Эта горестная жизнь

Спустя ещё пару-тройку дней пребывания в Вудбери, Мерл чуть отвлёкся от своих подозрений – не то что бы он изменил точку зрения, вовсе нет, просто хватало и других дел. Работать на стене ему определённо нравилось – стрелял он неизменно метко, плюс ко всему лидерство всегда было ему по душе, так что люди в подчинении не могли не приносить удовольствие. Чего стоила одна недовольная физиономия Брауни-Мартинеса, вынужденного быть под его начальством. Между тем, сегодня определённо что-то готовилось – пока не вполне понятно, что именно, но кучки людей на дорогах шушукались как-то активнее обычного, да и вообще уж Мерл-то чувствовал всегда, если дело шло к чему-то особенному. Но сейчас его больше волновала жара – свесив одну ногу со стены и покачав ею, Диксон огляделся и наконец заметил внизу кудрявого мальчишку лет восемнадцати: как же его там?.. Какая-то зубодробительная фамилия. – Эй, ты! Как там тебя... Короче, Горгулио! Подойди сюда. – Я Гарджулио, – со внезапным достоинством поправил его паренёк – но, впрочем, подошёл. – Да пофиг. Слетай-ка мне за водичкой, тут жарковато. Мальчишка поглядел на него с немым укором, но послушался – вообще уже каждый, кто имел дело с Мерлом, успел прийти к выводу, что в случае чего лучше лишний раз не связываться и не спорить. Стоило Гарджулио уйти, как на дорожке показался Губернатор – Мерл приветственно помахал ему оружием. Тот улыбнулся и кивнул в ответ: – Доброе утро! Как обстоят дела? – Всё почти чисто, – отозвался Мерл, уже жуя что-то, припасённое с вечера, и не считая нужным прерываться для разговора. – Часов в пять уложил парочку, Брауни говорит, было ещё трое с южной стороны. Мартинес послал Мерлу очередной полный душевной теплоты взор – мало того, что его выводило из себя это дурацкое прозвище, так при Губернаторе он ещё и был лишён возможности огрызаться. Мерл ответил ему ехидной улыбочкой. – Очень хорошо, – подвёл итог Губернатор, снова делая вид, что не заметил. – Сегодня в семь буду рад видеть тебя на площади. В этот день город каждую неделю гуляет – что-то вроде небольшого праздника, надо же людям развеяться. Мерл скептически на него посмотрел: – А мне-то там что делать? Губернатор помолчал немного, оценивающе глядя на своего «цепного пса», как некоторые здесь уже успели прозвать Мерла – в голубых глазах снова промелькнула не вполне понятная искорка. – Тебе понравится. До встречи вечером. Мерл только пожал плечами, забирая у вернувшегося Гарджулио воду. – Там жмурики! – крикнул вдруг Мартинес, беря оружие – и тут же осёкся. Он никогда, НИКОГДА их так не называл – это было словечком Мерла, раздражавшим его примерно так же, как и сам Мерл, и от котрого его каждый раз передёргивало. – Ходячие, – процедил Мартинес, отстреливая их одного за другим. – Я имел в виду «ходячие». Мерл довольно засмеялся, ставя бутылку и беря винтовку – все его движения были будто лениво-небрежными, но при этом отточенными и, можно сказать, мастерскими. Один выстрел точно в голову – и последний ходячий упал, даже не приблизившись к стене. Снова отворачиваясь и кладя оружие, Мерл потянулся было за водой, как вдруг увидел спешащего куда-то Милтона: – Милти! Эй, МИЛТИ! О, не оглох всё-таки... Что у вас тут за движуха вечером? Не то что бы Диксон был любопытным, но скорее привык быть готовым ко всему – готовиться неизвестно к чему было немного затруднительнее. Милтон сощурился на него из-за стёкол очков и наконец, отмахнувшись и пробормотав что-то, засеменил дальше с видом «мне не до ваших глупостей». – Ну и пожалуйста... не больно-то надо. Вечером, поломавшись немного между любопытством и «что мне эти ваши развлекухи», Мерл всё-таки пошёл на площадь – да, похоже, тут и в самом деле была глобальная вечеринка в полном разгаре. Коктейли, гуляния, смех... Мерл только фыркнул – хоть апокалипсис, хоть дважды апокалипсис, а люди всё те же. Успев заскучать, побродив между веселящимися людьми (и заодно наткнувшись на кислого как лимон Милтона, которого категорически не устраивало количество переводящейся электроэнергии), Мерл даже собрался было обратно в резиденцию, вздремнуть часок перед ночным дежурством, как вдруг люди засобирались куда-то и к обещанным семи часам расположились в кружок в некоем современном подобии древнегреческого амфитеатра, на который Диксон раньше не особо обращал внимание. На самом удобном для наблюдения месте, разумеется, сидел Губернатор – заметив Мерла, он сделал ему знак, приглашая сесть возле него. Только подойдя и усевшись, Диксон увидел полную картину – по краям некоторого подобия арены, позвякивая цепями и ошейниками, похаживали ходячие. – У них вырваны зубы, – ответил Губернатор на очевидно вопрошающий взгляд Мерла. – Это всё... Для зрелищности, можно сказать. Постановка. Людям нужно зрелище, понимаешь? Впрочем, это не главное, дальше интереснее. Мерл чуть заметно кивнул – происходящее понемногу всё больше начинало его занимать. – Где вы берёте жмуриков? – У нас установлены ловушки далеко за пределами города, – пояснил Губернатор. – То есть на самом деле это просто ямы, они туда падают и всё. А потом наши люди отлавливают их и... обезвреживают. Наконец на ту же арену вышли двое здоровяков – толпа тут же одобрительно загудела так, что в этом шуме даже потонули объявленные имена. Мерл придвинулся чуть ближе под одобрительным взглядом Губернатора. ...Поскольку уж в боях Диксон точно знал толк, он мог с уверенностью сказать, что месили друг друга эти двое уже не постановочно – до крови, люто, как настоящие гладиаторы, пока цепи, на которых бродили ходячие, становились всё длиннее, подпуская их всё ближе. Мерл никогда не болел ни за кого, кроме себя, но сам процесс зажигал в его глазах энтузиазм, который явно не ускользал от Губернатора – именно этого тот и ждал. Наконец один из бойцов упал и больше не вставал – пока его уносили, победитель, под оглушительный галдёж толпы и его собственные торжествующие вопли, перебил подошедших ещё ближе ходячих. Губернатор нисколько не ошибся: данное зрелище привело Мерла, которого хлебом не корми – только дай с кем-нибудь сцепиться, в полный восторг, и более того, он уже твёрдо решил, что будет дальше. Пока ходячих меняли на новых, судья объявил: – Следующий бой – Цезарь Мартинес и... – И я. Половина публики вылупилась на Мерла, как на восьмое чудо света, пока Милтон вполголоса взывал к Губернатору: – Это не по правилам! У нас же заранее всё рас... Губернатор поднял руку, затыкая его на полуслове: – Пусть так. Цезарь Мартинес и Мерл Диксон. – Ну что, Брауни, – усмехнулся Мерл, выходя в центр и убирая штырь на протезе. – Померяемся силёнками? Диксон был ниже едва ли не на голову и сбросил семь-восемь кило чуть больше, чем за неделю со всеми этими приключениями, но сейчас он снова чувствовал свою привычную, несокрушимую силу – он даже не сомневался в том, что для него не составит труда победить, пусть Мартинес и был вполне достойным соперником. Для кого-нибудь другого. Мерл позволил дать себе для начала в челюсть чисто зрелищности ради – побеждать всухую было как-то неинтересно, не было такого энтузиазма, не было чувства соперничества. Засмеявшись, он мысленно оценил силу удара латиноса, как вполне неплохую. – Что ж, сойдёт, печенька, вполне сойдёт, – бросил он Мартинесу, поворачиваясь к нему как какой-то терминатор – от него будто физически исходила сила, которую было не остановить, и которая, как таран, снесёт всё на своём пути. Драться Мерл умел – с лёгкой руки он отвесил противнику сокрушительный, оглушающий удар, после которого Мартинес с трудом устоял на ногах. – Знаешь главное правило любой драки? – издевательски осведомился Мерл, перехватывая его и едва не сворачивая ему шею своей ручищей. – Никогда не падай! – заключил он, отправляя его на землю следующим ударом. Мартинес закашлялся, вяло пошевелившись в попытке встать. – Вставай! – заорал ему Мерл под одобрительный вой толпы – в последнее время бои становились скучноватыми, и им давно не хватало этого ожесточения, этой почти что звериной жестокости. – Ну? Это всё, да? Всё, что ты можешь? Губернатор наблюдал за происходящим с явно читающимся удовлетворением – Милтон попробовал совершить следующий заход, увидев, что Мерл отвесил распростёртому на земле Мартинесу хорошего пинка: – М-может, на этом довольно? – Я хочу посмотреть на него в деле, – невозмутимо отозвался Губернатор. Милтон снова покосился на дерущихся, если сейчас их можно было так назвать. – «В деле» – это когда он его убьёт? Губернатор промолчал – в его глазах читалось всё то же спокойствие вперемешку с явным одобрением, но теперь к ним снова добавился хищный огонёк. Да, с Мерлом он определённо не ошибся – если его ещё немножко надрессировать, это будет настоящая машина. Наконец он дал знак заканчивать, пока Милтон сбежал под предлогом очередного эксперимента – Мерл, выпустив штык, покончил с окружающими его ходячими и чемпионским жестом поднял руки под рёв толпы, пройдясь возле еле шевелящегося Мартинеса. – Да! Я уделал бы этого засранца и вовсе без рук, ясно?! ...Пока он шёл за пластырем, его всё ещё не отпускал этот всплеск адреналина – Мерл дрался везде, где только мог; это придавало ему какой-то особой энергии, будоражило и выпускало пресловутого внутреннего зверя, которого он, впрочем, и не утруждался держать внутри. Вдруг, проходя мимо Милтоновских владений, Диксон уловил какую-то спокойную, расслабляющую музыку наравне с монотонным бубнежом учёного. Что ещё за?.. Это так-то он там работает? Забыв про пластырь, Мерл только что не с ноги ворвался в кабинет. Музыка исходила из небольшого приёмничка – сам же Милтон сидел возле койки, на которой распластался седой до белизны, явно на ладан дышащий человек. – Что за хрень тут происходит? Милтон настолько неожиданно сделал властный жест, призывающий к молчанию, что Мерл даже внезапно послушался, становясь возле приёмника. – Мистер Коулмен, на снимке изображена ваша жена, Бетти Коулмен – поднимите руку, если утверждение верно, – негромко и на редкость занудно проговорил Милтон, показывая старику фотокарточку – иссохшая, морщинистая ладонь слабо приподнялась. – Мистер Коулмен, на снимке изображена ваша дочь, Эмили Коулмен – поднимите руку, если утверждение верно. Та же реакция. – Мистер Коулмен... Наконец, после завершения эксперимента Мерл повторил свой вопрос. – Это – Майкл Коулмен, – пояснил Милтон, снимая халат и выключая приёмник. – Он болен раком и, эмм, можно сказать, завещал себя науке. Губернатор поручил мне провести исследование касательно того, могут ли сохраниться у... людей какие-то воспоминания после обращения. Мы выполняем одни и те же действия в определённое время и с чем-то характерным и запоминающимся, в данном случае, музыкой – когда мистер Коулмен... когда он отойдёт в мир иной и обратится, мы попробуем повторить этот эксперимент. Мерл вдруг засмеялся – надтреснуто и только что не на весь кабинет. – Ну вы даёте... – повторял он, покачивая головой – наконец, когда его отпустило, он спросил: – Милти, скажи-ка мне, ты сам видел хоть одно обращение? Милтон деловито поправил очки. – Эмм нет. У меня были только родители, и они умерли задолго до... всего этого. – А я видел, – сообщил Мерл, похлопав учёного по плечу. – И могу заверить, что это всё абсолютно бесполезно, просто дерьмо собачье. Ни хрена у них не сохраняется – они умирают до этого, понимаешь? Всё, что отвечает за соображаловку, отмирает. Пуф и нет. Потом это не люди... Так просто, какие-то твари, которым только и надо, что жрать. Но если считаешь нужным, вернее, если вы с Губернатором считаете нужным, можете и дальше тратить время на этого перца. Чувство подозрительности возросло с новой силой – просто так ничего не бывает, а значит, здесь было что-то большее, чем этот помирающий старикашка. Что-то гораздо большее.