***
— Нет, даже не проси! — уже вскрикивает Чосоль, когда Минги подбирается к нему с мультяшным ободком, увенчанным огромным розовым в блёстках бантом. — Уйди от меня с этой штуковиной! — Ну, Соль! — обращается неформально к тому Минги, делая ещё один шаг к родственнику. — Праздник же. Мы все вместе развлекаемся, один ты выбиваешься из общей картины. Ëнджун спокойно наблюдает за тем, как недовольный картинкой их общего против омеги заговора, тот хмурится и искривляет губы. — Я сейчас сниму туфлю и отобью у тебя всё желание делать мне пакости! — тычет, не сдержавшись, в альфу Чосоль пальцем. Он уже настолько устал от вечных поползновений вывести его из себя, что совсем прекращает контролировать эмоции в присутствии этого мужчины. Ёнджун усмехается, выхватывает из рук Минги ободок и сам подходит к мужу, пока Юнги и Чимину не хватает только попкорна, чтобы наблюдать за представлением, развернувшимся при входе в парк. Отец Чимина, игнорируя возражения, надевает на темноволосую голову супруга цветастый пластиковый обруч, заправляет пряди за уши и тихо произносит: — Тебе к лицу даже эта пластиковая штука, Чосоль. Чимин вот вообще не ожидает, что после слов отца папа зальётся смущённо краской так, что удивительно, как его брови тоже не становятся красными. Он мельком оглядывает своего альфу, прикусывает губу и трёт покрасневшие щёки, словно это им с Ёнджуном слегка за двадцать, и у них первое свидание. Чимин нервно хихикает и, опершись о плечо Юнги, наблюдает за родителями. Те открываются для него с новой стороны. Оказывается, папа может смущаться и скромно, из-под густых ресниц смотреть ярким взглядом на мужа. Раньше омега за ними такого не замечал. А отец умеет делать комплименты и касаться Чосоля так, что тот вспыхивает искрой при всём своём склочном характере. А ещё Ёнджун умеет улыбаться. И Чимину нравится улыбка отца. Юнги прокашливается, и забывшийся омега едва не отскакивает от него, но быстро берёт себя в руки, когда муж вцепляется в его запястье. Они бредут по парку, пока родители снова спорят позади. Чимину непривычно ощущать, как тёплые пальцы переплетены с его собственными, а Юнги, кажется, не чувствует ничего волнительного в этом — просто бредёт дальше бездумно, словно его это совершенно не волнует. Чимин отчего-то думает, что с этим перемирием окажется даже труднее, чем с войной, потому что омега попросту не знает, как вести теперь себя с мужем. Было проще подначивать его, строить подлые планы и хихикать после. Проще было изводить Юнги, чем идти рядом с ним за руку. Пак ловит себя на мысли, что его это волнует. С каких пор? С какого момента он стал испытывать неловкость, пока Мин держит его ладонь в своей? Безумие какое-то. Он встряхивает головой, чтобы прийти в себя, и проклятый ободок спадает. Ломается на две части, грохнувшись на землю, отчего Пак обиженно дует губы, привлекая этим внимание Юнги. Но альфа ничего не успевает сказать или сделать, потому что Хвасан подхватывает Чимина и утягивает их с Чосолем на первый аттракцион, и всё это сопровождается возмущениями последнего. Хвасан тянет их к американским горкам с кучей петлей и высокими рельсами, отчего вдруг папа вцепляется в руку Чимина и сжимает губы, но тот рассматривает горки, потому ничего не замечает. Свëкор силой заталкивает омег в поезд, а потом их пристёгивают надёжно. И лишь когда он трогается, Чимин замечает неестественную бледность Чосоля. — Пап? — осторожно зовёт его омега, и Чосоль вдруг напрягается и принимается трястись. — Папа! — Я высоты боюсь, — выдыхает тот и оборачивается к сыну со слезами на глазах. Чимин впервые видит его таким. Он вертит головой, но поезд уже не остановить, а родитель выглядит таким напуганным, что у Пака сердце сжимается от его выражения лица. Он не знает, что ему делать, чтобы уберечь Чосоля от ужаса, с которым тот вот-вот столкнётся, потому просто протягивает руку и мёртвой хваткой впивается в ладонь трясущегося от страха папы. Хвасан через два сидения наблюдает за ними взволнованный тем, как глядит на него Чимин. — Пап, держи меня за руку и закрой глаза, я рядом, — кричит из-за грохота рельсов омега, и Чосоль испуганно кивает ему, вцепляясь и переплетая пальцы с сыном. Он крепко зажмуривается, стискивает челюсть и впивается свободной рукой в поручень спереди. Чимину всё равно на крики людей, он лишь крепко держит родителя за кисть, волнуется о том, как бы папе не стало плохо на чёртовых американских горках. Сам он не обращает толком ни на что внимания, пока они не срываются с первого съезда. Свист ветра в ушах оглушает, и омега вскрикивает, вынуждая Чосоля распахнуть глаза. Тот вопит, сжимая до боли его ладонь, упирается ногами и всем телом неожиданно жмётся к Чимину. Тот обхватывает его второй рукой, бросая поручень, и оба омеги стискивают друг друга в объятиях, несмотря на впивающиеся в кожу ремни безопасности и защитные наплечники. Чимин чувствует, как от ветра у него слезятся глаза, и старается слишком сильно не кричать. А вот Чосоль вопит во всю, сжимая сына так, словно тот сейчас выпадет из проклятого поезда, сорвётся с сидения. Он стискивает изо всех сил, будто защищает, а сам плачет от страха на очередном вираже. Выходят с аттракциона они потрёпанные. Чосоля трясёт откровенно, и он по-прежнему сжимает сына руками, медленно и вяло перебирая ногами. Ёнджун тут же подскакивает к мужу и не ожидает совсем, что омега вдруг испуганно его обнимет. — Чосоль, прости меня, пожалуйста, — хватает его за плечи Хвасан и разворачивает к себе. — Если бы я знал, что ты боишься, то никогда не потянул бы тебя туда. Пак старший вдруг выпрямляется, поджимает губы и глядит строго на родителя Юнги, отчего все сразу же напрягаются, ожидая новой порции ругани. — Я чуть не увидел бога на проклятых горках, — хрипит сорванным от криков голосом Чосоль, глядя на Мина. Он вдруг разворачивается и хватает с ближайшего лотка водный пистолет, предназначенный для игры по типу тира, где наполняют резиновые шарики и выигрывают приз за точность. Чосоль направляет пистолет прямо в Хвасана и выстреливает обильной струёй воды тому в лицо. Омега вскрикивает, закрываясь от потока ладонями, но его лёгкая блузка тут же намокает и прилипают к лицу тёмные волосы, а Соль, победно улыбаясь, продолжает игнорировать писк Хвасана и расстреливать его из водяного пистолета. Чимин не выдерживает удивлённых лиц троих замерших альф и разражается хохотом, пока двое старших омег переругиваются, но, кажется, совсем несерьёзно. Чосоль вдруг обливает и сына из пистолета, вздёргивает его соплом вверх и дует, словно в фильме про спец агентов сдувают дымок от выстрелившего пороха. Чимину… нравится. Тепло вдруг становится так, как не было ужасно давно. Омега никогда не видел родителя таким. Соль ни разу так крепко и испуганно его к себе не прижимал. И от этого хочется улыбаться, пока не заболят щёки.***
Погода немного портится, и, исследовав кучу имеющихся в парке аттракционов, компания обрушивается на найденное внезапно заведение со столиками и зонтиками на улице. Здесь играет живая музыка — гитаристы и саксофонист развлекают посетителей различными популярными или старыми песнями в своём исполнении. И омега невольно заслушивается. Он даже не замечает, когда Юнги вдруг опускается рядом с ним, неся поднос с едой. Фастфуд, который так не любит сам альфа, который терпеть не может папа Чимина, но вдруг оказывается слишком увлечённым картошкой фри, что даже не замечает, как отец тащит у него из-под носа стакан колы. Чимин обращает внимание на супруга: Юнги немного растрёпан после развлечения на американских горках и огромных качелях, на которых омега боялся, что его стошнит. Настроение у него великолепное, и даже каменное выражение лица мужа не способно испортить его. Вдруг щёлкает затвор камеры, вынуждая обоих развернуться: Хвасан сфотографировал то, как Чосоль пытается съесть незаметно бургер Ёнджуна, но оказывается пойман с поличным. Отец Чимина тихо и скромно прячет улыбку, отвернувшись, а Соль старается натянуть невозмутимое выражение на лицо, но это трудно сделать, когда пытаешься съесть лист салата, не желающий помещаться в рот. Хвасан смеётся, а после зажмуривается, когда снова раздаётся мелодичная игра саксофона. Минги тут же уводит мужа ближе к музыкантам, и Хвасан весело смеётся, пока тот кружит его в незамысловатом танце. Родители Пак не двигаются с места, просто наблюдая за тем, как танцует чета Мин, пока Ёнджун вдруг не поднимается и не протягивает ладонь Чимину. Тот хлопает глазами, но соглашается и идёт с отцом ближе к танцующим родителям Юнги, пока альфа кружит его вдруг вокруг своей оси, позволяя им просто спокойно качаться под переливы саксофона и гитары. Ëнджун никогда не отличался сентиментальностью, оттого на свадьбе Чимина не было танца с отцом — традиционного завершения церемонии. — Я не потанцевал с тобой на твоей свадьбе, — вдруг тоже вспоминает об этом Ёнджун, держа сына за пояс. — Ты ведь такое не любишь, — скептично хмурится омега, а тот вздыхает устало. — У меня всего один сын, которого я выдал замуж, — тихо произносит альфа и смотрит на Чимина пронзительно. Тот сглатывает. Он всегда думал, что отцу всё равно. Кажется, сегодня слишком эмоционально перегруженный день, и сердце бедного Пака не выдерживает таких откровенных и вдруг открытых родителей. Он, чувствуя стыд и неловкость, обнимает отца, как сделал бы это на своей свадьбе, и кладёт голову ему на плечо, позволяя вести в танце. Представляет, что они в красиво украшенном зале, среди цветов и лент, которые выбирали организаторы на их с Юнги свадьбу — она была такой серой и неприметной, что самым ярким осталось в памяти оформление помещения. Воображает, что сегодня знаменательный день, а Ёнджун танцует с ним в красивом костюме, а не в простой хлопковой рубашке и бриджах. Отец мягко покачивается, кружась с Чимином, и тому вдруг становится грустно. Но чувство это в себе омега давит, прикусывает губы, чтобы от эмоций не разреветься, потому что картинка, складывающаяся в голове, гораздо красочнее той самой проклятой свадьбы два года назад. Снова щелчок затвора фотоаппарата: Чосоль, взяв полароид со стола, запечатлевает две пары, покачивающиеся в свободном пространстве кафе под звуки живой музыки. Чимин скованно улыбается и утыкается отцу носом в шею, на что неожиданно получает мягкое и лёгкое поглаживание по зелёным волосам. Когда они заканчивают с едой, погода портится окончательно и начинает срываться крупными каплями дождь. Семейство принимает решение бежать обратно до машины, потому что продолжить гуляние не получится из-за разыгравшегося ветра и вдруг разразившихся молний. Чимин откровенно начинает мёрзнуть в блузке без рукавов, когда они поспешно пересекают огромную территорию парка развлечений, чтобы выйти к парковке. Ливень обрушивается на них с первым раскатом грома, Чимин вскрикивает, когда капли норовят скользнуть под одежду, стремительно промокающую, а волосы мокрыми сосульками липнут к лицу и шее. Они все переходят на бег, Хвасан пищит от холодных капель дождя и обжигающего ветра, а Минги закрывает его собой, хотя это не особо и помогает. Чимин засматривается на родителей и едва не поскальзывается на луже, когда его хватает за плечи Юнги, удерживая в вертикальном положении. Мин был единственным из них, кто прихватил ветровку из дома, и недовольно с ней таскался по парку, а теперь, когда Чимин удивлённо поднимает на него взгляд, альфа вдруг укутывает его в куртку и натягивает посильнее на мокрую от ливня голову капюшон. Они замирают, и Чимин попросту поражённо пялится на длинноватые, прилипшие к щекам тёмные волосы альфы, на то, как склеиваются его ресницы от влаги, а с носа капает вода. Юнги плотнее укутывает его в ветровку, когда они слышат новый щелчок затвора. Обернувшись, замечают Хвасана, который, улыбаясь, прячет карточку полароида под одеждой, чтобы не намокла. В машине все сидят промокшие, но не недовольные. Родители, устроившись на просторном заднем сидении, о чём-то спорят, пока Юнги вместо кондиционера включает обогрев и заводит мотор, чтобы выехать с парковки. Дворники работают во всю, сгоняя поток дождевых капель с лобового стекла. Чимина кто-то трогает за плечо, вынуждая обернуться. Удерживая куртку Юнги, омега глядит на то, как Хвасан молча протягивает карточку с фотографией ему. Он хватает пальцами снимок и уставляется на него, не веря, что там стоят они с Юнги: Чимин смотрит на альфу большими глазами, так странно и открыто, как обычно не делает ни с кем, а Мин в свою очередь осторожно натягивает на его голову капюшон, глядя в глаза. Чимин вздрагивает, понимая, что что-то ёкает в груди, когда он смотрит на квадратную карточку фото. Выудив смартфон из кармана, Чимин вдруг незаметно щёлкает камерой и возвращает Хвасану снимок. И пока Юнги не замечает, глупо пялится на нечёткий, немного размытым получившийся момент с полароида, вдруг оказавшийся первой совместной их фотографией.***
Прогулка в парке словно ввела его в транс. Чимин витает в облаках, пока согревается в душе, во время ужина, когда они с Юнги укладываются спать ближе к ночи. Он долго не может уснуть, просто лежит и смотрит в потолок, прислушиваясь к чужому дыханию. Не выдержав в конце концов, омега достаёт свой телефон и снова открывает снимок, сделанный в машине. Глядит на него, снова ощущает ёканье в груди и тут же испуганно блокирует экран. Что это ещё за новости? Почему вдруг так становится непонятно и колко в груди от этой фотографии? Он не стал забирать у Хвасана их с Юнги снимок, потому что побоялся, что это вызовет сомнения даже не в омеге, а в нём самом. Зачем Чимину хранить снимок? Он ему не нужен. Всё закончится, как только родители уедут в родной город. Они с Мином больше не будут контактировать, снова заживут той же жизнью, что и раньше. Всё будет нормально. Чимин прячет смартфон под подушку и закусывает губу. Смогут ли они и дальше игнорировать существование друг друга, когда, получается, столько нового о каждом узнали? Сможет ли наплевать Чимин на то, как Юнги сильно любит малиновый йогурт, что постоянно ест его по ночам, когда не может уснуть? Он узнал это совершенно случайно пару дней назад, когда спустился на кухню. Увидел сидящего на столешнице альфу с десертной ложкой во рту и здоровой упаковкой йогурта. На следующий день, не увидев такого же в холодильнике, омега включил лакомство в список продуктов, который закупил онлайн доставкой. Альфа виду не подал, но следующей ночью повторил сидение на столешнице в обнимку со сладостью. Так сможет ли омега об этом забыть? Больше не включать йогурт в список? Не вспоминать о том, что Юнги недвижимо спит на спине, но обязательно свесив правую ногу на пол? Этих моментов не было в списке, омега сам о таком узнал. Даже если к тому не стремился. Он вертится с одного бока на другой, пока не погружается в лёгкую дрёму. Но и там его настигает Юнги: альфа вдруг ворочается и стонет. Чимин старается не обращать внимания, но тяжёлое, частое дыхание Мина не позволяет провалиться в приятное состояние сна. Он недовольно садится на кровати, волосы торчат во все стороны. Хочет было толкнуть Мина, быть может, ему снится что-то плохое после активного дня. Но, соприкоснувшись с его кожей на руке, где задралась футболка, понимает, что тот слишком горячий. Чимин застывает на мгновение, а потом двигается ближе, чтобы дотронуться тыльной стороной ладони лба беспокойно вздрагивающего Юнги. Словно кипяток. У него явно температура. — Чёрт, — шёпотом ругается он, вскакивает с постели и мчится в ванную, чтобы поискать аптечку. Но там её не находит. Приходится спуститься в кухню, где омега заодно набирает стакан воды и бегом возвращается в спальню, шлёпая босыми ногами по деревянным ступеням лестницы. Войдя в комнату и обогнув постель, чтобы оказаться рядом с альфой, Чимин осторожно присаживается на край матраса и раскрывает ярко-голубой ящик с красным крестом на крышке. Роется среди бардака блистеров и упаковок, пока с матами, произнесёнными шёпотом, не отыскивает жаропонижающее. — Эй, Юнги, — зовёт вполголоса омега, дотрагиваясь до объятого температурой Мина. Тот слабо раскрывает воспалённые глаза, смотрит сквозь Чимина, но подчиняется, когда тот просит его присесть и выпить лекарство. Выполнив указания, альфа валится обратно на подушки, а Чимин откладывает аптечку и включает снова свет в ванной. Пушистое полотенце быстро намокает под напором холодной воды, а после, закрутив вентиль, Чимин отжимает махровую ткань, чтобы вернуться к тяжело дышащему и сбросившему одеяло альфе. — Лучше бы себе куртку оставил, если у тебя такое здоровье слабое, — бубнит Пак, присаживаясь вновь рядом с Юнги. Он прикладывает холодную ткань к лицу Мина, протирает покрытую испариной кожу и не понимает, зачем всё это делает. Для чего ухаживает за приболевшим альфой? Только из-за перемирия? Лицо у того от прикосновения прохладного компресса становится чуть более расслабленным, дыхание успокаивается, а длинные ресницы подрагивают, вынуждая Чимина засмотреться. Когда у Юнги лицо не выглядит каменным и напряжённым с извечно серьёзным выражением, тот оказывается неожиданно симпатичным. Омега разглядывает тонкие тёмные брови, чуть округлый нос и пухлые губы. Ровные, аккуратные и необычные черты лица привлекают взгляд, болезненный румянец создаёт впечатление беззащитности, отчего Пак прикусывает губу, обтирая подбородок и шею. В конце оставляет сложенное маленькое полотенце на лбу спящего Юнги и уже хочет было встать, чтобы лечь отдыхать, как слышит хриплый голос: — Тэхён-и, — сипит альфа, а Чимин вздрагивает от неожиданности. И ещё оттого, насколько мягко и мурлычаще звучит чужое имя из уст Юнги. Это он зовёт… того парня, с фото на телефоне? Кого назвал по имени его муж? Под рёбрами внезапно колет. К нему так никто не обращается. И не обращался. Добела сжав губы, омега уже поднимается, как Юнги неожиданно хватает его за запястье и глядит через едва приоткрывшиеся веки. Альфа прижимает пальцы Чимина к своей щеке, вынуждая желудок сделать кульбит в животе, а Чимин грузно опускается на простынь снова, безвольно позволяя тому прижаться пылающей от жара щекой ко всей своей ладони. — У тебя руки такие прохладные, — едва различимо мямлит Юнги, снова смежив веки. — Прости, что снова приходится ухаживать за мной. Бредит — понимает Чимин. Но отойти или забрать руку не может почему-то. Только следит за тем, как альфа охлаждает кожу о его и правда прохладную после компресса ладонь. Чимин сглатывает, разглядывая ворот футболки, но только не чужое вдруг ставшее умиротворённым лицо. — Ничего, — шепчет в ответ, вызывая на губах альфы улыбку. Такую он ещё у этого сноба не замечал ни разу — ласковую. Желудок противно сжимается и колет Чимина изнутри. — Спасибо, Тэ, — сонно шепчет Юнги, снова проваливаясь в сон, а омега испуганно вытаскивает руку, прижимая следом к груди. Почему там так колотится сердце? Кто, чёрт возьми, такой этот Тэхён? Почему один образ его вызывает у Юнги такую улыбку? Вопросов вдруг появляется так много, а ответы… Пак боится, что если спросит у Мина напрямую, то тот либо начнёт ругаться, либо ответит, что Чимина это не касается. И самый главный из всех назревший: почему вдруг омеге становится так горько и завидно?..***
Когда Чимин спускается на кухню, чтобы вернуть аптечку на место, то неожиданно там и остаётся. Он пересекается с заваривающим чай Хвасаном. Тот не спит тоже, а заметив ящичек в руках Чимина, взволнованно вздёргивает брови. — Юнги заболел, кажется, — шёпотом поясняет омега, когда Хвасан, оглядев поникшего Пака, достаёт вторую белую чашку из навесного шкафа. — У него довольно слабое здоровье. Стоит проскочить сквозняку или попасть под дождь — простуда обеспечена, — грустно улыбается Хвасан, когда переносит чашки с чаем и лёгкое магазинное печенье на обеденный стол. Чимин сначала мнётся, не присаживаясь рядом, а потом всё же падает на стул напротив Хвасана, хватается за свою чашку и греет об неё руки. — Тебя что-то тревожит? — осторожно спрашивает Мин, отпивая глоток заваренной ромашки. — Нет, — поспешно вертит отрицательно головой Чимин. На самом деле — да. Безумно тревожит то, что вдруг просыпается и поднимает голову внутри него. Приезд родителей, почти две недели нервов из-за этого, неделя войны с Юнги, а после резкое перемирие. А ещё чувства, обуявшие омегу сегодня. То, как вели себя старшие — как родители Юнги, так и Чимина. Это… непривычно. То, как раскрывают свои чувства и характеры с новых сторон папа и отец. То, что сегодня Ёнджун впервые сказал сыну о том, как действительно хотел потанцевать с Чимином на свадьбе. И собственная неловкость от того, что омега отца того шанса лишил. Страх папы, вцепившегося в него и опасавшегося за него — Чимина, — хотя трясся от ужаса перед проклятыми горками. Это всё… странно так. Непривычно до ужаса. И Чимин не знает, что ему со всем скопившимся за последние дни делать. Юнги с его тридцатью замками на душе, не показывающий и грамма эмоций, но выглядящий на снимке так, словно у альфы их в тысячу раз больше, чем вообще возможно представить. Проклятая фотография не выходит из головы. Чимин теперь думает, что прежде никогда не влюблялся. У него нет фото с любимыми, даже ставшими бывшими, потому что не любил. Не знал, что папа до жути боится высоты и может веселиться, обливая кого-то из водяного пистолета. И почему-то становится вдруг стыдно. Словно омега до этого был так слеп ко всем, кто его окружает. Юнги больше не кажется снобом и грубияном. Он попросил прощения за свои грубые слова, предложил перемирие, а Чимин, как пирожное, оставленное на солнце, сегодня весь день тает. И не понимает, что с этим делать. — Чимин, — ошеломлённо проговаривает Хвасан, когда омега понимает, что роняет слёзы в свой чай. Слишком много эмоций, Пак уже не выдерживает. — Я чувствую себя обманутым, — выдыхает он, но тут же прикусывает кончик языка, чтобы не сболтнуть лишнего. — Обманутым? Юнги? — обеспокоенно впивается в ладонь омеги пальцами свёкор. — Он, конечно, иногда та ещё задница… — Обманутым самим собой, — шепчет омега, всхлипывая. — Словно я долгое время чего-то не желал видеть, оттого убеждал себя в вещах, которые не являются правдой. Мои родители строгие, но не чёрствые. Они любят меня. И вы замечательные. И Юнги, оказывается, не противный вовсе. И что мне делать, я не знаю… — понимая, что сболтнул, он затыкает себя ладонью и округляет глаза. Хвасан похлопывает его по руке и вздыхает. — Обманывать себя и других трудно, — многозначительно произносит он. — Как человек, живущий в браке больше тридцати лет, я сразу же вас раскусил. Актёр из тебя, конечно, и правда не очень, — смеётся Хвасан, видя, как ещё больше слёз стекает по щекам зятя. — Но… Чимин, я вижу, что вы стараетесь, пусть друг друга совсем не знаете. — Вы теперь сделаете то, что грозили? — испуганно шепчет омега, не в силах перестать плакать. Хвасан отрицательно качает головой. — Мы вынудили Юнги жениться не для того, чтобы контролировать. А чтобы спасти, — проникновенно шепчет свёкор, сжимая ладонь Чимина. — Чтобы ты его спас, Чимин. И твои родители тоже выдали тебя замуж не для того, чтобы сделать «правильным». Не думай о них так. — Как я могу его спасти? — ошарашенно спрашивает тот. — От чего? Хвасан вдруг непонимающе сжимает губы. — Это связано с Тэхёном? — осторожно спрашивает Чимин, вынуждая Хвасана напрячься ещё сильнее. — Он так и не рассказал за два года о нём, правильно понимаю? — рассерженно спрашивает омега и трёт устало переносицу. Чимин испуганно сидит с чашкой в руках, понимая, что натворил делов. — Юнги уже был женат, Чимин, — выдыхает устало Хвасан и закрывает лицо руками. — И нашим условием при вашей женитьбе являлось то, что он должен был тебе об этом рассказать. Пак осознаёт, что прямо сейчас подвёл Мина. Он подставил его, потому что язык не смог удержать за зубами. И выходит, что Тэхён, которого звал альфа, чьё фото на заставке чужого телефона — это… бывший муж Юнги? Чимин пристыженно поднимает глаза на рассерженного, напряжённого Хвасана. Ох, и натворил же он делов…***
— Какого чёрта, Чимин? — наутро, как омега и ждал, начинаются разборки. И он по правде пугается, когда Юнги после разговора с папой и отцом, на который того позвали со всей серьёзностью, влетает взбешённой фурией. Чимин никогда не видел его таким злым. Лицо Мина красное от болезни, ещё не оставившей тело, волосы лохматые, глаза горят яростью, когда он хлопает дверью. Пак вздрагивает, переводя на мужа взгляд. — Какого чёрта, я спрашиваю? — срывается на крик он, подходя к Чимину размашистыми шагами. — Я попросил тебя о перемирии, а не о том, чтобы ты лез в мою жизнь! Я не просил сдавать нас родителям, не просил совать свой нос туда, куда тебя не приглашали! Чимин молчит, испугавшись такого настроения альфы, обхватывает морковку, лежащую рядом на постели, руками и прижимает к животу. Юнги явно взбешён, а их план по убеждению двух семей… с треском проваливается в это самое мгновение.