Пять дней Рождества

      Райнер ненавидел зиму на клятом Парадизе. Сказать честно, он вообще не питал особой любви к острову, на который попал. Но даже мысль о ежегодных учениях далеко в горах, когда вокруг ни души, лишь километры снега и дерущих кожу морозов, вызывала омерзение.       Вот и в этот год, как и последние два, начальство объявило о скорой экспедиции. Больших сил ему стоило не закатить глаза и не выругаться погромче, ясно давая понять, на чём и с какой скоростью он вертел все эти походы для тренировок в тяжелых условиях.       — Знали б что эти сосунки о тяжелых условиях, — как-то не сдержался он и поныл Бертольду. — Мы такое дерьмо повидали, что им и в страшном сне бы не привиделось.       — Так бы и не привиделось, Райнер, — Бертольд сощурил глаза, ясно, на что намекая.       Райнер поджал губы так, будто хотел их сцедить.       — Это наш долг, Берт. Это совсем другое.       Берт грустно качнул головой, промолчав. Райнер его не понимал. Он бы и хотел сочувствовать, а возможно, и сочувствовал, но у него не было выхода.       Сегодня он был воином. Тем, для кого долг превыше всего. Он знал, что делает и совершенно чётко помнил свою цель. Но это сегодня. К сожалению, Райнер был парень с причудами, а к ещё большему сожалению — сам он это осознавал не до конца. Но не будь этих причуд — не было бы у нас с вами сегодняшней истории.       Итак, Райнер Браун не любил снег. Не любил горы. И больше всего не любил строить из себя неумёху-кадета, якобы он и впрямь новобранец, что умеет лишь дрочить портянками на верхней койке (Райнер умел дрочить даже в полевых условиях, и это, как-никак, выдает военный опыт). Потому в очередной раз запихивая вещи в дорожную сумку, вид он принял лихой и придурковатый, радостно вдарив худосочному Арлерту по плечу:       — Что, готов по сугробам лазать?       Армин грустно улыбнулся, не менее грустно вздохнул: такому никто не радовался.       На севере стен их ждало особое место: старый заброшенный замок, где им и предстояло провести ближайшую неделю. Стены, казалось, успевали пропитаться льдом, отчего согреться каждый раз было всё сложнее. Тулупы из овчины грели хоть и хорошо, но ровно настолько, чтобы просто не сдохнуть или не лишиться носа, а то и хрена. Юные кадеты поджигали костры и жались к друг другу, чуть ли не постанывая от проникающего под одежду сквозняка. Каждый хренов год.       Райнер всегда недоумевал — на кой вообще эти тренировки сдались? Уж он-то наверняка знал, откуда полезут титаны, и понимал, что шанс встретить их на севере равен не просто нулю, а и вовсе рухнул в отрицательное значение. Но об этом Райнер помалкивал, что, впрочем, неудивительно.       И вот, день икс настал — лошади оставлены позади, в последнем городе на границе гор; замотанные по самые уши кадеты, кряхтя, пробирались сквозь сугробы.       На дворе стоял полдень, ясное зимнее солнце било в глаза. Они упрямо двигались через еловый пролесок. Райнер смотрел вокруг и вспоминал, как раньше такие же деревья украшали в Марлии, как он сам любил вырезать снежинки из плотного белого картона, и как мать устало радовалась, когда он лепил их на окна. Райнер даже немного злился: дикари с острова знать не знали ни о каких зимних праздниках, да и вообще с весельем тут было туго.       Щёлк.       Райнер шёл, утопая в сугробах, и думал, какие же тренировки подготовили им на этот раз. Впереди двигался инструктор Хаас — один из главных в северном кадетском корпусе. Райнер отчасти восхищался им — каждый год этот суровый мужик под сорок не гнушался проводить будущих защитников стен до горного штаба и помочь обустроиться. Он же внимательно следил за выполнением заданий, придумывая новые.       Райнер любил эти вылазки: снега он ни в жизни не видел, не зря всё-таки родился в южных угодьях стен. Красота!       Каждый раз его удивляла красота зимнего леса: стремящиеся в небеса ели укутаны снегом в точности как кадеты шарфами. Как его братья по оружию. Хруст под тяжелыми сапогами, тихие ночи возле костра, тёплые воспоминания о прошлом, до того, как бронированный и колоссальный — те гады из кошмаров — проломили стену, а дети остались сиротами с нехитрым выбором: в кадетку либо на поля. Райнер всегда был нешуточно силен, потому сделал выбор не раздумывая — в кадетское, а там и в разведчики. Ведь кто, если не они, пострадавшие от стальных кулаков бронированного, горят волей победить несправедливость.       И нынче Райнер был солдатом. Преданным солдатом короля и стен, знающим свою цель и трепетно любящим своих друзей.       — Хорошо же, Берт, — он широко ухмыльнулся, поправляя варежки. — Такие тренировки нам не лишнее, кто знает — откуда титаны полезут в этот раз.       Бертольд жалостливо посмотрел на Райнера и лишь закатил глаза.       — К врачу бы тебя, друг…       — Что ты сказал? — удивлённо повернулся в его сторону Райнер.       — Нет-нет, — тот тут же завертел головой. — Нормально всё. Устал, говорю.       — А, — Райнер участливо подхватил того под руку. — Скоро уже доберёмся, я даже вижу вершины штаба. А ты?       Уже и первые сумерки замерцали в небе, когда команда кадетов добралась до горного штаба. И было их не так уж и много, ибо коль подохнут от мороза в горах, обязательно должны остаться другие. Не дело раскидываться детишками, что мечтали отдать свои юные сердца во блага короля и стен.       Потому в этот раз на вылазку отправились: Райнер, Бертольд, Армин, Криста, Конни, Саша и Томас.       Вроде немного, но достаточно, чтобы и костёр развести, и от голода не сдохнуть, и друг друга поддержать.       — Три дня на выживание, каждый день группа идёт в горы, кто-то один остаётся здесь и поддерживает тепло, — растолковывал Хаас, устало подпирая плечом стену. — Ясно?       — Так точно! — бойко рапортовали кадеты.       Райнер тем временем вызвался быть в первой группе — лучше уж вымотать себя сразу, а потом, глядишь, удастся увильнуть и остаться на дежурстве. Быть может, и мелочное желание, но простое, человеческое, даже сказать — мальчишеское.       Сказать, что в горах они промёрзли до костей, значит, ничего не сказать. Им поручили пройти маршрут от точки «А» к точке «Б», но карту снёс порыв ветра, и они пробирались наобум. И пока ребята сокрушались, Райнер наслаждался испытанием.       Глядя по сторонам, он впитывал окружающую его красоту с замиранием сердца. Облачённые в снег горные хребты, линия горизонта, заваленная розовыми облаками, морозные ручьи — всё казалось ему первозданным и нерушимым. Скулеж Армина на фоне лишь придавал атмосфере некой остроты. Мол, вот они, твои сыновья, гора, прими же их, как Райнер принял твою мощь!       Но согревающее душу видение рассеялось, и он замер, посмотрев на этот мир как-то иначе. Нет, он здесь чужак, больше того, он ебал эту красоту в рот, ведь его истинная Родина звала назад, в объятия сердобольной матери. «Воин не плачет», — сказал он себе, отчего-то воодушевившись. «Если успеем вернуться к полночи, затоплю баню. Для всех. Солдатам не пристало трусить ледяными яйцами», — и это его точные слова.       Вдохновлённый, он повёл кадетов к вершине. Он смотрел на них через плечо, проникаясь братскими чувствами. Он силен, он защитит их всех до единого, ведь жизнь оказалась бесчестной, и лишь Райнер нёс в себе печать справедливости. Он вёл кадетов, и они шли за ним, как утята за мамкой. Их вера в него была непоколебимой и наполняла живительной энергией. Будь его воля, ради них он бы проломил всякую стену.       «И я сделаю это ещё раз, если потребуется. На этот раз не спасётся никто», — ответил внутренний воин, нанеся странную душевную боль. Райнер скривился, прибавив шагу.       И вновь, очарованный происходящим, он поймал себя на том, что забрёл далеко вперёд, сбившись с маршрута, если вообще помнил о таковом.       Порой разум мотал его из личины воина в личину солдата особо заядло, отчего Райнер чувствовал себя зерном в погремушке. Так и сейчас, притормозив на краю снежной поляны в горах, он словно оказался на незримой границе «между».       Он видел двух оленей. Вернее, оленье спаривание. Райнер-солдат назвал бы событие как-то глубокодумно, вроде «исток жизненного круговорота» или «любовь пушистых», но Райнер-воин определил увиденное оленьей еблей. Ни больше, ни меньше. Он вдруг решил, что самке больно, ведь узрел красную елду — или, скорее, волыну — самца, и это поразило его до глубины души, ввергнув в состояние чувствительного к несправедливостям солдата.       Разве можно с женщиной вот так? — не важно, что женщина рогатая, и не важно, что инстинкт превыше такта, Райнер считал её венцом творения: олениха, женщина, будущая мать.       «Криста… — сообразил он. — Да я бы ни в жизни ей так резко не вставил!» — он пообещал себе жениться ближе к выпускному. И нашёл остальных кадетов ровно тогда, когда венец творения вновь обернулся оленьей еблей.       Спуск всегда давался легче, чем подъем на гору. Несмотря на давящую плечи усталость, обратно всегда бежалось быстрее. То ли дело в том, что путь уже был известен, то ли в том, что в штабе ждало нечто большее, нежели сухой хлеб, что с трудом жевался и застревал в деснах.       Громко пыхтя, кадеты ввалились в замок и обессиленно сползли по стене, будто промокшие обои. Навстречу им тут же выбежала Криста. В её глазах мелькнуло привычное горестное сочувствие и даже стыд — она-то тут, в тепле, сидела весь день, пока её друзья шлялись хер пойми где.       — Как прошло? — заботливо вопрошала она, суетясь вокруг. — Всё в порядке?       — Нормально, — просипел охрипший от мороза Райнер. — Ты тут одна — как?       — А я что, я же просто сижу, — забормотала Криста, явно смутившись. — Огонь горит, еда готова, идите скорей, погрейтесь.       «Истинное чудо, а не девчонка,» — думал Райнер. Каждый раз так думал, глядя на её тоненькие ручки, на золотые локоны и огромные небесно-голубые глаза.       Щёлк.       Райнер угрюмо смотрел, как Криста вертится вокруг незамысловатого варева: картошка, капуста и ещё какие-то овощи. Иногда он смотрел на ту же Кристу и думал: она бы не смогла быть, как они. Не смогла бы пойти убивать людей пачками, не смогла бы подписать себе смертный приговор на тринадцать лет. Даже не факт, что сдюжила бы жизнь в гетто Марлии. Но менее милой она от этого не становилась. Иногда даже неприятно глодало на задворках сознания: не будь он воином, всё могло сложиться иначе. Ничего бы не помешало ему прожить полноценную жизнь в том же гетто, а то и вовсе на Парадизе, семья там, дети, жена красивая.       Райнер тряхнул головой: воину не пристало думать об островных бабах.       — Подежурю сегодня, — бодро предложил он. И глядя в сонные глаза друзей, понял — протестовать никто не собирается. Что ж, Райнер тому и рад.       Ночь в горах опускалась быстро и была непроглядной. Лишь луна, звёзды да тихо падающий снег. И хорошо, что тихо — пурги им ещё не хватало.       Райнер смотрел на свернувшихся в спальниках кадетов и медленно обходил уже неисчислимый круг. Он задумчиво жевал губы — насколько крепко спят ребята? Всмотрелся в каждое из лиц, решив: достаточно.       Он пошарил за пазухой и достал выкраденные у кого-то из тумбочки сигарки. Райнер направился к выходу, тихо открыл дверь и глубоко вдохнул морозный воздух. Чиркнув спичкой, затянулся. Прищурился, наблюдая причудливые клубы дыма.       Последнее время он часто и много думал. В голове не затыкаясь звучал диалог, отчего Райнер стал необычайно раздражительным. Поди поживи спокойно, когда разум спорит с совестью.       — Как же всё это задолбало, — пробормотал он под нос, уставившись в темень.       Снег мерцал под лунным светом, напомнив драгоценность в чёрной бархатной шкатулке. Ничто не нарушало тишину. Райнер курил, наслаждаясь одиночеством, которого ему недоставало. Люди, люди, люди, вокруг слишком много людей. Слишком много от них шума.       — Как ты стал слаб! — раздался насмешливый голос где-то вблизи.       Райнер подавился, испуганно оглядываясь. Никого.       — Кто здесь? — неуверенно окликнул он.       — Кто, кто… — голос въедливо проникал под кожу. — Тот, кем ты, слабак, всё никак не станешь.       Райнер швырнул недокуренную сигарету в сторону, запоздало хлопая по ляхам — мечи он сдуру оставил внутри.       — Выходи, кто бы ты ни был, — напустив на себя суровый вид, сказал он. — Я вооружен и медлить не стану.       — О, и чем же ты вооружен? — голос участливо кружился вокруг него, будто с ветром смешался. — Никак силой титана?       Райнер замер.       — Бертольд? — он спросил на всякий случай, зная, что никакой это не Бертольд.       — Бертольд видит десятый сон, Райнер, — незнакомец глумился над ним, отчего Райнеру хотелось проломить ему голову, если не вырвать кадык.       — Тогда покажись. Мы не ждём гостей. Разве что, ты пришёл за своей погибелью, — голос Райнера оттенял сталью: так-то он воин, а не хуй с горы.       — Глупый маленький Райнер, — голос зацокал, и Райнеру показалось, что он доносится откуда-то справа. Выставив вперёд кулаки, он двинулся туда мягкой походкой. — Можешь разжать кулаки. Ты ничего мне не сделаешь.       — С чего ты взял? — раздражённо буркнул Райнер. Чем бы он ни был, очень скоро Райнер сломает ему лицо.       — Потому что, — Райнер услышал хруст сапогов по снегу. — Не будешь же ты лупить самого себя?       — Что? Что ты несёшь?       Звук шагов нарастал. Райнер приготовился к атаке, но когда из-за поворота появилась тень, замер и вытаращил глаза. Перед ним стоял Райнер Браун — другой Райнер Браун, — и тянул глумливую улыбку.       Человек напротив выглядел в точности как и он сам. То же лицо, что в зеркале, то же тело. Даже движения характерные. И одежда. И шишковатый сустав на большом пальце.       «Что за…»       Глядеть на себя со стороны было жутко. У Райнера затряслись поджилки.       — Я сплю? — еле выдавил он, впиваясь пальцами в виски. — Это сон?       — Ах, если бы, — нараспев сказал двойник, шагнув навстречу. Браун был до того ошарашен, что отпрянул к перилам. Каменная балюстрада упёрлась ему в ягодицы.       Нет, Райнер определённо не спал. Ледяный воздух кусал щеки, ветер пробирал до костей, пальцы немели от холода. В горле ощущался горький налёт от смольного дыма сигарки.       Он не спал и видел своего двойника. Слепленного по образу и подобию. С идеально отточенным телом и мужественным подбородком. С тем же огнем в сосредоточенном взгляде.       Воин. Настоящий. Марлийское оружие.       — Что ты за тварь?       — Как лестно ты о себе отзываешься, — игриво заметил он.       — Ты — не я, — отрезал Райнер, вновь сжав пальцы в кулаки. — Этому должно быть объяснение. Должно быть!       Мысли бешено вертелись в голове, сбивая с толку. Ему хотелось схватиться за голову.       Наброситься бы на это дьявольское отродье. Связать, оттащить в подвал. Поглубже, на нижние уровни, чтобы никто не услышал пронзительных криков. И вогнать нож под каждый чертов ноготь.       Райнер собирался допросить его. Выведать о, вероятно, магии, что позволяла присваивать чужую внешность. Это нужно было сделать быстро и бесшумно. Но если кадеты за дверью услышат возню… Или Конни приспичит поссать? В таком случае, Райнеру не избежать вопросов.       Иногда он забывал среди кого скрывал свою истинную сущность. Парадиз — остров нечестивых, и пора бы это запомнить.       Существо перед ним — проделки прародителя. Не иначе. Какие ещё варианты? Нужно немедля действовать. Нет ничего важнее прародителя.       Заметив его взгляд в сторону двери, двойник лениво ухмыльнулся.       — Волнуешься, Райнер? — спросил он и начал постепенно надвигаться. — Правильно. Они уже догадываются.       — О чём догадываются? — Райнер нахмурился и позволил двойнику подойти ещё ближе. В теле напрягся каждый мускул, будто перед разящим выпадом.       — Мне правда нужно произнести это вслух? Правда, Райнер? Громко произнести? Насколько громко? Какой же ты жалкий.       Вопросы сыпались на голову Брауна пеплом. Существо загоняло его в угол, ставя в невыгодное положение. Да и несло чушь, которая, если хорошенько подумать, не звучала как чушь вовсе. Вдруг… Вдруг кадеты за дверью и правда… И правда его в чём-то подозревают? Его раскрыли. Нет, не может быть. Его правда раскрыли?       Идентичный Райнер Браун, стоящий прямо перед ним, не давал ответить на этот вопрос. Вся реальность смазывалась широкими мазками. Ни одной логичной цепочки не выстроить, да и не способен был Райнер строить эти логические цепочки сейчас, когда правда и ложь слились воедино.       Вместо этого он вмазал самому себе прямо в нос. Просто от отчаянья. Кровь хлестнула струёй по губам и подбородку, пачкая одежду.       Большего Райнер разглядеть не успел. Он прыгнул на противника и повалил наземь, вцепившись в грудки. Придавив его собственным весом, Райнер ощутил трепыхающееся ликование под рёбрами.       Но двойнику будто было всё равно. Он не сопротивлялся, а его спокойное выражение обратилось брезгливостью, даже когда Райнер обхватил ладонями кадык и зверски сжал, не дав вдохнуть.       Лишь рука отродья, подрагивая, лупила по пальцам, будто моля остановиться. Остановиться. Мог ли Райнер остановится? Перед глазами так и замерла ублюдская ухмылочка до ушей. Собственная ухмылочка, что пронзала спицей в сердце.       Он сам… Он сам над собой измывался. Укорял в слабости. Жалким назвал? Великого Марлийского воина, что выкраст для Родины оружие и докажет, что элдийцы не просто дьяволы, а…       Щёлк.       Дыхание сбилось. Густые облачка пара вырывались изо рта вместе с хриплыми вздохами.       Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох.       Райнер жадно прогонял воздух через лёгкие, не в силах продышаться. Всё тело болело. Нос отёк, на губах колол железистый вкус крови. На шее будто удавку сжали.       Как же неудачно он упал. Это же надо так! Нос разбил, умудрился же. Ребята завтра посмеются с его потрепанного видка. Под глазами наверняка синяки вылезут, нос распухнет точно лопнувшая слива.       Удивительно, но Райнер не мог припомнить самого падения. Только темнота и резкая боль. Видимо, голову тоже отбил вместе с остатками мозгов.       И отсюда следовал вывод — нужно бросать курить.       Утра после дежурства всегда были тем ещё испытанием. Руки-ноги казались неподъёмными, мысли проворачивались медленным жерновом, а слова еле-еле складывались в предложения.       — Останься сегодня, друг, — мягко похлопал его по плечу Бертольд. — Толку от тебя всё равно не будет.       Райнер хотел было запротестовать, но сил хватило только на кивок.       Дунул сквозняк, означавший, что кадеты ушли в поход. Райнер обессиленно рухнул на мешок. И сомкнул веки.       — И что лежим? — ехидный голос скользнул в ухо змеей.       Райнер подскочил.       — Кто здесь? — уже который раз за прошедшие сутки окликал он. — Бертольд?       — Я вот понять не могу, — голос будто хлестнул его по лицу. — Ты в Бертольде материнскую фигуру нашёл? Бертольд, Бертольд, Бертольд, — издевательски протараторил незнакомец. — Нет тут никакого Бертольда. Ты да я. Да мы с тобой.       Паника потихоньку обуяла Райнера — ночная сцена предстала пред глазами настолько четко, что у него разболелся нос.       Он пугливо обернулся — и точно. Его ухмыляющаяся копия сидела на корточках у райнеровской головы, чуть склонив голову набок. Минуту они молча пялились друг на друга и копия вдруг подмигнула.       — Изыди! — возорал Райнер, падая и ползком пятясь назад. — Чёрт, дьявол, именем бога единого — сгинь!       Копия Райнера расхохоталась, откинув голову назад. После, опустившись на четвереньки, начала подползать, пока Райнер не упёрся спиной в стену. Он хрипло дышал, бегая взглядом по явившейся ему чертовщине. А та тем временем приблизилась и упёрла ладони по бокам головы Райнера, не дав тому шевельнуться.       — Райнер, Райнер-чёрт, — отныне наш Райнер величал свою копию именно так. — Давай-ка в этот раз закончим наш диалог.       Райнер-чёрт ухватил обомлевшего Райнера за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.       — Все всё про тебя поняли, — чёрт говорил тихо, а Райнер ловил каждое его слово. — Знаешь, что это значит?       — Ч-что? — голос предательски дрогнул, и смелый воин сменился трусливой сиротой.       Чёрт придвинулся ближе, опаляя дыханием. У Райнера воздух встал в горле.       — Надо заткнуть им рты, понимаешь?       Щёлк.       Райнер понял. Перед глазами прояснилось, но он смотрел не на чёрта, вовсе нет. Он смотрел на будущую версию себя, которой мечтал стать сызмальства. Копия склонилась совсем близко к его лицу, и их носы нежно соприкоснулись.       — Убей их всех, — прошептала копия в его губы, и Райнер поймал поцелуй.       Такого он уж точно не ожидал. Он чувствовал, как копия нежно сминает то верхнюю, то нижнюю губу, как настойчиво проникает языком в рот, как поглаживает руками его щёки.       Время на секунду замерло: в холодном замке осталось лишь двое — Райнер и Райнер.       Солдат и воин.       И так оставалось ровно до тех пор, пока воин не победил.       Райнер медленно моргнул, расправив плечи с хрустом. У него было много дел.

***

      Райнер нашёл в закромах ржавое ружьё, почистил его и удовлетворенно кивнул — рабочее, а значит, дело в шляпе. Он аккуратно подвесил его за балку под потолком, натянув верёвку между курком и дверной ручкой.       — Как же я умён и находчив! — хихикая, он установил растяжку аккурат у ступеней центральной лестницы.       План был надёжным. Ему-то и делать ничего не придётся. Марать руки? Зачем? Это ниже его достоинства, ведь воин поступит иначе. Например, напичкает замок ловушками. Они будут срабатывать, пока воин выкурит пару-тройку сигарет, а ничего не подозревающие ублюдки сгинут вместе со своими подозрениями. И поделом им, грязным островным шлюхам! Райнер воспрянул духом.       — Что бы ещё вам сделать… — он задумчиво оглядывал помещение. Взгляд упал на капканы. — Лепота!       Один он расставил на верхней площадке, прямо за натяжкой, а то вдруг кто сумеет ее перешагнуть. Второй же решил спрятать у кромки леса, аккурат у звериной тропы, ведущей к городу.       Вернувшись в замок, он огляделся.       — Котёл вам больше не пригодится, — ехидно прошептал он, наполняя тот водой и распаляя огонь.       Райнер аккуратно ступал, насвистывая себе под нос, пока не остановился у дубовой двери, раскрывающей подвал.       — Так-так-так… Что тут у нас?       Он распахнул дверь и сунул было нос внутрь, как под ногами мелькнуло что-то серое и тут же скрылось.       — Блядь! — он раздражённо метнулся в сторону. — Крысы, мать вашу, крысы! — да, Райнер ненавидел крыс почти так само, как ненавидел островитян.       На ближайшей полке он приметил картонную коробочку с еле видневшейся надписью: «Яд (крысы)». Кто-то дописал «смиртельна» внизу.       — Не к тому вы сунулись, — злобно крикнул он, доставая из-за пазухи подсохший хлеб.       Он хорошенько обвалял его в яде, так, чтоб с горочкой да наверняка, и швырнул подальше:       — Жрите, суки.       В подвале, впрочем, кроме крыс и отравы ничего не нашлось. Райнер огорчённо вздохнул и вернулся к уже закипевшему котлу.       — А это уже друзьям на покушать, — кряхтел он, с трудом обвязав котёл верёвкой и подвесив под самый потолок. Узел закрепил на одном из перил. И там же присел.       Райнер постукивал пальцами, нетерпеливо глядя на дверь.       — Никто не может помешать нашей миссии, — победно произнёс он, когда услышал слабый гомон приближающихся людей.       — Райнер! Райнер! Да что он там, уснул что ли… — в ворота недовольно ударили. — Открывай!       От предвкушения заколотилось сердце. Райнеру не терпелось насладиться зрелищем. Он практически задержал дыхание, когда дверь снова содрогнулась.       Честно сказать, ему и правда не сиделось на месте. И когда Райнер услышал едва различимые бухи по стеклу из соседних помещений, он не смог отказать себе в удовольствии.       Вскочив с места, он, ловко обходя ловушки, прошёл в одну из комнат. Мутное стекло слабо пропускало свет. Браун прокрался к нему и встал сбоку, сжимая в руке остро заточенный нож. Казалось, что грязные отродья могли напасть на него и здесь.       Краем глаза он выцепил широко распахнутые глаза Томаса. Тот залез по выступу и заглядывал внутрь. В нем клокотало раздражение. Может быть, даже ярость.       Точно. Раскрыли. Сомнений не осталось.       — Райнер, — вдруг позвал он. Райнер не пошевелился. — Райнер, я тебя вижу. Открывай, это же мы. Саша там скоро изноется. Терпения уже нет.       Замерев, Райнер всё не решался двинуться. В стекло снова постучали. Он дернулся и покрепче перехватил рукоять ножа.       — Райнер! Ты оглох?       — Грязное отродье вроде тебя это заслужило, — прошипел Райнер. Он вышел на свет и застыл около окна, щуря глаза. Упёршись ладонями в подоконник, он приблизил лицо к торчащей макушке Томаса, почти коснувшись стекла кончиком носа.       — Р-райнер? — Томас его услышал. — Райнер, с тобой всё в порядке?       — Лучше за себя переживайте, вонючие крысы. Думаете, что сможете помешать моим планам? Думаете…       Томас вряд ли о чём-то думал. Откуда-то сверху раздался треск и в тот же миг огромная сосулина сорвалась с крыши и пронзила череп Томаса ровно по темечку. Острый окровавленный конец льдины вышел под подбородком. Его тело тут же сползло в снег.       Райнер вскрикнул и отшатнулся от окна на пару шагов. Осознание пришло к нему с опозданием. Улыбка коснулась губ. Он придавил ладонь ко рту, сдержав смех.       Так даже лучше. Лучше.       Будто сама судьба помогала Райнеру в его нелегкой миссии.       И раздался первый крик. Женский. Кажется, Криста заметила быстрее остальных.       — Во имя всех святых, Томас! — Райнер узнал голос Армина. Тот был полон ужаса, вслед за ним заголосила и Криста:       — Помогите ему!       Его не должны были тут увидеть. Райнер скользнул обратно в центральный зал и уселся на прежнее место. Оно даже остыть не успело. По венам словно разлился забористый алкоголь. Адреналин ударил в голову.       Дверь в очередной раз содрогнулась, на этот раз поддавшись, и в замок влетели кадеты. Белые как полотно, они тащили на своих плечах Томаса, а его безвольные ноги волоклись по полу.       — Райнер, где ты?! — громче позвала Криста. — Томасу нужна помощь!       Райнер во все глаза смотрел на бывшего товарища (не его, разумеется, а того, солдатского Райнера) и не мог нарадоваться: у Томаса из головы торчала сосулька.       — О, как вышло… — его губы невольно расплылись в улыбке.       Ребята внизу засуетились, кто-то панически вытряхивал рюкзаки, кто-то шарился по всем возможным углам, кто-то сидел возле несчастного Томаса. Которому, в общем-то, уже все их попытки были до сиреневой звезды. Единственное, что ему бы сейчас пригодилось, — умело сколоченный ящичек размером два на полтора.       Армин с Конни драпанули вверх по лестнице, всё продолжая звать Райнера:       — Да куда он запропастился? — Конни задыхался от паники. — Что делать, Армин, что делать?       — Не знаю я! — чуть не плача отвечал тот. — Надо как-то помочь, мы должны что-то сделать!       — Вам уже никто не поможет, — Райнер восстал, словно божество. Развел руки и блаженно прикрыл глаза: — Смиритесь со своей участью, дьяволы, примите её достойно.       — Долбанулся, что ли? — Конни подбежал и вмазал ему смачную оплеуху. — Томас ранен, нужно ему помочь!       Райнер отшатнулся, совершенно позабыв об установленном капкане. А капкан сработал исправно. Райнер заорал так, что казалось, еще чуть: и у него порвуться связки.       — Моя нога-а-а, — слёзы брызнули из воинских глаз, и Райнер уставился на кости, торчащие меж сомкнувшихся железных зубов.       — Какого чёрта тут происходит, — на этот раз попятился уже Армин и, не заметив, задел верёвку, что должна была привести в действие ружье.       — Нет! — Райнер пригнулся, и раздался треск выстрела.       Промазало. Армин испуганно отскочил к окну, поскальзываясь на заледенелых камнях и, не успели все и ахнуть, как его ноги исчезли за рамой открытого окна.       Райнер оторопело смотрел на место, где ещё мгновение назад был Армин. Превозмогая боль, он доковылял до окна и выглянул. Внизу, неестественно вывернув шею, лежал Армин. И если он не титан — а он таковым не являлся — то это значило лишь одно: время планировать ещё один ящичек.       — Дела… — протянул Райнер, оборачиваясь и замечая испуганно замершего Конни.       Райнер опустился на колени, с силой размыкая тиски, сковавшие ногу, от которой уже вовсю валил пар.       — Райнер, что здесь… — Конни еле шевелил губами, в ужасе глядя на Райнера. — Что ты наделал… Армин, он…       — Конни, — Райнер дёрнулся, поднимаясь с колен. — Иди-ка сюда, Конни.       Тот замахал руками и, крикнув, бросился к лестнице. Он рванул вниз не глядя под ноги и, тут же спотыкнувшись, кубарем полетел по ступенькам.       Раздался характерный хруст, и Конни мешком рухнул прямо под ноги Саше, что держала в руках поднятый с пола и уже надкусанный хлеб.       — Конни, — она упала на колени, дрожащими руками разворачивая к себе окровавленную голову друга. Тот, однако, уже не двигался.       Пачкая руки в крови, она всё трясла его за плечи, пытаясь вернуть к жизни наверняка ещё тёплое тело. Как вдруг Саша резко схватилась за живот, и её вырвало.       Она упала на спину и захрипела, изо рта пошла кровавая пена.       — Что происходит… — последнее, что удалось услышать Райнеру, прежде чем глаза Саши закатились навсегда.       Райнер медленно огляделся. Как же иронично вышло. Как коротка и жестока была жизнь. Вот ты видишь любящих друг друга оленей, а вот и все, с кем делил кров последние несколько лет, кого даже называл другом, лежат как один — мёртвые и ненужные. И только она осталась.       — Криста, — нежно позвал Райнер.       Та сидела, казалось, не дыша, глядя на трупы друзей.       — Криста, милая моя, — Райнер ковылял к ней, держась за перила. — Ты всегда была особенной. Тебе необязательно, как они, — он небрежно качнул головой в сторону тел.- Пойдём со мной, Криста. У нас будет свадьба и даже — и даже! — потомство.       Та медленно поднялась, не смея отвести взгляд от приближающегося Райнера.       — Ну же, Криста. Мы с тобой как те олени будем…       — Какие олени, Райнер? — её голос просел на несколько тонов. — Что ты наделал?       — О, милая моя, наивная девочка, — Райнер склонил голову. — Ты всё обязательно поймёшь. Когда придёт время.       — Не хочу я ничего понимать, — бормотала та, пятясь к выходу.       В прорези двери белело небо, и Криста — его милейшая Криста, белокурая аки голубка — как будто растворялась в снежном мерцании. Венец творения: девушка, островная путана, утроба для воина. Она шагала спиной назад, и взгляд её то и дело яснел, отчего Райнеру хотелось выдавить ей глаза и заняться любовью, кончив в глазницы. Вот оно было, его робкое счастье.       К нему долетел вой — утробный и не сказать чтобы приятный. Так звучала природа. Так кричал олень. Величественный, он снёс только шагнувшую за порог Кристу одним ловким взмахом рогов, и Райнер не мигая наблюдал, как хрупкое тело её скрывается в полотнище снега под костедробильными ударами копыт. Животное терзало Кристу несколько долгих минут, и крик её летел по ветру, пока не утих. Олень — точнее, вершитель правосудия — посмотрел на Райнера осмысленным взглядом. Вне сомнений, он гордо кивнул. Райнер откозырял ему двумя пальцами: эдакая дань уважения воину.       Его миссия выполнена, и Райнер поклонился сам себе, как лицедей, исполнивший отведённую ему роль.       Он плёлся в сторону замка. Он не спал больше суток, оттого и груз в густых сугробах. Ноги вязли, руки то взметались вверх, то опадали, подобно распустившейся верёвке.       Доковыляв до порога, он плюхнулся на холодный камень. Нога почти зажила, боль забылась, проиграв адреналину. Но вот теперь, когда тот покинул кровь, усталость захлестнула как ушат воды.       Он неторопливо вытянул сигаретку и покрутил её перед глазами.       Прикурил, любуясь качающимися верхушками деревьев. На горизонте показалась одинокая фигура.       Бертольд подходил всё ближе, неся в руках связку хвороста.       — А я вот, — на выдохе произнёс Берт. — Ходил собрать нам на ночь. Райнер, а где…       Он покрутил головой, сведя брови. Его взгляд остановился сперва на тропинке из крови, а потом и на теле Армина.       — Господи, — Бертольд позеленел. — Что произошло?       Райнер молча курил. Небо расцвело зимним закатом. Браун неотрывно смотрел вдаль и, сам того не желая, умиротворенно вздохнул.       — С Рождеством, Бертольд. Мы победили.