***
Жар песков сменяется на прохладу лесного воздуха у подножья горной гряды слишком резко. Чонгук даже не ожидает такой перемены. Портал Хоупа переносит их сюда в мгновение ока, и Гук едва ли не валится с ног, но успевает схватиться за локоть Тэхёна. Они отправились втроём, Вион отлучился по своим делам, потому оставил путь с сосудом на плечах сына и Хосока. Последний был явно недоволен собравшейся компанией, потому угрюмо молчал и продолжает с успехом это делать. Они решают остановиться ненадолго в лесу, чтобы фэйри мог перевести дух и восполнить чары, потраченные на портал. Тэхён присаживается на мшистый камень и, упершись руками в его поверхность позади себя, блаженно зажмуривается. Видимо, Крылатый рад оказаться на родной земле, его перья все подбираются, вздрагивают от лёгких порывов ветра, а лицо становится более умиротворённым, тогда как Хоуп выглядит немного побледневшим. Тэхён недолго передыхает, а Гук садится у его ног и задумчиво смотрит за лесом. Этот отличается от привычных чащ Меридиана, словно территория Дома Заката и Высоты больше наполнена магией, чем родное место, где Чон провёл столько лет. Даже воздух здесь другой: более плотный и густой, наполненный острым запахом хвои и кореньев, щиплет обоняние Гука, вынуждая зажмуриться и попытаться что-то от леса ощутить. Но этого ему делать долго не позволяют: Тэ поднимается с камня и потягивается всем телом. Встряхивает уставшие от бездействия крылья, а после лезет в свою походную сумку под взглядом двух любопытных пар глаз. Точнее, любопытно глядит Чонгук, а вот Хоуп — настороженно, даже мрачно. Что же стряслось между этими двумя? Неужто так повлиял разрыв с Касс на взаимоотношения между двумя наследниками Домов? Тэхён выуживает из сумки два странных полупрозрачных предмета и протягивает по одному своим спутникам. Его глаза лукаво сверкают, а Хоуп только изгибает скептично бровь, рассматривая продолговатый, словно вылитый из хрусталя непонятный эллипсоид. — Что это? — моргает Чон, вертит штучку в руках, рассматривая. Тот оказывается прозрачным. Но если взглянуть под определённым углом, там будто бы тянется тонкими струями белёсый дым. — Точнее, стоит спросить, где ты достал Утреннюю звезду, — хмыкает Хосок, удерживая названное в руках. — У меня есть связи, — пожимает плечами Крылатый и закидывает сумку на плечо. — Так что это? — потрясает предметом Чонгук, обращаясь хоть к кому-то. — Это, человечек, Авьеринос — свет последней звезды на небе, который способен провести через любой мрак, — отвечает Тэхён. — Он нужен в этих горах. Если со мной что-то случится или же вы почувствуете, что поддаётесь чарам гор, то Авьеринос сможет найти для вас путь. — Редкая штуковина, — хмыкает Хоуп и осторожно заматывает стекло в платок, прежде чем упрятать в дорожную сумку. — Перестраховка всегда нужна, — отвечает сдержанно Тэ и шагает вперёд — в густоту тёмно-зелёного леса. Что же, Чонгук морально готовится к новому приключению: как только они перешагнут границу между лесом и началом гор, настанет новое для него время. Радости не то чтобы очень много: он узнал о себе не самую приятную правду, понял, кто он есть, но так и не сумел найти нитки, ведущие к наставнику. Он хочет найти Чимина, не оставил мысль и на секунду, даже после того, как узнал обо всём и понял, что представляет для мира фэйри угрозу. Просто ему нужно собраться с силами и получить ещё немного ответов. За секунду до того, как вся троица выйдет из нейтральной территории леса, Чонгук чувствует болезненный укол в груди. Настолько, что его едва не выворачивает наизнанку от ощущений. Колени подгибаются, Гук падает на траву и стеклянный предмет отлетает на несколько шагов. Заметив это, оба фэйри сразу же бросаются к нему. — Эй, Гук, — зовёт Тэхён, обхватив его за плечи, но тот только пытается дышать. Ему словно перекрывают доступ к кислороду, грудь сдавливает с ужасающей силой, а кончики пальцев правой руки начинают призрачно светиться и жечь. Больно. Страшно. Это ощущается мучительным прикосновением к душе. Чонгука тошнит, швыряет из стороны в сторону. На секунду лес и спутники пропадают из поля зрения, и Чон может разглядеть только темноту. Он отчего-то понимает — в это мгновение оказывается совсем не на территории Дома Заката и Высоты. В совершенно другом, более мрачном и страшном месте, запертый, ослабленный, он словно долгое время находится в плену. Во рту до ужаса пересохло, а в нос и глотку забивается отвратительный запах гнили и сырой земли. Образы темноты мелькают перед глазами, расплываются вдруг светлой картинкой обеспокоенного лица Тэхёна что-то беспрестанно говорящего Чону. Но уши не слышат голоса, воспринимают только алчный, всегда голодный и плотоядный рык из темноты. А после, вместо лица с глазами цвета звёзд и ночи, возникает перед взором чернильная пасть с острыми зубами и впадины-глаза. Решётки, покрытые ржавчиной и копотью, серые влажные стены — всё за секунду возникает перед сознанием Чонгука и тут же гаснет, погружаясь в холодную темноту. В ушах звенит до боли знакомый голос, но слов разобрать не получается. Чонгук отчего-то знает, что лежит на чём-то мягком и тёплом, но чувствует лишь холод и скользкость грязного камня, прежде чем сознание заволакивает мраком окончательно.***
Он снова здесь. Видения не беспокоили его с тех пор, как Чон очнулся после Книги Полумесяца. И теперь, когда тень поглощает его сознание вновь, Гук оказывается перед распахнутыми настежь дверьми. Стоя на пороге, понимает — ему нельзя делать этот опрометчивый шаг. Не стоит приближаться к гладкой чёрной поверхности, которой касаются блики в месте, где даже не существует такого понятия, как свет. И снова ощущение, будто им управляют, словно марионеткой. Тело не подчиняется разуму, по всем венам и жилам струятся огненные импульсы. Чонгук видит, как его ноги сами сдвигаются с места, как несут его через множество залов и комнат туда, где он чувствует — обитает нечто крайне опасное. Чон хочет было остановиться, однако ему не позволяют. Верёвки натягиваются, а кукловод гораздо сильнее него — маленького, смертного и слабого. Его стальные нити, которыми он продолжает волочить Чонгука дальше, ближе к холодному мраку, такие неподъёмные, Чону даже страшно оттого, что те могут сотворить с ним. Руки сверкают, серебристое сияние затапливает кончики пальцев и поднимается дальше. Чон припоминает, что свет прежде не пересекал границы предплечий, останавливался у локтей, пока не охватывал всё тело целиком в одну вспышку, но в этот раз… В этом случае свет всё сильнее. От него тепло, но в то же время колко, словно он пытается Гука уберечь, и не выходит. Таинственный кукловод с лёгкостью управляет движениями сосуда, гонит дальше, поднимая ворохи пепла. Ранее он не торопился. Размеренно позволял Гуку думать, что тот ступает в комнаты и прикасается к дверям по собственной воле, однако теперь, когда сила его давления становится осязаемой, Чонгук понимает — некто правит балом уже давно. Он ощущает его нетерпение, его жажду и пугается этого чувства. Чон чувствует ещё одну вещь — он знает кукловода, однако вспомнить никак не может. Фигура прячется в тенях и облаках вспархивающего пепла, не позволяя ни разглядеть лица, ни почуять силы. Чонгуку страшно, он хочет упереться, но словно оказывается запертым в собственном теле. Кричит, но изо рта не вырывается и звука. Хочет затормозить, а ноги ему не подчиняются. Дышать от затхлости помещений тяжело, воздух здесь словно густой, объёмный и тёмный, Чонгуку с трудом удаётся вталкивать его в лёгкие, на выдохе появляется хрип. Стены будто давят, желают пригвоздить Гука к полу, а потом, укутав в тысячу липких одеял их серых хлопьев, поглотить целиком, как и всё, что когда-либо рождало здесь лучик света. Последняя комната оказывается особенно тёмной. Здесь не видно ничего, нет ни единого звука или шороха, так что Чона пронзает ужасом. Он роется в карманах, чувствуя, как ослабевает власть над его телом у кукловода — тот не может тратить здесь слишком много сил. У него ограниченный запас, а Чон чувствует — его мощь крепнет. Ещё немного, и кукловоду будет не добраться, потому он и торопится привести Чонгука сюда. Но пальцы слушаются неохотно, Чонгук едва может ими двигать, прилагая неимоверные усилия. Всё идёт слишком медленно. Ноги останавливаются возле предмета, того, который Чонгук чувствовал даже на расстоянии. Гладкая поверхность одновременно отбрасывает блики и поглощает пространство, от него веет холодом, да таким, даже зимняя стужа Снежного Правителя покажется летней жарой, Чона бросает в пот от ощущения, что тьма, какую источает предмет, глядит на него. Именно смотрит, будто живая. Клубится за чёрной поверхностью. Обсидиановое зеркало. Оно выглядит жутко, Чонгуку тошно на него бросать даже взгляд, однако приходится. Невидимыми руками кукловод, оказавшись сзади, вынуждает Чона повернуть голову и смотреть. Насильно открывает веки. На поверхности зеркала только всепожирающая темнота. Нет ничего, пока Гук не всматривается сильнее, ведомый чужими командами. Там нечто клубится и крутится. Гук смотрит, а его толкают всё ближе к раме из чёрного золота, обрамляющую обсидиан. Он вглядывается и почти приникает к поверхности, кажущейся плотной и сплошной, а на деле оказывающейся тёмной и полупрозрачной. Чонгук почти не моргает, ему самому вдруг становится интересно, что же там такое, раз кукловод вынуждает его каждый раз приближаться к этому месту, ломать защитные руны, а после обо всём забывать, как по мановению руки. Он явно не хочет, чтобы параллельные миры пересекались: старательно скрывает тайну от тех, кто находится рядом с Чонгуком и может почуять что-то неладное. Гук пугается и почти вскрикивает, отшатываясь от обсидиановой поверхности, когда с той стороны, объятая облаками густого чёрного тумана, появляется тонкая бледная рука. Длинные пальцы и широкая ладонь с грохотом сталкиваются с особенным стеклом, но так и остаются там. Проходятся по поверхности, почти царапая обсидиан, но у него ничего не выходит. Чонгук падает на задницу, поднимая ворохи пепла, а тот, кто находится с другой стороны зеркала, видимо, ослабевает. Он пропадает во всполохах щупалец тумана, и Чонгук выдыхает. Пепел сгущается вокруг него, а свет тянется к тому, кто заперт по ту сторону зеркала.***
Чонгук с трудом разлепляет веки, а перед ним — бескрайнее ночное небо. Он хочет было пошевелиться, но у него не выходит от слова совсем, тогда как небо… движется. Это настораживает и даже напрягает, так что Гук даёт о себе знать тихим стоном и новыми подёргиваниями. Что произошло? Он снова провалился в видения? Последние сны почти не помнит, только лишь ощущения холодного, липкого пота по всему телу, страх и холод. Что-то там в кошмарах творится неладное. Перед его взором, направленным в звёздное полотно, появляется темная голова с невероятно сияющими в темноте кошачьими глазами. Хоуп подёргивает ушами и внимательно глядит на Чонгука, а потом обращает свой взгляд в сторону, и тело тут же опускается на землю с тихим шелестом. Чонгук стонет снова, пытается сесть и потереть лицо, чтобы хоть немного прийти в себя. — Ты как? — возникает рядом Крылатый. Он кажется мистическим созданием в темноте звёздной ночи, его необычные глаза сияют, словно пыль от светил. — Что было? — Ты вскрикнул и упал. Перепугал нас жутко, — выдыхает Тэхён и трогает лицо Чона, чтобы удостовериться — с ним всё точно в порядке. — Я не помню. Только лишь укол в груди и жгучую боль, — хрипит Гук, а Хоуп протягивает ему флягу с водой. — Сколько я пробыл в отключке? — Почти сутки. Скоро утро, — отвечает Хосок, глядя за тем, как Чон пьёт и тут же давится от сказанного. — Мы уже зато преодолели большую часть пути до Эль, — улыбается успокаивающе Тэхён, пока Чонгук пытается прийти в себя. Эти потери сознания начинают его напрягать, и состояние после них, будто высосали все имеющиеся силы в теле… Что-то тут неладное, но как только Чонгук хочет раскрыть рот и сказать об этом фэйри, его глотку сводит такой болью, что невозможно дышать. Закашлявшись до слёз, Чон начинает задыхаться, а Тэхён обеспокоенно разглядывает его и трясёт. Сознание мутнеет, пока Хоуп, стоящий рядом, не выливает на голову Чонгука воду из фляги и не приводит в себя прохладными струями. — Что с тобой? — спрашивает подозрительно он, разглядывая янтарными радужками сосуд. — Горло свело. Видимо, пересохло, — сипит Чонгук, но отчего-то внутри зреет подозрительное сомнение в том, что это просто от обезвоживания. Хоуп тоже ему не верит, однако молчит. Тэхён помогает Чонгуку подняться на ноги и придерживает его за пояс, пока тот не оказывается в состоянии шагать самостоятельно. Он не сразу замечает массивы гор, только тогда, когда показывается первая светло-серая полоска рассвета. Очертания вершин сперва не видны, однако стоит небу начать алеть, как острые зубцы кряжа показываются во всей красе. У их пик клубятся белоснежные облака, кое-где виднеются стойкие к горному климату, с прочными корнями и стволами деревья, где-то верхушки, особенно высокие и острые, оказываются присыпаны снегом. Чонгук любуется горами на фоне розового неба. Он понимает, почему Дом Крылатых назвали именно так: дух захватывает от вида, который перед ними разворачивается. Розовые облака рассвета и высота, даже небольшая, на которой сейчас находятся путники, красиво оттеняют виднеющиеся леса. Чонгук заворожённо глядит за всем, что находится впереди, он не может даже выдохнуть, а это только меньше половины пройденного до самой высокой горы пути — до Валиеля, на вершине которой находится город Крылатых. И если по тропкам можно добраться до городов прекрасных созданий с ночным небом в глазах, то до вершин — только на крыльях. Интересно, что чувствует Тэхён, когда летает? Чону правда интересно, но спрашивать он не собирается. Они бредут в молчании, Хоуп и его выражение лица не располагают к разговору, однако Чонгуку надоедает довольно быстро, потому он зовёт Крылатого, решив разговорить друга. — Тэ, — произносит Гук. — Какой он, Эль? Крылатый тут же приобретает мечтательный вид, обернувшись через плечо на Чонгука. Идут они друг за другом по узкой тропе скалы, поднимаясь всё выше, а дышать становится труднее из-за разряженного воздуха. — Он прекрасен, — выдыхает фэйри, и его воодушевление тут же передаётся Чонгуку. — Гора — самая большая в гряде. Она высится словно центральный зубец большой каменной короны, а вся вершина занята замком Эль. И город, и дворец одновременно, — Чонгук слушает, затаив дыхание, а голос Кима становится таким низким и глубоким, что запускает мурашки по коже. — Объёмные ветряные потоки способствуют нашему движению, сам замок красив, как закат. Из него открываются прекрасные виды гор, а ещё с вершины течёт Ночная река. Никто не знает, откуда она взялась, но вода никогда не останавливается, только набирает силу к подножию, превращаясь в огромный водопад. Она, говорят, снимает любые чары, но только приблизиться к реке очень трудно — там непроходимые скалы, даже Крылатые не могут подобраться к устью, потому никому и неизвестно, откуда она берёт своё начало. Там действуют совершенно другие законы, они не подчиняются природе и магии, только горам. Чонгук улыбается, видя, как лицо Тэхёна румянится от рассказа и усилий, с которыми тот шагает. Чон хочет взглянуть хоть глазком на чудную Ночную реку, чтобы понять восхищение фэйри. — А ещё там прекрасные гуляния, — усмехается Хоуп, вклиниваясь неожиданно в разговор. — Особенно в ночь Затмения. — Ты всегда любил этот праздник, — усмехается уже менее радостно Тэхён. Они с Хоупом словно две натянутые тетивы, того и гляди — лопнут и поранят друг друга. — Да, потому что выпивка льётся рекой, танцы до самого рассвета, — хмыкает тот, держась за выступающий камень и продолжая шагать. — И после ночи Затмения нет красивее восхода солнца. Чонгук замолкает и внимательно слушает их тихий разговор. — Я помню, когда ты впервые оказался в Эль на праздник, — отвечает, не оборачиваясь на Хосока. — Ты тогда напился, как свин, и после плакал, когда вставало солнце. Чон, обернувшись, видит, как уши Хоупа нервно дёргаются от возмущения, которое можно прочесть на его смуглом лице. — Не плакал я! — вскрикивает он, а горы, красующиеся своим великолепием в свете начинающегося дня, отражают голос эхом. — Плакал, как мальчишка! — Тэхён чуть вспархивает и, взмахнув крыльями, зависает в воздухе, тыча в Хосока указательным пальцем. Фэйри ощеривается и шипит на него, но… больше не отрицает. Тэхён победно усмехается и снова опускается на тропу, продолжая молча двигаться вперёд. Они делают привал только когда солнце находится в зените. Останавливаются и сидят прямо на прохладных камнях, отдыхая. Чонгук продолжает витать в собственных мыслях, почти не присоединяясь к редким перепалкам ребят, потому что ему не даёт покоя состояние. Странно всё это: боль в груди, неясная потеря сознания. Нечто врывается в его душу воспоминанием: прутья, звёздный серебряный свет, ржавчина, пасть Тени. Чонгук вздрагивает и почти падает от неожиданности с камня. Он часто дышит, словно снова окунулся в видения, однако одёргивает себя и старается отдышаться. Тэхён его состояния не замечает, жуя свой хлеб и переругиваясь с Хоупом. Чону кажется, что между ними тает постепенно напряжение, по крайней мере со стороны Тэ, потому что говорить они стали явно больше, по сравнению с пребыванием в Доме Песка. Что между этими двумя? Что произошло в прошлом, помимо расторгнутой свадьбы? Чонгуку вроде бы интересно, а с другой стороны в жизни его достаточно на данный момент тайн, чтобы начинать рассуждать об ещё одной. Он вздыхает с облегчением, что фэйри не заметили его вспышки, и выпрямляется. Место из видения кажется ему смутно знакомым, будто бы Чон там уже бывал, однако объяснить ощущение он никак не может, и это настораживает ещё больше. Тэхён сказал, что до полуночи они должны добраться до подножия горы, на которой стоит Эль. Чонгук воодушевлённо ждёт этого момента, потому что из-за рассказов Крылатого хочется посмотреть на неё ещё сильнее, исследовать город. Путь с одной из гор, вопреки мнению Чона, что идти вниз легче, оказывается долгим и тяжёлым. Приходится постоянно смотреть под ноги, чтобы случайно не оступится и не полететь по склону с усиленной скоростью. Тэхён идёт чуть впереди, а Хоуп — позади, подстраховывает Гука. Они довольно сильно устали, но не останавливаются. Погода из солнечной и приятной начинает портиться, что вызывает на лице Тэхёна настороженное выражение. Чонгук же задаётся вопросом: где же те самые чары гор, перед которыми не удастся устоять никому, кроме Крылатого? И его он, естественно, задаёт Тэхёну. — Я ведь рядом с вами, — жмёт плечами тот, продолжая не идти — почти порхать. — Моё существование, моя сила — всё это оберегает вас от чар. Были бы вы одни — давно бы заплутали среди гор и деревьев. Хосок фыркает, как бы выражая своё отношение к довольному Тэ, идущему дальше, Чонгук же задумывается. Что составляет магию гор? Что ею управляет? Откуда вообще взялись чары и как появились фэйри? Он почему-то особенно этими вопросами не задавался, однако сейчас те принимаются его волновать. Чон мысленно строит теории, почему и как, когда и сколько, и сам же на свои теории даёт опровержения. В его голове столько мыслей, что та готова разорваться, а за перемалыванием путь почему-то проходит легче. Чонгук представляет себе, что когда-то давно народ бессмертных, возможно, был людьми, но откуда-то получил свою силу. Или что те вообще прибыли с далёкой звезды, а после приняли решение остаться, мол, уж очень странным существам понравился мир смертных. Чонгук сам себе посмеивается, пока остальные бредут в молчании. Облака темнеют, собирается дождь, и Тэхён недовольно смотрит на небо. Чонгук же принимается наблюдать за Крылатым. — Что такое? — спрашивает Гук, и тот передёргивает плечами. — Не люблю мокнуть, — фыркает фэйри, а Хоуп позади только усмехается. — Пташка не хочет мочить свои пёрышки. — Иди в пещеру, — отвечает ему Тэхён. — Словно ты хочешь вымочить свой красивый хвост! Хосок насупливается и даже краснеет, а Гук не понимает, почему. — Не тронь мой хвост! — Ах, прости, я забыл, — делает виноватый вид Тэхён, взлетая и нависая над Хоупом так, что тот задирает голову, чтобы видеть его. — Ваши хвосты такая интимная тема. Вы ведь стесняетесь их, да? Фэйри вспыхивает сильнее, буравит взглядом Тэ, а Чонгук даже останавливается, чтобы понаблюдать за перепалкой. — Ты ведь знаешь, что они важны для баланса, ловкости и силы, — шипит на него Хосок, прижимая рысьи уши к лохматым от ветра волосам. — Да, а ещё я знаю, — понижает голос Крылатый, — что это ваша самая яркая эрогенная зона. Хоуп и Гук замирают, пока Тэ взлетает чуть выше от греха подальше и спускается чуть ниже, чтобы избежать гнева красного, как спелый помидор, Хосока. Тот нервно дёргает вышеупомянутым хвостом с пышной кисточкой, метёт им мелкие камни, а потом вздёргивает и обхватывает рукой, прижимая к себе поближе, словно кто-то вознамерится и правда дотронуться до его части тела. Чонгук удивлённо смотрит на фэйри, который всё ещё выглядит донельзя смущённым. — Правда что ли? — спрашивает он, а Тэхён, стоящий чуть ниже, разливается звонким хохотом, отражающимся от гор эхом. Хосок взбешивается и рычит, показывая острые кончики клыков. — Не твоё дело! — рявкает он Чонгуку, сжавшемуся, когда проносится мимо и, схватив крупный камень, целится в Тэхёна. Гук уже пугается, что эти двое подерутся серьёзно, но Крылатый только хохочет, взлетая и мелко размахивая сильными крыльями. Хосок скалится и порыкивает на него, на что фэйри только облетает его и хватает за пушистую кисточку на ухе. Хоуп всё же швыряет в него камень, но не попадает. — Всё, хватит дурачиться, — выдыхает Хо, скалит зубы на Крылатого, посмеивающегося в воздухе. — Пошли. Я уже устал и хочу спать. Тэхён снова оказывается впереди, ведёт остальных по тропам, петляя между камнями.***
Они достигают подножия даже быстрее, чем ожидалось. Чонгук с открытым ртом смотрит на величественную гору, уходящую ввысь так далеко, что даже не получится край вершины разглядеть. У неё нет троп, нет пещер, только отвесная скала, рвущаяся к небу. Тэхён вдруг начинает разминаться, глядя, как приближается закат и начинает темнеть небо. Он встряхивает крыльями, потягивается и размахивает ими, долго неиспользуемыми, а теперь нуждающимися в разминке перед долгим полётом. — Человечка отнесу первым. Его опасно одного оставлять, — говорит Тэ, обращаясь к Хоупу, уже уместившемуся на большом плоском камне. — Держи Авьеринос при себе и не слушай голоса! — наставляет Крылатый фэйри, а тот только зыркает на него недовольно и показательно достаёт хрустальную ёмкость с утренней звездой, вертит и та принимается сиять едва различимо. Тэхён подходит к Гуку вплотную и протягивает ему руки, проговаривая: — Готов полетать, человечек? И Чонгук не знает, что ему ответить. Он не готов, но выбора как такового у него нет. Остаётся только подойти к Тэхёну вплотную и дрожащими руками схватиться за его плечи. Когтистые ладони обхватывают пояс Чона, фэйри как следует прижимает его к груди, а сам приседает, готовясь к рывку. — Покатаемся, — смеётся Тэ, отталкивается ногами от земли и в этот же миг очень быстро расправляет крылья. Он словно гребёт воздух ими — большими, сильными с поблёскивающими перьями даже в таком тусклом свете вечера. Чонгук зажмуривается от ужаса, вцепляется в одежду Тэхёна изо всех сил и вопит ему в заострённое ухо так, что удивительно, как тот не роняет вопящего человека. А потом рывок снова — Тэ, взлетев, расправляет крылья во всю мощь, машет ими, всё набирая скорость и устремляясь выше. Чонгук боится даже глаза раскрыть, едва дышит от потоков воздуха, бьющих в лицо, но Тэ похлопывает его по спине, вынуждая поднять веки. Это завораживает. То, какими мощными оказываются крылья фэйри, с какой лёгкостью они преодолевают сразу метры, расправляясь и с силой отталкиваясь дальше между ветряных потоков. Душа Чонгука уходит куда-то в пятки, и он обвивает Крылатого ногами, потому что опрометчиво глядит вниз, а там только увеличивающееся расстояние от земли, серый камень и становящиеся маленькими деревья. Тёмные волосы Тэхёна развеваются, бьют по лицу, но тот не реагирует, лишь крепко держит Чонгука и продолжает лететь. Кажется, что это длится вечно, а после, когда Гук поднимает голову вверх, то замечает белые облака, которые укрывают приближающуюся вершину. Цепляясь за фэйри изо всех сил, едва ли не зубами за его рубашку держась, Чонгук смотрит, как белоснежное, на вид пушистое покрывало облаков приближается. Он не хочет закрывать глаза, смотрит упрямо на них. Сначала кажется, что он ничего и не чувствует, а потом мелкая влага касается кожи, словно Чонгук попал в густой туман. Он восхищённо выдыхает, рассматривая пространство, пока Тэхён, взмахнув крыльями снова, не разгоняет облака порывом воздуха. Они вылетают из гущи пушистых перьевых, и Чонгук замирает. Он даже приоткрывает рот, когда видит его. Нет, он ошибался, когда предполагал, будто понимает, почему народ и дом Тэхёна называют Домом Заката и Высоты. То, что он видит перед собой, невозможно даже описать словами. Те совершенно заканчиваются у Чонгука, пока он смотрит на границу ярко-пурпурного неба, где как раз садится солнце и сливается с иссиня-чёрным полотном ночи, усеянным мелкими и крупными точками звёзд. Дыхание перехватывает от вида гор, которые частично теряются на фоне тёмного неба, а другие, укрытые шапкой из облаков, окрашиваются яркими розовыми и лиловыми красками. У Чонгука щиплет в носу то ли от более холодного воздуха, то ли от вида, развернувшегося перед ним. Такой красоты Гук никогда не видел, это прекрасное место, и он даже частично завидует Тэхёну, который тут живёт. Но самым пиком его удивления становится Эль. Город-замок представлялся в воображении Чона, как просто выдолбленные в горе окна и двери, а Крылатые там живут, однако он ошибался. Резные и витиеватые узоры на крупных, массивных колоннах сразу же привлекают взгляд, огромные окна и целые площадки, усеянные тысячами источников света — свечами, факелами, круглыми фонариками и маленькими магическими шариками. Эль словно весь состоит из света, каждый уголок его освещён. Он занимает всю громаду верхушки горы-гиганта, вьётся вниз и там освещается не хуже, спускаясь к самой границе с облаками, где свет всё ещё мерцает, но теряется в пушистом белом ворохе. Он прекрасен. Чонгук вряд ли сумеет забыть то, каким предстал город Крылатых перед ним впервые. Невозможно такое выбросить из памяти. Интересно, для них это уже привычно или же фэйри, живущие здесь, так же наслаждаются видом родного «гнезда» изо дня в день? Тэхён летит не торопясь, он позволяет Чонгуку насладиться видом Эль издалека, а тот заворожённо, стараясь совсем не моргать, любуется городом-замком. Пока не настаёт время опускаться на одну из площадок — плоских открытых пространств, ограждённых небольшими низенькими перилами. Скорее всего, специально для того, чтобы приземляться фэйри было удобнее. Тэ грациозно опускается на ноги и хохочет во весь голос, разглядывая мелкую мартышку, обвившую его ногами и руками. Чонгук не может отлипнуть: от шока его конечности словно окаменели, а фэйри продолжает над ним потешаться. — Ваше Высочество! — раздаётся сбоку, вынуждая всё же Чонгука, трясясь, слезть с Крылатого. — Мы вас ждали. — Посторожите человечка, я пока слетаю за вторым гостем, — отдаёт указание Тэхён. Он разбегается и с довольным смехом бросается вниз, предварительно вскочив на край перил. Чонгук едва дышит, когда видит, как он падает камнем вниз, бросается следом, словно не знает — Крылатый не разобьётся. И правда: падение, длящееся секунды, заканчивается, когда Тэ переворачивается в воздухе и расправляет крылья. А после, стремглав несясь к земле, пропадает в гуще облаков. Стражники, стоящие сзади, привлекают внимание Гука покашливанием, а тот чуть отходит боязливо от края площадки и смиренно ждёт друзей. Для него полёт прошёл довольно быстро, а вот ожидание того, пока Тэ спустится к подножью и вернётся оттуда с Хоупом, длится, кажется, целую вечность. Но вот он едва ли не падает на задницу, когда Ким взмывает прямо рядом с площадкой, а потом резво опускается и приземляется на ноги. Его лицо в поту — конечно, трудно преодолевать такое расстояние дважды, да ещё и с ношей в руках. Хосок выглядит злым. Донельзя рассерженный фэйри держится за шею ухмыляющегося Тэхёна, тонкий рыжий хвост мечется из стороны в сторону, пока Ким держит его, словно девицу: подхватив под коленями и поясницей. Ушки прижаты к голове, а нос всё время зло дёргается. Но взгляда при этом Хоуп с Крылатого не сводит. Металлические когти, которые тот носит в качестве оружия и никогда не снимает, находятся в опасной близости от шеи Крылатого. Отведя взгляд, Хоуп спрыгивает с чужих рук и снова пунцовеет, пролетая мимо Чонгука и стражников разгневанной фурией. Тэхён же только тычет языком в щёку игриво, вызывая неподдельное удивление в Чонгуке, и, спрятав кисти в карманы брюк, шагает ближе к нему. — Добро пожаловать ко мне домой! — снова вдруг Тэ превращается в шута, отчего по коже Чона пробегают мурашки. Он искренне хочет, чтобы Тэхён избавился от этой маски как можно скорее, она ему не к лицу. Но молчит, разворачивается, оглядывая стражников в чёрных доспехах с такими же огромными и красивыми крыльями за спинами. Они ожидают их, чтобы спуститься в сам замок.