DETROIT

      Есть поступки, за которые невозможно себя простить. Яд жгучей боли, причинённой другим, проникает слишком глубоко, отравляя тело и разум. Скрытые ото всех стигматы кровоточат по ночам: не за всё получишь прощение, не за каждого отмолишься. Кажется, так говорила мать.       Иджерна Дриззл была фанатичкой, но Мигель никогда не спрашивал, на чём основана её вера. Эта женщина воспитывала детей на костях всех приглянувшихся идеологий, не оставляя места для радости и простых желаний. В парадигме её взглядов ты всегда должен миру и обязан пресмыкаться за подаренную жизнь до гробовой доски. Но в реальности даже такому примитивному уставу не нашлось места, ведь мать заставляла каяться и за собственную природу. Она твердила, что их род проклят, и оттого предки бежали с юга. Как они оказались в Детройте, история умалчивала, как и умалчивала Иджерна об оставшейся в Доминикане родне, а на любые попытки детей познать себя, расспросить о корнях отвечала безжалостной поркой. Байки про необратимые превращения и потерю рассудка настолько въелись в подкорку, что иногда оживали в кошмарах по ночам. Не сопротивляешься природе – недостаточно стараешься. Возможно, поэтому, отдаваясь звериной ярости, Мигель никогда не сдерживался.       Конченая сука. Он ненавидел её, сколько себя помнил. Мать не изменилась, даже когда её старшего сына застрелили за оборотническую кровь. Брат Маркос был старше на семь лет, ходил в воскресную школу, прилежно учился и пел в хоре. Вечно послушный, спокойный Маркос – икона, на которую Иджерна молилась и кроила остальных детей по его лекалу. Но стоило брату переступить порог колледжа, как через неделю пришло известие о смерти. «Наше общество – воплощение толерантности», – напоминал при этом голос из каждого утюга.       Спустя два года исчез отец. Мигель даже не винил его, что он бросил четверых детей, сбежав подальше от чудесной женщины. Правильно сделал. Противясь желанию отправиться следом, Мигель не уехал из Детройта, чтобы не оставлять младших братьев и годовалую сестру на растерзание этой стерве.       «Как ты посмел?! Кем ты стал?!» – вопросы, что отпечатались в памяти, точно старые удары хлыста на спине. У матери не вышло подчинить второго сына, как бы ни кипела её кровь. Последующие годы Иджерна делала вид, что Мигеля тоже забрали, а вместо прекрасного, благородного мальчика, каким она мечтала его видеть, ей подбросили дитя Сатаны.       Вскоре накалившаяся обстановка в городе вынудила и мать поджать хвост, она забрала двойняшек Лукаса и Оливера и свалила в закатную Калифорнию. Скатертью, матушка, дорога. К тому времени Мигель жил один и воспитывался улицей. Шейлу мать обложила проклятиями за отказ уехать и пожелала той же участи, что и Мигелю, сошедшему с праведного пути. Чего она хотела от единственной дочери, выросшей без отца в бесконечных запретах и незаслуженной жестокости? Что та будет преклоняться перед ней за побои? Кто виноват, что компания отморозков стала для Шейлы важнее так называемой семьи? Но за свои грехи Иджерна вины не испытывала. Похорони она хоть всех детей, так и будет жить в башне из слоновой кости.       Руки на руле ещё дрожали. К стрельбе в людей привыкаешь, когда перестрелки становятся обычным делом, совсем другое – гасить на поражение. Совесть не мучила, но и радости Мигель не испытывал. Та грань, которую он старательно проводил в сознании, истончалась с каждым трупом, оставленным за спиной. Грань, отделявшая зверя от человека. Он боялся захлебнуться в пролитой крови и потерять последние якоря, навсегда лишиться человеческого облика. Один из таких якорей лежал сейчас на заднем сидении.       Мигель отвлёкся от дороги и глянул на неподвижного Франка. Он не представлял, как сильно ему досталось. На бесцветном лице горели ссадины, но глаза и нос остались целы, хорошо бы и тело не пострадало. Было бы проще, не будь Франк человеком. Найти свежую кровь или мясо, даже человеческое, реальнее, чем получить врачебную помощь. Мигель не мог поехать в больницу и даже в захудалую ветеринарку – это первые места, где их станут искать. Засветиться сейчас на людях означало угробить обоих. Лучше бы Мигель и вправду сгнил где-нибудь в подворотне, чем снова протащил близких через ад. Сумасшедшая Иджерна была права, не всю вину можно искупить.       Основной лифт не работал, но грузовой оставался в ходу. Кое-как дотащив Франка до нужной двери, Мигель пошарился по его карманам, надеясь, что тот не посеял в драке ключ. Уже в квартире Мигель стянул с Франка грязное пальто, рубашку и аккуратно прощупал рёбра. Вроде целы. Он перерыл аптечный шкаф в поисках новокаина и без колебаний всадил пару уколов, в глубине души надеясь, что не переборщил с дозировкой. Не хотелось по неосторожности угробить единственного друга.       Пробуждение не разбирающему где сон, а где явь Франку далось нелегко. В этом тревожном забытье к нему являлись образы настоящего и прошлого, и большинство он стёр бы из памяти, если б только мог. От некоторых откровенно тошнило: Дерек доставал и здесь, в потёмках сознания. Это надменное лицо с кривым ртом вызывающе скалилось и требовало сдачи. Представляя, как остервенело полосует его скальпелем снова и снова, Франк терялся в диком, не свойственном ему гнетущем удовольствии. Но даже расправа не помогала; один душный образ сменялся другим, третьим, пока не превращался в кровавые останки несчастной Дебби. Разбитый и потерянный, Франк не соображал, где находится, пока к нему, копошившемуся в постели, не подошёл Мигель.       – Я начал думать, ты не проснёшься.       Следуя за знакомым голосом, Франк открыл глаза и тут же сощурился. Нечёткий силуэт мерцал над ним в ярком свете лампы. Хотелось ответить, но слова провалились обратно в горло, как осевший за зиму асфальт, сухой и колкий. В обречённой попытке встать Франк завалился на бок, закашлял, еле сдерживая рвотный позыв, и ощутил, как его укладывают назад. Сопротивляться всё равно не хватило бы сил.       Время тянулось. Франк таял в нём, сливаясь с кроватью, не шевелясь и, казалось, почти не дыша. Больше не смыкая глаз, он так и лежал в одной позе, наблюдая за проходом, где иногда показывался Мигель. Проверял ли он Франка или просто слонялся, на ум не приходило, как не приходило вообще ничего. Мысли застыли однородной тягучей массой, никак не приходя в движение и выпадая осадком на дне сознания. Разум прояснялся постепенно. Когда вернулся и контроль над телом, Франк наконец смог сесть.       – Мигель...       Вцепившись в изголовье кровати, он неуклюже поднялся и, опираясь на стену, кое-как добрёл до гостиной. Мир перед глазами то и дело мерк, плыл и вращался. Иссушеный жаждой, будто ночь провёл не в клубе, а в Долине смерти, готовый схлопнуться от боли, Франк в очередной раз проклял свою жизнь.       Мигель заметил его не сразу. Поглощённый слежкой за камерами, он оглянулся только на пронзительный скрип, когда обеденный стул отъехал под навалившимся Франком. Тот дотянулся до бутылки с водой, но открыть не сумел: пальцы ломило не меньше тела.       – Сколько прошло?       – Часов восемь. Ты как?       – Пока не помер.       Этажи Мигель, который всю ночь просидел как на иголках, мониторил не просто так. Его не отпускала мысль, что их вычислят, выломают к хренам дверь и расстреляют, как собак, без разговоров. Выхода не было, если только устроить рандеву с асфальтом, сиганув в окно двадцать третьего этажа. Франк, едва ли понимавший что к чему, после скомканных объяснений Мигеля не нашёл в себе ни сил, ни злости вызвериться. Мигель убил их. Пристрелил гуталинов, чуть не отбивших Франку почки. Благодарность за спасение жизни шла рука об руку с желанием задушить придурка, потому что обычную смерть Мигель разменял на два билета гарантированного садизма. Зря он привёз их сюда, следовало дать по тапкам ещё ночью и затаиться. Плевал Франк на своё состояние, обколоться новокаином мог бы и в дыре, но спорить с Мигелем без толку.       Казалось, тот хотел сказать что-то ещё, но смолчал, вернулся к экранам непривычно тихий. Мигель, которого в иное время не заткнуть. Его молчание разлилось по комнате тяжёлой тенью, и Франк, сбегая от горечи этой странной недосказанности, скрылся за дверью ванной. Душ смыл грязь, марево лекарств и наркотиков, приглушил болезненную ломоту в теле, но и воспоминания о ночи вернул ударной волной. Франка по новой охватили отвращение и злоба, как только в памяти всплыла ублюдочная физиономия Дерека. Он пожалел, что не укололся втихаря, и на какое-то время уткнулся лбом в мокрый кафель.       По возвращении Франк застал Мигеля за обыском комнаты. Тот, не дожидаясь разрешения, перерыл оба шкафа и тумбу, бросив дверцы нараспашку, и теперь осматривал скромный арсенал из знакомой винтовки и двух пистолетов с запасными магазинами.       – Сегодня я их цель номер один, – буркнул он, хмурясь. – А со мной и ты.       – Спасибо, – процедил Франк. – Войны с кровососами мне и не хватало.       Мигель в очередной раз бросил настороженный взгляд на экраны, а Франк без сил откинулся на диван и заговорил, немного погодя:       – Я видел её. Уехала с одним из них.       Этих слов хватило, чтобы забыть и о камерах, и об оружии. Буравя стол, на который опирался, широко расставив руки, Мигель готов был вспыхнуть факелом от ненависти к себе. Франк слишком хорошо знал, как он относится к своей бедовой сестре, и почти наверняка мог сказать, о чём Мигель думал. Если бы он не затеял драку в клубе, если бы пришёл вовремя, всего этого не было бы. Вдвоём они справились бы с теми тремя, тем более со стволом, и он ни за что не позволил бы вампирам увезти сестру неизвестно куда.       Вспомнив о тачке, укатившей с Шейлой в закат, Франк, пока память не вычистила цифры за ненадобностью, набросал номер «Мерседеса» в сообщении Мигелю, который так и стоял, утопая в самоедстве.       – Дальше без меня, – добавил Франк вслух.       – Хорошо, – Мигель отозвался слишком быстро, будто и впрямь не возражал, – но здесь оставаться нельзя.       – Оставь меня в покое.       Что такое раскаяние, Мигель представлял слабо, но если бы мог, преисполнился бы им. Можно ли кому-то вроде него, приносящего окружающим лишь боль и неприятности, быть прощёным? Окажись рядом Иджерна, обязательно напомнила бы, какое он животное. Как он испортил ей дочь своим дерьмовым примером и непослушанием, как было бы лучше, умри он вместо Маркоса. Как в жизни всё было бы лучше, если бы Мигеля просто не существовало. Если бы он никогда не рождался. Он помнил каждое бьющее наотмашь слово.       – Тогда пристрели меня сам, потому что я никуда не свалю ни сейчас, ни потом.       От Франка реакции не последовало, он словно провалился обратно в забытье, а преисполненный решимостью взамен раскаяния Мигель вернулся к камерам. Он вручную пролистывал этажи и улицу, пока не замер при виде пятерых парней перед домом, точно у нужного подъезда. Четверо рослых детин (двоих или троих Мигель вынес бы, но вряд ли эти черти заявились без пушек) и один белобрысый хрен, которого он узнает из тысячи даже в чёрно-белом кадре. Дерек.       – Франк, – глухим голосом позвал Мигель, шустро распихивая по карманам пистолеты и закидывая на плечо винтовку. – Франк. Шевели ластами, надо валить!       За эти минуты измождённый передозом и болью Франк успел задремать. Мигель и рад был бы оставить его в покое, но бесцеремонно стащил с лежанки и рывком поставил на ноги. На вопрос, какого чёрта здесь надо Дереку, ему не ответили. Мог не спрашивать. Скотине только дай повод посадить кого-нибудь на счётчик или переломать кости.       – Уходим.       Очухавшись, Франк всучил свой рюкзак, на ходу влез в рукава зимней куртки и потащил за локоть в другой конец квартиры. Его по-прежнему шатало, он явно превозмогал боль и головокружение, но с уверенностью дёрнул примёрзшую ручку двери, открыв путь на пожарную лестницу, и выпихнул Мигеля первым.       Сколько у них минут? Дереку известен номер квартиры или он в курсе только про дом? Откуда вообще знает? Не похоже, чтобы эти двое водили дружбу, хотя молчание Франка порождало больше сомнений, чем уверенности.       В спешке пересчитывая ступени, Мигель оглянулся. Тот прижимался к перилам так крепко, словно боялся упасть, перевалиться через старую ржавчину и кувырком слететь на сырой асфальт. Боялся или хотел? Метнувшись по хлипкой лестнице, Мигель успел к споткнувшемуся Франку в последний миг и схватил за шиворот. Такими темпами их примут быстрее, чем они сойдут с лестницы.       Не выпуская запястье друга, Мигель снова ринулся вниз. С торца их не должны заметить, машина за углом. Всё упиралось во время. В стиле Дерека завалиться всей оравой в квартиру, застать хозяина в трусах и сунуть пушку ему в рот, вряд ли он додумается окружить дом. Ведь не додумается? Когда под ногами оказалась твёрдая земля, адреналин вовсю шакалил в крови. Пригибаясь, точно воры, они выбежали на парковку, и Франк сунул Мигелю ключи, как вдруг тихий квартал загудел от звука выстрела. Стекло взорвалось, обдав россыпью осколков заднее сидение. С новым выстрелом Мигель впечатал Франка в дверцу машины. Скалясь и зажимая плечо, он протолкнул его в салон через водительское кресло, а сам прижал голову за рулём. Ещё одна пуля прошила боковое зеркало, и Мигель со свистом рванул со стоянки, пока им не пробили шину или бак.       – Неплохая разминка.       – У тебя пуля в плече, а тебе хоть бы хны? – на этот раз Франк, сдавливая виски, не скрывал волнения.       – Лучше так, чем в твоей башке.       Тот откинулся в кресле и, защёлкнув ремень, умолк. Что изменилось, Мигель не понимал, но с момента пробуждения Франк вёл себя странно. Да и Дерек припёрся явно не чаю попить. Что между ними произошло?       – Хули ему надо?       – Спёр у него дурь, – безучастно откликнулся Франк.       Лучше бы не спрашивал, такие признания как ножом по сердцу. Если Мигель не всегда контролирует собственных демонов, как может бороться с чужими? И отчего-то он был уверен, что в душе Франка ревёт буря несмотря на будничный тон. Зачем прикидывается, что всё в порядке, если очевидно, что это не так? Крепче стиснув руль, Мигель свернул на просёлочную дорогу и скрылся в лесополосе. Теперь их не смогут достать так быстро, а дразнить копов в городе незачем.       Тачку пришлось спрятать. Насыщенно-синяя, она привлечёт чьё угодно внимание, словно крылья майского жука, если бросить её у парадного входа. Пусть угонят или растащат на запчасти, лишь бы не их самих. Забрав рюкзак с медикаментами и заначку с припасами из багажника, парни вернулись к просеке и, пройдя чуть больше километра, вышли к одинокому старому трейлеру в стороне от дороги.       – Не только у тебя есть схрон, – предупредил вопрос Мигель.       – Сколько тебя знаю, впервые слышу, – Франк бросил взгляд на его испачканную в крови куртку. – Нужно извлечь пулю, пока инфекция...       – Вроде здесь был алкоголь, – перебил Мигель и открыл дверь.       Внутри царил удивительный порядок, но всё покрывал тонкий слой пыли. Мигель бросил сумку под небольшим столом и отыскал в недрах трейлера начатый виски, после пары глотков стянув куртку с футболкой. Благодаря регенерации кровь успела запечься, но прилипшая ткань сорвала корку со свежей раны, и Мигель тихо выругался. На смену утихшему адреналину возвращалась боль.       – Убери бутылку, есть обезболивающее, – Франк закопошился в своём рюкзаке.       – Переживу, – Мигель присосался к той, глотая виски как воду.       – Будет больно.       Франк запустил в рану щипцы. Повезло, что Мигель успел проглотить алкоголь, иначе подавился бы. Он не раз получал увечья: и переломы, и ножевые, и даже наполовину отпиленную руку, но пулю поймал впервые. Входное отверстие жгло, будто Франк запустил туда горелку, а не сталь. Анальгетик точно не сыграл бы роли.       – А если бы в грудь? – у Франка на редкость хреново получалось отвлекать разговором, ковыряясь железкой в ране.       – Мне было что защищать, – Мигель поморщился.       На лице Франка возникло новое, непривычное за минувшие дни выражение, будто он сожалел. Он и до этого сожалел о многом: о возвращении Мигеля, о шашнях с Шейлой, что вписался в эту авантюру из-за Дриззлов. Но сейчас очевидно переживал из-за пули, которую поймал Мигель. Не понятно, правда, жалел ли о его ранении или о том, что не получил её сам, но выглядел искренним. Ну и чего он так смотрит теперь? Ведь ещё утром предлагал разойтись.       – Дал бы меня пристрелить, и одной проблемой стало б меньше, – наконец вынув пулю, Франк отложил щипцы в сторону и принялся обрабатывать рану.       Мигель не нашёлся с ответом. Слова Франка подтвердили догадку, что он ищет смерти, и мысль об этом затмила горящую боль в плече.       Больше они не заговаривали. После перевязки Франк улучил момент и заперся в водительской кабине, какое-то время ни на что не отзываясь. Он же не планировал догнаться здесь подручными средствами? Идея выломать дверь с каждой минутой казалась всё более соблазнительной, особым терпением Мигель не отличался. Он сцапал Франка сразу же, стоило ему показаться, и на пол с глухим стуком упал пустой шприц.       – С этим, – настроение Мигеля оставляло желать лучшего, однако голос прозвучал спокойно, – я помогу. Но за желание жить придётся побороться.       – Да ты бредишь... – Франк поднял на него затуманенный взгляд. – Что пуля, что дурь – долго не живут ни с одним. Пусти.       Он дёрнулся, но Мигель сжал руку до боли. Противоречивые, подавленные эмоции одолели снова, как и несколько дней назад, когда он, раненый, объявился на пороге его квартиры после долгой разлуки.       – Я не дам тебе и дальше разрушать себя.       Мигель оттеснил недовольно шикнувшего Франка к кухонному шкафу и потянул за волосы, прежде чем накрыть его сухие губы своими. Разделив тревоги и злость, приняв на свои плечи часть чужого груза, захотелось разделить и мучительное влечение, которое теперь прорывалось наружу. Мигель прижал собой ещё слабого после побоев Франка, не встречая отпора и находя в этом ответ на всё, что путало мысли. Здесь, в старом трейлере, больше не осталось граней и сомнений.