Нареченный кровью

      Тэхён стоит на балконе, наблюдая за старшим братом, что с раннего утра на ногах. На губах младшего играет улыбка, украшая его и без того красивое лицо. Длинные тонкие пальцы сжимают мраморную изгородь, цепляясь взглядом за Чонгука. Старший уже с раннего утра отдаёт распоряжения, готовит нечто провокационное, по мнению Тэхёна. Младшему нравится настрой Чона, а всего-то нужно было увидеть воочию омегу и только. Тэхёну нравится эта сторона Чонгука, ведь видит он его таким не так часто. Можно сказать, вообще не видит. Тхакур-старший замечает брата, отпускает Ману и поднимется к младшему наследнику.       Младшенький разворачивается, опираясь поясницей на изгородь из чистого мрамора молочного оттенка. Щурится от ярких лучей солнца, что бьют в глаза. Он слышит тяжелые шаги брата, что эхом бьются о каменные стены веранды. Чонгук весь сияет, и это сложно не заметить: в его глазах огонь горит, да океан плещется. Тэхён брата таким видеть хочет всегда, душа радуется за него. Он лелеет надежду, что радость эта будет долгая и ничего не помешает Чонгуку продлить мгновения, на пару с наречённым омегой.       — Господин Тхакур с утра уже делами занят, как я посмотрю, — хмыкает Тэхён, говоря всё деловым тоном с нотками ехидства. Смахивает кудрявую челку со лба, подмигивая старшему.       — У меня не так много времени, — длинные пальцы зарываются в темень чёрных волос, ломая укладку. — Вей зерно, пока ветер дует.       — Думаю, он не был готов к такому, — младший кивает на коридор, приглашая брата пройти в столовую. — Его жизнь за последнюю неделю очень сильно изменилась. Я удивлён, что он еще не сбежал.       — Он очень-очень любопытный, — улыбается Чонгук, вспоминая омегу, его сжатые кулачки и воинственный взгляд. — Возможно, сейчас ему не нужен дом, не нужны мы и дюжина. Но ради мести он будет готов пойти на многое. Чимин сказал, что хочет справедливости. Я помогу ему её восстановить.       — Ты хочешь им воспользоваться? — удивляется Тэхён. — Братец, а твой Чимин знает, что справедливости ты добиваешься не совсем правильными путями? Думаешь, он пойдёт за тобой по кровавой дорожке?       — При всем желании я не смогу воспользоваться им, — хмурится Чон. — Не отрицаю, что я немного манипулирую. Но лишь в его интересах. Я не могу сейчас вынести ему всю правду на золотом блюде. Это ничем хорошим не кончится, и тогда он точно сбежит. Я говорю ему столько, сколько нужно и мне, и ему, — Чонгук прячет руки в карманы, спускаясь вниз за братом. — То, как я добиваюсь справедливости — моё личное дело. Чимину не нужно всего знать.       — Хитрый, — улыбается Тэхён. — Что ж, интересно, что будет дальше. Отец точно точит зуб на тебя, слышал уже его бурчание с утра.       — Я знаю. Но думаешь, мне есть дело до этого? Он сам отдал мне в руки правление, — Чонгук тянет уголок губ вверх. — Это было его ошибкой. Или же он думал, что я буду сидеть в будке?       — Ты же понимаешь, что он любит держать все в своих руках, — нехотя говорит Тэхён. — Слышал, что Намджун приехал и, кажется, с Джином. Отец устроил настоящее собрание.       Чонгук хмыкает, другого точно не ожидает от отца. Маниш не любит, когда происходит что-то нежелаемое, не спланированное им. Именно поэтому Чонгуку не хотелось говорить раньше времени родителям о происходящем. Но всё было против него. Казалось, что сама судьба подкидывает ему мелкие пакости, не давая воплотить свой план. Сейчас же уже нет разницы: слухи разойдутся очень быстро, и вся Калькутта будет гудеть о возвращении Чимина Беди. Это, конечно, может сыграть на руку: чем больше ожидания, тем лучше. Но у каждого слова и каждого действия, конечно же, свои последствия.       Из приоткрытой двери тянет свежеиспеченным лепешками чапати и панир масала . Чонгук проходит внутрь вслед за Тэхёном, ощущая на себе острый, словно бритва, взгляд отца. Присутствующие уже осведомлены о происходящем, а значит, сейчас состоится словесная казнь Чонгука. Но наследник не собирается проигрывать её, и ему есть чем парировать. Он молча присаживается на своё место, принимаясь тут же за поздний завтрак, ведь его пустой желудок, в котором не было еды со вчерашнего вечера, так и просит заглотить чего-то съестного и жирного.       — Смотрю, голоден, — начинает отец. — Дел много, да?       Чонгук ухмыляется, заполняя лепешку овощами, и облизывает пальцы кончиком языка, точно хищник.       — Немного, — Чонгук смотрит на супруга Намджуна. — А где мои племянники?       — Они у моих родителей, — неловко улыбается Джин, понимая, что разговор Чонгук собирается игнорировать.       Castle — Halsey       — Мне очень хочется узнать, с какой стати в резиденции Беди находятся наши люди? — немного грубо интересуется Маниш. На его ладонь ложится хрупкая рука жены, сжимая как можно сильнее.       Чонгук возвращает взгляд на отца. Понимает, что разговора не избежать. Он сейчас попытается возвысить себя, перед всеми покажет свою силу и мощь, пытаясь выставить сына в непригодном свете. Только вот Маниш забывает, что сын его характером пошёл в него и спуску не даст.       — Оно не пригодно для житья. Я дал распоряжение на уборку и лёгкий ремонт. Если он, конечно, понадобится, — пожимает плечами Чон.       — Не пригодно для чьего жилья? — щурясь, спрашивает Маниш. — Решил съехать от нас в чужой дом?       — Нет, — Чонгук ведёт одним плечом. — Не знаю, слышал ли ты… Но на родину вернулся потерянный ребенок.       Тхакур прекрасно понимает, что матушка всё рассказала, расписав со всеми подробностями. Но почему-то отец за эти дни ни разу не посетил Чонгука. Какие мотивы он преследует — неизвестно. Но очень интересно.       — Ехидничать вздумал? Слышал я от твоей матери все эти сказки, только вот не может быть! Мёртв он! Мать ребенка до последнего прижимала к себе. Все мертвы! Все те, кто жил в этом чёртовом доме, мертвы! Все в тот день погибли… — на лбу у альфы выступили вены, глаза точно кровью налились. Он злится. — Завидев какого-то безродного омегу, в огонь бросился сразу и решил делать всё, что вздумается тебе? Какие сказки он тебе рассказал?       — Не нужно, Маниш… — шепчет Нитья.       — Как не нужно? — срывается мужчина. — Во что он уверовал? Совсем свихнулся уже! Ему нужно давно было остепениться и обзавестись семьей. Ты видишь, что он творит? Решил восстановить чужое родовое гнездо и поселить туда какого-то… Стоит шлюхе хвостом вильнуть, как ты уже на задние лапы встаёшь. Не тигр, а псина безродная.       — Хватит!       Громкий рык срывается с уст Чонгука: кажется, еще чуть-чуть, и его сущность, настоящая, именуемая тигром, вырвется и загрызёт каждого, кто слово произнесёт против. Каждое сказанное отцом слово бьёт по гордости наследника хлыстом. Оговаривают Чимина и клевещут на него, но хуже от этого Чонгуку. Никто не смеет так говорить с ним, и никто не смеет говорить так про Чимина. Эмоции в нем бурлили, точно лава вулкана Фуэго. Альфа встаёт с места и опирается руками о стол, сверля взглядом Маниша.       Сидящие вокруг молчат. Боятся лезть в схватку двух белых тигров, ведь иначе кончится всё кровопролитием. Хищники сами должны решить свои дела, без чужого вмешательства.       — Не смей говорить так о нём… — вкрадчиво произносит Чонгук. — Ведь не посмотрю на то, что ты мой отец. Это моя пара, моя судьба и жизнь моя связана с ним из-за вас. Решил сомневаться в моих словах? Идёшь против слов нашей Богини? Да кем ты себя возомнил?       — Да сколько можно? — не сдерживается Намджун. — Сядь, Чонгук! А ты, Маниш, утихомирь свой пыл. Выслушай того, кто видит то, что недоступно нашим глазам.       Чонгук с грохотом падает на стул, отводя взгляд прочь от отца. Внутри всё клокочет, слова эхом отдаются в голове, проникая в самые скрытые глубины сознания. Альфа уверен, что ещё очень долго будет помнить сказанное отцом. Толкается языком в щеку, чувствуя, как кончики пальцев от злости покалывает.       Маниш цокает: не любит, когда ему указывает младший брат. Но прав он. Слишком обжигающие слова отец кинул сыну, не разобравшись, не узнав у него ничего. В глазах сына огонь, в воздухе стоит терпкий, почти удушающий запах мускатного ореха. Он проникает в лёгкие, отчего в горле першит.       — Хорошо. С чего ты взял, что это он? — спрашивает альфа сквозь зубы.       — Чувствуя я это, — рявкает Чонгук. — Мало?       — Сынок! — не сдерживается Нитья, смотрит на мужа с обожанием и нескрываемой любовью. — Он это, Маниш. Нет сомнений. Чонгук говорил, что чувствовал что-то, то ли сны видел, то ли видения посещали его. Мы не можем быть уверены, что тогда в руках покойной Мадху был малыш-омега.       Альфа прикрывает глаза, борется внутри с демонами, что нашептывают ему. Не может поверить, что кто-то остался жив после произошедшего. Чонгук не сдерживается, барабанит пальцами по столу, совсем забыв о еде.       — Никогда не считал нужным лезть и ворошить прошлое. Знаю, что тема эта столь болезненна для нашей семьи, но всё же. Кое-что я хочу знать, — Чон наконец возвращает взгляд к Манишу. — Зачем нужен был этот ритуал, ведь вы могли нас свести и без связи? Поставили бы перед фактом и только. Не думаю, что кто-то из нас в юношестве посмел бы и слова поперёк сказать.       — Аниш предложил сделать это. Последний месяц перед тем днем он был сам не свой: ему казалось, что семье его грозит опасность. Но я пытался успокоить его, говорил, что никто не посмеет навредить им… — мужчина горько усмехается, понимая, насколько он был не прав. — Тогда он пришёл ко мне поздно ночью, рассказал про ритуал, что может связать две души в одну. Некая красная нить протянется между ними, и если получится, что разлучат их, то судьба вновь сможет свести.       — Прав, кажется, был Аниш, — усмехается Чонгук. — Впервые что-то неладное я почувствовал у храма, дела там были. Подойдя ко входу, я замер. У меня будто ноги вросли в камень, и в лёгких воздух закончился. На пороге храма был он… Глаза, улыбка— меня затянуло водоворот, — Чон смеётся: говорить ему это немного неловко, но и скрывать нет смысла.       Чонгук опускает подробности о сне, что видел после. Считает, что это слишком личное и сокровенное. Тэхён, сидевший всё это время тихо, опираясь локтями о стол, складывает руки в замок.       — Я видел омегу лично, отец. Он информацию искал в библиотеке. Уверен, что пытался найти что-то о семье своей. Да и скрывается он под чужой фамилией, но свою настоящую никогда не забывал.       — Откуда он явился? — спрашивает Джин.       — Англия, — коротко бросает Тэ.       — Чонгук, тебе не кажется, что ты поступаешь слишком опрометчиво? Готовишь особняк, а что потом? — подаёт голос Намджун. — Нужно было забрать его и привезти сюда. Он будет как на ладони сейчас.       — Он уже, — отмахивается Чон. — Вся прислуга отеля в курсе.       — Ты был у него, — подмечает отец. — Чонгук…       — Оставь свои нотации при себе, не собираюсь выслушивать это всё вновь.       — Наглец! — рявкает Маниш. — Через три дня собрание, приведи его. Мы не должны делать что-то тайно. Иначе дюжина подумает, что мы от них что-то скрываем.       Чонгук закатывает глаза. Отец опять хочет сделать всё по-своему. Хочет, чтобы все шли по его указке. Осточертело всё ему: терпеть не может, когда всё происходит так.       — Он не появится на собрании. Омега не готов. Ещё до конца не осознал, кем является. Мы сейчас кинем его на растерзание волкам, а я не собираюсь жертвовать им, — отрезает Чонгук, не собираясь и выслушивать протесты отца и других. — Он сам должен захотеть этого. Чимин сам должен захотеть быть частью дюжины. И тогда мы представим его другим семьям. Всё остальное я беру на себя.       — Ты идешь крайне опасным путём, Чонгук.       — Я знаю, отец. Но именно он принесет нам удачу. Поверь мне…

****

      Чимин щурится от ярких лучей солнца, что проникают под навес кафетерия гостиницы. Официант принёс ему заказ, одарив смущенной улыбкой, и оставил омегу одного за столом. Руки сами тянутся к суп-пюре из бобовых, что именуется как дхал. Его нежный сливочный вкус с острыми нотками приятно щекочет вкусовые рецепторы. Омега безумно любит национальную кухню и рад, что при гостинице её подают. Ведь сейчас везде продвигают что-то новое, что-то необычное для Индии.       Омега рад, что наконец-то может прочитать книгу в одиночестве. Вчерашний день выдался очень тяжёлым и странным. Хотелось провести его, просто провалявшись в номере в гордом одиночестве. Чимин косится на свою сумку, из которой виднеется книга, и закусывает нижнюю губу от волнения. Самоуверенный, нахальный и, возможно, немного эгоистичный альфа по имени Чонгук говорил о том, что омеге стоит прочесть книгу. Но вот Чимин из принципа не хочет читать. Не хочет делать то, что просит он.       Омега кладёт руку на сумку, барабаня пальцами по обложке, тяжело вздыхает, но достаёт фолиант. Сам не понимает, зачем ему эта книга и информация, что хранится в ней. Но ведь если он хочет найти людей, виновных в смерти родителей, нужно быть готовым ко всему. Врагов нужно знать в лицо, а Чимин дальше двух главенствующих семей не продвинулся. Он открывает на нужной странице, принимаясь дальше за изучение. Желтоватые страницы утягивают его в неизведанный для него мир высших каст. Семей, что руководят Бенгалией…       «Семья Банерджи идут третьими в списке дюжины. Они играют немаловажную роль в Бенгалии. Долгие годы семья занимается типографским бизнесом. Каждая газета, брошюра отпечатана их типографией. Банерджи всегда были подле семьи Беди, печатая о гостиницах в своих газетах, выделя им в неделю по две колонки. Семья Беди же, в свою очередь, помогала разрастаться и продвигать бизнес в Бомбее, Варанаси, Мумбаи и других городах. Банерджи: рассудительные, спокойные и зоркие. Символ семьи: Сокол. Цвет: Зеленый.»       Банерджи были всегда верны семье Беди, изменилось ли что-то сейчас? Чимин пытается рассмотреть все возможные варианты… Могли ли родители как-то подставить семью, что занимается типографским бизнесом? Вдруг Банерджи захотели власть? Омега вспоминает слова матушки о том, что родители Чимина были благородными и справедливыми. Становится грустно от осознания того, что он совсем не знает своих родных, насколько большая была его семья.       «Семья Шарма — четвертая семья в дюжине. Шарма славились властолюбием: они занимались торговлей долгое время. Пока один из предков, Кришан, не лишил всю ветвь достатка и заработка. После Шарма очень долгое время скитались, не в силах найти работу, крышу над головой, пока им не протянули руку Тхакуры и Беди. Символ семьи: …»       — Простите? — звучит на английском.       Чимин поднимает взгляд, прикрывая ладонью страницы от чужих глаз. Перед его столом стоит омега, блистая улыбкой в солнечном сари. Её фигура точно тростинка: впалые щеки, нос с небольшой горбинкой и глаза цвета поздней осени. Её темные волосы уложены в густую косу, что, словно корона, огибает голову, а по центру свисает тика с россыпью камней. Омега стоит перед ним с небольшой тарелкой лепёшек и прохладительным напитком. Девушка обратилась к нему на английском, что очень странно. Ведь Чимин старается выбрать из своей одежды что-то более-менее похожее на национальную.       — Да? — Чимин отвечает на бенгальском, не видя смысла скрывать знание языка.       — Вы говорите на бенгальском? Какая удача! — девушка восторженно улыбается. — Простите, я наверное помешала вашему обеду, но тут так солнечно, а ваш столик находится в тени. Вы не против, если я присяду тут? Просто хочу немного перекусить.       — Конечно, садитесь, — омега, торопясь, прячет книгу в сумку, скрывая обложку от чужих глаз. Не нужно каждому второму знать, чем тут занимается Чимин. — Я всё равно скоро пойду.       — Простите ещё раз, — омега садится напротив Чимина. — Меня зовут Парвати, а вас?       — Чимин, — неловко улыбается Беди.       — Очень приятно! Вы приезжий? — девушка улыбается. Голос её сочится добротой и дружелюбием, но что-то в этом пристальном взгляде вынуждает Чимина съежится.       — Так видно? — ухмыляется Чимин. — И что меня выдало?       — Просто чутьё, — смеётся девушка. — Есть в вас что-то от англичан. Повадки, поведение, — дергает плечом Парвати. — Простите, если я сказала что-то не то!       — Всё хорошо. Я правда долгое время жил в Англии.       Чимину становится неловко. Как она за пару минут смогла уловить его поведение и повадки? Неужели, пока он сидел и читал книгу, она следила за ним? Возникает желание испариться, исчезнуть как можно быстрее. Чимин и так чувствует себя как загнанная в ловушку мышь, а теперь ещё ему будет мерещится, что за ним кто-то следит.       — Ах, Англия! — мечтательно тянет девушка. — Мне так хотелось бы увидеть её. Расскажите о ней больше, молю!       Смуглая худая рука Парвати ложится поверх ладошки Чимина. Очень открытый и смелый жест со стороны девушки, что не знает принадлежность Чимина к кастам. Лёгкое, почти невесомое прикосновения приносит дискомфорт. Чимину кажется, будто его ледяной водой окатили и сунули в сугроб на вершине горы. Омега заглядывает в глаза девушки, пытается понять, что не так, но не может уловить… Чимин хочет отмахнуться от назойливых мыслей, списать всё на встречу с Чонгуком, на пребывание в Калькутте, что так и кишит странностями. Но пять минут назад, когда Чимин был в полном одиночестве, всё было хорошо. Что же произошло сейчас?       — Может, в другой раз? — омега убирает руку, стараясь изобразить на лице милую улыбку.       — Хотите сбежать от меня? — заливисто смеётся девушка. — Не получится, вы слишком мне понравились. Вы проживаете тут? — омега указывает на гостиницу.       В словах этих чувствуется угроза, граничащая с радостью.       — Да… — нехотя отвечает Чимин, понимая, что скрыть своё место проживания не получится. — А вы?       — О нет! Я местная, просто кухня тут хорошая. Я часто завтракаю и ужинаю тут.       «Очень жаль», — проносится в голове у Чимина.       — Думаю, мне всё же пора, — Чимин встаёт с места, забирая сумку.       — А в каком номере вы проживаете? Я бы, может, позвонила вам в номер, чтобы увидеться где-нибудь и прогуляться. Могу показать вам Калькутту во всей красе.       «Никому не доверяй, Чимин», — звучит набатом в голове омеги. Не должен он доверять другим. Если хоть часть сказанного Чонгуком правда, то в Калькутте есть те, кто желали смерти родителям и другим родственникам. А значит, как только всем станет известно о возвращении омеги, за ним придут.       — Давайте оставим нашу встречу на волю судьбы. Если суждено будет, то мы обязательно встретимся, — омега огибает стол, направляясь прочь, на улицы Калькутты. Чутьё подсказывает, что ему не нужно возвращаться в номер. — Всего хорошего, Парвати.       — До скорой встречи, Чимин! — улыбается девушка, следя за удаляющейся фигурой.       Стоит только Чимину скрыться за углом, омега откидывается на стуле, закидывая ногу на ногу, и поправляет полы сари, тяжело вздыхая. Она отпихивает от себя тарелку с невкусным салатом и морщится. Жасминовый запах забил крылья носа, в лёгких засел аромат груши, от которого тошнит. На соседний стул присаживается альфа. Парвати поднимает взгляд на него и весело ухмыляется.       — Вот скажи мне, что он нашёл в нём? Ни кожи, ни рожи… — вздыхает Парвати. — Запах этот, просто невозможно. А ещё готовят тут отвратно, разберись как-нибудь.       — Что скажешь? — альфа игнорирует её высказывание о внешности омеги и о еде.       — Ты уверен, что получится? Он какой-то нелюдимый, — девушка вздыхает. — Почему нельзя просто заключить договор о браке, брат? Неужели мы недостойны этого?       — Парвати, мы это обсуждали уже. Пока есть этот янтарный омега, нам ничего не светит, — скучающе произносит альфа.       — Так убей его! Я устала, брат! Устала! — взвизгивает омега. — Чонгук носом воротит и в сторону мою не смотрит. Будто я отребье какое-то. А этот безродный омега пришёл, хвостиком вильнул своим, и старший Тхакур на лапки задние встал. Аж приехал сюда к нему вчера и в номере пробыл долгое время. А Ману, как пес сторожевой, у двери стоял.       — Если я тебе скажу, что в храме было тоже самое, легче станет? — издевается мужчина.       — Прикрой рот! И займись им. Не нужно мне это препятствие! — чуть ли не рычит девушка.       — Парвати, твоё дело подружиться и расположить к себе его. Будь добра, любезна и обязательно пригласи на ужин в поместье. И тогда папочка будет тобой доволен и выполнит любое твоё желание, — заключает альфа. — Дерзай, но пострадать омега не должен.