Эта горестная жизнь

– Интересно, зачем бабам в детских комиксах такие сиськи? – с живым интересом осведомился Мерл, листая комикс, которым всё же поделился Карл – тот, когда-то тоже раненый в живот и так же чужом выживший, помнил, что выздоравливать больно и скучно, а потому согласился уступить. Дэрил не то фыркнул, не то издал короткий смешок. – Специально для извращенцев типа тебя. Мерл сипло засмеялся: – Не, я серьёзно – на кой даже тому же Карлу сдались тут такие буфера?.. Дэрил только головой покачал. – Чтобы спрос был больше... Вообще погоди, у меня есть кое-что. Сев поближе, Дэрил вынул из кармана широкий, светло-коричневый кожаный браслет с металлическим крестом поверх – Мерл заметно оживился: – Это тот, что ли? Дэрил кивнул, кладя браслет на столик возле кровати. – Да, это твой. Я нашёл его на той крыше, когда... в общем я нашёл его там и забрал. Решил, что отдам тебе, когда найду тебя. Дэрил слегка слукавил – он решил вернуть его, если когда-нибудь вообще найдёт брата, либо же (что было на тот момент вероятнее) забрать хоть что-то на память о нём. Мерл усмехнулся, но вдруг заметил на Дэриле жилетку с нашивкой во всю спину в виде ангельских крыльев, некогда белых, но уже затёртых до безобразия. – Эй, тогда уж и жилетку отдай! Хрен с ним с байком, всё равно мне на нём, по ходу, уже не проехаться – а вот её ты рановато отжал. Дэрил невольно улыбнулся: – Отдам... Отдам, когда она тебе понадобится. Конечно. Мерл подвинулся с театральным кряхтением – было по-прежнему больно, но на это ему как раз особо было плевать, не в этом дело. Боль он терпеть давно привык, а вот валяться и таращиться в потолок – нет, это совсем не по-Диксоновски. – Не понимаю, где он... Мерл чуть удивлённо взглянул на брата – первая стадия шизы? – Кто? – Да Губернатор, – отозвался тот, будто только очнувшись. – Он ведь явно сюда придёт. Не понимаю, где он и чем занимается. Мерл хмыкнул. – Ясное дело, где. В Вудбери, сколачивает армию – он лишился всех лучших людей, кроме Печ... кроме Мартинеса. Так что ему предстоит увлекательная задача «создай армию из горстки людей, не умеющих воевать» – она вдвойне увлекательна с учётом того, что 70% населения не способны воевать по физическим причинам. Мерл выдержал небольшую паузу, задумчиво глянув куда-то на прутья решётки. – Да, он придёт, куда денется, – наконец добавил он. – Но придёт нескоро. Вдруг взгляд Дэрила упал на перебинтованные пальцы его левой руки: – Сразу хотел спросить – там-то что? Очень странная травма. Мерл не сдержал очередной сухой смешок. – А это он меня укусил. Если у него нет бешенства (в чём я, впрочем, иногда сомневаюсь), всё будет норм. Зато теперь могу говорить, что меня покусал сам Филипп Блэйк. – Нам надо поговорить, – перехватила Кэрол Дэрила, пока он выходил во двор – тот покосился на неё с лёгким недовольством. Вообще-то в его планы входило сходить поохотиться, может даже набрести на оленя при удачном стечении обстоятельств, так что задержки его не особо-то радовали. – О чём? Только быстро. Кэрол огляделась. – Я... Дэрил, если честно, мне кажется, что Мерл плохо на тебя влияет. Вот тут-то плотину по-настоящему прорвало. – Плохо влияет? Кэрол, мне сорок пять лет, мать вашу, я не тупой подросток, а Мерл – не «плохая компания» со двора! Хорош так делать, ясно? И если он ещё привык меня таким видеть, то ты-то куда? Вы все куда? Хватит пытаться наставить меня на путь истинный, понятно? Я сам прекрасно разберусь, что к чему. Кэрол немного помолчала. – Дэрил, я просто к тому, что... Слушай, ты можешь этого за собой не замечать, но с ним ты становишься грубее. Ты сам становишься таким же, понимаешь? Когда вы появились вдвоём в нашем лагере, ещё в Атланте, я просто... Господи, да я просто подумала, что вы какие-то бандиты. Когда он пропал, ты начал становиться другим, правда. Или, может, наоборот самим собой... Ты стал мягче, отзывчивее. Стал меньше конфликтовать. А когда он вернулся... С тех пор ты снова стал мрачнее. Ты иногда даже смотришь совсем как он. Дэрил молча смотрел на неё несколько секунд (вполне возможно, что «совсем как он»), поначалу даже не найдя, что сказать. Наконец он ответил – поначалу пугающе тихо: – Хочешь небольшой секрет? Это не потому, что я такой же. Это потому, что он часто выводит меня из себя и потому, что он, чёрт возьми, чуть не умер. Я прекрасно знаю, что он ведёт себя как кусок дерьма, и прекрасно знаю, что он очень во многом неправ, прикинь? То, что я с ним не так часто спорю и хочу, чтобы он здесь прижился, не значит, что я во всём с ним согласен и мыслю так же. Я просто его люблю, ясно? Потому что он мой брат. Другого у меня нет. И да, какую бы хрень он ни выкинул, я буду его любить. А знаешь, почему? Кэрол молча смотрела на него широко раскрытыми глазами – вдруг его голос сорвался почти на крик. – Потому что он всегда обо мне заботился, понятно?! Он заботился обо мне всю свою хренову жизнь, а о нём – никто! О нём никто никогда не заботился! Может, он поэтому такой, а? Не приходило в голову? Я знаю его так, как не знает никто из вас! Я знаю, что он подтыкал мне одеяло в детстве – коряво, но уж как умел; знаю, что он всегда отдавал мне последнее, и теперь как никогда знаю, что он готов отдать за меня жизнь! Они все смотрят на него, как на животное, и почему-то ждут, что он вдруг начнёт по-другому себя вести – а с чего? А? Скажи мне, Кэрол, с чего он должен начать иначе себя вести, если он уже пятьдесят лет такой, и если он просто не знает, как по-другому? Если он всегда выживал – не только, когда началась вся эта хрень. С самого детства. Дэрил немного перевёл дух – Кэрол, видимо, потрясённая таким всплеском эмоций, по-прежнему молчала. – Нет уж, я больше не собираюсь его оставлять. Он никогда в жизни не только не скажет, но даже не признает, что ему нужна забота – только... Короче, хватит пытаться меня чему-то учить. Я и сам всё прекрасно знаю. Пойду поохочусь. – Один? – только и смогла произнести Кэрол – Дэрил только скривился. Всё ещё раздумывая над его словами, Кэрол вернулась в здание тюрьмы. Тем временем, Дэрила снова сменил Хершел – посидев с минут пять, он наконец задумчиво произнёс: – А ты ведь перестал его бояться, да? Мерл повернул к нему голову, слегка нахмурив брови. – Кого – Губернатора? Да я его и не боялся, чего он мне. – Боялся, боялся,– покачал головой Хершел. – Здесь нет ничего такого – страх перед необъяснимой жестокостью понятен и естественнен. Но его уже явно нет. Мерл ответил не сразу – с одной стороны, вываливать всё, что на душе, он терпеть не мог и никогда не планировал: с другой, всё-таки не обязательно прямо уж всё. Наконец он ответил: – Уже нет. Она не необъяснимая, Хершел – вернее, была для меня такой, пока я не увидел, насколько он слаб. А он слаб, понимаешь? Он просто не смог принять и всё. Если бы он не тупил, и до него сразу дошло бы, что ни хрена с его дочкой уже не получится, что пора просто отпустить, он бы так не тронулся. Хершел склонил голову чуть набок – теперь была его очередь думать, до какого момента стоит всё рассказывать. Помолчав, он проговорил – медленно и вдумчиво: – Видишь ли, в чём дело... Я ведь сам в чём-то таким был. Мерл удивился второй раз за последние несколько лет – образ Хершела, который с упорством маньяка держится за давно умершего человека, пытаясь переть против очевидного, вместо того, чтобы взять себя в руки и идти дальше, как-то не очень вырисовывался. – Да, именно таким... Раньше, когда мы с дочками жили на ферме, я держал в сарае ходячих. Там был остаток моей семьи... Потом ещё некоторые, которых нам удавалось отловить. Я не убивал их, кормил каждый день. Я думал... Знаешь, я тогда и вправду верил, что они такие же, как мы. Что это те же люди, просто они больны, что ли – и так же слепо верил в то, что их можно вылечить, просто пока неизвестно, как. Я понял всё только потом, когда Рик и его группа появились у нас... Это не так-то просто, Мерл. Это больно принимать, больно и тяжело – что эти лица, пусть даже изрядно сгнившие, уже не принадлежат тем, кого мы знали, даже если так выглядят. Что если они ходят и двигаются, мы больше всё равно не услышим от них ни слова, и они нас так и не узнают. Больно и тяжело убивать их, превращать в месиво тех, кого когда-то знал, любил и пытался уберечь... Повисла пауза – как ни странно, даже Мерл, которого категорически не устраивали сентиментальность и привязанность, не съязвил и не сказал очередную гадость. Наконец Хершел добавил: – На такое не все способны. Я, возможно, так и не смог бы этого понять и принять, если бы не Рик и его люди. Так и был бы слеп и глух для здравого смысла. Но кое в чём ты прав – Губернатор и в самом деле больше слаб, чем силён, жестокость вообще очень часто является следствием трусости. И чтобы стать способным противостоять ему, главное лишь вовремя это понять. Мерл снова не сказал ни слова, но одно твёрдо знал уже давно – если он успеет встать на ноги до прихода Губернатора, тот ещё ответит за всё хорошее.