No church on sunday

Мысль о том, что все ответы на его вопросы имеют оттенок символизма, пришла не так уж внезапно и, что уж там, вполне закономерно. А что он ожидал от выдуманного мира, границы которого находились где-то на краешках страниц книги, что осталась мирно лежать в его доме? И то, где сейчас он находился, подтверждало эту мысль. Кажется, Рури и её создатель решили послать к чёрту все законы физики и биологии. Тихо выдохнув, Сенку медленно развернулся, чтобы забрать сумку, оставленную в нескольких десятках метров отсюда. — И что теперь делать? — рука вцепилась в потрёпанную льняную лямку. — Может, попробовать ещё раз? С каждым шагом в сторону хижины тело всё больше успокаивалось; рука полностью расслабилась, отпустив тяжёлый груз. Сенку сел прямо на землю, прислонившись к стене домика. Издалека стремительно выплывали первые облака, точно предвещающие дождь. Едва усилившийся ветер мягко колыхал две выбившиеся пряди волос застывшего парня. — Только не сейчас, — шепнул он, сам едва слыша произнесённые слова из-за неожиданного порыва ветра. И пока грозовые тучи не достигли его, Сенку лениво встал на ноги и проковылял последние шаги до входной двери. Внутри было прохладно и неуютно. Ему нравились небольшие квартиры и дома, находя большую прелесть в несколько аскетичном образе жизни, но это был не тот случай. Здесь ничто не принадлежало ему. Ни один из предметов, оставленных прошлыми жителями, не был памятным, дорогим его сердцу. Нет, это не ввергало в уныние, но… всё-таки нечто слабо скрежетало изнутри. Здесь нет никого, кто мог бы его понять, никого, с кем бы он мог поговорить о современном мире, о достижениях науки и удобствах, что они принесли. Что, если он так и не сможет добраться до деревни Касеки? Как он дальше будет действовать? Что ему остаётся? Как понять, в каком направлении двигаться? Кажется, это должно стать его самым большим испытанием, ведь всё это так… абстрактно? Странно, размыто? Куда проще было бы во всём разобраться, если бы каждый волнующий его вопрос можно было решить посредством измерений, вычислений или проведения комплексных опытов. Нет, он обязательно должен встретиться с Касеки! Ну, или хотя бы с Кохаку и Хромом. Во что бы то ни стало. После ужина аспирант совершил ещё одну попытку, топая по влажной от дождя земле, но результат оказался полностью идентичным — тропка всё так же приводила к скоплению полуразрушенных хижин. Тогда Сенку решил, что эта дорога отныне закрыта для него, и вся надежда остаётся на встречу с нужными людьми в лесу, или, может, даже в деревне Ибары. И, кстати, о последней: уже через десять часов должно начаться воскресное собрание… *** Как и условились, Сенку встретился с Амариллис на том же месте, где та торговала продуктами и всяческими бытовыми принадлежностями. Девушка была одета в белое платье свободного кроя, подолом доходящее до самой земли. Голова покрыта такого же цвета платком, скреплённым ободком, украшенным живыми цветами. Хотя такой прикид и был чертовски непривычным для Сенку, всё же он отметил, что, пожалуй, это довольно красиво. — С воскресным утром вас, мистер Ишигами, — Амариллис грациозно поклонилась, и Сенку последовал её примеру. — Доброе утро, Амариллис. Надеюсь, мой внешний вид…мм, — он в который раз за это утро окинул себя взглядом, думая, а впустят ли его вообще в свою церковь в таком виде? — Всё в порядке, — она замахала руками, пытаясь больше уверить, что всё и правда в порядке. — Обычные прихожане не надевают специальные одежды для службы. — О, значит… вы как-то участвуете в служении? Оба неспешно двинулись в глубь деревни — к самому центру, где находилось единственное каменное построение в их поселении. По описанию из книги, внешний вид церкви должен был напоминать нечто среднее между католическим и синтоистским храмом. Какая-то невероятная, почти нелепая смесь, по его мнению, но на деле… — Да, — просто ответила Амариллис. — И какова ваша роль? — в Сенку вновь пробудился исследовательский интерес. И пусть культурология и религиоведение никогда не были его специализациями — изнывающему мозгу хотелось зацепиться хоть за что-нибудь. — Вы сами всё увидите, — её лицо украсила простодушная, лёгкая улыбка. «Нет, она точно кажется слишком милой для всего этого дерьма». … А на деле перед ним предстало здание невероятной красоты. Хотя основа её и была создана из камня, множество декоративных элементов выполнены из дерева. Сенку никогда не видел ничего подобного… В нём всего один этаж, но ширина достигала не меньше пятнадцати метров. Очевидно, жители деревни вкладывались в жизнь церкви больше, чем во что бы то ни было (и это Сенку ещё предвкушал, что увидит внутри). Но не только главное здание заслуживало внимания: всё его окружение соответствовало канонам синтоистских храмов — за тем лишь исключением, что от меньшего размаха некоторых построек — в особенности чего-то вроде хондэна — попросту не было. Вдоль дорожки, ведущей в церковь, ровными рядами шли торо. Неподалёку даже стояли сёрё и майдоно, в отличие от храма, явно построенные из дерева. У входа уже собрались некоторые жители, и Сенку облегчённо вздохнул, увидев, в каких те одеждах. Взгляд остановился на крыше, где по центру красовался… крест? Сенку еле-еле удержался от издевающейся усмешки. Пожалуй, в некоторой степени это всё-таки нелепо. — Мистер Ишигами, — Амариллис смотрела на него с несколько недоумевающим выражением. Хотя где-то рядом с ним сквозило любопытство. Ей ужасно интересно, что вызвало такую тщательно сдерживаемую, кривоватую улыбку на лице незнакомца. — Вы никогда не видели подобных церквей? — Да, — он тут же вернул беззаботный, умеренно заинтересованный вид, опасаясь дальнейших расспросов. — Здесь очень красиво, — это не было ложью. Девушка только сдержанно улыбнулась, и в следующее мгновение её рука коснулась двери. Как он и полагал, внутри церковь казалась куда больше, чем снаружи. Всё пространство занимала лишь одна комната, таким образом указывая на то, что во всём здании была всего одна массивная входная дверь. Всё светилось пленительным красным светом, умиротворяя и, в то же время, посылая по спине жуткие мурашки то ли от некого предчувствия, то ли от знания, что здесь происходило. Точно в подтверждение взгляд упал на возвышение у противоположной от входа стены по центру — алтарь. И это вовсе не тот алтарь, где мирно лежат реликвии вроде амулетов или мощей святых, а общее применение находящий в традиции вечери. Сенку стоял неподвижно, вперившись в большой каменный стол. Это место понесло на себе не одну сотню смертей. К горлу подкатил противный, тошнотный комок. Он помнил, что сказала Амариллис, и он, правда, верил ей. Здесь давно не было людских жертвоприношений. Но от этого факта особо легче не становилось. Взяв всю свою волю в кулак, он обратился к своей спутнице с вопросом, заведомо ввергающим в состояние полного оцепенения и ужаса: — Сегодня будет жертвоприношение? — в его глазах замерла глупая, бессмысленная надежда, но… — Мистер Ишигами, — она так легко улыбнулась, что невольно закралась мысль о том, что, возможно он слишком поторопился с выводом о её безобидности. — Мы совершаем жертвоприношения каждую неделю и в праздники. В обычные воскресения мы подносим мелких зверушек вроде зайцев или птиц. В праздники же- — Я понял, — он с трудом выдавил из себя улыбку. Нужно было срочно себя чем-то отвлечь, и Сенку не придумал ничего лучше, чем рассматривать прихожан служителей. Их очень просто отличить — на последних одежды того же цвета, что и на Амариллис. Хотя… В восточном углу стояло несколько мужчин, и среди них один покрыт длинной багровой мантией, украшенной множеством драгоценных камней, завораживающе переливающихся в тусклом свете свечей. Он был огромен: любой стоящий рядом приспешник едва ли достигал макушкой его подбородка. Сенку быстро, но как мог плавно оторвал от них свой взгляд. Не хотелось так скоро столкнуться с самим Ибарой. Прежде, чем Сенку прошёл дальше, ему без слов вручили специальную обувь для хождения по внутренности храма, похожую на обычные сланцы. Его окутал непривычный, но странно приятный запах благовоний. Но не успел он подойти ко всем примечательным конструкциям, рассмотреть ближе всё внутреннее убранство, как прихожане один за другим всё так же молчаливо начали устраиваться на полу в позе сэйдза. Всё ещё не желая привлекать к себе лишнее внимание, Сенку последовал их примеру, расположившись как можно дальше от алтаря. И только сейчас он понял, что Амариллис нет рядом. Он бегло огляделся по сторонам, а потом обернулся, и… Сзади, точно каменные статуи, стояли служители, и среди них был тот самый фокусник. Ген Асагири. Мужчина с сизыми, печальными глазами. Аспирант так и застыл, повернувшись боком и уставившись на знакомое лицо. Удивительно, но каждый раз, что он видел фокусника, что-то разительно менялось в его взгляде, хотя где-то в глубине его неизменно таилась печаль. На последней странице книги особенно ярко выделялся оттенок меланхолии. В первую личную встречу Сенку мог точно сказать, что на несколько мгновений мягкая улыбка достигла глаз. Но сейчас… Что-то жуткое таилось за ними, чему Сенку никак не мог дать определения. Что-то на грани с животным ужасом. Он смотрел точно вперёд; руки его спрятаны за широкими рукавами, дабы скрыть мелкую дрожь. И когда в огромном пространстве пронёсся звонкий голос главы, на лице Гена не дрогнул ни единый мускул, однако… Сенку почти уверен, что глаза его испуганно сверкнули. Нехотя, парень всё же обернулся, сосредотачиваясь на процессе и словах, что звучали из уст Ибары, точно тягучий, горьковатый мёд. — Я приветствую вас, дети мои, — мужчина широко развёл руки, и так его фигура казалась ещё более монументальной. Удивительное зрелище. — Сегодня мы здесь, чтобы прославить нашего Бога. Склонимся же и воздадим Ему молитву хвалы! Послышался тихий, мягкий шорох одежд склоняющихся людей. Все до единого соприкоснулись лбами с татами. Все, кроме главы, не сдвинувшегося с места — он вытянулся во весь рост, руки вознеслись к небу в громогласной молитве. Сенку не особо вслушивался в его слова. У него была своя молитва: «Боже, поскорее бы закончилось это дерьмо!» К его несчастию, собрание тянулось так медленно, что начали закрадываться мысли о том, как можно было бы незаметно прошмыгнуть на свежий воздух. К ещё большему несчастию: это было невозможно. Поэтому всё, что оставалось Сенку — послушно повторять за другими и не высовываться. После тридцати минут («грёбанных тридцати минут!») молитв, в ход пошли песнопения. Аспирант наивно полагал, что больше ничего его здесь не удивит настолько, чтобы глаза стремились вылезти из орбит, а сердце забилось быстрее, но… Что, чёрт возьми, было в голове создателя, когда он писал эту книгу? Или, что точнее, что он курил?! Григорианские хоралы на японском, мать твою, языке. Вот это полёт фантазии — Сенку в восторге! Пожалуй, это стало его любимой частью собрания — не то по причине красоты музыки, не то по причине сюра происходящего. На последнем хорале стоящие позади служители медленно и плавно вышли вперёд, на ходу исполняя её небольшой группой. Они остановились прямо напротив алтаря, обращаясь к тому лицами. А потом наступил момент, которого Сенку так боялся. Допевая последние ноты, люди в белых одеждах отходили в стороны, пока прямо напротив алтаря не остался лишь один человек. Наступила гробовая тишина. — Бог щедр к нам, — голос главы, что вновь находился в восточной стороне, был уже куда тише, чем в начале. Сейчас в его интонации чувствовалось некое благоговение. — И Он достоин лучшей жертвы. Так покажем благодарность Всевышнему и преподнесём Ему в дар благородное животное, — Ибара эффектно взмахнул рукой, указав ею на мужчину, опирающегося на дверь. Сенку не видел его до этого момента… — Модзу, прошу, — обманчиво мягко он махнул к себе. Высокий, широкоплечий, мужчина шёл уверенной, горделивой походкой. В руке он держал верёвку, что сковывала детёныша косули, не подозревающего о своей участи. Достигнув алтаря, Модзу поднял животное и передал его тому, кто совсем скоро должен отнять его жизнь. Сенку внимательно следил за каждым тяжёлым шагом Гена Асагири. Всё в нём выдавало отчаянное желание не делать этого, но… кажется, у него не было выбора. Служитель обошёл каменный стол и остановился лицом к прихожанам. Его небесные глаза приковались к большому комочку в его руках, хрупкие длинные пальцы нежно прошлись по мягкой шёрстке. Он весь мелко дрожал, когда аккуратно опустил ещё живую жертву на холодную поверхность. И тогда детёныш впервые взбрыкнулся, совершив безнадёжную попытку побега. Сердце больно сжалось от вида слезящихся глаз фокусника, когда он придавил тушку руками, изо всех сил стараясь скрыть дрожь во всём теле. Тем временем глава продолжил: — Будь прославлен, Отец наш! За жизнь и все земные блага, что ты даёшь нам, за трудности, что преподносишь нам для крепости духа, за бесконечную любовь и милость. Благодарим, возносим хвалу тебе, Всевышний! Справа, почти на краю стола лежал нож. Сенку отупело буравил его взглядом, пока тот не оказался в узкой ладони. Дальше он уже просто не мог на это смотреть. — Благослови нас и будь благословен! Раздался душераздирающий крик и вместе с ним тошнотные звуки разрываемой плоти. Только спустя минуту он смог снова посмотреть туда, тут же пожалев об этом. Длинные широкие рукава были по локоть в пятнах крови. В красном свете не было видно, во что превратились его глаза и щёки, но всё и так очевидно. По щекам стекали тонкие нити жгучей влаги. Но он держался до самого конца. Пока Ибара произносил последние слова, Сенку не мигая наблюдал за медленно скапывающей кровью. Тяжёлые капли достигали пола, и не хотелось даже представлять, что было на столе. У Гена всё размылось перед глазами. Всё смешалось в проклятый красный цвет. Сердце билось так сильно, что, казалось, ещё чуть-чуть, и оно вырвется наружу, прямо следом за маленьким сердцем невинного животного. Он уже проходил через это. Четыре раза. Но было всё так же тяжело. В пятый руки не стали твёрже, а дыхание ровнее. С губ всё так же срывался истошный шёпот. «Прости, пожалуйста, прости меня» Ген всегда спокойно относился к смерти… ровно до того момента, как сам начал убивать. Он прекрасно помнил злую, издевательскую усмешку главы и его слова: «Это всего лишь звери. Ты же ешь их, так почему строишь из себя недотрогу?» И сейчас он снова и снова прокручивал в памяти эти слова. Ибара никогда не взывал к его совести или благочестию — не смешите! Этому старику никогда не было дела до степени святости своих людей. Но религия всегда была чрезвычайно полезным и удобным инструментом в его руках. «Это всего лишь звери, всего лишь…» А Модзу тогда было, кажется, ещё веселее. «Привыкнешь», — бросил он напоследок, прежде чем глава отпустил всех с собрания по внутриполитическим проблемам. Но вот он здесь, в пятый раз, и давление ни на один паскаль не ослабло. Ген мог справиться с множеством стрессовых ситуаций — в конце концов, все жители деревни единогласно признали его лучшим переговорщиком. Но это… С каждой новой жертвой уверенность в том, что он никогда не сможет к этому привыкнуть, усиливалась прямопропорционально с разливающейся по телу тупой болью. В конце всегда наступала пустота. Добравшись до сердечной мышцы, он осторожно достал ещё горячее, но уже не бьющееся сердце. Именно в этот момент его сознание всегда отключалось, позволяя телу без него завершить дело. Это было ужасно, мерзко, отвратительно, но Сенку никак не мог заставить себя отвернуться от развернувшегося дикого зрелища: мужчина вытянул вперёд окровавленные руки с безобразным месивом на ладонях и потухшим голосом произносил последнюю молитву. — Предадим жертву огню во славу нашего Бога! Наконец, зловещая тишина отступила, и вокруг возобновилось копошение. Встав на ноги, Сенку едва не свалился обратно — сидеть в позе сэйдза без подготовки и какой-никакой привычки два часа кряду оказалось совсем непросто. Только он будто и не замечал ломоты в теле, пока его метафорически не вернули к жизни. Народ двинулся на выход, направляясь к колокольне. Всего в паре метров от неё на круглом глиняном выступе лежала небольшая куча дров. Впереди всех шли Ибара и Ген, чуть позади — Модзу с изувеченной тушкой. Остановившись, глава дал знак Амариллис, что та может зажечь огонь. Треск костра слабо успокаивал хаос непрекращающихся мыслей. К счастью, с этого момента Сенку больше не слышал ничего, хоть сколько-то отсылающего к божественной сущности. Амариллис прошла ещё дальше, заняв место рядом с колоколом. Первый удар — Ген бросил сердце в огонь, и тот всполыхнул с новой силой, разбросив сотни крохотных искр, стремительно взмывающих в безоблачное небо. Второй удар — остальное тело упало следом. Третий удар — собрание закончилось. С собственного сердца словно сбросили груз весом в тонну — настолько полегчало Сенку, осознавшему, что этот кошмар, наконец, закончен. Твою же мать, ноги его больше здесь не будет! Чуть переведя дыхание, он огляделся по сторонам, и среди степенно удаляющихся прихожан взгляд выудил фокусника, одиноко бредущего в сторону леса. Ни секунды не думая, Сенку пошёл за ним, радуясь, что ни Амариллис, ни кто-либо ещё не окликнул его по одному Богу известной причине. Выйдя из толпы, обзору больше ничто не мешало, и аспирант понял, что фокусник не просто брёл — он ломано передвигал конечностями, словно те превратились в два больших куска ваты. Его штормило как моряка, вышедшего на сушу после месяцев непрерывного плавания. Сенку прибавил шаг, всё ещё не думая, что он скажет, что сделает… Ничто в этот момент не было важнее цели достичь потерянного, сломленного человека и показать, что он не один. Он так ничего и не сказал, когда его рука мягко коснулась напряжённого плеча. Ген вздрогнул, но даже не обернулся, продолжая идти на автомате, всё больше покачиваясь то в стороны, то вперёд, едва не падая. Тогда Сенку протянул руку к его талии и крепко обхватил её, поддерживая безвольное тело. Бросив последний беглый взгляд назад и поняв, что позади уже никого не видно, он облегчённо выдохнул и продолжил вести обоих к лесу. С горем пополам они дошли до реки на границе деревни, и только Сенку отпустил его талию, как Ген рухнул на колени на самом краю бережка. Тряска в руках достигла своего апогея, когда он протянул их к воде. На это было тяжело смотреть, но Сенку не мог его так оставить. — Вот так, — прошептал он, со всей осторожностью обхватывая тонкие запястья и поднося их холодной, медленно отрезвляющей воде, и принялся смывать с них свежую кровь. Кажется, он пытался что-то сказать, но в разразившихся всхлипываниях невозможно было разобрать ни слова. — Всё хорошо, — конечно, Сенку знал, что нихрена не было хорошо, но он чувствовал, что просто должен что-то сказать. — Всё закончилось. О, как бы Гену хотелось, чтобы и правда всё закончилось! Но он уже давно жил за пределами розовых мечтаний. Рыдание не утихало, и Сенку не придумал ничего лучше, чем заткнуться и просто позволить одной руке гладить его спину и плечи. Так продолжалось около десяти минут. Он не был уверен в точной цифре — счёт времени благополучно потерялся. Так или иначе, в один момент он, наконец, смог разобрать первое слово: — Спасибо. Они продолжали сидеть на берегу, не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Вернее, Сенку смог проделать этот шаг, но те взгляды едва ли длились больше секунды. Ген же смотрел то на журчащую воду, то на ряды раскинувшихся деревьев, и лишь в некоторые моменты на руки почти-незнакомца. — Не за что. Я сам хотел поскорее оттуда свалить, — смешок вышел явно нервным и вовсе не весёлым. О странной для этого времени манере речи он подумал в следующую же секунду, но быстро расслабился, уверенный в том, что Ген с огромной вероятностью не особо задумывался о смысле его слов. Однако… На него уставилась пара сизых, блестящих точно звёзды на ночном небе глаз. Это было одним из самых удивительных зрелищ, что видел Сенку за всю свою жизнь. — Вы такой странный, — тонкие бровки чуть нахмурились, приводя тем самым Сенку в чувство. — Пожалуйста, не обращайся ко мне на вы, — да, это всё, что Сенку успел придумать в ответ. Он мысленно хлопнул себя ладонью по лбу. — Э… хорошо? — брови забавно взметнули наверх, а на лице появилась долгожданная улыбка. Слабая, измученная, но на все десять миллиардов процентов искренняя. — Сенку, верно? — Да, — аспирант кивнул, в ответ легко приподняв уголки губ. И чего он точно не ожидал — так это мягкого, тихого и такого робко-нежного смеха из уст фокусника. — Ох, Сенку, мне очень жаль, что вторая наша встреча произошла… при таких обстоятельствах. Его лицо всё ещё было покрыто красноватыми пятнами, но тело его, наконец, перестало дрожать, побуждая Сенку расслабленно опустить закаменелые плечи. Ничего не ответив, он постепенно встал на ноющие ноги (те явно не были благодарны за нагрузки, которым их подвергал хозяин), изо всех последних сил стараясь не кривить лицо. — Ген, — мужчина приподнял голову, и первое, что он увидел перед собой — протянутую руку. — Я думаю, тебе нужно согреться и отдохнуть. Там, сверху, на него смотрела пара алых глаз. Те не были похожи на кровь. Они напоминали ему закатное зарево в тёплый летний вечер. От них не веяло угрозой, страхом и отчаянием. Им хотелось верить. Сенку крепко сжал в своей руке ледяную ладонь.