завитки. Тхакур хочет из-под земли достать семейную реликвию семьи Беди и вручить Чимину. Вернуть на место. Поставить рядом с собой. Эмоции так и переполняют сердце альфы. Матушка так была права.       Чонгук до сего дня не чувствовал ничего. Никто не мог вызвать в нем такой спектр чувств, который может вызвать этот омега одним своим присутствием. Все его пассии до меркнут. Ни один омега и рядом не стоит с этим совершенством.       Он знает наверняка, целовать этого омегу — рай.       Иметь возможность дышать с ним одним воздухом — рай.       Этот омега — его рай.       — Что с моими родителями?       — Это нам и предстоит узнать, наречённый мой.