Современный богатырь

      Как я и предполагал, когда помогал организовывать восстание, это стало поводом к объявлению войны. «Но как же так?» — возможно, спросит будущий читатель. «Ведь там, за пределами России, три крупнейшие фракции были готовы разорвать друг друга», — точно подметит он. И действительно, эти фракции существовали. Однако когда Ягода, воспользовавшись кризисом Ясуды, вернул стране Хабаровск и Владивосток, а Жуков уничтожил остатки последних коллаборационистов в Онеге и Самаре, попутно разгромив финскую армию и освободив земли Карелии и Мурманска, Черная лига выступила с предложением об объединении. Почти год продолжались обсуждения, прежде чем Дмитрий Язов объявил, что Россия вновь едина. Остались только западные немецкие колонии, которые были малой родиной для большинства россиян. Москва, Ленинград, Сталинград, Киев, Минск, Таллин, Рига, Вильнюс, Баку, Тбилиси, Ереван, Астрахань и другие крупные и мелкие города теперь отзывались только болью в сердцах народа. И вот этот день настал. Итак, 10 февраля 1971 года, Дмитрий Язов объявил о начале Великого суда.       Для немцев это оказалось полной неожиданностью, ведь они предполагали, что режим чёрной лиги разрушит нашу страну изнутри. Но как бы не так. Мы им отплатили той же монетой, какой они заплатили нам в 1941 году. Массовый налёт авиации перебил им линии снабжения, перебил их узлы связи, а мы, бунтовщики, разорвали тылы нацистской гадины в клочья. Помимо этого, мы начали такой налёт на немецкий оккупационный гарнизон, какого немцы не видели даже в годы Великой Отечественной войны. Я встретил освободительные войска уже 23 февраля в городе Муром. Хах, забавно, наверное. В народе мои дела разошлись, как слухи о современном богатыре, а прямо сейчас жду, нужного момента в том городе, что дал фамилию одному из самых известных богатырей в истории — Илье Муромцу.       В городе Муром я оказался не просто так. Вместе с отрядом других бунтовщиков мы должны уничтожить артиллерию нацистов. Если у них не будет бога войны, то они либо проиграют всё, либо уйдут отсюда. Ведь за эти годы Муром превратился в настоящую крепость. Много же людей погибнет, прежде чем мы доберемся до Москвы.       Когда раздались первые звуки бомбардировки, мы сразу же вскочили. Наш координатор в штабе дал нам указания, где искать наши цели. Даже сюда Ягода смог внедрить своих людей. Мы нашли первую батарею в парке «20 лет немецкого превосходства», которая состояла из десяти гаубиц. Окружив их, мы заняли позиции и открыли подавляющий огонь. Кто-то пытался направить пушку на нас, но подоспевшие бойцы с огнеметами немедленно подошли и выжгли их всех. Мы окружили часть этих людей, которые подняли руки и сдались. Солдаты посмотрели на меня, ожидая ответа, и знаете, что я увидел в их глазах? Жажду мести. Они хотели сжечь их, заставить их страдать, почувствовать те грехи, которые взяли на себя их отцы — солдаты вермахта. Я не мог сопротивляться их желанию, поэтому без колебаний дал приказ «Живыми не брать».       Следующая батарея находилась средь зданий поликлиник и больниц, что неподалёку от бывшего ленинского клуба. Сволочи, а. Прячутся среди больных и немощных. Ни разу не поменялись за практически 30 лет. Здесь уже пришлось быть аккуратнее. Эта батарея была неподалёку от штаба гарнизона, так что в первую очередь мы убедились, что любые резервы и подкрепления будут уничтожены. А поскольку это была сплошная застройка, по выбивать их отсюда пришлось суровым штурмом. Мы уничтожили их так же, как уничтожили и первую батарею. А ещё мы записали координаты штаба, после чего растворились, пока основа вермахта не подошла.       Последняя батарея находилась очень далеко, в мотодроме у Орловского леса. Это близко к позициям нацистов, однако тут нет никаких важных зданий, так что мы передали их координаты за Оку. Авиация снесла их подчистую. Наконец, пришло время сломить их командование. Передав координатору сообщение, тот лихо скрылся оттуда, а массированный удар из новейших Новосибирских разработок ТОС «Солнцепёк» выжег там всё дотла. Теперь дело за малым — скрыться, что мы и сделали. Город опустел, тревога разрывала людям сердца и уши, но мы знали, что скоро всё закончится. Либо мы их, либо они нас.       Наконец, наши войска перешли Оку и с нескольких сторон заняли весь Муром. Меня встретил лейтенант, что принял на себя командование ротой, ибо их ротный был убит. Когда мы встретились, произошёл довольно забавный диалог, ведь я не узнал его сразу во всей этой экипировке.       — О, ты же Вася, верно? — прозвучал искажённый противогазом голос.       — Верно. А ты кто?       — Так это, мы ж с тобой виделись уже. Матвеем меня зовут.       — Когда виделись-то?       — Так помнишь на границе Перми и Оренбурга. Ты тогда ещё чуть часовому не попался.       — А-а-а-а, ничего себе, не узнал даже во всей этой форме.       — Понимаю. Я сам уже теряюсь кто где. Ладно, раз уж такая пляска, то пошли запишем тебя к нам.       Так я и стал бойцом Чёрной лиги. Опять. Но на этот раз не солдатом, а, как и положено мне, капитаном. Зато мы теперь в одном подразделении оказались, и каким же душевным мужиком он оказался! Когда мы штурмовали Владимир, он как мог роту развлекал, дабы те не боялись сильно, чем сильно облегчил мне дела. Только вот это ещё не всё. Во-первых, к нам старшиной присоединился Матросов. Тот мужик из Новосибирска. Во-вторых, в июне 1971-го мы начали штурм Москвы. О, как же сладостно выли снаряды, как будоражило душу разрушение немецких зданий! Ничего, Москва родимая. Мы тебя перестроим, на родной манер перестроим. Не будет на тебе больше клейма немецкого.       Квартал за кварталом, улица за улицей мы продвигались к Кремлю, где мы уже оказались к к декабрю. Он всё ещё был разрушенным, потухшим, мёртвым. Однако то, что я теперь мог стоять у него без всяческих проблем означает лишь одно: мы победим. Обязательно победим. Пол Европы пройдём, да хоть пол Земли, но победим. Освободим наших товарищей, устроим им месть, какую ни один народ ещё не видел, но победим. А через месяц, 1 января 1972 года мы освободили Москву полностью. Это был лучший подарок народам России на новый год. А ещё после Москвы их фронт рухнул, так что мы устроили им настоящий блицкриг, дойти аж до Смоленска.       Стоя на стене Смоленского кремля я видел те разрушения, что устроили немцы за 30 лет оккупации. А также те, во что мы превратили нацисткое онемечивание города. Колосальные разрушения, которые могли бы по-соревноваться аж с самим Сталинградом. Уже тогда я задался вопросом:       — Слушай, Матвей. А правильно-ли мы делаем?       — Ты о чём?       — Ну вот мы сейчас города превращаем в руины, а ведь там наши люди остались. Как думаешь, скольких мы убили за этот бой.       — Иногда стоит принести жертву ради победы.       — Но разве не было другого выхода? Помнишь, у них великая депрессия была. Почему мы не могли сделать тоже самое, только уже искуственно.       — Потому что у них есть колонии, есть на кого скинуть всю те бедность, что придёт с депрессией.       — Получается наши действия вдвойне верные?       — Получается так. Ладно, не дрейф. Это у тебя от прошлой войны. Боишься небось что мы проиграем, так?       — Есть такое.       — Вот, боишься. А ты не бойся. Посмотри где мы, под Смоленском. А ещё мы почти взяли Ленинград и Ростов. Когда Германия лишится кавказии мы сомнём их. И никакая Румыния им больше не помощник.       — Тогда мы просто обязаны дойти до Берлина.       — Обязательно, друг мой. Другого исхода и быть не может.       Через неделю мы были уже в Беларуси и узрели то, чего не следует видеть никому. 30 лет оккупации, вот что там было.