***
лу потягивает сладкий коктейль, сидя у бара клуба в центре. она даже не обратила внимание на название, главное, что здесь никого из своих не встретишь. сейчас это последнее, чего ей хочется — видеть любимых, зная, что это может не повториться. натягивать маску беззаботности и фальшиво улыбаться тоже не в кайф. в голове снова звучит голос иво: «рекомендую уладить дела. неизвестно, когда снова представится возможность. нужно быть готовыми ко всему». — оптимистично, блядь. она покачивается на высоком стуле, упираясь носком кеда в основание барной стойки. прижав сигарету губами, ищет зажигалку, но её опережает бармен, с улыбкой поднося зажжённую спичку. лу благодарно растягивает рот, скорее в оскале, и глубоко затягивается. настроение забыться. только напиваться нельзя, и она лениво рассматривает танцующих, раздумывая, хочет ли хотя бы потрахаться для успокоения нервов. не хочет. пепел падает ей на ярко-фиолетовые джинсы, лу смахивает его кончиками пальцев и выдыхает облачко дыма вверх. прокатиться за город уже не получится — полтора коктейля это максимум такси. хорошо, что догадалась оставить мотоцикл на парковке инквизиции. развернувшись обратно к столешнице, лу обхватывает губами пластиковую трубочку и делает несколько глотков со вкусом клубники и рома. она пробегается взглядом по новостям в телефоне, пролистывает сообщения и останавливается на переписке с жонсьером. с экрана на нее смотрит эмоджи в виде рассерженной лягушки с розовыми щёчками. лу даже не помнит, когда умудрилась его отправить и в каком контексте. марк совсем не похож на этого жабёныша. о чём, интересно, я тогда думала? несколько дней назад марк по ошибке отправил лу нелепый стикер с цветочками прямо во время совещания. лу тогда прыснула со смеху, чем привлекла к себе внимание около десяти инквизиторов — один из которых смотрел на неё по-особенному. возможно, даже смущённо. следом за стикером пришло короткое: «прошу прощения, рид». сейчас эта ситуация тоже вызывает улыбку. лу покусывает губу, сёрбает остатки из бокала и, подперев подбородок ладонью, тыкается подушечкой указательного в сенсорные кнопки:вы заняты?
reed draft
стирает, морщится. конечно, он занят, ты видела время? он наверняка ещё на работе. лу глубоко вздыхает, шарит по карманам и прикуривает новую сигарету. она не хочет врать сама себе: ей нравится писать именно марку. ей нужно написать. словно только он может разделить с ней это тянущее тоскливое чувство и понять тревожное ожидание, с которым они столкнулись. в конце концов, не в койку же она к нему лезет? просто поговорить. ну, может, не просто. встретиться, выпить чего-нибудь, хоть ебучего чаю. пока она ведёт сделку с совестью, телефон вибрирует, и в чате появляется новое сообщение. лу удивленно приподнимает брови, а затем щурится от попавшего в глаз дыма. каждый раз одно и то же. я видел, что вы набирали сообщение. да, здесь и такое отображается. что-то случилось? envoyé joncières она мысленно проклинает современные технологии. прекрасный зашифрованный чат, где все всё могут увидеть. но она рада, что он написал. сам. теперь ей не нужно придумывать, как начать разговор. хотя не то чтобы с его продолжением справиться намного легче. лу понимает, что если бы ей было похер, если бы жонсьер не вызывал в ней противоречивые чувства, общение бы строилось проще. она смирилась с тем, что марк для неё не просто коллега. он её привлекает и интересует. почему это произошло? она без понятия. знать бы, когда отпустит — а отпустить обязательно должно. лезть в чью-то семью, какой бы она ни была, нифига не прикольно. ради пары оргазмов портить репутацию себе и жонсьеру? и кто сказал, что он вообще хочет с тобой что-то портить? репутацию, постельное бельё… лу, кажется, думает над формулировкой слишком долго.нет, не случилось.
не хочу отвлекать, всё ок.
envoyé reed
не отвлекаете, я только от мартена вышел. вы понимаете, что это выглядит странно? envoyé joncièresничего не странно, обычно.
не надо только применять на мне методы дознания.
envoyé reed
ну если вы не хотите по-взрослому говорить. начистоту. envoyé joncièresа если я просто окном чата ошиблась?
envoyé reed
тогда вы припозднились с этим вариантом ответа. envoyé joncières лу перечитывает написанное, закатывает глаза и делает последнюю затяжку, прежде чем скинуть окурок в остатки коктейля. марк прав, выёбываться поздно. знакомы они не первый день, и все эти хождения вокруг да около наверняка смотрятся нелепо. он её видел в белье, матерящуюся, валяющуюся на полу в платье, с кровавыми слезами и без сознания, а она спасла ему жизнь.я хотела поговорить.
к друзьям с этим идти не хочу и не могу.
envoyé reed
переписываться об этом тоже не стоит. встретимся? я закончу через час. envoyé joncières она отталкивается рукой от барной стойки и делает полный круг на вертящемся сидении стула. бармен подмигивает ей, и лу тут же прячет эмоции, словно её поймали с поличным. вот так просто: «встретимся?». она успевает обрадоваться и пожалеть. скакать на чьём-то члене у неё зачастую получается лучше, чем разговаривать по душам, а ведь именно этим они и собираются заняться.где? я в каком-то клубе в трёх перекрестках от кс.
envoyé reed
у сквера, куда все за кофе на перекуры ходят. надеюсь, вы не пьяны, рид? envoyé joncièresнет, но мотоцикл в инквизиции.
я дойду пешком, тут близко.
envoyé reed
договорились. envoyé joncières лу прячет телефон, прикладывается карточкой к сканеру кассы и оставляет несколько монет у бокала. делает крюк через туалетную кабинку, смотрит на себя в зеркало, подтирает слегка размазанные тени под нижним веком и вставляет наушники. от выпитого тело разогревается, но на улице приятный ветер треплет уйму небольших кожаных ремешков на её длинном пиджаке. волосы периодически липнут к лицу и путаются. лу кое-как поднимает их в гульку, закрепляя резинкой в виде пластиковой спиральки кислотно-розового цвета. на неё таращатся прохожие — в такой одежде здесь никто не ходит. лу останавливается у сквера, смотрит на часы — почти восемь. кофейная лавочка давно закрылась, поэтому и людей здесь почти нет. кто-то ждет такси, то и дело вытягивая шею и присматриваясь к дороге, кто-то делает вечернюю пробежку. а я жду марка жонсьера на попиздеть после работы о тяготах жизни, блядь. лу кивает сама себе, пинает камушек, отправляя его на полосу ровно выстриженной травы, и снова закуривает. приторные желешки кончились, что поделаешь? она ловит себя на чувстве, которое не замечала в себе с подросткового возраста. то самое, когда ты идёшь на свидание, приходишь раньше и ждёшь. думаешь о том, как выглядишь со стороны, что скажешь, как будешь себя вести. предвкушение и лёгкая нервозность. лу прекрасно знает, как легко можно спрятаться за напускной смелостью и колючими шутками. на горло себе можно наступать очень долго, только в какой-то момент всё равно понадобится воздух. это не тот тип удушья, от которого можно кончить. музыка заглушает внешние звуки, лу напевает себе под нос, сидя по-турецки на широкой деревянной лавке. в пальцах тлеет сигарета. с резким «твою мать» она крупно вздрагивает, когда справа от неё вырастает тень — окурок летит на землю прямо в небольшую лужицу от поливалок. — как невежливо, мадемуазель. жонсьеру явно весело. как долго он тут торчит и пялится? лу вытаскивает наушники и прячет их во внутренний карман пиджака. — нахрена так тихо? не могли подойти со стороны лица? хорошо, что я вас ничем не ё… приложила. — она выпрямляется, отодвигается к краю скамьи, словно приглашая присесть. в пальцах как-то сама собой оказывается зажигалка, которую лу начинает вертеть и чиркать по колёсику. — я позвал вас. дважды. отличное шумоподавление, видимо. марк не скрывает короткой улыбки, садится рядом и, к удивлению лу, достаёт из кармана форменного пиджака квадратную плитку шоколада. — это что? — вы никогда не ели шоколад? — нет, я имею в виду… — вы никогда не ели шоколад с коллегой по работе? — я вижу, у вас хорошее настроение, блин. — полагаю, что такое же, как и у вас, но шоколад и едят, чтобы получить дозу эндорфинов. — дозу, значит. — именно, вам ваш друг хилер не объяснял? — решил оставить это на вас, марк. он усмехается, а лу шумно вздыхает. жонсьер словно знает, что и как говорить, чтобы её расслабить, растормошить. она опускает взгляд на его руки, пока марк аккуратно справляется с бумажной обёрткой. пальцы надавливают на шоколад, и тот разламывается на мелкие кубики. он кладёт незамысловатый десерт между ними и сразу закидывает в рот несколько кусочков. — вкусный хоть? марк отрицательно мотает головой, лу сглатывает скопившуюся под языком слюну и подцепляет самый крупный кубик двумя пальцами. шоколад мгновенно подтаивает, оставляя тёмные разводы от какао на коже. приходится облизнуть подушечку большого, звучно причмокнув губами. — вы только этот трюк на приёмах не повторяйте. если будут еще эти приёмы. — у меня нет с собой салфеток. — зато у меня есть платок. вы не умеете просить помощи, не так ли? лу замирает, не ожидая, что разговор так резко уйдёт в другое русло. к верхнему зубу прилипает сахарная сладость, и она пытается незаметно провести языком, чтобы не мешалось. жонсьер терпеливо ждёт ответа, даже отводит взгляд, чтобы не смущать, дать время. только лу продолжает смотреть, поджимает губы, задумывается, тянется к пачке с сигаретами, но останавливает ладони на коленях. проводит ими вверх-вниз, пытаясь ухватиться за мысль. — я выросла там, где каждый сам за себя. странно ожидать от меня доверия к миру. особенно учитывая нынешние обстоятельства. — всё верно, рид. только вам уже не тринадцать лет. не обязательно держаться того паттерна поведения. — говорите, как мой мозгоправ. — вы пошли к психотерапевту? похвально. значит, не всё потеряно. — да ну вас. — вы же хотели поговорить. — хотела. марк приподнимает бровь, снова съедая шоколад. лу кажется, что он это специально затеял, чтобы дать ей выговориться, но при этом не давить. — мне тревожно и страшно. одним словом хреново. даже набухаться нельзя. друзьям не открыться, матери тем более. кея своими эмоциями мучить вообще последнее, чего мне хочется. иво об этом лучше не знать, я как-никак на него работаю, и мои искренние излияния души будут некстати. так сказать: «а кому сейчас, блядь, легко»? — легко тем, кто ничего не знает. тем, кому и неинтересно знать. нам, с одной стороны, чертовски повезло, рид. хотя я понимаю, что мирное безмятежное существование звучит куда привлекательней. вы молоды, у вас вся жизнь впереди и вам хочется эту жизнь прожить, не рассматривая кости и не прислушиваясь к каждому шороху. — конечно, хочется, только, кажется, мы с этим уже пролетаем. — и мне искренне жаль. он едва качается вбок, и лу на долю секунды кажется, что марк хочет её обнять или коснуться рукой, отчего под солнечным сплетением сводит. но он всего лишь поправляет пиджак и ловит её взгляд, повторяя последнюю фразу: — мне жаль. нам придётся через это пройти. вам и мне — довериться мартену и своему опыту. вы уже сделали очень многое, осталась финишная прямая. лу прикусывает губу изнутри и смотрит в сторону горящего фонаря. его силуэт расплывается, но лу смаргивает слезу до того, как та успевает скатиться по щеке. молча суёт две дольки шоколада в рот и выдавливает из себя улыбку. она действительно ему благодарна. — спасибо. думала, вас только людей колошматить учили. — кстати, о талантах. марк сминает упаковку, в которой остались одни крошки, и забрасывает её точно в урну. лу смеётся и поднимается со скамьи, потягиваясь. — фантастика, никогда такого не видела! — смеётесь. отлично. он поднимается следом, достаёт телефон и что-то просматривает целую минуту. лу не встревает и, пользуясь моментом, решает всё-таки закурить. марк отмахивается от дыма и подходит с другой стороны, чтобы на него не сдувало ветром. — всё окей? — да, в порядке. вы торопитесь? — нет, время детское. — у вас ключи от мотоцикла при себе? — месье жонсьер? — да или нет, рид? я думал, вы смелее. — с собой, конечно. — здесь в двадцати минутах езды есть небольшой жилой комплекс, там находится наша с мартеном штаб-квартира. — за городом, то есть? — да, в южном направлении. марк вдруг делает серьезное лицо, отчего лу едва не давится затяжкой. — что? — я должен был уточнить. моё предложение наверняка прозвучало двусмысленно и некорректно, прошу прощения. — вы всё ещё не пояснили ровно ни черта, но я не подумала ничего такого. — мы как-то уже обсуждали поездку на мотоцикле. там есть выход на крышу и должны быть остатки чая и кофе. спать тоже есть где, отдельно. лу медленно выдыхает в сторону, переваривая то, что слышит. отдельно, не отдельно, но это явно нечто более неформальное, чем посидеть после работы в ёбаном парке. — вы нас не угробите? и у меня нет второго шлема. — на парковке есть, я знаю, где взять. и нет, довезу в целости и сохранности, у меня большой опыт. — да-да, я помню, что вам миллион лет. он выглядит абсолютно расслабленным и в то же время привычно собранным. лу не замечает ни подъёбки, ни каких-то полутонов. ничего такого, что можно было бы воспринять превратно. наверное, начни марк к ней подкатывать, она бы сразу его послала. так же, как и гюлера. ладно, не так же. лу бы разочаровалась. если кто и сделает первый шаг, то, конечно, она сама. и если жонсьер её пошлёт, высмеет, то так даже и лучше. одним махом взять и отрезать. марк указывает в сторону здания, и они выходят на освещённую часть улицы, направляясь к подземной парковке в главной высотке инквизиции. он действительно вытаскивает из каких-то незнакомых лу шкафчиков ещё один шлем, несколько минут рассматривает панель управления байком и вывозит его на дорогу. лу плетётся следом, понимая, что всё, что сейчас происходит, уже должным образом записано на камеры наблюдения. ну потрахушки с кеем и иво в одной кровати ей уже приписали, быть может, с баретти тоже. теперь будет новый повод для слухов. посмотрим, есть ли в отделе безопасности любители почесать языком. пока лу надевает шлем и застёгивает пиджак, марк делает небольшой круг и возвращается, держась на спортивном мотоцикле так, словно водил его всю жизнь. он похлопывает по заднему сидению и включает навигатор, вбивая в него адрес, который лу никогда прежде не видела. обычно она катается по северной части нью-пари — там безлюднее. сесть поудобнее удаётся не сразу, лу редко оказывается на «пассажирском». свалиться не хочется, поэтому она без лишних прелюдий обхватывает талию марка в плотное кольцо рук и в тот же момент ощущает знакомый резкий толчок. чем быстрее они едут, тем быстрее бьётся сердце. не у руля скорость ощущается по-другому. иногда лу прижимается плотнее, а затем осторожно ослабляет хватку, стоит им остановиться на перекрёстке. когда город остаётся позади, мотоцикл несётся на скорости сто шестьдесят километров в час по полупустой дороге. на одном из блокпостов приходится показать пропуска, но дальше им не встречается ни единой живой души. когда жонсьер сбавляет скорость на просёлочной дороге, лу осторожно выпрямляется и опирается руками позади бёдер, чуть сильнее напрягая мышцы ног. буквально через несколько минут она об этом жалеет, так как они подскакивают на какой-то яме, и лу неприятно стукается задницей о крепление багажника. марк выключает мотоцикл. лу слезает, снимает шлем и задирает голову — всё небо в звёздах. успокоив дыхание, она осматривается и видит небольшой трёхэтажный дом за деревьями. освещение, видимо, работает по сенсору, потому что так издалека хрен разглядишь, что здесь вообще есть какие-то здания. — вы мне все рёбра отбили, рид. — чушь, у вас плотная куртка… она следует за ним по протоптанной тропинке, и, как только они оказываются у двери, загорается небольшая лампочка, привлекая ночную мошкару. лу морщится, отмахиваясь, пока марк перебирает связку ключей. — единый, тут что, обычные замки? — лучше, чтобы это место не выглядело так, словно здесь можно что-то украсть. лу рассматривает скромное убранство первого этажа. помещение напоминает что-то между наскоро собранным офисом и жилым блоком, каких в ле лож полно: серый и уныло обставленный. — да, оно выглядит так, будто тут осела компашка беспризорников и выпила весь ваш чай. — на третьем этаже получше, не занудничайте, рид, вам не идёт. — последствия нашей совместной работы. — неправда. спросите мартена, со мной очень весело на посиделках после приёмов. — всех хаете? — именно. марк зеркалит усмешку лу и поднимается по лестнице первый. она замечает камеры, натыканные тут и там, мигающие красным огоньком. — кто знает, что мы здесь? — иво. — пиздато… — рид? она чуть не врезается марку в спину, когда он внезапно тормозит на середине пролёта. — да ничего, поднимайтесь уже. на третьем этаже действительно намного приятнее. в окна попадает свет фонарей, кто-то даже постелил огромный ворсистый ковёр, который, конечно, уже весь был притоптан и выглядел печально. здесь есть несколько кресел и стульев, столик, небольшой кухонный блок, телевизор и стеллаж с какими-то бумажками. две арки ведут в другие комнаты. жонсьер включает настенный жёлтый свет, что добавляет помещению уюта. лу плюхается в одно из кресел и закидывает ноги на кофейный столик. следом рядом с её ботинками оказывается телефон и сигареты с зажигалкой. — тут очень тихо. обычно там, куда езжу я, сильно гудят ветряки, и от заводов шумит. что мы будем тут делать? лу оборачивается к марку, попутно стягивая с себя пиджак. он тыкается в прибор, напоминающий мини-бойлер, чтобы вскипятить воду. — ничего не будем делать. пробовали? — вы же вообще из офиса не вылезаете, я хотя бы хожу куда-то потрястись и… выпить. — и как это связано с «ничего не делать»? — не хочу философствовать, давайте сюда чай. марк отворачивается от блока с двумя пустыми чашками в руке, смотрит на неё так, словно она сказала какую-то немыслимую дерзость. впрочем, недолго. потом чуть сдвигает брови и снова показывает лу спину. — пожалуйста? — бубнит лу, затыкая рот сигаретой. — вау, быстро схватываете. — он разливает горячую воду по кружкам и бросает в каждый по чайному пакетику. — только вы зря разделись, сейчас на крышу поднимемся, там холоднее. лу пожимает плечами: ей сейчас похуй на холод. она встаёт с кресла, забирает у марка кружку, замечая, как руки покрываются мурашками. он в своей обычной рабочей форме — и она, разодетая, как тропический попугай, в обрезанной по пупок футболке. хорошо, хоть лифчик сегодня надела. — так пойдёте? — ага, я и под холодной водой моюсь, не парьтесь. ей кажется, что он хочет что-то сказать в ответ, но кивает в сторону двери. по металлической винтовой лестнице они поднимаются на крышу. там стоят пластиковые стулья и разбросаны несколько подушек, покрытых пылью. — тут устраивали утренники? — лу оставляет чашку на стуле, отходит подальше и бьет подушки друг о друга, не сдержав громкий чих. — инквизиторам человеческое не чуждо. к тому же многие курят, поэтому выходили сюда. всяко лучше, чем дымить в небольшой комнате. она кидает подушки на пол и тянется за чаем. марк садится рядом, расстёгивая свободной рукой пиджак. — а вы курите? — курил. давно и много. — ну с такой работой неудивительно. — это было после казни джейн. лу делает несколько глотков и ставит чашку на пол. по затылку пробегает неприятная дрожь. — мне жаль. — и мне. поэтому и поддерживаю мартена, чтобы такого больше не повторилось. — хотите покурить? — она вытаскивает из-за уха припрятанную сигарету. одну. замечает сомнение на лице жонсьера. — ну а чё, на байке моём вы уже прокатились, теперь можно и закурить. завтра, глядишь, в шмотки термитские влезете. — вашу сигарету? — мою, да. я с вами делюсь от чистого сердца. может, затянусь пару раз, поэтому сильно фильтр не слюнявьте. лу нравится, как марк умеет улыбаться, не используя при этом рот. что-то меняется в мимике, в морщинках у глаз. наверное, она даже смотрит на него сейчас чуть дольше обычного. он вздыхает, словно смиряясь с сегодняшними правилами игры, и лу чиркает зажигалкой. марк тут же давится, кашляет, морщится и смачивает горло чаем. ей приходится напрячься, чтобы сдержать смех. — посмейтесь, рид, ну спихну вас с крыши. лететь невысоко и в траву. вот теперь её прорывает. особенно от взгляда на появившиеся слезинки и покрасневшее лицо жонсьера. — там всего лишь табак! даже без дури, а вы так закашлялись, словно сигарету последний раз держали в руках в семинарии. — дайте отдышаться, язва, мне не двадцать лет и у меня чистые лёгкие. он отдаёт ей сигарету, и лу демонстративно глубоко затягивается, медленно выпуская аккуратные колечки дыма в воздух. она смотрит на небо и чувствует на себе взгляд. и от этого взгляда ей не противно и не страшно. наоборот. ощущает ли он то же самое, когда они меняются местами? — вы знаете, что можете называть меня по имени и от этого никто не умрёт? марк подаётся вперёд и перехватывает фильтр прямо из её рта. ну вот, теперь небось у неё всё лицо красное. блядство, хорошо хоть свет на меня не падает. — знаю, лу. — вторая затяжка дается ему намного легче, он выдыхает дым, прикрывая глаза. она ничего не говорит, не без удовольствия отмечая, как он произносит её имя. допивает чай, поглядывая на марка поверх края кружки, каждую секунду боясь и желая поймать его глаза на себе. после третьей затяжки он наконец поворачивается на подушке так, что теперь сидит к ней лицом, а не боком, и возвращает сигарету. — докурю? — докуривайте, хватит с меня. марк поднимается с пола и принимается отряхивать брюки, на что лу мысленно пиздит себя за возникшую идею помочь ему убрать пыль с задницы. — вернёмся внутрь, вы уже вся мурашками покрылись, смотреть тяжело. лу произносит на выдохе, не успевая затормозить: — это не из-за холода. — вдох, последняя затяжка; она задирает подбородок, чтобы было лучше видно лицо жонсьера через дым. — необязательно разглядывать мои руки. — а из-за чего тогда? лу думает, что этот вопрос ему самому даётся с трудом. голос меняет тон. может, из-за курева? она поднимается, забирая с собой пустые чашки. — вы мне нравитесь. — выдавливает из себя, даже выплёвывает. зато становится легче. почему именно сейчас? потому что сам спросил? ну вот, это выражение лица… приехали, блядь. — что вы так смотрите? неужели инквизиторское чутьё вас подвело? ей хочется сказать: «снова», ударить побольнее, защищаясь от собственных честности и открытости, но разозлиться не успевает, видит, как меняются эмоции жонсьера, черты смягчаются, и он покачивает головой. — несвоевременно. — да что вы говорите? — что чувствую. если вы такая догадливая, то всё понимаете. лу на это сказать нечего. и так допизделась. мусолить это в голове не хочется, но у хаотичных мыслей другие планы: я ему тоже нравлюсь? это он имеет в виду? что я вообще ожидала, что мы на этой сраной крыше романтично засосёмся? она проходит вперёд и спускается обратно в квартиру. кидает кружки в раковину, лениво трёт их видавшей виды губкой и уходит в сторону одной из спален. решает проверить обе, может, во второй кровать поудобнее и туалет посимпатичнее. комнат действительно две, но есть проблема. она возвращается в гостиную и опирается боком о дверной косяк, складывая руки на груди. — вы когда здесь последний раз были, говорите? — полгода назад, что-то не так? — марк, здесь одна кровать.