Фея для Принца

За окнами желтела трава, а погода выказывала непостоянство. Ночные снежные ливни, сбивающие листья с деревьев, соседствовали с ярким солнцем и шестьюдесятью восемью градусами по Фаренгейту.* На пятки школьникам наступал Хэллоуин. А на Гермиону – наступала повышенная тревожность. И, чем ближе был вечер, тем сильнее сердце ощущалось не на месте, а мысли – путались. Но одно Гермиона знала точно: если каким-то невероятным образом окажется замешана Эванс, для того, чтобы успокоиться, ей, Грейнджер, придётся повеситься на Дракучей Иве. *** …Хмурый, насупленный, решительный. Похожий сейчас на взъерошенного птенца галки. И, кажется, прекрасно понимающий, о чем пойдет беседа. - Садись. – Слизеринец послушно приютился на краю скамьи, сложив руки на груди – Так в чем дело? - Не понимаю, о чем ты. – Звучало неубедительнее всего, что она когда-либо слышала. Но на нее молодой человек не смотрел, так что смысла в укоряющем выражении лица не было. - Тесты. Ты обещал объяснить. - Я… – Тишина заполнилась сомнением, а затем – неуверенно прошелестела глупым вопросом – Ты никому не расскажешь? - Если можно, я хотела бы потом обсудить услышанное с внутренним голосом. - А. Хорошо… – Запоздало осознав, что Гермиона шутит, Северус хмуро кивнул. И тут же – раздраженно дернулся. – Может, все же снимешь это? - У меня временный приступ паранойи, так что – нет. Настаивать на том, чтобы Гермиона сняла Маску, Северус не стал, ограничившись тем, что недобро поджал губы. И только после того, как Грейнджер устроилась через проход от него, на краешке парты, волшебник, видимо, набрался достаточно решимости, чтобы удовлетворить её любопытство. - На самом деле, я не думаю, что это теперь должно иметь значение, раз уж выяснилось… Тем не менее. В начале лета я варил зелье. С Песком Времени. Сразу скажу, что абсолютно уверен, что тебя никаким образом не касается, где я достал Песок и рецепт. Откровенный вызов в голосе Грейнджер проигнорировала, глубокомысленно кивнув. Она в целом и так могла предположить, с кем, как и на что может сторговаться одаренный молодой зельевар. А этот самый «одаренный», возражений не дождавшись, вздохнул и скривился. Но в груди у ведьмы – нехорошо заскребло. - Если начистоту, ставить такой эксперимент, да еще с неподтвержденными текстами, было, признаю, глупо. Но я очень не хотел ехать на лето домой, и это казалось на тот момент… удовлетворительным решением. В идеале – меня должно было после использования перенести на два с лишним месяца вперед. И я бы безболезненно пропустил каникулы… Ты действительно ни словом не обмолвишься про запрещенную магию и твой любимый Азкабан? - Ты и сам все понимаешь. – Гермиона неопределенно пожала плечом и стойко выдержала как пронзительный взгляд, так и едкий тон. По Снейпу было явно заметно, что он очень сожалеет. Только вот девушка подозревала, что его сожаления – очень далеки от раскаяния за незаконные действия. И смысла отчитывать его за это сейчас, спустя несколько месяцев, она не видела. Её волновало в его рассказе совсем другое. - Что же… – Не сумев таким образом перевести тему, юноша явно казался недовольным пуще прежнего. И в голосе его, если это вообще возможно, добавилось уничижительного ехидства – Временной отрезок оказался соблюден поминутно, действительно. Но в итоге – я просто стал старше ровно на выставленное количество дней. И эффект выдался… очень статичным. Сердце Гермионы Грейнджер – тут же ухнуло в пятки. Считать она умела хорошо. А мини-Аластор в затылке – торжествующе взревел. Ох, конечно, изначально ей даже в голову не могло прийти, что он просит тесты себе, поскольку до совершеннолетия - они банально не срабатывают, даже если – заполнены верно. А уж тем более Гермиона не могла допустить, что Северус умудрится накрутить себе возраст, не используя Маховик. - Тест – сработал? Говорят, молчание – знак согласия. Гермиона поерзала на краю стола, устало вдыхая. Она примерно уже поняла, что происходит. И как сильно это осложнит ей жизнь. Не понимала пока только, несколько сильно. Надо думать. Анализировать. Смотреть. И есть у неё на это – несколько секунд. Потому что накрутить самого себя Северус сумел за неполную минуту. И все его напускное спокойствие испарилось, как его и не было. Покрасневшие щеки. Опущенный взор. Сутулые плечи. Искусанные губы. Что же. Как она и думала… Он совсем не доволен предполагаемым наличием её Вектора альфа в подлунном мире, связанным конкретно с его персоной. Ожидаемо. Но – неприятно до удушливого. А уж как бьет по самооценке – и словами не передать. Да и вообще: казалось, что чем отрешеннее выглядела Гермиона, чем сильнее она себя успокаивала – тем смелее был он в высказываниях, и тем экспрессивнее говорил. Гермиона не имела талантов в окллюменции, но несколько лет назад приобретенным званием бессердечной суки – гордилась. И знала, как себя контролировать. А потому только что прорезавшуюся, болезненную грусть быстро смогла задушить в зачатке, помня, что перед нею – чёртов эмпат. - Если там – не тот результат, которого ты бы хотел, это совсем не значит, что он плох. И он – взорвался. Попадание. Увы. - Да как может считаться чем-то хорошим такая дрянь?! Я даже перепроверил, но какой смысл?! Да если кто-нибудь поймёт, мне жизни не дадут!.. Я – уже погиб, Миа, понимаешь? И Вектор… – Он вдруг посмотрел ей прямо в глаза с совершенно неясным ей сожалением – Когда-то, до поступления, я считал, что определенность – это замечательно. Но… Осекшись, почти подавившись дальнейшей фразой, он на мгновение прикрыл глаза. И, словно сдавшись и перестав пытаться выдавать полутона ей, такой неспособной понимать намеки, горько заключил: - Все бессмысленно. У меня теперь попросту нет выбора. И в этом – истинная, неприглядная реальность. Гермиона – ещё раз тяжело вздохнула, пока её собеседник раздражённо взмахивал руками, морозно ежась. Ей нужно было совершить несусветную глупость, в пользу которой вся ситуация буквально кричала. И которую явно бы одобрил Альбус, но – не она сама. Иначе Северус Снейп сейчас может договориться абсолютно до чего угодно. - А если этот мерзавец Блэк, уже неделю кладущий на правила и каждому встречному рассказывающий, что ему на следующей неделе раньше всех* сдавать тестирование и тогда – «берегитесь, дамы!» – что-то поймет своим собачьим нюхом?! Или и того хуже – ему выпадет заполучить возможность козырнуть подавляющей аурой?! Вот, наверное, забавно будет! И кто мне тогда поможет?! Думаешь, спасет меня Окклюменция, с такими-то результатами, от очередного унижения?! А этот второй? Кто он, эта ходячая печка, и где ходит?! Какого вообще пола? Нет уж! Я лучше в Адском Пламени сгорю, чем… - Скорджифай. Грейнджер спокойно вклинилась в экспрессивный монолог, наводя на себя палочку. Счищая магией тошнотворную смесь резких химикатов с кожи и одежды, стягивая второй рукой с лица Маску. - Эванеско. Эскуро. Парень застыл, осекшись на полуслове, и глубоко вдыхая. «После становления магического ядра, в день магического совершеннолетия, запахи обостряются многократно. В том числе – векторные, которые до того были неощутимы». Замерший взгляд, мучительно искривленный рот. Секунда осознания. И – вот уже воздетые руки бессильно падают вдоль тела, а голос – становится безжизненным: - Вот как. - Так где трагедия-то? Очень, очень зря она спросила. Да еще и – таким легкомысленным голосом. Приблизился вплотную он, то ли взбешенный, то ли самим собою доведенный до крайней степени отчаяния, настолько быстро, что не спасли бы никакие рефлексы. И Гермиона совсем бы не удивилась, ощути она в этот миг между ребер лезвие. Кажется, она опять ошиблась в оценке чужого состояния и в том, как надо реагировать. Как, впрочем, обычно это и бывало. Вот сколько раз Малфой запрещал ей допрашивать присмертных или пострадавших? Хоть бы чем жизнь учила бы, но нет же… «Сиди, обнимайся со своими бумажками и не лезь страждущим в душу. Не порти людям настроение, грязн… уважаемая магглорожденная ведьма». А тем временем чужое воспоминание, с чужого ракурса, мрачное и тёмное, ввинтилось ей в разум агрессивным штырем. Более всего схожее с безысходным криком, от которого нет ни возможности, ни сил защититься. «Огромный дом, изогнутые коридоры, высокие своды, холодная зима. Ему – четырнадцать, и он приложил массу усилий, чтобы сюда попасть. Празднование в поместье Лестрейнджей собрало весь цвет общества, и молодую поросль волшебников – в том числе. Бал правит Вальбурга Блэк, на правах матриарха семейства молодой хозяйки. Весь следующий год он будет помогать Эйвери в любых его начинаниях, даже если тот решит раздеть весь Гриффиндор прилюдно в Большом Зале, и, дай Мерлин, своё приглашение отработать сумеет. А младшему Блэку он весь следующий месяц подписался помогать с эссе, рассчитываясь за одолженный костюм и парадную мантию. Но, тем не менее, он очень горд собой. И – очень старается вписаться. Утро перетекает в день, а день – в вечер. Гости иногда разбредаются, выходят на улицу, восхищаясь пламенеющими зелёными огненными драконами и праздничными убранствами. А Северус, уже решивший было, что с пользой проводит время, умудряется заблудиться. Все двери и коридоры кажутся одинаковыми, и он – почти в отчаянии. До тех самых пор, пока в зловещем полумраке не набредает на приоткрытую дверь. Теперь он – в панике. Мрачная спальня в багряных тонах и огромная кровать с парчовым балдахином вмещают в себя сразу троих людей. Но они, эти люди, на самом деле в этот миг больше похожи на животных, жестоких и лютых. Он узнает их, впрочем. Даже полураздетых и раскрасневшихся, их ни с кем не перепутать. Белла смотрит в глаза мужа, безумно скалясь. Её груди, освобождённые из плена дорогих тканей, соблазнительно колышутся. Юбки бессмысленной кучей валяются на полу, и на ведьме – лишь корсет, туфли, чулки и драгоценности. Но этот эротический облик вовсе не волнует Северуса, а если и так, то в исключительно негативном, пугающем ключе. Потому что сидит прекрасная Белла сейчас, раздвинув пышные бедра, на лице своего деверя, младшего из братьев. Который отчаянно мычит на одной высокой ноте, полностью обнажённый и распятый ремнями на кровати. Но даже не это важно, и вовсе не то, что ему – определённо не должно хватать воздуха. Беллатрикс – смотрит на супруга, одной рукой опираясь на живот его брата, а второй – царапая старшему волшебнику грудь в вырезе распахнутой рубахи. Муж её – молчалив, сосредоточен и занят делом, за которым так пристально наблюдает женщина. Он – грубо вколачивается в распятое тело, с бесстыдным хлюпаньем и мерзкими хлопками. Это картина не может возбудить никого в здравом уме, считает Северус, и очень боится даже дышать, потому что наблюдение за таким ему явно не простят. А Беллатрикс – гортанно стонет, беспощадно вжимаясь в чужой рот. И рычаще командует: - Быстрее! Время! Толчки – ускоряются. Невнятные стенания становятся громче, невыносимее. Самым пугающим в этой пошлой сцене он считает то, что у того из волшебников, кому на долю перепало быть безжалостно растянутым между деревянными столбиками и оказаться отданным на поругание собственной же семье, в процессе измывательств – организовывался стояк. Как это возможно, было непонятно. И вывод – напрашивался всего один. Он наблюдает не просто за извращенцами, а за Векторами. И младший брат – имеет завершающий Вектор. И у него… попросту нет выбора. И мадам Лестрейндж своим следующим действием окончательно подтвердила, кто в этой компании есть кто. - А ну не смей, шлюха! – раскатистый, гортанный, грассирующий голос, который мог бы еще долго сниться любому мужчине, сейчас вызывает лишь пугливую брезгливость. Секунда – и она хватает член того, на ком сидит, в кулак, с силой сжимая, и поворачивает руку, дергая на себя. Сдавленный вопль растекся по комнате, а воспоминание – смазалось, полностью поглощенное всеобъемлющей чернотой ужаса».