Пересекающиеся пути

      Когда Путешественник добрался до небольшой деревушки, солнце уже стояло высоко в небе, и он пошел как можно более неторопливым шагом, чтобы и насладиться мимолетным одиночеством, и немного помариновать своего надоедливого спутника. По крайней мере, тот не соврал - лавандовые дыни оказались очень вкусными в жареном виде. С небольшим количеством приправ они могли бы стать еще лучше, решил Эфир, и в его мозгу закрутились шестеренки, чтобы добавить еще один рецепт к своему и без того впечатляющему арсеналу.       Это место называлось деревней, но на самом деле представляло собой едва ли улицу, застроенную крошечными домиками, с колодцем в углу, одной или двумя лавками с едой и старым шатким трактиром, который, казалось, возвышался над остальными зданиями, хотя на самом деле был весьма скромных размеров. Большинство жителей деревни были в разъездах, работали в поле или возле своих скромных деревянных домиков; это был не очень населенный район - может быть, человек пятьдесят, большинство из них довольно старые. Глядя на эту картину, Эфир вспомнил подобные поселения в отдаленных районах Ли Юэ. Ему нравилась их мирная атмосфера, и то, что местные бабушки всегда относились к нему с симпатией и угощали его кулинарными блюдами и секретами, тоже было неплохо.       Но из-за размеров этого места Эфир должен был легко заметить своего спутника, а его и след простыл. Может, он зашел в один из домов? Или, может быть, в трактир? Он сомневался, что, судя по тому, что ему удалось узнать, марионетка добровольно согласится на общество людей, если только у него не будет на то веской причины. Может, он потерял терпение и уже отправился в сторону центра? Вот ублюдок. Покачав головой, он зашагал по улице в сторону трактира, оглядываясь по сторонам в поисках шляпы с вуалью или ауры убийственной надменности. Где он? Он собирался задушить-       Палец ткнул его в ребра, и Эфир едва не выпрыгнул из кожи. Повернувшись, он оказался лицом к лицу с хихикающей марионеткой. — Почему ты продолжаешь это делать? — прорычал Путешественник, с трудом подавляя желание пнуть собеседника в голень... Пока не разглядел его получше и не моргнул от удивления.       Его спутник сменил свой прежний, порванный и испачканный наряд на простую дорожную одежду в инадзуском стиле из простой черной ткани, вокруг талии повязан красный пояс. Его богато украшенная шляпа также исчезла, ее заменила простая соломенная шляпа, на которую он повесил вуаль с помощью нескольких красных ниток; насколько Эфир мог видеть, он также сохранил свои прежние наручи и обувь.       — В отличие от кое-кого, у меня было продуктивное утро. — с гордостью объявила марионетка.       — Ладно...?       — И я решил выбрать себе новое имя и личность, чтобы использовать их, пока буду путешествовать с тобой. Пойдем. Я хочу выпить чаю. — сказал он, не дожидаясь ответа Эфира, и энергично зашагал в сторону трактира.       Путешественник поспешил за ним. — Полагаю, ты не заплатишь за мою чашку чая?       — Даже в мечтах.

***

      Они оба сидели на полу татами в темном углу захудалого трактира, около двух дымящихся чашек зеленого чая, которые только что принес им старый хозяин. Эфиру снова пришлось удержаться от смеха, когда его спутник попросил, чтобы чай был как можно более крепким и без сахара. Как же он банален!       — Итак, - начал Путешественник. — ты сказал, что определился с именем и личностью?       Марионетка выглядел очень гордым собой, и Эфиру стало казаться, что здесь происходит какой-то розыгрыш, в который он не посвящен.       — Все верно. Я буду монахом в паломничестве, сопровождающим прославленного... — в том, как он произнес это слово, сквозил сарказм: — Путешественника на протяжении некоторого времени, пока я на пути к просветлению.       Эфир ошарашено уставился на него. — Монах? Ты? Ты ведь понимаешь, что тебе придется быть хотя бы немного убедительным... Верно?       — О, не волнуйся. Я могу быть очень убедительным, когда мне это нужно. — глаза его собеседника озорно блеснули.       — Как скажешь. И ты выбрал себе имя...?       — Да. — Марионетка заговорщически наклонился вперед, словно собираясь раскрыть великую тайну. — Можешь называть меня Куро.       — ... Разве это не просто слово, обозначающее черный цвет? Я ожидал услышать от тебя что-то более замысловатое и пафосное. Но, полагаю, это подходит для простого паломника.       — ... Разве это не имя, означающее черный цвет? Я ожидал услышать от тебя что-то более замысловатое и пафосное. Но, полагаю, это подходит для простого паломника.       — У меня появился друг на Круксе. Он из Инадзумы, и он научил меня кое-чему из традиционного языка.       — Ах да. Путешественник и его многочисленные друзья. — насмешливо сказала марионетка.       Эфир вздохнул. — Приятно иметь друзей, знаешь ли. Может, тебе стоит попробовать?       — Нет, спасибо. Это верный способ нажить себе неприятности. Особенно с людьми.       — Но... Если тебе не нравятся люди или Боги, в Тейвате полно других существ - например, адепты в Ли Юэ?       Спутник Путешественника скривил лицо в гримасе отвращения. — Прислужники Богов. Это еще хуже.       — Ох, сдаюсь. — вздохнул Эфир, мысленно помечая, что никогда не позволит своему спутнику пересечься с Гань Юй, а тем более с Сяо. Каким бы спокойным и удивительно добросердечным ни оказался Истребитель Демонов, он не потерпел бы неуважительного отношения к своему Архонту. — Итак, Куро. Где ты взял свой новый наряд? Я думал, у тебя с собой немного моры?       — Это было не так уж дорого. В этой деревне есть старуха, которая продает одежду, которую шьет сама. А что касается моры, которой мне не хватало... Ну, кто-то очень забывчивый оставил свой кошелек без должного присмотра. Не то чтобы я мог ходить в порванной одежде, испачканной кровью. Я бы привлек нежелательное внимание. По крайней мере, старая портниха не стала задавать лишних вопросов - я просто сказал ей, что по дороге сюда попал в передрягу с разбойниками.       — Ты украл деньги на это. — резко заметил Эфир. — Как не по-монахски с твоей стороны.       — В нашем договоре не было условия не воровать, так что мне все равно, что ты думаешь.       — ... Конечно. Тогда более важный вопрос. Когда мы доберемся до центра Иназумы есть ли риск, что тебя узнают?       — Обычные люди - нет. Если что, это ты будешь выделяться, так как я выгляжу как инадзумец. Я не возвращался сюда десятилетиями, так что единственные, кто может меня узнать, - это Вельзевул, эта проклятая лиса на своей горе и шпионы Фатуи - кстати, я уже разобрался с тем, кто приставлен к этой деревне, так что пока все должно быть в порядке. Как только мы доберемся до центра Инадзумы, я выслежу тех, кто там есть. Уверен, у них наверняка есть интересная информация. У шпионов Конды точно есть.       — Позаботился- Знаешь что? Я не хочу знать. Что это за чертова лиса на горе, о которой ты говорил?       — Главная жрица Большого храма Наруками, Яэ Мико. Ты упомянул об адепте Ли Юэ; можно сказать, что она инадзумский аналог - кицунэ. Коварный ёкай, принимающий облик лисы. Хитрая прислужница моего создателя. Я бы рекомендовал избегать ее, если только не хочешь быть втянутым в одну из ее маленьких интриг.       — Да, не представляю, каково это. — пробормотал Эфир. — Я и так достаточно занят, втянутый в твои интриги.       — Только вот от этого договора ты что-то получишь, но у тебя нет никаких гарантий, что ты получишь что-то от Яэ.       — Полагаю, мне придется поверить тебе на слово. Возвращаясь к теме шпионов Фатуи - не привлечет ли это внимание, если их агенты вдруг начнут умирать один за другим?       Марионетка хихикнул. — О, я уверен, что скоро они догадаются, что это старый добрый я, но вряд ли они смогут что-то с этим сделать. Если у Архонта Инадзумы и есть какие-то преимущества, так это ее сила. Они не станут посылать солдат в ее собственный город. — он откинулся на спинку стула с чашкой чая в руке и, сузив глаза, посмотрел на Эфира, словно оценивая его. — Кстати, о шпионах Фатуи. Я поделюсь тем, что узнал от того, кто жил здесь. Последние несколько дней в столице и на дороге между Рито и центром Инадзумы были усилены патрули стражи - похоже, что-то заставило комиссию Тенрё насторожиться, вдобавок к указу об охоте на Глаза Бога. Ничего не слышно об этом, случайно?       Путешественник нахмурился. — ... Нет. Я слышал только самое основное. Никто не въезжает и не выезжает из страны, Архонт давно не появлялся на публике, а на носителей Глаз Бога идет охота. Разве присутствие стражи не объясняется тем, что они пытаются выгнать всех несчастных носителей Глаз Бога, оставшихся в этой стране?       — Возможно. Но этот указ действует уже некоторое время, а увеличение численности стражи произошло совсем недавно. По крайней мере, пока я был с Фатуи, я не слышал ничего подобного - значит, либо они пытаются ускорить охоту, либо что-то заставило их насторожиться. Или и то, и другое.       — Хорошо, что мы с тобой не носители Глаза Бога. — как бы ему ни хотелось иметь союзников, Эфир был рад, что никого из его друзей здесь нет: у них у всех были Глаза Бога, и он не простил бы себе, если бы с ними что-то случилось из-за того, что они решили сопровождать его. Возможно, и впрямь хорошо, что этот человек стал его союзником.       Похоже, марионетка понял мысли Путешественника: он ухмыльнулся и поднял свою чашку. — Тогда за наш удачный союз.

***

      Когда они оба отправились в центр Инадзумы, было уже начало дня, и Эфир глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы. Он никогда не был сторонником тщательно продуманных планов - всегда предпочитал импровизировать и надеяться на лучшее; но он всегда старался собрать как можно больше информации об окружающем мире и сохранить ее в памяти на потом. До окраины столицы оставалось полдня пути, и сосредоточиться на изучении местности и всего, что удастся заметить по дороге, было бы неплохо, по крайней мере, для отвлечения от забот.       Удивительно, но, в отличие от ожиданий, его спутник не стал язвить по поводу его напряжения - когда Путешественник взглянул на него краем глаза, марионетка молчал и смотрел прямо перед собой, явно погрузившись в раздумья. Иметь при себе кого-то, кто был бы интриганом, пусть даже сомнительным с моральной точки зрения, может оказаться, по крайней мере, хорошей идеей.       Эфир должен верить, что он не совершил ужасной ошибки.