Хуже некуда

Перед ней дверь деревянную приоткрывает, чему она удивляется невольно. Его перепады удивляли, выбивали из колеи и просто раздражали. Не нравилось ей совсем отсутствие определенности, все что последние сутки происходило неестественным казалось. Словно пластмассовым. Цветы эти, кино, все это не в характере Туркина было. Совсем на него не похоже, словно другому человеку его тело в пользование отдали. Девчонка соврет если скажет, что её подобные перемены огорчали. Нет, конечно нет, они радовали, заставляли улыбаться, но вызывали подозрительную настороженность и панику. Не мог он так резко поменяться, точно не мог. Даже полуулыбка на лице весь вечер красующаяся, только визуально привлекательна была. Ментально же казалось, что и за ней скрывается какой-то подвох, словно он затаился, чтобы напасть вновь. Спутник её к окошку подходит, с кассиром о чем-то разговаривает. Видимо картину подходящую выбрать хочет, но в глаза бросается, что он недоволен чем-то. Тот кулаки сжимает, но все же мелочь протягивает и два билета забирает. — На что идем? — в билетики заглядывая спрашивала она. — Только на «Воры в законе» остались, — девчонка брови приподнимает улыбаясь, а он добавляет: — Это мелодрама какая-то, сказали девкам нравится. — Ну, сейчас проверим, — говорила та куртку в гардероб сдавая. — У тебя свитер новый? — по рукаву едва проводя вопрошал Валерий. — Ага, — билеты выхватывая отвечала она, на время сеанса смотря. — Пойдем, а то мы опаздываем, — быстро меняла тему, и паники слегка в голос добавляла. На бумажке номер зала посмотрев, легким бегом туда направилась, сопровождающего за руку хватая. Нужно было с вещицы ракурс снять, любой ценой. Благо, они и вправду задерживались, потому он внимание свое действительно перенаправил. Подобного рывка от неё он не ожидал, но решил запал свой не скрывать. Забавно это все выглядело, молодая парочка залетает на последний ряд друг друга придерживая. Так словно один из спутников не пытался подобным жестом внимание увести. Они сквозь людей вовремя пришедших протискиваются, в поиске мест своих. Какая-то женщина их взглядом презрительным награждает, но им до её осуждения дела нет. Приземляются на сиденья и она ладонь до этого сжимающую пальцы с такими же костяшками избитыми отпускает. Невольно подмечает, что без тактильного контакта холоднее становится. — Ты специально последний ряд взял? — поворачиваясь к нему спрашивает девчушка, но ответа прямого так и не получает. Все же глаза в экран устремляя она за картиной, что на мелодраму совсем не похожа глядит. Не сказать, что её это смущает особо, боевики ей нравились, особенно заграничные. В подобных картинах всегда много экшена, впрочем в её родном городе подобных происшествий и наяву полно. Потому она за отечественным произведением искусства так же с неутолимым интересом наблюдает. В центре сюжета Рита, что любовницей главы мафии маленького городка на черноморском побережье Кавказа была, Андрей, археолог, историк и поэт, что позже в даму влюбляется. Главная героиня особо головой не думает, убегая с умником каким-то в будущее неизведанное и непредсказуемое. К тому же подобное семейное счастье та выдерживает недолго, несмотря на брак их союз Рита разрывает. Тимофеевой больше нравится актуальный для конца восьмидесятых вопрос советской коррупции, что на берегу моря удачно располагается. Впрочем, в их республике дела едва ли лучше шли. Такой же паралич власти и такая же повальная нищета населения. Она как раз в слой населения простого и входила, потому наверное и внимание её этот аспект кинокартины привлекал. Правда, ему одного движения хватило, чтоб её концентрацию прервать. Юноша их руки до этого большую половину сеанса отдельно лежащие сплетает. На секунду сжимая крепко, от чего она впечатывается посильнее в ответ. Взор на него переводит улыбаясь едва ли и глаза убрать назад хочет. Но он на неё пялит беспрерывно словно дыру прожечь хочет, девчонка в гляделки проигрывать не желала. Сюжет фильма на второй план уводя совершенно, она в глаза одновременно добрые и до жути злые смотрела. Красивые, на дрожь пробирающие, бездонные и ещё не родные, но уже привычные, что ли. Он ладонью второй к лицу её приближался плавно, от чего та все равно отстранилась слегка, машинально. Позже приостановившись и все же кожу сухую, на своей, что не на много мягче была почувствовала. Руку в районе шеи сосредотачивая, он большим пальцем по щеке аккуратно проводил поглаживая. Какой-то слишком интимный жест, тот ещё и переклонялся в её сторону значительно, для совершения манипуляций подобных. Где-то там уже не с ними рядом, словно фоном главная интрига разгорается. Героиня экрана вновь возлюбленного сменяет, на сей раз бежит с Артуром, но тот обречен. И они такие же обреченные и безликие на момент заката советской эпохи. Хоть, таковыми в данный момент себя не чувствуют точно. Тот последний раз проводит по яблочку, словно орнамент какой-то нелепый вырисовывает и палец к основной части конечности уводит. Едва ли девчонку за овал лица придерживает, основную силу на шее скапливая полностью ту к себе поворачивает. Тимофеева не противится вовсе, только лишь за его движениями наблюдает пристально. Чуть на себя её направляет и та сама вперед поддается, улыбается слегка когда на расстоянии недопустимо близком оказывается. В серо-голубую бездну засматривается напрямую, совершенно не замечая его эмоций на лице, что на её собственные походили. Приближаются почти соприкасаясь, дыхание чужое на своем лице ощущают. Грань позволенного боятся перейти, неуверенность какая-то бережливая, словно впервые в подобной ситуации оказываются. Туркин мнимую стену сносит поддавшись к ней совсем слегка и едва ощутимо губами своими к её прикасаясь. Аккуратно и как-то трепетно до ужаса действует. Ей уже сложно в положении таком находится, но ближе придвинуться та все же не решается. Дает ему возможность действовать самому и он ей пользуется едва она об этом подумать успела. Слегка шею её сжимая, будто и не прикасаясь вовсе он её придерживает в губы спутницы впиваясь рывком неожиданным, но очень желанным. Вбирают уста такие же сухие, с корочками едва ощутимыми, до которых сейчас дела нет. Словно о существовании людей вокруг забывая погружаются лишь в контакт тактильный между друг другом и поцелуй его сопровождающий. Поигрывает, видимость того что постепенно начинает медленно губы женские выпускать создает, но после вновь к себе притягивает. Ей нравится, эмоции странные, непохожие на те, которые ей в квартире испытать удалось. Уста чужие на своих естественными и правильными до одури кажутся. Она невольно увлекается сильнее, словно свет зеленый на более глубокие проникновения дает. Парень рот девичий приоткрывает слегка, нажимом таким на какой в начале и намека не было, едва ли кончиком языка по губе её проходится, как ор, явно в их сторону направленный слышит. Отстраниться приходится невольно, машинально скорее, нежели осознанно. Но перед этим он все же задерживается, слегка слизистую её прикусив. Повернувшись они мужчину средних лет наблюдают, что глядит на них пристально, будто надзиратель в колонии строгого режима. Неизвестный заметив, что раздражители его на крик повернулись, возглашает дополнительно: — Содом развели тут. — И Гоморру, — вдруг выкрикивает девчонка, не понимая из каких задворок сознания она информацию подобную взяла. — Дядь, не порть малину, а, — тон повышая указывает тот, с ухмылкой от слов спутницей вброшенных. — Сталина на вас нет, — проговаривает тот прежде, чем из зала убраться в попытке себя зрелища непотребного лишить. По помещению смешки раздаются, в уши врезаясь и аудио часть фильма прерывая. Теперь она эмоцию возмущения понимает, но в свой адрес её точно не транслирует. — Ты откуда слова такие заумные знаешь? — вопрошает он за рукав свитера девочку дергая и от финала внимание уводя. — Это из Библии, — хмыкает она, словно пару минут назад сама не пыталась вспомнить источник знаний подобных. — Ты в Бога веришь? — удивляется тот. — Не знаю, — признается девчушка. — Но с моим именем грех было не прочитать. — Ева, — словно вновь на вкус имя пробывал. — Я Адам выходит? — Не-а, — окончательно про картину траслирующуюся забывает, поворачивается к нему головой отрицательно качая. — Или у тебя не все ребра на месте? — Все при себе, — усмехается Турбо над тем, что она из слов столь безобидных целую тираду выдает. — Значит никакой ты не Адам, Валер, — констатирует улыбаясь. — Весь подкат запорола, разве так можно? — спрашивает беззлобно. — Мне все можно, — посмеиваясь со своих слов говорила та. — Тоже верно, — поддержав настрой ею заданий соглашается. Хоть никто из них и не показывал того, но неизвестный явно весь романтичный настрой уничтожил. Было очевидно, что пара в уголочке расположившаяся не мешает никому, но у людям в то время словно извращенное удовольствие приносило то, что они портят что-то другим. Девчонке казалось, что весь зал на них глядеть продолжает, несмотря на то, что виновник произошедшего удалился уже. Некомфортно, не привыкла она быть в центре внимания у незнакомых людей. Конец картины весьма неприятен, но ей уже хочется просто из зала скрыться, а не за чужими переживаниями наблюдать. Дожидаются пока люди выходить начнут и в основной массе тиснуться в сторону выхода. К гардеробу вновь подходят, очереди собственной дожидаются и в обмен на номерки верхнюю одежду забирают. Тот куртку накидывает быстро и она ему в руки розы сует. Сама курточку надевает и до горла застегивает, шапку натягивает и поверх шарфом перематывает, для лучшей теплоизоляции. Заболеть совсем не хотелось, хоть и казалось, что за годы закалки не добровольной иммунитет неубиваемым стал. Цветы назад принимает, к себе прижимая и рядом с ним в сторону двери центральной стремиться, которую он вновь перед ней приоткрывает. На улицу холодную выходит, осматривается. Возле кинотеатра людей всегда много, кто-то как они покидает сеанс, а кто-то только на него спешит. Он близко к ней стоит, почти вплотную, так словно сейчас молчать нужно, но он не может. Спрашивает не сдержавшись: — Так а свитер по итогу откуда? — Подогнали, — признается спокойно, понимая, что сейчас внимание не переключить. — И кто же тебе такое подгоняет? — разгоняется тот, непроизвольно. — Тебе какая разница? — прыскает девчушка, тон неприветливый слыша. — Ахуеть какая разница, — неконтролируемый крик вырывается. — Я должен знать откуда у моей бабы шмотье и побрякушки всякие, а ты каждый раз съезжаешь. Нихрена подозрительного, а? — Не ори на меня, — взрывается ответно. — Отвечай, — за руку её дергает резко на себя поворачивая. — Брательник мой, доволен? — орет, но выражение все же относительно правильное подбирает. — Доволен, че сразу не сказать то? — хватку на руке ослабляя спрашивает. Она не реагирует, лишь вперед вышагивая демонстративно, но тот окликает: — Ева, с братом познакомишь? — Потом, — отмахивается она. — Когда? — не успокаивается Туркин. — Когда расписываться решим, — выдает спокойно. — У тебя заеб со штампом этим какой-то? Без него нельзя? — едва успокоившись заводится вновь, его подобные темы раздражали сильно. — Нельзя, — восклицает девушка глаза невольно закатывая. — С хрена ли? — вопрос резонный оглашает. — А как ты себе это представляешь? — вспыхивает та. — Познакомьтесь это… — паузу протяженную делает на юношу руками указывая. — Кто? — вопрошает нервно. — Ну, как я тебя представлять должна? — Я ебу? — в ответную атаку переходит. — Девки говорят «Парень», — все же на вопрос поставленный отвечает. — Тоже мне статус, блять, тут пол Казани парней ходит, — вскрикивает так, что казалось жители домов ближайших из окон высунулись, чтоб спектакль бесплатный наблюдать. — Чего молчишь? Мне теперь всех подряд в дом тащить и знакомить? Парень он, — ухмыляется нервно. — То есть я все подряд? — от себя её отталкивая рычит почти что, но Тимофеева словно абстрагировавшись реагировать перестала. — И давно ты со всеми подряд в десна долбишься? — вновь рывком на себя тянет, в глаза смотреть заставляя. — Рассказывай давай, че язык в жопу засунула? — Иди ты, — оттолкнуться пытается, но тот из хватки не выпускает. — Определись сначала, что ты от меня хочешь, а потом уже мужа ревнивого включай, — словно шипит слова выбрасывая. — И без тебя решить могу, — выплевывает Туркин. — Нет, Валер, не можешь, — становясь значительно ближе утверждает она. — У тебя получается так, что я тебе должна все, а ты мне нихрена, — усмехается беззлобно почти, наблюдения констатируя. — Так не бывает, — руки уводит пока он за ней наблюдает и раскидывает их в разные стороны. — Ты или веди себя нормально, или не трогай меня. Ева уворачивается и молча рядом с ним ступает, погода на улице противная. От такой скрыться хочется, возможно конечно настроение измененное сказывается, ибо когда они сюда ступали её все устраивало. Даже на пороге кинотеатра окружающее ещё приятным было и она на людей прохожих с улыбкой слабой глядела. Нет, она в целом его поведение понять могла, но объяснить ему все в открытую возможности явно не имела. О таком не говорят, точнее подобное чаще всего не случается. Она хотела этот момент оттянуть максимально, если скрыть полностью не получится. Он на неё даже взгляд не переводит, молча рядом плетется, до подъезда доводя в тишине гробовой, которую девчушка так же прерывать не решалась. Возле подъезда её останавливаются и она на него глядит пристально, словно ждёт чего-то, но он не действует. Ещё раз обернувшись она в падик заходит лишь ладонью на прощание взмахнув. Единственное, что казалось абсолютно стабильным в их отношениях непонятных — это скандалы разгорающиеся в секунду, про которые они спустя время предпочитают забыть. Промолчать и сделать вид что не было ничего вовсе, проще чем разобраться во всем. Проходя в квартиру она привычный гул телевизора слышит, что по ушным перепонкам ударяет. Вновь уведомляет: — Я дома. Вновь ответа не получает. Стягивает одежду верхнюю и на кухню проходит даже руки не помыв. По ящикам рыщет и банку стеклянную достает. Напор не рассчитав слегка воду проливает, и от лишних миллилитров тару стеклянную освобождает. В неё цветы всовывает и на подоконник ставит. Выглядывает в окно, но внизу фигуры знакомой нет уже, потому ухмыляется грустно взор на вазу импровизированную переводя, по которой капли воды холодной стекают, дорожки едва заметные за собой оставляют. Сама невольно к «Приме» давно изученной тянется, поджигая ту зажигалкой новомодной и бездумно дым сизый в стекло выдыхает, даже не задумываясь над тем, чтоб окошко приоткрыть.