***
После обеда все разбредаются по своим делам: Сокджин уходит из дома, объясняя это тем, что ему необходимо пополнить их запасы, чтобы хватило добраться до Пираса. Тэхён снова храпит на кушетке, свесив крылья, потому что ему нужно много сил для восстановления крыла, которое, пусть и выглядит здоровым, по-прежнему восстановилось не до конца. А Чонгук остаётся в гостиной, прихватив с собой книгу. Ту самую, которую умыкнул из дома и кабинета наставника. Может, там встретится что-то о Водомерках? Может, найдётся ответ на то, по какой причине существа так себя вели с Джином? Он листает раздел флоры и фауны Континента и натыкается на параграф — очень объёмный, кстати, — о низших представителях магических существ Дома Соли и Волн. Утыкается в писания, надеясь найти что-то о Водомерках, и действительно отыскивает скромный текст всего в три абзаца длиной. Витиеватые буквы складываются перед его взором в слова: «Водомерки — низшая раса, которая живёт в водоёмах, но имеет возможность выходить на сушу. Обожают музыку в любом её проявлении, потому сначала были отнесены к подвиду Сирен, однако не обладают жаждой крови, как основные представители этого класса. Водомерки безобидны, но не в тех случаях, когда им угрожает опасность. Размножаются посредством метания икры. Живут около трёхсот лет, а после уходят на дно, где становятся частью системы водоёма. Водомерки, по легендам, были верными слугами Нимф, во всём тем помогали и обеспечивали развлечения. Из старинных источников, восстановленных отрывочно после Катаклизма, известно, что Водомерки очень привязаны к своим создателям. Они уменьшились в числе после пропажи Нимф, и по сей день ищут своих покровителей, приравнивая их к родителям. Водомерки верны. У них чуткое обоняние и острое зрение. Питаются в основном мелкими жителями пресных вод». Чонгук отрывается от чтения и прикусывает ноготь на большом пальце. Считают за родителей? Они звали Джина «Матерью», что это может значить? Нимфы пропали много веков назад, ещё до Катаклизма, может, просто в Джине кровь сильнее, раз они спутали его? Чон решает, что тому будет полезно прочесть информацию о Водомерках, потому загибает уголок страницы, чтобы после возвращения фэйри показать, что отыскал. Темнота опускается на Мейв незаметно, и Чонгуку приходится зажечь свечи. Тэхён неожиданно просыпается и расправляет крылья, случайно при этом сшибает маховыми перьями статуэтку со столика у кушетки, и та с грохотом разбивается. Чон смотрит на опешившего фэйри с укором и поднимается с места, чтобы собрать осколки, пока не вернулся Сокджин. — Я тут кое-что прочёл про Водомерок, — словно невзначай произносит он, осторожно цепляя пальцами осколки, а Тэ присаживается рядом на корточки, чтобы ему помочь. — Расскажешь мне чуть позже? — просит он, выпрямляясь. — Стемнело, и я хочу отправиться в город, чтобы кое-что для нас достать. — Что? — удивлённо моргает Чонгук. — Узнаешь чуть позже, но это может пригодиться, — подмигивает Тэ и убирает осколки, щёлкнув пальцами. Он скрывается за дверью, постепенно пропадая в ночной темноте.***
Чонгуку одному скучно. Он умудряется прочесть ещё с десяток испещрённых мелкими буквами страниц, прежде чем возвращается Сокджин. Фэйри выглядит уставшим, коса — потрёпанной, но лицо, вроде бы, расслабленное. Значит, никаких передряг не случилось по дороге. — А где бездельник? — кивает на кушетку хозяин дома, имея в виду Тэ. — Сказал, что-то хочет достать, — жмёт плечами Чонгук. — Вот паразит. Знает ведь, что нельзя выходить из дома, — бубнит он. — Я кое-что прочёл про Водомерок, — пытает удачу Чонгук, обращаясь к Джину, ведь Тэхён слушать не захотел. — Что же? — изгибает бровь тот, запихивая принесённое по дорожным сумкам, готовясь к завтрашнему началу пути в земли Песчаных. Чонгук рассказывает Сокджину о том, что прочёл в книге Чимина, а тот задумчиво слушает, продолжая упаковывать необходимые вещи для дороги. Хмурит тонкие брови, бросает на том в руках смертного взгляды, а потом и вовсе подходит ближе, просит посмотреть фолиант. — Где ты его взял? — напряжённо спрашивает фэйри. — У Чимина в кабинете, — моргает Чон, принимая обратно книгу, а Джин скованно сжимает и разжимает пальцы. — А что такое? — Это маленькая копия Книги Полумесяца, — выдыхает он, заставляя смертного поражённо подобраться. — Без магии — я её не чувствую, словно… рукопись и наброски того, чем стала Книга после. Чонгук внимательно осматривает том. Никаких надписей лишних, название совершенно обыкновенное, переплёт довольно потрёпанный. Обычная книга. Сокджин морщит нос подозрительно, но ничего больше не говорит. — Ложись отдыхать. Оболтус, скорее всего, вернётся под утро, а к вечеру мы должны быть на набережной, чтобы отплыть, — бросает Джин и исчезает в коридоре, ведущем в комнаты. Чонгук лишь хмыкает и, зажав фолиант подмышкой, уходит вслед за ним.***
Тэхён и правда заявляется под утро, как и сказал Сокджин. Будит грохотом, когда задевает лампу со свечой крылом, а потом грузно падает на кушетку, заставляя Гука разбуженной вороной глядеть на Крылатого. Тот выглядит целым и пьяным. От фэйри несёт элем и табаком. По комнате тут же разносится храп, отчего смертный раздражённо стонет и закрывает голову подушкой. В этот раз Чонгука не преследуют сны, и он может спокойно выспаться, прежде чем Сокджин вторгается в выделенную им комнатку, чтобы поднять бодрым и звонким голосом. День проходит неспешно: Гук и Джин перепроверяют, всё ли взяли, и решают ещё раз прогуляться по Мейву перед уходом, чтобы захватить вощёные мешочки для еды и несколько мотков верёвки на всякий случай. Джин даже покупает Чонгуку карамельное яблоко, и тот радуется, словно ребёнок. Они сидят на лавке в тени ветвей огромного дерева и наблюдают за жизнью города. Чонгук, как и до этого, скрытый под накидкой, парится от жары, но всё ещё наслаждается размеренной жизнью фэйри в Мейве. — Тебе нестрашно покидать дом? — тихо спрашивает Чонгук, искоса глядя на двух взрослых мужчин, ошивающихся неподалёку. — Я книжный червь, Чонгук, — усмехается по-доброму Джин. — Что мне здесь терять? Даже от хорошей жизни можно устать. Да и без меня вы не справитесь. Тэхён не сможет провести тебя через земли Песчаных. — Почему его так не любят там? — осторожно задаёт вопрос Чон, отгрызая от сладости на палочке кусочек. — Если он сам не рассказал, я не в праве этого делать, — жмёт плечами фэйри. Ещё до заката они возвращаются в дом. Проверяют, всё ли упаковано, заворачивают еду и расталкивают Тэхёна, который до сих пор блаженно сопит на кушетке. Крылатый таким раскладом вещей явно недоволен и бубнит на них на каждом шагу, однако поднимается. Чонгуку даже немного жаль покидать Мейв, ему тут понравилось. Быть может, как только они смогут найти Чимина, смертный уговорит его перебраться сюда, ведь Дом Соли и Волн — прекрасное место. Вечное лето, шум воды и песни Водомерок. Чонгуку всё интересно и всё привлекательно. Он бы хотел жить в таком же домике, как Сокджин, гулять по площади Бриза и наблюдать за размеренной жизнью. Ходил бы с Чимином в лавку пекарей, чтобы так же, как и Джин, улыбнуться Жанет и купить сладких плюшек. Наслаждаться летними вечерами в тени деревьев. Найти бы только наставника, чтобы исполнить эту маленькую, только родившуюся мечту. Они покидают дом Сокджина, и Чонгук ощущает тоску. Тоску по такой жизни. Как она может надоесть? Ведь что может быть лучше, чем спокойное течение? Даже в лесу Меридиана у Чонгука спокойной жизнь можно назвать только с натяжкой: то тварь какая скребёт ночью в дверь, то Самайн и сущности бушуют, то какие-то неурядицы. То вот Чимин пропал. Он ужасно истосковался по нему. Сон, кажется, снился ему так давно, что Чонгук стал забывать черты лица фэйри. Его золотые волосы и янтарные глаза запали в душу, но словно от нехватки Чимина появляется недостаток воздуха. Чувства душат смертного. Что если ему не хватит отведённого времени, чтобы найти наставника? Что, если он не успеет сказать ему самого важного? Жизнь смертного так хрупка и непродолжительна. Что для фэйри — год, для Чонгука — целых триста. У них совершенно отличается восприятие времени. В их обществе фэйри, достигший пятисот лет, считается совсем молодым. А Чонгук — вообще жучок мелкий по сравнению с остальными. Ему-то всего семнадцать, да, пусть почти восемнадцать, однако что это? Пыль под ногами тех, кто живёт тысячи лет. Тяжело вздохнув и в очередной раз поймав себя на мысли, что ему хотелось бы быть похожим на фэйри хоть чуточку, Чонгук хватает сумки, пока Джин закрывает чарами всевозможные замки. Обезопасить дом важно. Мало ли сколько продлится их путешествие. — А сколько тебе лет? — вдруг спрашивает Чонгук у Сокджина, когда они бредут в сторону набережной, где находится водяная карета, которая их доставит к границе леса, откуда недалеко до Пираса. — Восемьсот девяносто семь, — небрежно отвечает тот, заставляя Тэхёна прыснуть и погладить того по голове. — Ты ещё совсем малыш, — поглаживает волосы Сокджина он, вызывая только хмурый, недовольный взгляд. — А самому-то? — изгибает бровь Чонгук. — Тысяча шестьсот восемь, — гордо выпячивает грудь Тэхён, вынуждая Джина закатить глаза. Чонгук снова кажется маленьким жуком рядом с ними. Сколько поколений смертных успело родиться и умереть за эти годы, которые кажутся этим двоим пустяком? Чон поникает и молча продолжает тащить сумки. Чимину, вероятно, больше двух тысяч лет. Он уже во взрослом возрасте давно. Они приближаются к краю набережной, и это отвлекает Чонгука от мрачных мыслей. Он любуется красотой заката, отражающейся в воде реки, и наслаждается видом зажигающихся волшебных фонарей по периметру берега. На лавочках сидят отдыхающие. Чонгуку здесь нравится. Он бы и правда поселился в Мейве, дайте только возможность. Тэхён натягивает посильнее капюшон ему на голову, а сам щёлкает пальцами, накладывая скрывающие чары на свои крылья. Чонгук их видит, но только словно размытые, пока те совсем не пропадают под влиянием чар, а тот, кто их наложил, не морщится. — Не люблю я это дело, — фырчит Крылатый. — Словно надо прятать ногу. Чонгук усмехается и спускается вслед за Сокджином к каменному бережку реки. Вода тихо плещется о прибрежный камень, когда они приближаются к самому краю берега. Сокджин останавливается у тёмных волн, ловящих отблески закатного солнца, и взмахивает руками. Вода подрагивает под его манипуляциями, а после взметается в воздух небольшим столбом и застывает. Глаза фэйри мерцают от чар, его кончики пальцев танцуют, создавая образ и средство передвижения. Он щелкает пальцами в конце, и перед ними застывает водный экипаж. Он подрагивает и рябит от воздействия чар, а Джин манит рукой спутников, приглашая сесть. — А как… — начинает спрашивать Чонгук, думая, как по воде добраться до кареты. Тэхён взлетает и опускается прямиком на одну из скамеек экипажа, вальяжно развалившись, а Джин манит рукой смертного. Он делает шаг в воду, но не проваливается под её толщу: под его ногами появляются плотные кочки и застывают. Чон опасливо смотрит на ненадёжные ступени, но, вздохнув, всё же решается. Он наступает на кочку и ощущает, что, несмотря на состав, та довольно упругая и твёрдая. Он смелее двигается следом за фэйри, а кочки медленно тают за его спиной, стоит только продвинуться чуть дальше. Они успешно добираются до экипажа, и Чонгук осторожно присаживается на скамью рядом с Сокджином. Та тоже упругая и крепкая, потому он чуть расслабляется и опускает сумки в ноги. Джин взмахивает рукой, и карета трогается, неся их по небольшой узкой речушке в сторону заката. Чонгуку необычно и чуждо такое перемещение. Он во все глаза смотрит на пролетающие мимо домики, пока экипаж набирает скорость. Вот, начинается их путешествие в Дом Заката и Высоты, во время которого придётся посетить ещё одни земли фэйри, куда сейчас они и направляются. Дом Яркого Света и Песка — территории фэйри, которые отличаются от большинства сильнее всего.***
Ему надоедает смотреть за пейзажем через два часа. Сокджин говорит, что до граничащих с Пирасом территорий они доберутся только к рассвету, так что Чонгук может немного вздремнуть. Тот, следует его совету, разваливается уже без опаски на лавке из воды, пока Сокджин и Тэхён о чём-то тихо говорят. Он устал и не прислушивается к течению их разговора. Хотя, наверное, стоило бы, ведь он может что-то полезное для себя почерпнуть. Он, оказывается, так мало знает о мире фэйри. Его осведомлённость заканчивается лесом Меридиана и толстыми томами исторических хроник. Однако о мироустройстве территорий, на которые поделён Континент, Чонгук не знает ничего от слова совсем. Это немного удручает. Неужто Чимин собирался держать его в лесу до самой старости? Пока тело — сейчас молодое и крепкое — не станет дряхлым, а Пак останется таким же, как и прежде. Тема собственного старения, которое в силу возраста ещё даже не началось, остра для восприятия Чонгука. Он тайком, скромно мечтает, что когда-нибудь переродится в фэйри и сможет прожить такую же долгую жизнь, как они. Чону немного завидно, что высшая раса живёт столько лет, а он… Едва ли сможет посмотреть жизнь, как она закончится. Мысли затягивают его в пучину печали, а потом перед взором возникает лицо Чимина. Красивое. Обворожительное, пусть зачастую безразличное и серьёзное. Пак всегда такой — немного отстранённый от окружающих его вещей и событий, движется в собственном, понятном только ему одному ритме. Чонгук всегда смотрел на него с обожанием. Он покорён этим фэйри, наверное, с той самой минуты, как тот нашёл его. Иногда, конечно, Чонгука мучают вопросы о том, как он попал на территорию фэйри, как преодолел лес Меридиана, где его семья и была ли та вообще. Но он смирился с тем, что, скорее всего, ответов на эти вопросы никогда не добьётся. Их попросту не с кого спросить. Чимин о его появлении не знает. Чонгук до момента их встречи ничего не помнит. Чимин. Он тревожит душу и сердце, вынуждая вздыхать тяжело и часто. Таинственный, сам себе на уме, до умопомрачения привлекательный. Чонгук, приоткрыв глаза, прикусывает губу. Это, наверное, ужасно странно — испытывать симпатию и влечение к тому, кто тебя вырастил. Он знает, что в мире фэйри любовь не ограничивается полом, расой и видом. Однако ему тревожно оттого, что он практически родитель для Чонгука. Он вырастил смертного, оберегал, относился если не как к сыну, то хоть как к воспитаннику. Между ними не обычная связь, а семейные узы. А Чонгук думает о Паке в другом ключе, совершенно в ином. Он интересный собеседник, красивый мужчина, захватывающая личность. Недоступный. В одно время свой и чужой, недосягаемый и ласковый порой. Чонгук чувствует, как его сердце начинает беспорядочно биться от мыслей о Чимине, потому смеживает веки и старается выровнять дыхание. Чон пытается вспомнить, когда это началось. Не так давно на самом деле, стоило Чонгуку хоть немного начать взрослеть, и он стал понимать, что не может порой отвести от Чимина взгляд. Что ему хочется касаться его волос, обнимать чуть дольше положенного и чуть крепче, даже откровеннее. Но он сдерживал в себе эти порывы, потому что слишком был скован и смущён. Его очень сильно ограничивает мысль, что они — семья. Маленькая, не объединённая кровными узами, нестандартная, но всё же семья. Он лишь единожды дал себе волю и за тот случай не прекращает корить мысленно, надеясь, что Чимин никогда об этом не узнает. Но Чонгук не отступится. Он знает, что когда отыщет наставника, то выпалит ему признание без сомнений и недомолвок. А там дальше будет видно. Вряд ли Чимин испытывает то же, что и его воспитанник. Он — фэйри, а Чон — смертный. Между ними пропасть. Однако у Гука такое чувство, что если он не расскажет Паку правду, то сгорит от своих же чувств до тла. Это случилось в прошлом году на праздник летнего Солнцестояния. Тогда гулял весь лес, и они с Чимином не были исключением. Наставник позволил ему пойти в чащу с ним на праздник, где собрались лесные обитатели, чтобы как следует отгулять празднество. Было много песен, море музыки и танцев. Чонгуку было всего шестнадцать, и Чимин не позволил ему пить дурманное вино лесных, потому что слабый, почти детский организм не выдержал бы его воздействия. Впрочем, обычное вино ему тоже пригубить не позволили. Да и Чон без хмеля наслаждался радостной, необычной вылазкой на праздник, танцевал и пел, отдаваясь по полной. Праздник же. А вот Чимин тогда знатно перепил. Он даже опирался на плечо Чонгука, в момент после полуночи, когда полумесяц высоко виднелся на небе, а они брели домой. Пахло летними травами, сыростью приближающейся росы. С поляны доносилась музыка — лесные продолжали гулять до первых солнечных лучей. Чонгук отчётливо чувствовал запах черёмухи от волос Чимина. Горьковатый, но безумно вкусный, и даже пару раз принюхивался. С тех пор как Чону исполнилось двенадцать, Чимин стал всё меньше к нему прикасаться, словно очерчивал границы дозволенного с каждым новым годом, прожитым воспитанником. Чон наслаждался близостью с Паком, который позволил обхватить себя за талию, и шёл, пошатываясь, в сторону их дома. В комнатах было темно, и они решили даже не зажигать свечи. Лишь Чонгук оградил домик защитой, рассыпав у входной двери рябиновый пепел, потому что Чимин пьяно побрёл на второй этаж и ввалился в свою спальню. Проходя мимо, Чонгук застыл, разглядывая его. Наставник замер напротив окна, из которого лился серебряный свет луны, и что-то шептал. Невозможно было оторваться от наблюдения за ним. Светлые волосы казались серебристыми, а когда Чимин обернулся, то его янтарные глаза, казалось, сияли. — Чего встал? — слегка невнятно тогда сказал Пак и поманил Чонгука к себе. Раньше, когда тот был маленьким, наставник часто позволял ему ночевать в своей спальне. Чонгук мог прижиматься к нему, обвивать руками и гладить длинные прядки, даже скромно трогал острые кончики ушей. И сейчас, когда Чонгук уже подрос, такие ночёвки прекратились, потому, стоило фэйри его позвать, как смертный бросился в омут с головой, позабыл о всяком смущении и скованности. Он влетел в объятия Чимина, тот тут же прижал его к себе обеими руками и зарылся в тёмные волосы пальцами. — Ты слишком быстро растёшь, — прошептал Чимин, увлекая Чонгука к своей постели. Они просто лежали, глядя друг на друга. Изредка фэйри прикасался к его щеке, поглаживая кожу, или убирал тёмные пряди за уши, после проводя до самого затылка, отчего у Чонгука мурашки одолевали тело. Тогда Чон уже ощущал это — горячее, сводящее с ума чувство. Он не мог оторваться от наставника, глядел на него, лежащего в лунном свете. Светлые волосы были разбросаны по подушке, не заколоты, отчего спадали на лицо и прикрывали глаза. Чонгук рискнул. Протянув ладонь, он подцепил волосы и убрал их с лица Чимина, как несколько секунд назад сделал сам наставник с ним. Зачесал за ухо, осторожно проводя по острому кончику. Совсем как в детстве. С тех пор Чимин не изменился: его кожа оставалась такой же гладкой, глаза яркими, но иногда застывающими и глядящими в пространство с долей грусти. Когда волосы были убраны с глаз, Чонгук заметил, что тот уже спит. Грудь фэйри размеренно приподнималась и опускалась, глазные яблоки едва заметно подрагивали под веками, а длинные тёмные ресницы отбрасывали тени на светлую кожу щёк. Чон сглотнул слюну и вдруг приблизился к нему. Почти вплотную лёг, разглядывая тонкие черты лица. Его внимание как нельзя привлекали пухлые приоткрытые губы. У Гука не получалось от них оторвать взгляд. Он вдруг, дрожа от собственного решения, приблизился ещё, почти сталкиваясь с Чимином носами. Ощущал трепет на своей коже от каждого тихого выдоха, смотрел пристально, словно гипнотизировал. А после смело прижался к щеке губами. Кожа мягкая на ощупь, с каким-то своим неповторимым ароматом и примесью черёмухи, из отвара которой наставник делает для них мыло. Чонгук тоже порой пахнет ею, но у Чимина — свой запах. Такого больше нигде нет. Почти дрожа от совершённого, он понимал, что нужно остановиться, но не смог. Чуть прикрыл глаза, не отодвигаясь, уткнулся едва ощутимо кончиком носа в чужую щёку, а потом судорожно выдохнул. Он не должен этого делать. Нельзя так поступать с Чимином. Это подло. Но мысли о справедливости и понукания совести исчезали. Их голосов не было слышно среди обилия мыслей, наполненных одним лишь Паком. Чонгук глядел на его губы и не мог сдержаться. Мелко вздрагивая от страха, что Чимин сейчас распахнёт глаза и разочарованно на него посмотрит, Чонгук слабо прижался к его губам своими. Мягкие, сладкие. Смертный зажмурился, осознавая, что больше ему подобного шанса не выпадет, потому прижимался ко рту Пака как можно дольше. Запоминал этот миг, эту бурю внутри него от такого просто шага. Его трясло, когда пришлось отстраниться. Он не смог ночевать с Чимином в одной комнате. Это было слишком рискованно. Потому, как только немного успокоился, то перелез через спящего наставника и стыдливо умчался в свою спальню, чтобы не совершить этого снова. Вспоминая этот поступок спустя год, Чонгук понимает, что ему стыдно. Щёки предательски краснеют, в груди разрывается бешеным ритмом сердце, губу приходится прикусить. Он целовал спящего фэйри, и это так неловко и смущающе, что пусть это касание Чон хранит глубоко в душе и лелеет каждый день, всё равно чувствует себя от этого сумбурно. Он решает, что хватит размышлений, и устраивается удобнее, чтобы вздремнуть.***
Чонгук пробуждается резко, когда водный экипаж останавливается покачнувшись. Он выныривает из дремоты, а вокруг по-прежнему темно, лишь на востоке чуть светлеет перед рассветом краешек неба. Тэхён потягивается, а Джин, наоборот, выглядит уставшим. Это он контролировал движение кареты по воде и, видимо, очень устал за время, пока они добирались до нужного берега. — Отсюда своим ходом, водные кареты пускают в Пирас только по разрешению главы города, — сипло произносит Джин, когда они неловко выбираются на сушу. Как только все трое стоят твёрдо на земле, экипаж с плеском исчезает, возвращаясь в реку, а Сокджин облегчённо выдыхает. Он пусть и сильный фэйри, но находиться целую ночь без сна и управлять средством передвижения тяжело. Тэхён придерживает его за плечи и протягивает флягу с водой, а тот припадает к горлышку и почти махом её осушает. Жители Дома Соли и Волн нуждаются в постоянном поглощении воды, потому что она пополняет их магические запасы. Троица решает двинуться, как только Джин поспит хоть час. Тэхён с трудом уговаривает его прилечь, пока они покараулят, и тот, скрепя сердце, соглашается. Падает прямо на траву, а Чонгук прикрывает его плечи прихваченным пледом. Сами они присаживаются по обе стороны и ничего не говорят, рассматривая светлеющее всё сильнее небо. Вокруг всё ещё темно, и Чонгук чувствует, что в противовес тому, как должно протекать утро, вокруг резко становится холоднее. Он ёжится и укрывает Сокджина сильнее, а Тэхён весь напрягается и поднимается на ноги. Крылатый всматривается в глубину редкого леса, хмурит брови. Его глаза снова становятся похожими на звёздное небо, а ногти удлиняются. — Чонгук, — глухо произносит он, заставляя из-за ледяного тона того вздрогнуть, — разбуди Джина. — Что случилось? — бормочет сонно фэйри, когда Чон толкает его в плечо и тоже поднимается на ноги. — У нас гости, — фыркает Тэхён серьёзно, а мелькнувшие его острые клыки привлекают внимание смертного и заставляют насторожиться. Сокджин мигом подскакивает на ноги и принимается оглядываться. — Ты видишь их? — тихо спрашивает Джин, чуть прикрывая собой Чонгука. — Пока нет. И я единственный сейчас, кто может их разглядеть, — выдыхает Тэхён, осторожно вынимает крупное перо и взмахивает, заставляя затвердеть и стать похожим на иссиня-чёрный клинок. Он уже делал так, когда они были в доме Чимина. — Тени? — шёпотом спрашивает Чон, и Тэ кивает, не оборачиваясь. — Одну чую, — так же тихо отвечает он, а Джин сильнее загораживает смертного собой. Судя по всему, действительно, только Тэ и видит это создание, потому что взмахивает клинком, когда веет холодом с западной стороны леса. Его меч сталкивается с чем-то, что Чонгуку и Джину заметить не суждено. Фэйри вдруг взмахивает рукой и призывает водяной щит, ограждая их от неожиданной атаки. Тэхён ослабляет хватку и, рыкнув, бросается вперёд. Сокджин складывает руки, возводя указательные пальцы к небу, и начинает что-то шептать, пока Крылатый отбивается от Тени. В этот раз Чонгуку даже страшнее, потому что он не видит призрачного противника, борющегося с Тэхёном. Печати Сокджина светятся, мерцают и дрожат, губы не прекращают произносить формулы, а сам фэйри трясётся от холода. Водяная стена перед ними начинает покрываться корочкой льда. — Джин! — вскрикивает Тэхён, которого тварь опрокинула на спину, задев больное крыло. Они даже сделать ничего не могут в это мгновение. Нечто разбивает оледеневшую стену, невидимые когти задевают Сокджина. Тот даже не вскрикивает, лишь продолжает складывать печать. Подоспевший сзади Тэхён вонзает, кажется, в пустое пространство клинок из своего пера, и нечто сотрясает криком — нечеловеческим, скрипучим и отвратительным, даже уши приходится заткнуть — лес. Кроны деревьев вдруг покачиваются. Чонгук пугается, видя, как по плечу Джина стекает алая кровь, пачкает светлую ткань рубашки, и мелькает в разодранной материи рана. Он распахивает глаза и направляет печать прямо перед собой, попадая в удерживаемую Крылатым тварь. Она сильна, сопротивляется, дрожит, пространство искажается, а Чонгук ничего поделать даже не может, только стоит, словно остолбенев, позади Сокджина, истекающего кровью. Что-то заставляет землю содрогаться, печать светится сильнее, а Джин морщится от боли, но продолжает её удерживать, пока Тэ проворачивает лезвие в невидимом противнике. Пространство вспыхивает голубоватым светом, и нечто рассыпается пыльцой по траве. Только тогда Сокджин оседает на землю, и Чон ловит его, не позволяя ослаблено упасть. — Есть что-нибудь лечебное? — выдыхает испуганно Тэхён, видя, как из разодранной раны вытекает всё больше крови. — Не нужно ничего, — хрипит фэйри, хватаясь за окровавленное плечо. — Отнесите к реке! Тэхён тут же выполняет поручение. Он подхватывает Сокджина на руки и, рискуя заживающим крылом, взмывает в воздух. Чонгуку ничего не остаётся, кроме как сломя голову бежать за ними следом к воде, от которой они не так далеко отошли. Когда он, задыхаясь от бега, останавливается на берегу, то Тэ стоит в воде, придерживая Сокджина и помогая ему стянуть прилипающую от крови рубашку с тела. Джин дрожит, его рана кажется такой ужасной, что Чону хочется зажмуриться. Он подскакивает ближе к краю берега, когда фэйри со всего размаху ныряет, отгоняя Крылатого. Тэхён оказывается на берегу. Он удерживает смертного, пока в глубине реки, куда нырнул Сокджин, разливается голубое сияние. Замерев и просто ожидая, пока фэйри появится на поверхности, оба затаивают дыхание. И Джин выныривает, хватает воздух ртом, а испугавшийся за него Чонгук стремглав бросается в прохладную речную воду, чтобы подхватить. Тэхён тоже оказывается рядом, держа полуголого Джина под локоть. И удивлению Чона нет предела, когда на месте ужасающей раны не оказывается даже следов крови. Ни шрама, ни царапины, лишь чистая гладкая кожа. И по взгляду Тэ он понимает, что обычные представители Дома Соли и Волн так делать не могут, потому что тот на Сокджина смотрит ошарашенно, но спросить ничего не успевает, потому что фэйри валится на примятую траву и сырую землю без сознания.