Хуже некуда

В помещение проходит осторожно, рядом с приятелем следует, будто принадлежность свою указывает. Проще себя причислить к кому-то, даже если безмолвно. Статус никакой она себе не приписывает, и приписывать даже не думает. Свои же слова забыть тяжело, и девчушка все также придерживается мнения, что слухи по Казани расходятся слишком быстро. Прослыть «бабой Раджи» — последнее, что сейчас для полной картины дурдома осталось. От именования подобного отмыться будет действительно невозможно в случае чего. Благо никто из них вольготности лишней не позволяет, та и контакт физический отсутствует. Тактильно соприкасаться явно не стоит, здесь это спокойно не воспримут. Не поймёт никто, если девчонку на руки авторитет поднимет, а после заявит, что их не связывает ничего романтического, тем более лишнего придумают только. Это наедине она может, словно ребенок прижаться, в требовании контакта, что в её голове стопроцентно безопасным является, а на людях нужно подобием слова «сдержанность» становиться. Правила на улице неизменные, даже когда её представители в помещении находятся. Тимофеевой к ним не привыкать, но она на встрече с кем-то казанским впервые. Свод правил нерушимых естественно имелся, и она ему следовала беспрекословно, точнее уверяла в своей покорности всех, ибо моментами понятия с личными желаниями не состыковывались. Какое до этого дело, если она все равно у себя в приоритете всегда стояла, и двигать свою пятую точку, что любые порывы совести заглушала, сейчас точно не время. Беззаконие вездесущее и этим наверняка стоит пользоваться, иначе кусочек весьма лакомый кто-то более пронырливый заберёт, себя присвоив аккуратно. Ева все-таки женщина, и уверена в том, что аккуратизм вышеупомянутый ей куда более присущ, нежели сильной половине населения. Предпочтет самостоятельно отжать, или корректнее сказать «присвоить» все то, что криво лежит. Раз никто не беспокоиться о сохранности чего бы там не было, то она с радостью это под свое крыло утащит. Роли особой не играет то, что конкретно можно заграбастать безнаказанно. Менталитет советский ей твердит яро о том, что ничего в хозяйстве лишним не будет, а после обязательно пригодится. Ожидаемая позиция в целом, особенно если учитывать то, что только в СССР было понятие «несуны». Честные жители страны некогда нерушимой тащили за собой все. Культура воровства даже у законопослушных граждан процветала с каждым годом. Каждый работник сферы любой пытался приватизировать что-то аккуратно. Неважно совсем, где конкретно ты работаешь, скоммуниздить можно везде, и на севере, где очевидно золото водилось, и на любом комбинате продовольственном. Нужно лишь желание на добре государственном, а точнее сказать — народном, нажиться. Обчистить рабочих дело плевое, даже для самих рабочих. Странно удивляться, что понятия тюремные имелись только в республиках страны победившего социализма, когда все от мала до велика под статьей ходят. Здесь не столь важно, какое обвинение — распространение веществ наркотических, или хищение социалистической собственности. Все одинаково рискуют на зоне оказаться. Потому понятия перетекали в жизнь всего населения, почти без исключения. Даже самый честный человек, что действительно тюрьмы не боится, все равно некоторые правила оттуда пошедшие соблюдал невольно. Устои воровские совсем незаметно в обыденную жизнь советских граждан влились, и остались там надолго. Страна эта в целом в последнее время все менее надежной становится. Пока девчонка ногами перебирает осторожно, далеко, в совершенно другой республике ещё в ноябре подписали декларацию о государственном суверенитете Эстонской ССР. Все то, что окружало её годами постепенно рушиться, а она этого и не замечает, ибо слишком увлечена проблемами будничными. Разговоры, конечно, разного рода мелькать начинают. Каждый разное вещает, но подсознание твердит, что будущее ничего хорошего не обещает. Хотя, у неё в жизни никогда радужных перспектив и не было. Совсем не важно при каком государственном строе ей пришлось бы концы с концами сводить. Даже повезло, что свою карьеру сомнительную она на закате советской эпохи начала, в период абсолютного бездействия правоохранительных органов, иначе давно бы уже на этапах находилась. Невдомек ещё созданию юному, что из подобного выбраться — что-то граничащее с фантазией и розовыми мечтами. Но и она иллюзии на этот счет не строит. Ей правда хорошо от того, чем она занимается. Сугубо в финансовом аспекте, но её как типичного выходца нижнего класса ничего кроме бумажек хрустящих и не интересует. Алчность — то качество, которое осуждают все, но без него на рассвете времени нового выжить будет весьма сложно. Её эта проблема навряд ли коснется. Весьма закономерно, что человек все бытие свое просуществовавший хочет просто пожить, нормально, полноценно и без волнений о том, сколько же стоит пачка сигарет по душе пришедшаяся. Никому не нравится бедность, а девчонке так тем более. Потребности весьма небольшие честная работа все равно не закрывает, одеяло на себя перетаскивают базовые нужды. Даже на задумывается о первопричинах своей тяги к заработку незаконному, просто по течению плывет, пока такая возможность имеется. Надоело сопротивляться, хочется себе передышку дать существованием относительно спокойным, если оно таковым при обстоятельствах здешних вообще быть может. В зал проходит, в сторону пацанов чужих смотря. Дистанцию с брательником названным все так же соблюдает, но при этом и не отходит слишком далеко. Он слегка опережает её под конец, и руки пожимает своеобразным коллегам. Тимофеева за ним повторяет спокойно, и все в целом на её руку протянутую отвечают. Исключением лишь автор домбытовский становится, что предложение о рукопожатии игнорирует вновь, к тыльной стороне ладони губами прикасаясь. Аристократ хренов, у неё на этой же руке костяшки в мясо сбиты от переживаний недавних, а он себя ведет так, словно она действительно представительница интеллигенции. — Рад встрече, — кивает тот отстраняясь. — Я тоже, — таким же взмахом отвечает. Присаживается с Галиакберовым рядом, что без спутницы явился. И невольно отмечает, что Вадим так же в гордом одиночестве восседает. Теперь ещё более странным кажется чужое решение собрать красных девиц, которые даже по мнению девчонки в такие вопросы влазить не должны. Себя по обычаю в исключительную категорию записывает, и то, она в диалог чужой не вклинивается, только слушает молча, нужную информацию на подкорке сохраняя. Сейчас правда ничего полезного не проскальзывает, все только начинают подтягиваться, а ей от ожидания тошно, не любит основные события оттягивать, по крайней мере в такой ситуации. Вино заказывает, привычно красное полусладкое, по сей день не желает в привкусах и оттенках напитка данного разбираться. Главное, что пьянит не сильно, та и на вкус приятное. Марина со спутником своим появляется минут на десять позже, нежели сама девчушка, но она подробности их взаимоотношений выяснять не хочет. Спустя ещё один промежуток непродолжительный в зале Ринтик с Настюхой появляется, и у той глаза округляется невольно. Опять сошлись. В это болото она лезть даже не думает, у них какие-то мутки непонятные были ещё до того как Радик на зону отъехал. Значит добрые лет пять они всех за нос водят. Хрен поймёшь, что они там выяснить не могут на протяжении такого количества времени, но судя по всему они и сами не понимают. Подобный вид отношений порицался всегда, и удивительно, что спутницу его нигде за гаражами не выловили, после их расхода очередного и «окончательного». Мутки такие ей не понять, с перерывами в несколько месяцев, с учетом того, что Туркин остывает значительно быстрее, и после конфликта очередного объявляется в считаные дни. Этих двоих походу подобная канитель полностью устраивала, потому приятель ее особу в зал заводит довольно усмехаясь от чего-то. Её радует лишь то, что все наконец собрались, а значит и вопрос урегулировать начнут скоро. Только надежды ее не оправдываются нисколько, когда те начинают на темы относительно будничные разглагольствовать. Скучновато как-то, ибо о происшествиях на районе она может и без всего этого официоза перетереть. Сюда же она явилась исключительно для того, чтобы контакт деловой наладить. Из-за отсутствия информации по делу, начинает глазами за авторитетом домбытовским следить, некоторые повадки считывая. Ощущение закрадывается, что ему самому осточертело знатно это представление, но он как актер основного состава продолжает роль держать. На стол блюда выносят разнообразные, и девчонка не стесняясь кусок шашлыка с подноса хватает. Ножом орудует неумело, по тарелке стеклянной металлом проходясь, невольно звук неприятный издавая. Сопровождение музыкальное и к тому же собственно создание волнует куда меньше, нежели мясо ещё горячее, часть которого она в рот отправляет. Пережевывает долго, в волокна зубами впиваясь, и замечает, что на неё кто-то пялит откровенно. Правда стоит ей в сторону Желтого взглянуть, и чувство подобное пропадает сразу. За столом обсуждения весьма нейтральные ведутся, что раздражение вызывает. Сколько можно уже резину тянуть? Из бокала, что по привычке уже держит, как дама столичная, отпивает винище происхождения непонятного, и Галиакберову лишь глазами указывает на то, что пора к сути переходить. Тот кивает, но по прошествии минут пятнадцати не меняется ровным счетом ничего, от чего у девчонки глаза закатываются мгновенно. Права не имеет подобную тему поднимать. Более того она даже в сам диалог влазить не планировала, не говоря о том, чтобы зачинщиком становится. Потому занимается в основном поглощением пищи разнообразной, в попытке себя хоть чем-то занять. Та и по правде она голодная всегда, старается дефицит продовольствия сейчас восполнить. В голове установка сохранилась, при которой нет никаких гарантий, что завтра будет, чем желудок заполнить. От травмы подобной наесться и старается. Хотя, на неё смотря никто бы возражать не стал. Даже с учетом, что питание девичье относительно нормализовалось, она болезненность себе присущую не утратила. Манер у неё очевидно не достает, ибо нож по невиданной причине в левой руке держит, пока очередной кусок говядины, на этот раз из сковородки, выуживает. Отвлекается слегка от трапезы и глазами все окружающее обводит, кажись шестеренки в голове работать начинают, ибо она про свое нежелание говорить при дамах вспоминает. Наверняка никто начать не решается, как раз таки по причине присутствия прекрасного пола. Пацаны бабам чужим, а возможно и своим тоже, не доверяют. На вилке оставляет покоиться продукт не съеденный, когда емкость наполненную алкоголем рукой подхватывает, из-за стола вставая. — Девочки, давайте пацанов ненадолго оставим перетереть, — заявляет, внимание к себе привлекая. — А мы пока чисто женской компанией поболтаем. Ярмолова указанию девичьему следует сразу после кивка спутника своего, остальные на кавалеров взгляд пускают, но после очевидного согласия тех, за ней следуют. — Марин, — шепчет. — Че? — тем же тоном отвечает. — Я щас с вами пару минут постою, и пойду, — уведомляет. — Прикроешь, — скорее указывает. — Зачем? — удивляется слегка. — Ты ж сама предложила… — начинает. — Блять, там базар серьезный сейчас будет, — объясняет. — И? — непонимание демонстрирует. — Мне нужно там быть, — глаза закатывает едва. — Почему ты тогда выйти предложила? — вопрошает тихо. — Вопрос важный, не для ваших ушей, — фыркает, только выкинув понимая, что изречение весьма грубо прозвучало. — То есть, короче, мы их баб не знаем, а при чужих базарить не варик, совсем, — последнее слово выделяет. — А зачем их позвали тогда? — бровь вскидывает. — Я ебу? — хмыкает. — Это у Жёлтого интересуйся. — Вообще не понимаю, — признается. — Тебе понимать и не нужно, — по плечу её хлопает. — Просто делай так, как я говорю. Той только кивнуть и остаётся, особенно когда к ним какая-то дева домбытовская присоединяется, действительно начиная что-то рассказывать. Тимофеева кивает, словно по правде в истории чужой заинтересована, параллельно стараясь создать впечатление участия в беседе. Подруга её по-настоящему в разговор вклинивается, и признаться честно ей это не по нраву приходиться, от того и шипит злобно: — Лишнего не пиздани. Девушка на неё коситься слегка, пугливо глаза уводит, как и всегда в моменты её недовольства откровенного. Ева иногда говорит так, будто изначально тоном этим напугать хочет. На деле же у неё беспокойство слегка агрессивно выражается. Не сколько за приятельницу сколько за то, что она выронить может. Слишком уж она дружелюбная моментами, и если бы не этот фактор, то они бы и не общались. Но чувство собственности зашкаливает периодами. Допустим, сейчас ей не нравится нисколько, что она мило беседует с особой, которую не видела никогда, совершенно забывая, что с ней она вела себя аналогично. Открытые люди долго на плаву не держаться, и она в ней качество давно имеющееся устранить пытается активно. Забота у неё проявляется весьма болезненно, к тому же она прекрасно понимает, что телке этой доверять явно не стоит. Говорить можно только при людях проверенных, а с такими как она главное грань светской беседы держать, хоть, по-настоящему светских бесед в Казани не было никогда. У неё аж зубы ходуном пошли, от нарочитой приветливости спутниц чужих, от того она к Насте подходит, выдавая: — Ты за ней пригляди, я отскочу ненадолго. Мадмуазель, что с Ринтиком периодами ходит раньше к ней настороженно относилась, но со временем с присутствием Тимофеевой свыклась, хоть, и с трудом. Любая девчонка боялась защиту потерять, а присутствие особы симпатичной рядом выводило почти каждую. Благо пересекались они редко, Настюха все же баба, и её даже в милостивом настроении с собой на встречи товарищеские не тянули. Потому та лишь кивает на девичью просьбу, но девчушка того не видит уже скрываясь за дверью быстро, пока чужие барышни опомниться не успели. Все равно она в диалоги не лезла, потому её отсутствие заметить не должны, увлечено приезжую в порядки местные посвящая. Ей в это время остаётся только проскользнуть аккуратно в зал, где минут десять назад общение культурное проходило. — Раджа, твоя приперлась, — проговаривает кажется Цыган, как она запомнить успела. — Не моя она, — отмахивается. — Финансист наш, по бумажкам рулит. — И че? — прыскает его сосед. — Вы общую приперли? — Базар фильтруй, — рыпается она, сразу в голосе меняясь. — Тём, присядь, — кидает Раджа. — А ты реально базар фильтруй, эта ж бешеная, — смешок пускает, пока та кулаки сжимает. — По бабкам и количеству товара все вопросы с ней решаются, она учет и остальную хуйню ведет. — Так, а чья она по итогу? — скептицизм выражает. — Отъебись от сеструхи моей, а, — выдает, заставляя тех коситься удивленно. — К сути давайте вернёмся, — подает голос автор домбытовский. Ева оскорбление проглатывает занимая позицию слушателя, пока за столом наконец-то к сути вопроса переходят. Договариваются, спорят слегка о условиях, при которых соседи помогают в распространении по Казани, естественно с их интересом. Про себя отмечает каждый момент значительный, и к тому же только сейчас узнает, что выплатами и количеством веса, что Фархутдинов передавать будет, заведует она. Самолюбие тешится, от того, что её к чему-то значительному подпустили, но при этом девчонка по сей момент не понимает, с кем из этой своры коммуницировать прийдется. Предполагающий, что она статус «общей» имеет ей изначально не нравится. С ним даже рядом стоять не хочет, после парафина подобного. Её в таком обвиняли неоднократно, конечно, особенно дамы чужие, но совсем прямо предъяву кидать никто не решался. Этот смелый больно, жизнь таких нагибает обычно. Выскочек она не любит, слишком яро свое присутствие показать желающих. Пусть бы лучше молчал, а не позорился образом своеобразным. Она, конечно, веса такого как пацан не имеет, но тут предъява больше не в её сторону прилетела, а скорее к мотальщикам, мол, они особу сомнительную притащили. Правда когда вопрос на тысячи рублей советских стоит, распыляться на слова чужие не стали. За спрос не бьют, и он все же вопрошал, хоть, и насмешливо. Тем более сейчас вопросы различные к ним поступают не останавливаясь, и Ева старается не влазить, но иногда голос подает, когда совсем её компетенция интересует. Девчонка промеж разговора закурить решает, никто этому и не препятствует. До неё дела особого нет, когда все принципам на горло наступают. Наркоту на улице не уважают, и это знают все от мала до велика, особа юная не исключение. Сама презрительно на употребляющих глядит. Только неприязнь пачкаться в подобном не мешает совсем, выгода собственная куда выше всех этих взглядов понятийных стоит. У новых коллег по всей видимости тоже. Все в бизнес податься хотят, но им повезло первыми тему подобную вкурить, и к тому же Тёму довольно обаятельную подтянуть, в которой Вадим дырку прожечь хочет, по всей видимости. И она интерес нескрываемый не заметить не может, но и отвечать на него открыто не планирует. Лишь изредка взгляды изучающие кидает, параллельно вино сладкое отпивая слегка. Сигаретный фильтр зубами сжимает крепко, затягиваясь без помощи рук. Дым едкий в легкие поступает, добавляя небольшую, но приевшуюся деталь, что относительное спокойствие дарит. Жёлтый этот действительно фрукт интересный, с этим спорить попросту глупо. Весь из себя джентельмен, и пацан понятийный, но испачкаться в их деле не легком не побоялся. Ответов она все так же не получает, но вынужденно раздает, на вопросы финансов касающиеся разглагольствует, словно свои знания доказать пытается. Ей вообще вся эта затея со встречами не нравится, не привыкла она светиться. Звание серого кардинала её полностью устраивает, и менять его не хочется. Защитится тогда была обязана, иначе бы посчитали, что она действительно к подобной категории относится. Дальше она вновь затихариться предпочтет. Если ей что-то не понравится, то она это осторожным образом Радже донесет, а тот ещё и полностью убежден будет, что самостоятельно решение принял. За годы вместе проведенные она научилась правильно уверять его, та и остальных двух приятелей в том, что ей нужно было. Ради этого, конечно, временами рот самой себе затыкать приходиться. Слишком часто подобные манипуляции проводить тоже нельзя, иначе могут капаньем на мозги посчитать. Гением того времени её точно не назовёшь, та и особо образований она тоже не являлась, знала только то, что нужно, а лишним голову не нагружала. Только встроенная пронырливость какая-то и спасала, на пару с удачными стечениями обстоятельств, ибо по-другому загнулась бы давно. К решению подходят плавно, и она аккуратно пару слов вставляет, на авторитета чужого смотря убеждающие. — Добро, — выдает тот. — Первую партию, когда ждать? — В понедельник Ринтик подвезет, бабки тоже через него, а там если сработаемся, то сами подгонять будете, — затягивается нарочито долго в ожидании ответа. — Договор, — все же кивает тот. Первому Радже руку тянет, а после впервые с девчонкой рукопожатием обменивается, ради которого она даже привстает, губами сигарету придерживая. Он ей руку сжимает осторожно совсем, в то время как девчонка хват обыденный держит, тяжелый весьма, в сравнении с её внешними данными, но все равно до мужского не дотягивающий. Под конец ладонь даже того вопрошающего сжимает, взирая на него предупреждающе, будто только глазами говорит об оплошности чужой. — Не со зла, не обижайся, — кидает он, в успокоение девичье. — Я не обиженная, чтобы обижаться, — шипит практически. — Проехали, но ещё один выпад подобный и зафинтелю, не обессудь. — Че сделаешь? — брови вскидывает слегка. — В фанеру пропишу, как скорлупе, — усмехается едва. — Теперь понятно, — хмыкает тот, когда она руку отпускает. — А до этого че за слово было? — До этого феня вырвалась чутка, — полностью усмешку демонстрирует, и от него отворачивается. — Пацанва, девок звать? Её предложение принимают, после урегулированного вопроса, и она двух зайцев в моменте убивает, и подругу в зону видимости возвращает, и от диалога неожиданного уходит. Вот, никакого желания нет объяснять этому фраеру, где она курсать научилась, а он судя по всему подобие её Валерки, что всегда до истины докопаться желает, и подозрения вбрасывает. Куда проще скрыться за дверьми закрытыми и девчонок назад позвать, в надежде, что они предыдущее место дислокации не покинули. Глазами Марину находит, и успокаивается моментально. Шагает размеренно в сторону скопления общего, совершенно неспешно, не опаздывает ведь. Зал не напрягает нисколько, но она замечает невольно, что спутница Фархутдинова в сторонке стоит, позицию наблюдателя выбрав, и к ней подходит в первую очередь. — Чё тут было? — вопрошает сразу. — Нихрена интересного, — уведомляет та. — С Ринтиком сошлись, опять? — подмигивает. — Не опять, а снова, — фыркает. — Я не удивлена, — усмехается. — Я тоже, — кивает собеседница. — Я б удивилась, если б мы не сошлись. — Мало вериться, что вы вообще так могете, — щуриться. — Та не могем, — плечами пожимает. — Оно заметно, — дым едкий выдыхая, произносит. — За мной уже даже не гонялись последний раз, — делиться зачем-то. — Никто ж отвечать перед ним не захочет, — очевидное выдает. — Я его даже спрашивала уже «а дальше что?», а он говорит «не ебу», — хмыкает недовольно. — Сама будто ебешь, — глаза закатывает. — В этом и проблема, — проговаривает спокойно. Разговор в тупик заходит быстро, ну, или девчонка попросту не хочет его развивать, от того и подходит к остальным, внутрь приглашая громко. Все в сторону зала направляются недолго думая, а она хочет сама побыть немного, от того Марине и бросает: — Я покурю и вернусь. — Может я с тобой? — интересуется осторожно, недовольство недавнее помня. — Шуруй уже, — отмахивается. Помещение покидает быстро, в гардероб заходить даже не думает, она к холоду привыкшая, а номерок в сумке остался, в то время как изделие кожаное где-то у неё под стулом находилось. Проходиться по коридорам, едва не запутавшись, но относительно быстро дверь массивную находит, через которую внутрь и попала. Воздух морозный обдает знатно, но и отрезвляет достаточно, ибо в зале теплом от почти бутылки вина развозить начинало, иначе вырвавшуюся феню не объяснить. Нельзя в грязь лицом упасть, а для этого чутка охладится нужно, чтобы в тонусе себя сохранять. Особенно, если толком не знаешь, чего в следующую минуту ждать. Холодно пиздец на самом деле, у неё даже руки дрожат слегка, когда она новую папиросу прикуривает, из пачки, которую по невиданной причине в руках держала. Ноги в колготках тонких её затею явно не поддерживают, но она мнения их не спрашивала, ровно настолько же, насколько может не спросить её цистит, если она с закалкой своеобразной переборщит. Опереться на стену хочет, но та слишком замерзшей оказывается, когда она пальцем её проверяет. С мокрым пятном на всю спину вернуться тоже не вариант совсем. Стоит как бедный родственник какой-то, хоть, и с сигаретой забугорной, да и в платье не дешевом, но вид такой, будто её из ресторана этого выгнали к чертям собачим. Не думает ни о чем, просто дым сизый вдыхает, стоя спиной к входу, потому и дергается, когда на её плечи пальто чужое опускается, которое она идентифицировать сразу не может. Рывком дерганым оборачивается, зажигалку в руках сжимая, и продумывая вариант нападающего подпалить. Защищаться, к счастью, не приходится, ибо на неё Вадим глядит спокойно, за девичьей реакцией наблюдая. — Ты чего тут? — вопрошает все же, дым в другую сторону выдыхая. — Решил найти пропажу, — кончиками губ улыбается. — Заметил кто? — бровь вскидывает едва. — Только я, — отвечает сразу. — Будешь? — сигареты протягивает в попытке ситуацию скрасить. — Давай, — одну из пачки выуживает осторожно, словно слишком сильно надавить боится. — Импортные? — Забугорные, — хмыкает, вспоминая то, как их именует Туркин, после чего зажигалку ему протягивает. — Да, это тебе не «Беломорканал», — выдыхая возглашает. — Я до них вообще «Приму» без фильтра курила, — тему нейтральную поддерживает. — И супруг не против? — в другую стезю переходит. — Смирился, — действительности не скрывает. — Чего с собой смирившегося не взяла? — интересуется. — Ему здесь ловить нечего, — отвечает спокойно. — Не переживает? — выкидывает вдруг. — Мы то не тронем, но я бы без присмотра такую даму не оставлял. — Я ж не одна, — на дурочку падает. — Пойдем ко всем, а то надумают чего не надо, — проговаривает хабарик откидывая. Второй раз за вечер от диалога сомнительного уходит. Не желает совсем с кем-то тему отношений личностных обсуждать, в то время, как его она интересует нарочито, и она не слепая совсем, замечает подобное сразу. Не радует её подобное внимание к персоне собственной, но к её счастью вечер к завершению близится, и больше неловкостей не предвидится. Перед тем, как вновь в помещение вернуться в темень окружающую вглядывается напоследок, но даже она светлее того, что сегодня за их столом решалось.