Фея для Принца

Где-то там, за окнами, в холодной темноте гор, жили страшные сказки: выли оборотни, спали в пещерах кровожадные тролли, рвали на куски человечье мясо великаны. Где-то ещё дальше, залитый обманчиво-теплым искусственным светом, Тёмный Лорд собирал первый Ближний Круг. Но сегодня, именно в эту ночь, можно было не бояться. И она безостановочно вжималась губами в бледную шею, запускала ладони под рубашку, стягивая воротник вниз зубами, и проводила щекой по обнажившемуся плечу. Надеясь оставить себя с ним так, если – нельзя иначе. Эту задачу она не сможет выполнить идеально. Она не сможет подарить ему любовь до гроба, свою или чью-то ещё, и безоблачную жизнь без тревог. Но она хорошо умеет озадачивать других ради чьего-то блага, и давно научилась грамотно обеспечивать безопасность. И он – будет жить. А дальше... Творцами своей судьбы могут быть и люди. Не всегда, но теперь у него хотя бы будет выбор. - Ты опять думаешь о чем-то очень важном и неприятном. Мне стоит полюбопытствовать? Гермиона – хотела промолчать. Гермиона – хотела продолжить рисовать пальцами невидимые узоры на восхительно чистой коже предплечья. Которая, если всё пройдет удачно, таковой и останется. А Северус, как и во многие разы до того, смотрел внимательно, истерик не закатывал, злости не выказывал. Просто ждал. И Гермиона знала, что если в очередной раз откажет ему в правде, то будет за это прощена. Но… «Это не честно, Герм». «…Я не трус. И если он, ваш этот неведомый спаситель, не мог, как вы сейчас, сказать нам правду, прежде чем что-то делать, если предпочёл стереть истину и внушить ложь, как глупым куклам, если думал, что мы не поймём, то он – не близкий. И я, в таком случае, мисс, не желаю его помнить». - Тебя ждёт горе. И я виновна в том, что не могу его предотвратить. Но другого плана попросту не существует. Я не сожалею о том, что делаю, но меня все таки угнетает то, что у тебя появится право меня осудить. - Миа… Северус Снейп хмурил брови, прямо смотрел погрустневшей ведьме в глаза, и выдыхал ей прямо в лицо слова, которые, она чувствовала это явственно, давались ему тяжело. Как, впрочем, и любые другие вербальные обозначения сердечных переживаний, поскольку они оба в этом были не слишком хороши. Тем не менее, несмотря на судорожно сжимавшиеся на её талии пальцы, голос его был тверд: - Я люблю тебя. Я ждал тебя всю жизнь. Моё самое счастливое воспоминание - это ты. А Гермиона, до боли прикусывая губы, в который раз не решалась себе признаться, что Альбус-сука такая-Дамблдор опять прав. И Северус действительно заслуживает знать, кем уже не стал. И, дай Мерлин, не станет и впредь. - Кажется, я только что испортила праздник. – Слабо улыбнувшись, девушка ткнулась носом парню в щеку. – Но ты действительно должен понимать, что происходит, произойдет, или не должно случиться. - Так расскажи мне. - Такая информация все таки не для сегодняшнего вечера. Эта долгая история… Про тебя, про меня, про остальных. Нам с друзьями было около восемнадцати, и была война. И нам пришлось воевать. - Друзьям? - И это, конечно, именно то единственное, что ты услышал. Да, друзьям. Потому что с подругами у меня и по сей день не складывается. И даже больше, чем друзьям, так и знай. Мы были, и остались после, семьёй. Другой у меня не было. - Ты... Сирота? - Нет, что ты! У меня были родители, и они меня очень любили. Но в тот год… я осталась одна, и это оказалось непоправимо. Возможно, оно к лучшему. - Их убили? - Нет. Я стерла им память. И отправила очень далеко, так, чтобы никто не нашел. Они не боялись волшебства и очень мною гордились, но от Магии были далеки. И их некому было защитить. Они оба магглы, Северус. Я на самом деле грязнокровка, слышишь? - Никогда… – Его глаза опасно вспыхнули. – Никогда так о себе не говори. - А о ком можно так говорить? - Я… Ни о ком. Гермиона качала головой и молча водила пальцем по скулам, на которых мигом вспыхнули розоватые пятна. Её визави не двигался и прятал глаза. «Лжец». Она могла бы сейчас припомнить ему очень многое. В том числе и пройтись ровно по тем же неблаговидным поступкам, по которым уже успела когда-то потоптаться Эванс. Но все, чего девушка сейчас хотела, это смешивать их дыхания в одно. И ни в коем случае не отпускать его, не позволять отстраниться. Заставить перестать хмуриться и отводить взгляд. Выцеловывая вертикальную складку на лбу, она прошептала: - Пообещай мне, что не женишься на Алисе, Лили или Марлин. - Вот только на них?! – Возмущенно отстранившись, он смешно округлял глаза и выгибал брови. – А есть хоть одна гребаная причина, с чего бы мне вообще бежать жениться?! - Ну, в целом, я не требую от тебя больше ничего. Ни верности, ни памяти, ни ожидания. - Почему?.. - Хм… Потому что я тебе не хозяйка? Молодой человек, упрямо щурясь, закрыл ей рот ладонью, таким нехитрым образом пряча девичью улыбку. - Хмпф? - Так ты выглядишь честнее. – Тихо вздохнув, он убрал руку, уже много лет хорошо знакомым жестом вцепившись пальцами себе в переносицу. – Ты мне врешь. В чем? - Я не вру, а недоговариваю. – Привычно поправила неточность Грейнджер. – Случится много всего, что тебе не понравится. То, чего нельзя исправить. - Почему? - Иначе будет хуже. А хуже, чем было – это геноцид. - И опять ты не можешь сказать прямо, я так понимаю? - Да. И исправить. - Намекни. - Нет. Прости. Если сможешь. Я пойму, если нет. – Решив перевести тему, Гермиона легкомысленно взмахнула руками. – Кстати, беты – прекрасные люди. Я опять же, пойму, если… - А я пойму, если ты замолчишь. Не знаю, за кого ты меня держишь, но... Резко дернув его на себя и притиснув так, как и было до их странного недоспора, Грейнджер мягко прервала начавшего раздражаться волшебника: - С возрастом люди меняются. Это нормально. А тебе семнадцать. Как и любой нормальный парень на его месте, которому напоминают про юность лет, он тут же вспыхнул. Хотя Гермиона ничего такого не имела ввиду. И просто в очередной раз решила переждать, пока её собеседник подоказывает, что всё – совсем не так, как она тут думает. - Это проблема? С каких это пор, хотел бы я знать? Вчера ночью тебя это не волновало, а сегодня, как удобно, я вдруг стал слишком юн! Все таки решив, что если она продолжит молча слушать, он потом и сам не рад будет тому, что наговорил, девушка заткнула ему рот, банально прижавшись губами к губам, как и делала весь вечер. Беспроигрышный аналог Силенцио. - Всё? Я договорю, хорошо? Её оппонент подавленно кивнул, и еще некоторое время волшебница потратила на то, чтобы разгладить горькие складки в уголках его губ своими губами. Впрочем, ей самой собраться с мыслями это помогло слабо. - Дело в том, что я знаю, что всё равно правильнее было бы рассказать тебе мою версию событий, даже если нам повезёт, и некоторые из них никогда не случатся. Но... Мне очень тяжело представлять то, как ты это воспримешь. Я просто не могу себя заставить. Но... Я всегда стараюсь помнить, что не должна решать за других. И я могу и ошибаться в том, что для них будет лучше. Разреши мне смолчать сейчас, пожалуйста. И я обещаю, что всё, что я видела, ты позже увидишь тоже. - Допустим. И как же? - Я думаю... Это не самый надёжный вариант, но я хочу предварительно обсудить кое-что с Директором. И может, даже расскажу тебе завтра, что выйдет в итоге. - На самом деле, если ты считаешь, что я так уж сильно впечатлюсь, что бы там ни было, я… предпочту тебе верить. - Разве? - А кому тогда ещё, если не тебе? Я, конечно, начинаю понимать, что в твоей идеальной картине мира… Неожиданно весело фыркнув, он ободряюще сжал её ладонь, и стало очевидно, что за последнюю минуту он совершенно незаметно для Гермионы взял себя в руки. - …Я должен быть заперт в четырёх стенах с войлочной обшивкой, чтобы со мной наверняка всё было в порядке. И что я, с твоими-то возможностями, все ещё не там, это уже победа. - Северус, это не слишком-то смешно. - Я утрирую, конечно. И… это очень плачевно знать о себе, но я бы согласился и на подобное, если бы тебе так было спокойнее. Гермиона попыталась вообразить Снейпа в стандартной палате Бедлама. И, не выдержав, рассмеялась. - Это ужасно, Северус. - Я искренне рад, что «ужасно», а не «хорошая идея». - Знаешь, мистер Пересмешник, кое-что я могу сказать тебе прямо сейчас. – О, Грейнджер слишком много проводила времени в семье Уизли, чтобы не перенять умение дразниться. – В моей временной вероятности ты будешь не только Мастером Зелий, но также Деканом Слизерина и профессором Зельеварения. - Я – что?! Гермиона снова рассмеялась. И весело подтвердила: - Ага. - Скажи, что ты пошутила. – Бессильный шепот развеселил ведьму еще сильнее. - Не-а. - Я передумал. Если я сошёл с ума, то ничего не хочу об этом знать. – Резюмировал Снейп. Грейнджер снова рассмеялась. - Невыносимая Всезнайка, мое школьное прозвище, тоже твоих уст дело, имей ввиду. - Я и правда стану кретином. – Зажмурившись, парень, теперь уже всерьёз расстроившись, словно бы таким образом решил отрицать всё, что она ему пророчит. Грейнджер тут же стало стыдно. - Ох, Северус... Ладно. В шесть лет я хотела поступить в Кембридж. - Хорошие планы на будущее. – Отстраненно кивнув, парень меланхолично качнул головой. – Я в шесть лет просто хотел есть. Поджав губы, девушка все же решила озвучить нелицеприятные подробности, потому что насаждать в его голове депрессивные настроения насчет того, каким он станет, в её планы не входило. - Нет, ты не понял. Я действительно собиралась поступать вот прямо сразу. И заставила маму отослать туда пакет документов. И я не отставала от родителей, пока на моё имя не пришёл вежливый ответ, что возрастные критерии тоже имеют место быть. Задумчиво оглядев Гермиону и ожидаемо остановив взгляд на вырезе майки, свидетель её внезапной исповеди осторожно заключил: - Впрочем, предположу – лишь предположу – что я не совсем самодур, а у меня могли быть некие веские причины говорить условно оскорбительные вещи. - Это я запустила летом над Хогсмидом Мосмордре. – Решив признаваться до конца, Грейнджер недовольно тряхнула копной волос. Глаза парня вновь неестественно округлились, а сам он – с недоверием подался назад: - И... зачем? Гермиона, уже успевшая пожалеть о своей искренности, бессильно всплеснула руками. И пораженчески уткнулась лбом ему в плечо, проворчав: - У меня было тридцать секунд на то, чтобы придумать, как не подпустить к тебе этого смазливого павлина. - Павлина? Северус спрятал лицо в ладонях. И, если бы не тихий смех, она могла бы счесть эту позу выражением крайней степени испанского стыда. Отсмеявшись, он подытожил: - Я запомню, что сотрудники Отдела Тайн считают красивых мужчин преступниками. Отрадно знать, что я в безопасности. Но... Первое, что тебе приходит в голову в экстренных ситуациях – Метка? Гермиона насупилась сильнее. И еще более ворчливо бормотнула: - Мне что, надо было подойти к тебе и сказать, что встречаться с Малфоем не нужно? А ты бы меня, конечно, взял и послушал! - О, ты удивишься. Он все ещё веселился, когда вновь прижался к девушке и муркнул ей на ухо: - По крайней мере, с тобой не скучно. Тон этот был слишком игривым, чтобы продолжать конструктивный диалог дальше, но Грейнджер не была бы собой, если бы, в неискреннем протесте придержав пальцы, стремившиеся ей под юбку, не попыталась: - Не слишком-то тебе и интересно, получается. - Мммм… Но руки её, пока она говорила, уже принялись шарить под его рубашкой, считать ребра, скользить по груди. Мысли скакали в голове озабоченными весенними крольчатами. Гермиона слушала его сбитое дыхание, и в ответ сбивалось её собственное. Резко опустив ладонь вниз и нащупав солидную причину его внезапной косноязычности, Грейнджер озвучила очевидное: - Ты меня не слушаешь. Обжигая ей шею горячим дыханием, он глухо сообщил: - Говори, я запомню дословно. Осознаю позже. Гермиона не знала, что ответить. Она знала только, что он до сих пор не в ней, и это преступление, за которое и Азкабана мало. А уж что-то рассказывать она, конечно, не желала и подавно, да и не смогла бы. Потому что он уже дёрнул её на себя, опрокидывая их обоих на ковёр, скользя рукой по внутренней стороне бедер и вожделенно стягивая с её плеч лямки майки. Увлеченно проводя губами по выступающей ключице, нетерпеливо ерзая по жесткой ткани одежд, она выдала последние свои связные слова за этот вечер: - Брюки. Я очень сильно хочу, чтобы они исчезли. Опущенные ресницы длинными угольными тенями оседали на скулах. Сквозь тонкие приоткрытые губы вырывались влажные, задыхающиеся вздохи. Она вбирала их жадно, выбивая из напряженного, распятого на ковре тела все новые и новые, наращивая амплитуду, вплавляя себя в худые ребра, к самому сердцу. По комнате плыла тяжелыми, пульсирующими волнами похоть, засоряя эфир и прогоняя прочь от двух сплетенных тел всё разумное. Было действительно не до слов.