вы молодец, рид

      марк смотрит на неё, не скрывая удивления, а затем молча проходит мимо, заглядывая поочерёдно в обе комнаты. лу поворачивается к нему лицом, всё так же не отлипая от дверного косяка. теперь, наблюдая за сосредоточенной миной жонсьера, ей становится смешно.       — ну? — подначивает, постукивая пяткой обуви о стену.       — что ну, рид?       — куда обещанная кровать делась, месье жонсьер?       — о, вам смешно. — он замирает напротив пустого каркаса, в котором одиноко торчат пружины. матраса нет. марк потирает переносицу, называя чье-то имя, и, выключив свет в комнате, достает связку ключей. — я сейчас.       лу пожимает плечами и возвращается на мягкое кресло в гостиной. куда бы марк ни пошёл, ей не хочется никуда уезжать. если нужно, она бы осталось хоть на этом кресле, и всю ночь смотрела бы в окно на колышущуюся крону деревьев. здесь очень тихо и пахнет как в детстве.       к тому же, возможно, это их единственная возможность побыть вместе перед тем, что должно произойти. глупо, наверное, бросаться в такие авантюры, аргументируя это близостью возможной смерти, но разум поддается эмоциям, а следом за ним и тело. если он настоит, спорить не станет — домой так домой. а что если нет?       — я проверил второй этаж, матраса нет, не представляю какой идиот догадался…       она вздрагивает, не ожидая услышать голос у себя за плечом. выпрямившись по спинке, оборачивается, закидывая ноги на крупный подлокотник.       — что вы хотите делать?       лу пытается не выдать себя вопросом, следит за интонацией, чтобы не проколоться. она не хочет звучать разочарованной, но в то же время была бы рада, догадайся он сам.       — отвезти вас домой, конечно же.       ещё бы, джентельмен, блядь       — а как же ничего не делание?       — хотите остаться?       она пытается понять, что именно он имеет в виду, но по лицу ни черта не разберешь. либо специально держится нейтрально.       мимика дознавателей. что мартен, что этот       — хочу.       лу покачивает ногой, выдерживая взгляд марка. их замешательство и нерешительность висит в воздухе. каждый проталкивается через толщу собственных опасений, стараясь не сказать лишнего.       — не знаю, как вы себе это представляете.       — никак не представляю, — слишком быстро. врёт конечно. представляла и не раз.       — вот как?       его внезапная улыбка и прищур не оставляют лу никаких шансов, она чувствует, как тепло приливает к щекам. он стоит в нескольких шагах от неё и смотрит сверху вниз. лу закатывает глаза, настолько демонстративно, насколько это вообще возможно, и спасает себя бегством к шкафчику, в котором должен был быть чай.       — найдите, что ли, какой-то фильм посмотреть.       — будем украдкой держаться за руки? — лу едва не роняет баночку с растворимым кофе, а марк поднимает руки вверх, держа в одной из ладоней пульт от телевизора. — быстро вы чувство юмора растеряли, рид.       — я вам в чай соль добавлю.       — оказалось, смутить вас довольно просто.       лу на это лишь цокает языком, понимая, что ей нечем крыть. точнее она не готова к тому, что может произойти, продолжи она этот ненавязчивый флирт. был бы это кто-то незнакомый — заткнуть его колкостью, а затем трахнуть? проще простого.       пока марк перещёлкивает каналы, лу справляется с чаем и ставит две чашки на столик, а потом при помощи телекинеза подталкивает второе кресло с другого конца комнаты, довольствуясь тем, как жонсьер вздрагивает от внезапного шума. маленькая шалость.       — помню, у иво в кабинете вы смотрели шрека.       — шре-что?       — шрека, рид. вы что, на название не посмотрели?       — наугад тыкнула, описание понравилось.       лу из принципа ставит ноги на столик, откидывается в кресле и громко сербает чай. жонсьер закидывает ногу на ногу, передает ей пульт и снимает с себя пиджак, оставаясь в черной рубашке. пока он поправляет манжеты, лу украдкой рассматривает его торс, подкаченные руки и выглядывающую из-под воротника шею. на костяшках пальцев замечает небольшие шрамы и в этот же момент ловит взгляд марка: прямой, внимательный, от которого приятно щекочет живот и хочется…       — я нашёл продолжение, включайте.       она щёлкает на «плэй». марк встаёт, чтобы выключить свет и задёрнуть занавески — фонарь светит прямо в экран телевизора. лу всё больше ощущает нереальность происходящего, но запах парфюма и шаги за спиной говорят об обратном.       лу вздрагивает от прикосновения к плечу, часто моргает, осматривается, словно не понимая где оказалась.       — что за…?       — вы задремали. вставайте, а то завтра шею не сможете повернуть, и идите в спальню, я постелил.       мозг судорожно обрабатывает информацию. фильм, похоже, уже на середине и чай в кружке совсем остыл.       — одна?       она потирает щёку, на которой отпечатался след от спинки кресла.              идиотский вопрос… что ему на это отвечать?       — мне вам колыбельную спеть?       — только если вы не фальшивите. — лу поднимается, бросает пиджак на кресло и уходит в комнату, чтобы сполоснуть лицо прохладной водой. — ну а серьёзно, вы где собрались лечь?       лу оборачивается, замечая, что марк стоит напротив у дверного косяка. не двигается. она сглатывает накопившуюся слюну, и ей кажется, что так громко, потому что всё вокруг теряется в абсолютной тишине. шаг вперёд, даже дыхание задерживает. марк отходит в сторону, пропуская.       — я могу остаться в гостиной, на кресле.       — мы не поместимся?       — если вы подвинетесь, конечно.       она прекрасно знает, что не хочет, чтобы марк оставался в гостиной. не хочет, чтобы выходил из комнаты. не хочет лежать всю ночь, думая о том, что они могли бы сегодня заснуть вместе. представлять, как встаёт, идёт к нему, предлагая… себя? место рядом с собой? бессмысленно, глупо. поэтому кивает, садится на край кровати и расшнуровывает обувь, прячет в неё носки и принимается за джинсы. сердце колотится — не от смущения. лу двигается к стенке, натягивает на себя одеяло и наконец-то поднимает на него взгляд.       — разденетесь? или так и будете стоять?       — у вас дрожит голос.       — заткнитесь.       ей нравится, как он приподнимает бровь, и как замолкает, принимаясь за пуговицы на рубашке. не спеша — от шеи вниз. лу следует глазами за его пальцами, задерживается у пупка, под которым виднеются тёмные волоски. руки у марка действительно красивые, сильные. смуглая кожа, мышцы, линия ключиц. звенит пряжка ремня. лу бы хотела сделать это сама, притянув жонсьера к себе за бёдра, но не произносит ни слова. ждёт. он снимает брюки, оставляя их на стуле.       — у вас красивое тело.       — у вас тоже.       марк садится на край кровати и его кожа покрывается мурашками.       — рассмотрели тогда после пожара?       — рассмотрел.       лу ложится на левый бок, укрываясь до груди, и прячет глаза, прожигая взглядом плечо жонсьера. он же оказывается к ней спиной, задевает ступней щиколотку и тихо извиняется.       лу хочет широко мазнуть языком по позвоночнику между лопаток, так, чтобы марк крупно вздрогнул и словил стояк. это показушное спокойствие выводит из себя. словно только она плавится, сжимает бёдра и думает о том, как бы потеснее прижаться к оголённой коже.       у основания шеи замечает небольшой тонкий шрам, спускающийся к трапециевидной мышце.       — кто-то хотел вас зарезать?       — интересные у вас вопросы… — он сбивается, когда подушечки пальцев лу опускаются на светлую полоску, проводят по всей длине. — это было давно, лет десять назад, не меньше. удачно ушёл от удара, иначе бы попало в горло.       — много крови было?       — прилично.       усмехнувшись, она едва подаётся вперед и замирает дыханием там, где только что касалась. жонсьер не двигается, лишь коротко ведет подбородком, устраиваясь удобнее на подушке.       лу размыкает губы и кончиком языка надавливает на шрам, чувствуя, как упирается грудью в спину марка. он отзывается именно так, как она и фантазировала мгновением раньше: шумный выдох, и лу ощущает теплую ладонь на затылке. марк придерживает мягко, пальцы впутываются в волосы, от чего между ног пульсирует.       — лу.       не упрёк, призыв, сдерживаемое желание. она поднимается влажными губами по шее к линии роста волос, вдыхает запах, жмурится. скрип пружин матраса, шуршание одеяла — он поворачивается всем телом и прихватывает за подбородок. тёмные глаза становятся ещё темнее. лу ухмыляется, наслаждаясь произведённым эффектом.       — у вас уже стоит?       — заткнитесь.       поцелуй выходит грубым, жёстким. они ударяются зубами, прикусывают губы, тяжело дышат. марк задевает тыльной стороной ладони грудь, надавливает на рёбра и лу стонет ему в рот — громко и требовательно. слышит его усмешку и в отместку касается коленом мошонки. оба замирают, всматриваясь друг в друга. лу снова двигает бедром, ощущая как марк отвечает ей, упираясь эрекцией. не разрывая зрительный контакт, он безропотно потирается об неё, и лу тащится от этой покорности. он тянет её на себя, ложась на спину. сама удивляется, насколько намокла, когда усаживается промежностью на пах. ладони гладят внутреннюю поверхность бедра, пальцы останавливаются у нежной кожи у края трусов. массируют, дразнят, поднимаются к подвздошным косточкам и надавливают.       — блядь.       — специфические эрогенные зоны.       — марк, вы бы шли знаете куда?       — куда?       он улыбается и приподнимает бёдра, вжимаясь сильнее. лу вздрагивает — теперь его руки на талии, а она двигается по напряжённой длине члена, изгибаясь в пояснице. наклонившись, опирается руками на матрас. марк привлекает к себе ближе, теснее, горячая ладонь касается щеки, убирает влажную прядь волос за ухо. лу дрожит и млеет из-за соприкосновения тел, губами прижимается к фалангам пальцев, задевает языком кольцо.       кольцо. сука.       в солнечном сплетении давит, тут же сбивая настрой. она перехватывает запястье, убирая его от лица и слезает с жонсьера.       — лу, что случилось?       он хмурится, садясь, смотрит удивлённо.       — вы женаты.       — это было не очевидно?       — конечно, блядь, очевидно.       она перешагивает его и начинает одеваться.       — единый, рид, что происходит?       — я ошиблась и хочу уехать.       пальцы дрожат, и лу не сразу застёгивает джинсы. злится, кусает щёку, завязывает шнурки и злится ещё сильнее. жалеет себя, мысленно ругает и бесится, что сделала то, что сделала.       марк не касается её, не мешает, лишь наблюдает.       — вы доберётесь?       — справлюсь, давно протрезвела. жаль, что недостаточно. дура.       — лу.       — что?!       — поговорим об этом, если захочешь?       — если не сдохнем, то обязательно.       одетая, находит пачку сигарет, прикуривает и застегивает пиджак. марк в одних брюках провожает её до двери.       лу не прощается, не смотрит на него. боится, что если обернётся, то захочет остаться. дома накроет, а сейчас нужно давить на газ, не думать.       в пустой квартире, в тишине, сначала становится легче, словно ничего не произошло. иллюзия исчезает быстро, рассыпается, выветривается с дымом очередной сигареты. он — уже изменил, а она — уже его поцеловала, прижималась, хотела, призналась. они перешли черту, добровольно и осознанно.       по щеке течёт слеза, лу стирает каплю ладонью, трёт глаз. включает телефон, просматривает сообщения, снова стирает каплю. это всё нервы — она на пределе. возможно скоро станет легче, проще. иво справится, они с кеем справятся, марк разберётся с женой, либо с ней разберётся система. и тогда, потом, когда-нибудь, можно будет решить, что делать.       лу очень хочет жить сейчас, не откладывая. правильно говорит жонсьер — несвоевременно.       их чувства это всего-лишь последствие совместной работы, стресса. так говорит мозгоправ, так говорит ей разум.       — охуенные последствия. небось фарук ему каждую смену сосёт.       она косится в сторону включённых камер, выпускает дым и ложится щекой на холодную поверхность стола. лу понравился поцелуй, понравился запах кожи марка, сухие пальцы, сжимающие талию. но ей не нравится боль, приходящая следом.       они разные. во всём. секс это замечательно — когда последствия минимальны, а на утро тебе совершенно поебать. когда не нужно скрываться и врать.       а что если летицию оправдают? викарий мог заставить, манипулировать. это будет её с марком грязный секрет? такой, о котором шепчутся скучающие идиоты на светских приёмах, перемывая кости.       становится тошно. лу затыкает тревогу затяжкой, медленно выдыхая, наблюдая, как белые завитки стелятся по поверхности столешницы. картинки возможного будущего кажутся до нелепости наивными. влюблённая посвящённая. с понедельника по среду прикрывает приора, со среды по пятницу — даёт пизды в допросных, под руководством жонсьера. днём работа, а вечером она трахает его на диване, на котором он трахал жену.       романтика.