Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой. Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов! Пусть везде кругом засады, - твердо стой, не трепещи! Победишь, - своей победы напоказ не выставляй, Победят, - не огорчайся, запершись в дому, не плачь! В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй! Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.
«Призыв к мужеству» – древнегреческий поэт Архилох
[Вальхалла. На рассвете]
Небесные лучи света падали на землю, озаряя собою беломраморные постройки и прекрасную неземную природу. Звезда, которая в сути является прообразом земного светила, мягкими теплыми лучами будто обнимала все живое и неживое в Вальхалле. Птицы пели звонкие песни, их голоса подхватывал спокойный мирный ветер, доносил до потока бурного водопада и терял там, растворяясь в шуме падающей воды. Мирные ручейки и реки текли через земли небесных земель, исчезая где-то вдали.Прекрасный новый день.
Прекрасные сады Вальхаллы пускай и были некой пародией на изначальные эдемские сады, однако все же являли собою зрелище невиданной красоты, которую не мог узреть ни один смертный взор. Здесь, вдали от огромных дворцов и шумных залов, свободное время проводили многочисленные боги и души смертных. Они не пересекались меж собой, мертвые ютились на скромных островках, а самые достойные из них на островах достойных самих богов, но все же в стороне. Как забавно, еще недавно на Рагнареке боги и люди были готовы поубивать друг друга, а уже сейчас мирно сосуществуют в одном мире. Все конфликты остались в прошлом и мирное течение здешней жизни практически никогда не прерывалось. Однако сегодняшний день грозил стать исключением. Женщина с фиолетовыми волосами, прикрывавшими один глаз, в белых одеяниях, походивших на военную форму, быстрым шагом продвигалась по райским садам, распугивая своими молниеносными движениями небольшую живность, которая просто боялась быть раздавленной. Птицы и крупные животные разносились в разные стороны из-за её жуткой ауры и перекошенного от гнева лица. Одни прятались в гнездах, другие зарывались в своих норах, а третьи старательно прятались средь деревьев. Казалось, что даже сама природа расступалась перед ней, опасаясь разгневанной воительницы, корни услужливо отодвигались, ветки приподнимались. Да и встреченные мелкие боги, что уж хотели было начать возмущаться, не решались на это, узнав в данной персоне никого иную как вторую из тринадцати сестер Валькирий – Христ. Те, кто знали о её гневе, сами благоразумно расходились в стороны и старались увести своих товарищей подальше. Не знавшие же уходили в страхе, столь ужасающи были её аура с четкой жаждой убийства и фигура в данный момент. Очевидно, что сейчас в контроле была её агрессивная, грубая и жестокая часть личность. Бешенный взор её золотого глаза метался по всему саду, явно выискивая что-то или кого-то, пока она широкими быстрыми шагами перемещалась, не останавливаясь на месте. С каждым моментом сосуды в глазу и вены на лице набухали все сильнее, грозясь в один момент не выдержать и лопнуть, расплескав повсюду алую жидкость. Руки были сжимались в кулаки с такой силой, что начинали хрустеть. Лицевые мышцы свело в жуткой судороге, формируя ужасающую гримасу одной стороной лица. Взор метнулся еще несколько раз, глаз нервно задергался, а зубы заскрежетали в чистом гневе. – Чертов Сасаки Коджиро! – наконец закричала она, встав на месте и подняв взор к истинным небесам. – ГДЕ ТЕБЯ ЧЕРТИ НОСЯТ?!***
Тот самый Сасаки Коджиро, тот самый, за которым уже некоторое время охотится его связанная душа, в данный момент был занят тем, что… спал. Да, величайший неудачник в истории человечества, первый убийца бога и один из наиболее признанных мастеров меча крепко дремал на толстой ветви высокого дуба близь водопада у самого обрыва, закинув руки за голову. Его лицо было прикрыто соломенной шляпой с широкими полями и заостренным кончиком. Традиционная для японца одежда в виде хаори, кимоно и хакама все также была на нем, а свой плащ он использовал как одеяло. Сасаки спал удивительно спокойно и мирно для той обстановки, в которой он решил прикорнуть после долгих тренировок. Едва ли обычный человек смог бы хорошо отдохнуть в этих условиях. От потоков воды буйного водопада редкие капли долетали до него, а если и попадали, то на шляпу или плащ, одно из двух. Где-то на дереве рядом с ним уместилась белка, мирно грызшая орех, а в кроне уселась ласкавшаяся семейная пара ворон. Само могучее растение видно повидало многое, толстенный ствол с пышным кроном на благом слове держался при помощи мощного корня, уже начавшего вырываться из-под земли и спускаться по обрыву или вдоль реки. Еще немного и дерево перестанет помещаться и возможно упадет, снесенная мощным порывом ветра или буйными речными потоками, однако это не имеет значения. Пока подобная гармония существует – грех ею не воспользоваться. Именно так рассуждал Сасаки, выбрав именно это место для полуденного сна. Однако у судьбы были свои планы, ведь связанные неожиданно легко притянулись. Мощный удар по стволу сотряс гиганта глубоко в обе стороны, в корни и крону. Белка, здраво рассудив, что здесь ей не рады, со скоростью света набрала собранные орехи и переместилась на соседнее дерево. До того мирно проводившие время вместе в счастливой идиллии вороны, громко каркнув, улетели в сторону истоков реки, на возвышенность к чуть менее привлекательному высоком дереву, но хотя бы спокойному. Этот же мощный удар вибрацией заставил человека на ветви перевернуться и в итоге свалиться со спального места. Шляпа слетела с его лица и полетела вниз, а плащ лишь неведомым чудом зацепился за край ветки. Коджиро не был бы самим собой, если бы мгновенно не проснулся. Он левой рукой схватил упавшую шляпу, а правой взялся за ветку. Мечник накинул шляпу обратно на голову и уже обеими руками подтянулся и вновь сел на ветку уже в позе лотоса. – О, мисс Монохосизао. – с легкомысленной улыбкой, прикрыв глаза и в виноватом жесте почесав голову, поприветствовал свою "напарницу" Сасаки. – Хороший денёк, ведь так? – Просто замеча... – начала отвечать с жестокой улыбкой Христ, подняв взгляд и замахнувшись для нового удара. Сасаки без лишних намеков понял, что произойдет далее и молниеносным движением спрыгнул с дуба на другое дерево. – ...тельный! Второй удар сотряс старое древо еще сильнее, заставив упасть на землю и вниз с обрыва слабые ветки и значительную часть листьев с кроны дерева. Корень все еще держался, однако само растение опасно наклонилось в сторону обрыва, там-то зацепиться не за что. Благо Коджиро повезло вовремя оказаться на другом. Едва он мягко приземлился на ветку, он начал опасливо махать руками в примирительном жесте, наивно пытаясь успокоить свою напарницу. – Мисс, мисс! Прошу вас, спокойнее! – он еще активнее замахал руками, продумывая варианты к отступлению. – Хаа? – кажется не вполне услышала с первого раза валькирия, изогнув бровь, но как только смысл сказанного дошел до неё, она хищно улыбнулась, смотря снизу-верх на Сасаки, – Ну уж нет, старый хрыч, ты у меня по полной расплатишься. Сасаки понимал, что она его точно не убьет. Ведь если погибнет он, то погибнет и она сама. Их души связаны и все в этом роде. Сасаки прекрасно осознавал, что вероятно будет очень больно, она все-таки полубогиня, пускай и он в золотом веке. Было ясно как день, что успокоиться она может как быстро, так и еще очень долгое время пробыть разгневанной. Ведь не было ясно только то, как и когда мечник сумел взбесить известную как "трепещущая" и насколько сильно это её задело. Выяснить это не представлялось возможным в текущей ситуации, Коджиро привык сражаться, проигрывать и становиться сильнее, но не успокаивать разъяренных полубожественных существ. Да уж, дела... Христ не стала дожидаться, звонко цыкнула и подняла с земли камень, обернула его смятой желтоватой бумагой, которую она достала из внутреннего кармана своей формы, после чего метко швырнула бывшему величайшему неудачнику, целясь прямо промеж глаз. Если бы тот был обычным человеком, камень пробил бы его насквозь и возможно не остановился бы даже в дереве. Однако мечник, все еще находясь в раздумиях, даже не глядя, схватил снаряд, пускай он и ободрал кожу руки, столь огромна была сила броска. Сасаки шустро развернул листок и выбросил камень куда-то в сторону реки, где он ударился о что-то твердое. Он хотел отправить туда же и листочек, приняв его за одну из брошюрок с аналитикой, что египетский бог Тот распространял перед каждым боем. Однако там было нечто совершенно иное, замеченное лишь когда он пристально всмотрелся. Это было письмо и почерк в нем был ему незнаком. – Это... что? Мисс, а у вас откуда это? – Сасаки потряс листком в небе. – Я у тебя это спросить хотела, придурок. – Христ злобно фыркнула, сдувая прядь упавшую ей на глаз. – Мне отдали это, ведь тебя не смогли найти. Я тебя везде обыскалась в Вальхалле, а ты здесь всё это время разлеживался! Насколько же ты меня... – валькирия уже хотела было начать гневную тираду, в которой бы она во всех подробностях описала насколько сейчас её раздражает старый мечник, но этот самый мечник, уже вчитавшийся в текст послания, и прервал её. – Нас кто-то из богов вызывает на бой?! Но кто? – оживился тут и с глазами полными интереса, надежды и взбудораженности одновременно глянул вниз на Христ. Та мигом поняла, что сейчас происходит, и начала постепенно успокаиваться. – Мне почем знать? – "трепещущая" притворно небрежно махнула рукой, отводя взгляд куда-то в сторону реки. – Видать кому-то ты либо успел кому-то насолить, либо успел кого-то взбесить. – Интересно... – Коджиро с самым невинным лицом, потирая подбородок, принялся еще раз перечитывать письмо. – Кто бы это мог быть, на вызов ведь надо ответить. Неожиданно из бурного потока реки медленно вышел светловолосый высокий мужчина в одежде, похожей на римскую тогу, держась левой рукой за голову, а в правой держа двузубец. Со злобой голубых глаз он посмотерл сначала на Сасаки, а после бросил взгляд на повернувшуюся в его сторону уже спокойную валькирию. Затем он, гордо задрав голову вновь взглянул на мечника, обратившего на него внимание. Коджиро это выражение лица показалось странным образом знакомым, вот только он не мог вспомнить почему. – Значит заметил меня еще раньше, да? Неудачник? – убрав руку от головы, мужчина ухмыльнулся, говоря с издевкой в голосе. – Вас сложно не заметить, господин бог, – Сасаки фирменно ухмыльнулся ему в ответ, чем только раззадорил, и выкинул бумажку, – значит это вы? – он спрыгнул с дерева и встал рядом с валькирией, наклонившейся к нему. – Да как ты смеешь! – мужчина ударил нижним концом своего оружия, увенчанного каким-то шариком, о землю, вызвав тем самым небольшую тряску, и с ненавистью продолжил. – ТЫ! Человек! – Господин Коджиро, это Тритон, сын Посейдона, единственный, будьте осторожны, – Христ аккуратно прошептала, в конце вновь посмотрев на бога. – Так вот почему он мне так знаком... Только вот... – Чего вы там шепчетесь, а? – Тритона очевидно начинали раздражать эти перешептывания, пока он был тут. Он поднял свой двузубец и направил на мечник и его "меч". – Сражаться будете или струсили? – Ну... раз уж другого выбора нет, – Коджиро расслабленно пожал плечами и взял валькирию за руку, – то я просто обязан принять вызов. Христ с легкой улыбкой прикрыла глаза, окутываясь зеленым свечением от руки и по всему телу. На глазах изумленного Тритона, высокая фиолетоволосая женщина полностью пропала в этом зеленом свете, распавшемся после на нити. В причудливом танце они сформировали образ оружия в руке человека – полутораметровый японский клинок нодачи. Постепенно они принимали все более структурированную форму, сначала сформировалась рукоять, за которую крепко взялся мечник, затем гарда (цуба), а после и клинок. В конце концов, Сасаки обеими руками взялся за рукоять того меча, что более известен как Сушильный шест, который, будучи разделенным на две части, и убил первым бога, положив начало надежде человечества. – Ну что, господин бог, – продолжал со всё той же уверенной провоцирующей ухмылкой Сасаки, – сражаться будете или струсили? Тритон не сказал более ни слова, от гнева он просто не смог разжать свои челюсти. Он сделал один шаг, отводя руку с двузубцем назад, гневно посмотрел насмехающемуся мечнику прямо в глаза, а после совершил молниеносный рывок, атакуя противника мощным выпадом своего оружия. Столкновение двух божественных орудий ознаменовало собою новый раунд противостояния человека и бога.***
Столкновение оружий – это напряженный момент, растворенный в вечности этого мира, расставание со своей сутью и отдача всего себя этому потоку. Схватка постепенно окутывает и поглощает в себя, призывает идти дальше и влюбляет в себя. И человек, и бог подвластны этому. Сасаки и так это прекрасно знал, пройдя бесчисленное число боев и влюбившись в сражения до одури, пускай и проигрывая каждый раз, но Тритон впервые испытал сие ощущение. Он за все свою долгую жизнь никогда не знал, что бог может ощущать страх и... восхищение от того, что может вот-вот умереть. Это прекрасное и отвратительное чувство впитывало его, обволакивало всё его естество сына моря. С каждым ударом, взмахом, уклонением, блоком и парированием он все больше открывался и отдавался течению, теряя из разума гнев и прочие негативные чувства, что сопровождали его до этого. Он понимал, что хочет убить этого человека, растоптать его гордость и растереть по страницам истории все его достижения. Однако, раньше это было из-за желания что-то доказать погибшему отцу, всем и самому себе, что он чего-то стоит. Сейчас же Тритон сражался, чтобы победить, без каких-либо целей в разуме. Сасаки не знал что происходит в голове у этого тщеславного божка. Был ли смысл сражаться? Абсолютно точно нет, он легко мог убежать, а уж в залах Вальхаллы в окружении других богов он бы не посмел напасть. Был ли смысл победить? В победе самой по себе нет никакого смысла, мечник проигрывал всю свою жизнь, но стала ли жизнь от этого хуже и бессмысленнее? Он так не считал, ведь он стал сильнее. Да, сражался он только чтобы стать сильнее, изучить новые движения и отточить старые, испробовать рискованные ходы и проверить своего противника. Каждое мгновение боя он анализировал без остановки каждый вдох и выдох противника, каждое его идеальное и совершенно неотточенное движение, шаг, прыжок, взмах и взгляд. Тритон сражался ради победы. Сасаки Коджиро бился ради самой битвы. В этом и заключалось их различие. Бог и человек.***
Каждый удар словно раскаленный гром сотрясал пространство, прорезая его, вторгаясь в глубокое море их сердец и бесконечное пламя их душ. Метал сливался с металлом, сила оружия сталкивалась со стойкостью и готовностью к борьбе. С каждым ударом, с каждым движением, воины становились все устойчивее и все опаснее для друг друга. Но они не сдавались, их страсть к битве и победе обжигала их сердца слишком глубоко. Ни меч, ни двузубец за всю схватку даже не получили ни одного скола. Божественные орудия для того были слишком совершенны. Ни Сасаки, ни Тритон не дали слабины. Доведенное до идеала человеческое тело и рожденное идеальным божественное попросту были на это не способны. Бойцы кружили друг вокруг друга, их тела плавно погружались в ритм этой смертельной симфонии. Орудия, подобном прекрасным музыкальным инструментам, сверкали и стрекотали, создавая восхитительную мелодию бесконечного танца. Они взмахивались над головами, оставляя за собой сверкающие следы воздуха и искры от ударов. Капли воды из реки, словно живые алмазы, переливались по бледным лицам. В одно мгновение, всё театральное действо завершилось, когда меч и двузубец наконец настигли тела противников. Орудие бога нанесло человеку легкую рану, пройдя бок по касательной. Меч прорезал божественную грудь. Ни одно ранение не стало смертельным или победным. Но это завершило долгую схватку. И вот наконец Тритон взглянул Сасаки прямо в глаза. – Что, неудачник? – сказал он со смешком, в его голосе больше не было презрения, лишь типичная божественная надменность. – Устал небось? – А вы чего остановились, господин бог? – Сасаки широко улыбнулся, прикрыв глаза. – Я может и устал, возраст. Тритон лишь хмыкнул и стряхнул кровь с двузубца, а после сел у реки, возле которой и происходило сражение. Сасаки покряхтев сел рядом, зажимая рану в боку. Спустя несколько мгновений его меч вновь распался на линии и преобразовался в обычный образ Христ, которая тоже села рядом и стала поддерживать Коджиро. – Знаешь, человек, – бог все же отказывался называть мечника по имени, – а ты и правда силен... – Вы тоже, - коротко бросил Сасаки, понимая, что бог сейчас начнет говорить что-то очень длинное. – Ты победил и превзошел моего отца, чего я хотел добиться всю свою жизнь с момента как мать умерла и он даже не посмотрел на меня, – Тритон с болью и злостью сжал двузубец, после чего опустил наконечник в воду, в которой начали формироваться причудливые узоры в виде рыб, тритонов и иных морских тварей. – Он всю мою жизнь на меня ни разу не взглянул, я уверен, что и имени моего он не знал и знать не хотел. Ведь я недостоин, что доказал и ты, человек, – повелитель глубин вновь посмотрел на своего соперника, – ты хотел когда-нибудь что-нибудь доказать? Проявить достоинство? Ради чего ты сражаешься, человек? – Знаешь... – Коджиро взялся за подбородок, как всегда делал, чтобы показать свою задумчивость. – Никогда. – Никогда? – Тритон вопросительно наклонил голову. – Да. Никогда. Понимаешь, в этом нет никакого смысла. – Это же... глупо, - бог не мог понять человеческой логики, – ты доказываешь что-то и тебя за это уважают. Разве не так? – Я про это и говорю. Ни человек, ни бог не обязан никому ничего доказывать, – Сасаки завел руки за голову и лег на землю, опуская босые ноги в воду. Христ лишь вздохнула и покачала головой. – Если он может, он делает, просто потому что он может и хочет. Если он не может, но хочет, то ищет другой выход. Если не то и не другое, то не делает ничего. – А если может и делает, но другим на этом наплевать? – Хах, - мечник усмехнулся, – ему стоит просто делать что может и хочет, не ожидая одобрения. Тритон с легкой улыбкой покачал головой. Этот человек воистину был чудаком в его глазах. Но быть может, в его словах и кроется доля правды. Битва наполнила его новыми смыслами и очистила голову от ненужных размышлений и умозаключений. Сегодня он сражался не ради того, чтобы что-то доказать. Он сражался ради победы, но её не получил. Был ли он расстроен? Ни капельки, ему понравилось сражаться. И это было для него самым главным в сей момент спокойствия. – Знаешь, человек, – Тритон снова усмехнулся, – ты тот еще чудак. – Я и про тебя так могу сказать, – Сасаки лишь блаженно улыбнулся, – господин бог.