Хуже некуда

Изначально она марафет наводить не планировала, но подруга возле зеркала стоящая рядом все же девчонку подбила. Теперь она пальцем по веку тени блестящие разносит осторожно. Ночь сегодня весьма муторно прошла, ровно как и день предыдущий. Связь из Москвы задерживалась на добрые четыре часа, от чего у всех волосы дыбом вставали. Мандраж словно воздушно-капельным путем по помещению передавался, надежды явно не вселяя, и веру в конец хороший постепенно отбирая. Переживания, которые она с момента как покинула вокзал отметала, невольно и к ней пристали, заставляя зубы сжимать на пару с кулаками. Не от желания кого-то ударить, а скорее от привычной реакции на раздражитель. Стрелки на часах в помещении двигались слишком медленно, с учетом того, что на кону стояло, от чего ей вопить хотелось самым натуральным образом. Когда задержка по времени предполагаемому за два часа перевалила, то сдерживать эмоции вскипающие стало в разы сложнее. Не помогали уже ни стычки мимолетные, на которые все отвлекаться привыкли, ни бутылка вина влитая за рекордный срок. Хотелось просто кричать, и бить все в округе от тревоги в миг нарастающей, и в моменте девчушка порыв не сдержавшая в стену вмазала со всей дури, придавая рукам вид привычный. У неё ведь только костяшки зажили, и стали на девичьи походить, но повадки старые неизменными остались, ровно как и кровь алая, что на снег капала, плавно по ладоням стекая. Ей бы пропить таблеточные каких, успокоительных, а лучше просто жизнью нормальной поинтересоваться, и возможно в эту степь перейти. Сигареты не спасают, когда судьба не только твоя решается. Она уже и руки от крови обмыла старательно, но по обычаю обрабатывать не стала. Ранки на руках подпекают от прикосновения любого, к тому же ещё и ноющей болью отдают, которую та игнорирует вновь, очередной затяжкой внимание собственное отбирая. Не нравится ей страдать, и даже в моменте, когда ярость необъяснимая накатывает, она старается в колею вернуться. Правда в ситуации, когда связь уже на три часа задерживается, выходит все хуже. Край кофты теребит рвано в одну точку смотря, пальцами сигарету сжимает, на диване кожаном восседая. В позе подобной долго не выдерживает, локтями на ноги опирается и папиросу движением резким разламывает случайно, так и не успев прикурить. Дрожь берет напористостью на протяжении времени долгого, и девчонка в этой схватке победу одержать не может. Руками трясущимися сигарету к губам подносит, и прикуривает далеко не с первой попытки. Тремор какой-то по телу распространяется быстро, и она глаза закатывает в раздражении, пока Мотор с Ринтиком голосят на фоне, о чем-то разбираясь вновь. Она разбираться не хочет, ровно как и кричать на все СТО о том, что им всем пришел конец, и какие же они только долбоебы. Желает только от ощущения этой противной неуверенности избавиться, что её преследует последние сутки. Как же хорошо с Валерой дома сиделось. Только она так не сможет уже, у неё нужда в эмоциях деструктивных есть, они у неё зависимость похлеще никотиновой вызвали давно. Спокойствие ей претит, с ума сводит постепенно, почти незаметно. Лучше уж в истерике биться со страхом ближайшие десять лет в лагерях провести, чем примерную пионерку из себя строить. Не выносит бытия относительно нормального, по тем меркам, вечно норовит в канитель какую-то пролезть, чтобы в последствии на стену лезть. Решения собственные ничем хорошим по правде не заканчиваются, она в вечном страхе раскрытия живет, причем по всем фронтам. Алкоголь не помогает, градус словно не берет совсем, отказываясь с ней сотрудничать напрочь, прямо как она при любом допросе в отделении. Наркоманы больше такими слабыми не кажутся, вернее кажутся, но наверное их понять легче стало. Тоже хочется в мир иллюзий нырнуть и не особо запариваться обо всем окружающем. Наверное, у неё не только здравый смысл отсутствует, но и инстинкт самосохранения, иначе все это не объяснить. Хотя, ученые же заявляют, что у человека инстинктов нет, значит и в её поведении ничего удивительного тоже. Судьба получше ей не светит, и и она это понимает даже тогда, когда от каждого шороха вздрагивает, сигаретный фильтр зубами сильнее сжимая. Желание в стезю нормальную поддаться отсутствует полностью, но она ему и не противиться вовсе, только пепел в банку стряхивает дергано. Неужели это и вправду то, к чему она всю жизнь тянулась? Наверно да, но лишь частично. Ей хотелось из грязи окружающей вырваться раз и навсегда, и она кажись словно наркоман вышеупомянутый себя в мир иллюзорный загнала. Залезла в что-то значительно более умерщвляющее, нежели бытие в хрущевке на окраине, в что-то такое, чему объяснения по сей день дать не может. Но она его по обыкновению не ищет даже. Строй социалистический никогда по душе особе юной не приходился, повезло наверное, что к возрасту нынешнему закон про кооперацию ввели. Жаль, что продажу наркотиков не декриминализировали, хотя, возможно это и к лучшему, иначе многие без страха бы к кормушке пристроились. Все всего бояться, и она обычно тоже, но иногда под влиянием чужим она страх этот глубоко и надолго засовывает. Вариться в ужасе этом уже, зато прелести материальные повидать смогла. Варианта поярче не наклевывается пока, та и вряд ли когда-нибудь наклюется, с учетом, что страну в ближайшие лет десять ждёт. Она о будущем не знает, настоящим живет. Перебирает в руках бумажки, что заполнила ещё часов пять назад, и в сейф те закидывает нервно. С ноги на ногу переминается, а после из бутылки беленькую прям в бокал из-под вина плещет. Выпивает залпом, а спустя секунду трель звонка телефонного слышит, и приятеля рядом с аппаратом видит. Оказывается, для того, чтобы узнать, что товарняк в Московской области задержали, было достаточно лишь опрокинуть грамм пятьдесят, и поморщиться следом. Груз с души тем вечером ликвидировался быстро, ровно как и девчонка экстренно нуждающаяся в нормальном сне. Проспать до четырех вечера до сегодняшнего дня ей казалось чем-то в априори невозможным, но она смогла сама себя переубедить, когда время подобное на часах увидела. Впрочем, не удивительная реакция для человека, который почти двое суток нормального сна не видел, та и к тому же морально вымотался, в пыль себя стирая. Хотя, сейчас она сборами на мероприятие запланированное занята до жути. У девчонки с макияжем отношения все ещё на «вы», и исправлению этот момент поддается весьма туго. Пальцем все те же блестящие тени размазывает, но получается как-то не так, неправильно, что ли и она к подруге молчаливо поворачивается, пальцем на очи собственные указывая. — Что такое? — вопрошает. — У меня хуйня какая-то получилась, — заявляет, спустя секунду добавляя: — Будь другом, помоги. — Щас, — кидает та, быстро что-то по своему лицу размазывая. Тимофеева в ожидании мнется с минуту, пока медсестра у неё тени из рук не вырывает, и не начинает кисточкой по векам, которые та закрыла машинально, проводить. У неё навыков подобных не имеется, от того и стоит молча пока над её марафетом колдуют. Грех жаловаться, когда за тебя твою же работу делают. Вечер сегодняшний обещает быть томным, и она вспоминает невольно мужчину, что в рамки здешние не вписывался совсем. Неужто настолько ему интересна, что всех с дамами собрать решил. Подобного выбора не понимает нисколько, это ведь риски лишние. Лично она что-то серьезное при бабах чужих решать не готова, даже несмотря на то, что сама положение куда менее устойчивое имеет. Кто знает, что их пассии на деле из себя представляют, и какие грехи за девами этими числятся, может кто-то из спутниц чужих и вовсе утка подсадная. Конкретно такой риск ей не нравился, её даже забавляло то, как он может прогореть сугубо из-за этой затеи, но совсем не радовало то, что их следом потянет, в случае чего. Ей бы по-хорошему паранойю выключить, и на пару с этим о чем-то действительно волнующим подумать, но у неё в голове последние дни только цифры, и моменты рабочие. Представить по правде не могла, что когда-то ещё раз пересечется с Вадимом, а тем более в такой обстановке. Но сейчас она собирается весьма спокойно, все равно не в её власти такие встречи назначать. Под пристальным контролем Марины старается ресницы нормально подкрасить, но выходить паршивенько, если смотреть правде в глаза. Приезжая её выручает в очередной раз за сегодня, принимаясь полностью переделывать безобразие, что девчонка собственноручно на лице сотворила. Что-то по щекам размазывает осторожно, пока та уже в сидячее положение переходит, на ближайшей табуретке умащиваясь. До сих пор хочет подобному научиться сама, но даже здесь все сначала не получается, от того она и забрасывает это дело быстро, жизненно необходимым его не считая. Результат от стараний данных ей всегда нравился, ещё бы ощущение чего-то инородного с лица убрать, и тогда она бы наверняка себя заставила приловчиться. Пока продукты косметические до такого не революционизировали она рыпаться не станет, ей и без того забот и новой информации хватает. Волосы прочесывает осторожно, пока подруга с нарядом определиться не может. У неё же выбор небольшой, она лишь платье красное с собой ухватила, то самое, которое Туркин забраковал категорично. Возможно он и прав, конечно, что такое в люди лучше не надевать, но она за него чью-то зарплату отдала, и простить себе не сможет, если не выгуляет его хотя бы разок. На улицу в таком амплуа являться — затея гиблая, причем изначально, а вот в ресторан какой-то можно и вырядиться. Все равно с ней там ничего не сделают, почти со стопроцентной вероятностью. У неё все дома, и она щеголять совсем одна в подобном одеянии не готова, от того и прет его на себя, в обстановку относительно безопасную. Пальто накидывает на пару с сапогами, которые пол вечера чистила упорно. Возле зеркала крутиться несколько раз, осматривая. — Красивая, — кивает подруга. — Чего? — бровь вскидывает. — Ну, стоишь любуешься, а я подтверждаю, — руками разводит. — Хорошо выглядишь. — Ты лучше, — отмахивается сразу. Медсестра по правде куда женственнее на деле, и спорить с этим — занятие весьма бессмысленное, наверное именно поэтому ее ответ промеж глаз и пропускают. Сама девчонка в целом к характеристике подобной и не стремилась, не было кому ей указать, что юные леди не должны вести себя так. Хотя, если бы сейчас ей кто-то попытался совет дать, то она бы смельчака подобного слушать не стала. Установки уже въелись слишком глубоко в подкорку сознания. Знает и без сопливых, как и где себя вести нужно, по крайней мере в Казани. Правила поведения в других местах её впрочем и не особо волнуют, она на такие высоты не зариться. Ладони в волосы запускает, прикорневой объем смастерить пытаясь перед выходом, попытка успехом не увенчалась, но она внимание лишнее мелочам подобным не уделяет, и без того слишком нарядилась. Ярмолова собирается куда дольше, что весьма ожидаемо, с учетом, что сегодня она не только за свой внешний вид отвечала. Сидит в ожидании, и до сих пор идею медсестру с собой взять, не поддерживает нисколько, но и повлиять на решение чужое опять же не способна, при всем желании. Ощущение, словно неправильно это все совсем, но оно перебивается быстро, когда приезжая вскрикивает громко, на часы взглянув. Та подобной реакцией похвастаться не может, лишь вышагивает по направлению к лестнице, а после ступеньки перепрыгивает без энтузиазма. Дверь входная хлопает от размаху девичьего громко, и приятельница её щурится невольно, будто опасность предчувствует, у неё это лишь усмешку вызывает. Автомобиль давно известный с окном приоткрытым подъезжает, сигналя активно, и Марина ему рукой машет, радостно в его сторону срываясь. — Салам, — кидает из машины вышедшему. — Коренная татарка прям, — прыскает приобнимая медсестру рядом стоящую, а после ей на ухо что-то шепчет и девушка в машине скрывается. — Тём, будь другом, с Раджей сгоняй. Девчонка глаза накатывает, и прыскает откровенно, от заявления подобного, которое несколько десятков минут назад из её уст прозвучало, и едва сдерживает себя от подколов, что в голову лезут нарочито. — Все с вами понятно, — усмехается. — Хрен с тобой, герой любовник, полетела я пока брательник не умотал. — И те не хворать, — ей в след кидает. Ногами перебирает быстро, в надежде, что не разъехались все ещё, а то желания такси заказывать и выжидать его минут сорок, прибавиться не успело. Сигарету прикуривает быстро, и почти бежит в сторону СТО в попытке не упустить встречу не назначенную. Хасанова понять может, даже не осуждает, пусть развлекаются пока развлекается, препятствовать уже поздно. Она опоздала, бессмысленно рыпаться. Как бы не было грустно это признавать, но подруга её по казанским меркам — уже испорченная, и навряд ли кто-то будет готов эту деталь промеж пальцев пропустить. Может саму девчонку в теории и не погнали бы палками, хотя, и таких гарантий нет. Несмотря на то, что она с ними всю жизнь таскается, а тут просто девчонка, к тому же не так давно появившаяся. Принять установки такого рода нелегко весьма, но когда ты в них варишься настолько долго, они незаметно тебе в сознание перетекают, прикидываясь убеждениями самостоятельно принятыми. Она голову закидывает в небо взгляд, короткий кидая, а после обладателю красных «Жигули», что с места сдвинулся, машет руками активно, прикрикивая что-то и на встречу выбегая. Благо тот девчонку с её сигналами своеобразными замечает вовремя, не срываясь с места окончательно. Её долго ждать не приходится, и она спустя секунды считанные уже в автомобиле сидит. — Опять с Мотром перегрызлась? — вопрошает тот, стоит только ей на сидение пассажирское приземлиться. — Та не, — рукой взмахивает. — Он меня спровадил просто. — Че на этот раз? — продолжает прошлое предположение развивать. — С Маринкой он вдвоем поехать захотел, — плечами пожимает спокойно. — Братву на сиськи променял, выходит? — усмехается слегка. — Или сиськи на сиськи? — произносит задумчиво. — Эй, — фыркает механически. — А че не так? — взгляд на неё переводит. — Я ж не виноват, что ты и ни туда и ни сюда. — У вас другие темы для подъебов закончились? — глаза закатывает недовольно. — Они и не начинались, — фыркает тот на заявление девичье. — Остроумие так и блещет, — хмыкает, затягиваясь вновь. — Мы ещё к домбытовким не приехали, а ты уже щебечешь, — насмехается слегка. — Они здесь причем? — интересуется. — У меня с памятью проблем нет, — указывает. — Вы с Жёлтым прям интеллигенты хуевы. — Он первый начал, — словно ребенок заявляет. — Ну то есть… — начинает. — Понятно все, — проговаривает заговорщически. — Он — домбытовский, а ты — детсадовская. Девчушка улыбается, а после посмеивается едва слышимо, но совершенно того не скрывая. Веселье мнимое по правде совсем не долго длиться, зато в конце дополняется указанием обязательным: — Ты при нем такое не ляпни. Тот на неё глядит, словно она очередную ересь пьяную сморозила, но девчонка трезвая как стеклышко, от чего он только усмехается осторожно. — И не собирался. Кивает ему так, будто это подтверждение что-то значит и в окно пялиться. Виды знакомые поднадоели знатно, от чего её эта картина не радует нисколько. Глазами всматриваться пытается, только в окружающем ничего интересного от действий женских не появляется. Людей даже не видно толком, мало смельчаков находится, которые готовы по Казани в ночное время суток щеголять. Сама она при обстоятельствах других тоже бы рисковать не стала, хотя, кто ж его знает, как бы она себя при них вела. Загадывать — дело плевое, но все мы таким соблазнам поддаемся. Исключительной её не назовёшь, потому она и откапывает в памяти что-то, заставляющее задуматься и отвлечься на пару минут в дороге проходящих. У неё забот немало, но основную она выделить не в силах. Возможная поездка в несколько городов на пару с росписью в единую картину складывается паршиво. Точнее не складывается совсем. Ей выть от этого факта хочется, ибо прямо сказать не может ничего, от того и остаётся молчание на пару с ложью незамысловатой. Радует, что Туркина легенда про выходные с подругой устраивает, только уверенности, что подобная наивность долго продлиться нет, причем совсем. Спасает ещё то, что он про сам факт наличия работы извещен, но это объяснить лишь дневные пропажи может, но никак не отсутствие в городе на протяжении недели, если не больше. Насколько легко все стало, если бы спутник её изначально о проделках невесты собственной оповещен был. Только на момент их знакомства она сама понятия не имела, в какой круговорот жизнь в ближайшие месяцы превратиться. Если бы они не познакомились тогда, то сейчас бы и шанса на встречу подобную не нашлось бы. Та даже, если бы они чудным образом пересеклись, то он бы к бабе чужой лезть не стал. Ибо ничейные девчонки в подобных одеяниях не ходят, ровно как и особы из прилежных семей. Одежда при союзе куда большую ценность имела, люди готовы были себя на жизнь впроголодь подписать ради шапки, или ещё безделушки какой-нибудь. Если шанс ухватить фирму на горизонте маячил, то упускать возможность подобную было бы глупостью несусветной, что в своих глазах, что в окружающих. Культ шмотья, что порицался обществом на деле в СССР был куда более распространен, нежели на западе ненавистном. Каждый гражданин страны победившего социализма обязан на капиталистические ценности и страны с ненавистью нескрываемой смотреть. Многие так и делали, словно по инструкции сверху следуя, но даже самые ярые поклонники режима коммунистического были только рады тряпку забугорную урвать. Нужно же как-то соседу из третьего подъезда продемонстрировать, что ты в жизни большего добился. Рвения кому-то что-то доказывать у неё не было особо, ей хотелось саму себя удовлетворить, собственные потребности закрыв. Сложилось уж так, что никто другой особо и не позаботиться о желаниях девичьих, за исключением приятелей частично, но и те не могут её всю жизнь на себе тянуть. Хотя, сейчас они наверняка этим и занимались, несмотря на то, что какую-никакую работу она выполняла самостоятельно. Циферки все эти, которые девчушка высчитывает столь старательно, другим на деле чем-то важным не кажутся, даже с учетом того, что к отчетностям они не единожды возвращались. Грубая сила нынче ценилась куда больше, но поделать с раскладом таким она ничего не может. Устои здешние приходится только принимать молча, и так же тихо надеяться, что для тебя все хорошо закончится. Возможен ли вообще при обстоятельствах подобных финал хороший? Понятия не имеет, ее это не волнует сейчас, когда концовкой данной и не пахнет. Рассуждать о будущем, конечно, интересно, но все же — это совсем не её история, и уж тем более не её стезя. На философию девицу лишь под градусом потянуть может, и то ненадолго, ибо конфликты в моменте происходящие значительно больше увлекают. Окно приоткрывает и в него хабарик выкидывает, от холода ежась непроизвольно. Все же зима — не её временная пора. — Нахрена он вообще девок собрать решил? — вкидывает, тишину прерывая. — Чтоб мы тебя притащили, — проговаривает. — Вы б и так меня притащили, — фыркает, на очевидное указывая. — Так он же об этом не знает, — продолжает, в её манере. — А так наверняка. — И нахуя я ему? — бровь вскидывает вяло. — Я ебу? — хмыкает непроизвольно. — Понравилась, может. — А то, что я замужем? — прыскает. — Ну, почти. — Колечко в любой ювелирке спиздить можно, — выкидывает спокойно. Спорить не хочет, та и времени на это нет, если учитывать, что они к месту встречи приближаются уже. Она сигарету прикуривает, опять. Атрибут этот уже неизменным кажется, постоянно с папиросой промеж зуб зажатой ходит, что не одобряется совсем. Хуйню какую-то Раджа смолол. Сам утверждал, что появление жениха на горизонте — счастье. К тому же уверял, что её с характером подобным в жизни замуж не возьмут. Теперь же она из автомобиля выходит осторожно, и направляется на поиск ответов, о представителе криминалитета, что бесчисленное количество вопросов вызывал неизменно.