Торжество

В дверь пришлось стучать довольно долго. Несколько раз Гермиона прикладывала ухо к щели и прислушивалась, но в коридор не проникало ни звука. Она уже начала было стучать кулаком, но тут щёлкнул замок, и дверь отворилась. — А, это ты, — сказал Снейп, отступая и давая ей возможность войти. — Я думал, это Драко. — Ну и открывал бы скорее — он всё-таки ранен, — сказала Гермиона и протиснулась внутрь, отодвинув Снейпа плечом. — Мы как раз на лестнице встретились. — А почему такое недовольство? — спросил Снейп, закрывая за ней дверь и запирая замок. — Я же с примерки, — ответила Гермиона и огляделась. Скудно освещённая главная комната, которая служила Снейпу и гостиной, и приёмной, и кабинетом, уже неделю была завалена книгами. Снейп всё обещал их разобрать, но дальше обещаний дело не заходило. Когда затопило библиотеку, преподаватели разобрали коллекцию по частям. Снейпу досталась не только секция зелий, но и Запретная секция — как та её часть, что стояла на виду у всех студентов, так и та, что была спрятана в запасниках, в основном атласы, карты и старинные наглядные пособия вроде магловских киношных постеров. Лес рулонов белел в углу, книги же Снейп оставил где придётся, и теперь они возвышались тут и там, словно базальтовые скалы, так что помещение превратилось в лабиринт. — Господи, ну когда же ты всё это разберёшь! — воскликнула Гермиона, пробираясь к центру комнаты. — Ты же сидишь на инструкциях по сращиванию нижних конечностей и ешь со справочников по медленным ядам. Скоро спать начнёшь вместе с монографией «Постель как источник боли в промежности». Не скоро, кончено же, а когда найдёшь её... Впрочем, в этих завалах... — Никаких «спать» до завершения нашего грандиозного предприятия, будь оно проклято, — сказал Снейп из-за её спины. Гермиона наконец выбралась на сравнительно открытое место и тут же увидела, что дверь спальни сама собой закрывается, а изнутри слышна подозрительная возня. — Кто это там ещё? — с удивлением спросила Гермиона и оглянулась на Снейпа. Он как раз вышел вслед за ней из-за особенно внушительной горы раритетных изданий, покосился на дверь спальни и односложно произнёс: — Перкинс. Тут только Гермиона сообразила, что одет Снейп в принципе так же, как и Малфой, только без жилета. В голове у неё сам собой запустился мыслительный процесс: она стала вспоминать, о каком Перкинсе может идти речь, и вдруг открыла рот от изумления. Невидящий взгляд её устремился в пустое пространство. — Но не Перкинс же с третьего курса Пуффендуя? — произнесла она, когда первый шок отступил и к ней вернулась способность разговаривать. — И вообще кто, брат или сестра? Снейп скорчил рожу. — Что я, с ума, что ли, сошёл? Не те Перкинсы. Ты, чем извращаться, вспомнила бы про родительский день. Гермиона уставилась на Снейпа, потом с трудом проглотила комок в горле. — И кто, — спросила она тоном ниже, — мама или папа? Снейп покрутил пальцем у виска. — Детка, ты что? У них ведь только бабушка. Вспомни, ты же им сама помогала делать подарочные открытки на Пасху в прошлом году. Неужели забыла? — Так это бабушка... — промямлила Гермиона. — Сев, я конечно понимаю, что годы страсти не помеха, но всё-таки... — губы у неё самопроизвольно скривились, уголки поползли вниз. — Впрочем, наша МакГонагал тоже могла бы по возрасту, а вы с ней... Снейп жестом указал Гермионе налево, подальше от двери в спальню. Она пошла туда. Из-за очередной высоченной кипы библиотечных сокровищ показался длинный стол (комплект «стол библиотечный + лавка + лавка» из затопленного помещения). За дальним концом стола сидел профессор Люпин. Он был завёрнут в белую простыню на манер римской тоги. Серые волосатые лапы под столом отбивали ритм, голова и торс раскачивались в такт. Гермиона заметила, что из ушей Люпина тянутся провода и кольцами сворачиваются на столе, а концы их теряются в недрах солидного магловского радиоприёмника. Глаза у Люпина были закрыты, а на морде явственно читалось выражение блаженства. — Конфискат, — сказал Снейп, проследив за взглядом Гермионы. — Прибор, не Люпин. Одолжил в отделе у Уизли. Какие-то умельцы решили прочищать маглам мозги с помощью магических радиопрограмм. Уизли приёмничек слегка подправил, я тоже руку приложил, так что теперь вот — хорошая вещь медицинского назначения. Провожу сеансы. Классическая музыка для звериной психики. Судя по виду профессора Люпина, он ничего и никого вокруг не замечал. Снейп кивком указал Гермионе на ближайшую лавку возле стола. — Так вот, — сказал он, продолжая прерванное объяснение. — Бабуля Перкинс умудрилась вляпаться в декоративную стену, которую Флитвик сотворил для демонстрации магических способностей Трелони, и застряла там. На бабулино счастье я проходил мимо и вытащил её практически целую и почти невредимую. Но видок у неё был... В общем, она наотрез отказалась идти в больницу и даже в медицинское крыло, так что я вынужден был — временно! — поселить её у себя. И раз уж мы о бабушках, то кстати о МакГонагал... — Кстати о МакГонагал, — согласилась Гермиона и с трудом присела на широкую лавку. — Ты тоже давай, Сев. Снейп сел рядом, и Гермиона в изнеможении привалилась к краю стола. — Сев, мне нужен совет, — сказала она плаксивым голосом и надула губы. — МакГонагал опять изобретает ведьмину ступу и вот-вот запорет мне всё дело. — Да что она там может запороть? — спросил Снейп. — Ты же не Мону Лизу изображаешь. — Да? — спросила Гермиона таким голосом, будто собиралась устроить скандал. — А что на мне, по-твоему? Посмотри, что она придумала! С этими словами Гермиона кое-как перекинула ноги через лавку, иначе было не вылезти, встала и принялась вертеться на пятачке пустого пространства позади стола, чтобы Снейп смог получше рассмотреть её наряд — длинную, облезлую чёрную мантию, траченую молью и пропитанную смесью пыли, чернил и ученических слёз; манжеты и кружевной воротничок мантии ещё лет сто назад из белых превратились в тёмно-серые, а к настоящему моменту и вовсе практически истлели. Снейп не стал вставать с лавки — свободного места для упражнений Гермионы и так не хватало. Вместо этого он просто развернулся вполоборота, облокотился о край столешницы для надёжности и наблюдал за представлением неподвижно, с каменным выражением лица и без единого комментария. Покрутившись немного и едва не разодрав одеяние — случайно наступила на подол, — Гермиона скинула мантию. Под этой старой чёрной тряпкой обнаружились сверкающие серебристые доспехи, настолько плотно пригнанные и хорошо смазанные, что было не понять, как Гермиона умудрилась их на себя напялить, зато разом отпадали, даже не возникнув, любые вопросы, почему это при каждом движении она не скрипела и не гремела как кузнечный цех. Рельеф доспехов полностью повторял контуры женского тела и спереди, и сзади, только более грубо и более, что ли, утрированно, будто автор этого шедевра военной амуниции поставил себе первоначальной целью создать металлическую статую девы-воительницы, какой видел её в своих нездоровых фантазиях, но потом слегка умерил пыл и придал изгибам более стандартный вид. Снейп закашлялся, прикрывая рот кулаком, но от Гермионы ничего не могло скрыться. — Смейся-смейся, — сказала она. — Мне вот плакать впору, а ему весело. Снейп попытался придать голосу максимум серьёзности. — Да брось, — сказал он. — Отличный костюм. — Да? — Гермиона наоборот сделала вид, что готова дать волю слезам, хотя на самом деле ей больше хотелось рвать и метать. — Тебе нравится? Ты считаешь, что это нормально?! Эти вот буфера и эти... булки!.. — она попыталась обернуться, чтобы посмотреть на себя сзади. Доспехи впервые с начала демонстрации издали мелодичный лязг, причём довольно приятный. — Да я такой пошлятины в жизни своей не видела! Снейп попытался отвлечь её от надвигающейся склоки и настроить на конструктивный лад. — Так это МакГонагал предложила? — спросил он. — Ну да! У нас, говорит, будет самый шикарный образ. Мы будем с вами, говорит, мисс Грейнджер, символизировать Великую Науку Трансфигурацию. И аж вся светиться начала! Ты знаешь, как я уважительно отношусь к МакГонагал, но в этот момент мне захотелось её просто... Высказать ей всё, что я об этом думаю, в общем. Это её самоотречение во имя преподавания... Оно ведёт к больным фантазиям. Если преподаватель трансфигурации начинает видеть даже в названии своего предмета только слово «фигура», это уже клиника. Это уже больница святого Мунго, пятый этаж, психиатрия. Гермиона с трудом нагнулась, подняла с пола мантию, накинула на себя и опять села на лавку рядом со Снейпом. Тот помог ей развернуться к столу лицом. — У МакГонагал целый набор идей, — стала объяснять Гермиона, когда манёвр был завершён. — Во-первых, раз она анимаг, это уже один-Мерлин-знает-какая трансфигурация, так что мне будто бы ещё повезло, что именно я с ней буду работать в паре. Потом чистая идея трансфигурации у нас распадается на составляющие и сама по себе трансформируется. Поэтому во-вторых получается, что из начального образа "училка и ученица" мы переходим в следующий — "хищная кошка-воин и девушка-воин". — По-моему, нормально, — вставил Снейп, но Гермиона так на него посмотрела, что он прикусил язык. — Дальше, — продолжала она, — есть ещё один вариант трансформации образа, поэтому в-третьих у нас идея преображения юности в опыт и женственности в агрессию. Так что у нас запланировано целых три фотосессии... Подумать только, если бы мне сказали, что я буду позировать перед ним целых три раза, я бы с ума сошла! Но теперь, на пару с МакГонагал, да ещё и в таком виде!.. Снейп лихорадочно соображал, какой бы задать вопрос, чтобы не разозлить Гермиону ещё больше. — И что это будут за фотосессии? — спросил он. Гермиона стала подробно, хотя и несколько сбивчиво, объяснять. — Раз у нас совместная акция с газетой «Ежедневный пророк», без специальной легенды не обойтись. Скитер просто не может делать снимки без наворотов, ты знаешь. Ей нужны сюжеты, темы... Событие уникальное, человек вернулся практически с того света, а она решила нагородить такого, что век не разгребёшь. А поскольку дорогая администрация Хогвартса согласилась со всеми требованиями, значит теперь мы все, кто в игре, будем работать на создание образа. Конкретно у меня и МакГонагал один парный образ делится на три составляющие поэтапно. Сначала снимаем мирное время: учительница и ученица в школе на занятиях, потом во время внешкольной общественной работы, потом в неформальной обстановке после школы. МакГонагал обязательно хочет снимать это в каких-нибудь катакомбах, где побольше хлама. Чтобы подчеркнуть наши тесные связи с прошлым, она сказала. Поэтому меня надо рядить в лохмотья трёхсотлетней давности. Это она уже не говорила, просто сунула мне тюк с обносками чьей-то прабабки. Вторая фотосессия — тревожные вести. Мы узнаём, что началась магическая война, и сами начинаем подготовку к ней. Мирные уроки превращаются в настоящую защиту от тёмных искусств, внеклассная работа — в подгонку доспехов, а отдых — в какое-то форменное безобразие с водными процедурами. А потом, в третью фотосессию, у нас вместо уроков батальные сцены, вместо внеклассной работы — тренировка новобранцев, а вместо отдыха — лежание в лазарете. Впрочем, с окончательным вариантом она ещё не определилась, так что могут быть изменения. К тому же надо будет послать Скитер пробные фотографии. Скитер якобы покажет их ему, прежде чем... Прежде чем состоится нормальная фотосессия, которую уже он сам будет проводить. — А новобранцев где будете брать? Это же серьёзная массовка. — Уже навербовали первокурсников. Представляешь, я буду рядом с этой старой дурой МакГонагал, по колено в малышне, пуляющей искорки из своих палочек, а он будет бегать вокруг с камерой и давать указания типа «Сделай зверское лицо!» или «Руби с большей страстью!» Ну что это мне за наказание?! Гермиона всплеснула руками — от резкого движения доспехи звякнули второй раз — и опустила голову. Снейп дружески похлопал её по спине, но вышло это так, будто он шлёпает железное ведёрко для угля. Гермиона отстранилась. Теперь стало заметно, что она по-настоящему расстроена. Некоторое время они сидели в относительной тишине, только Люпин продолжал колотить лапой по полу да из-за дверей спальни раздавалось невнятное ворчание. — Сев, что мне делать? — спросила наконец Гермиона, не поднимая головы. Снейп вздохнул. — Не могу же я тебя отговорить от участия, — сказал он. — Хочешь, попрошусь в сцену с преподаванием защиты от тёмных искусств? Гермиона пропустила эту неудачную шутку мимо ушей и вместо ответа спросила: — Сев, что он скажет, а? Снейп понял, что она себя только лишний раз накручивает и что ей вообще просто хочется кому-то поплакаться — и фигурально, и буквально. — Слушай, — произнёс он мягко. — Ты себя зря терзаешь. По-моему, образ очень хороший и запоминающийся... — Сев, ну как ты не понимаешь! — воскликнула Гермиона, обернулась и прямо посмотрела ему в глаза. — Ведь если бы я была одна, без МакГонагал, всё бы сработало. Но с ней... Я от этого позора никогда не отмоюсь! — Да в чём позор-то, детка? Любому мужчине... Гермиона выпрямилась. — Сев, да как ты не понимаешь! Он не любой мужчина, он тот самый! А после этой съёмки я у него навсегда буду ассоциироваться со школой! И не только у него — у всех! Уже что бы ни произошло, а я на веки вечные останусь прилежной ученицей, которой в этой жизни надо только одно — учиться, учиться, учиться! У меня и так постоянные проблемы. Только ты да Малфой знаете, что я не ботаничка, а нормальный человек, и всё равно оба надо мной всё время подшучиваете. А что он подумает? Снейп помолчал, подбирая аргументы. — А как же Поттер, Уизли? Они же не считают тебя?.. — Шуточки у тебя, Сев... Гарри не в счёт, он мой боевой товарищ, если можно так сказать. От его мнения в моей жизни ничего не изменится. А Рон вообще находит мою тягу к учёбе дико сексуальной. Что взять с дурака? Так и говорит: «Меня прямо заводит, как ты пишешь лекции у Биннса». Это, по-твоему, нормальный комплимент? — Н-да, приятного мало, — сказал Снейп. Ему хотелось отвлечь Гермиону и как-то успокоить, и он решил немного сместить фокус их беседы: — Ладно, не будем об этом. А остальных участников фотосессии ты видела? У них какие образы? Гермиона равнодушно пожала закованными в металл плечами. — Естественно, куда лучше, — сказала она и стала перечислять: — Парвати и Падма изображают купальщиц в озере. Джинни Уизли вместе с Роном усмиряют гиппогрифа — они типа два странствующих охотника. Четвёртый и пятый курс разучивают какую-то акробатическую композицию, но ты и сам знаешь, что у них до конца недели забронирован большой зал после восьми вечера и туда никого не пускают. Лаванда и Полумна — две маглы-шарлатанки, а с ними ещё одна девчонка с шестого курса, которая их якобы разоблачает; тоже очень необычный образ... — А что ты сама изначально хотела? — спросил Снейп. Гермиона вздохнула и отвернулась. — Да не знаю я. Я сперва думала насчёт обычной маглы — одежда там, всё такое, — но потом решила, что это глупо. Потом хотела посмотреть по биографиям знаменитых волшебниц, думала, может быть что-то наведёт на мысли, и тут эта МакГонагал со своей трансфигурацией... Снейп задумался. — Не знаю, как тебе помочь. Будь на месте МакГонагал кто другой, я бы его отговорил от участия. Сам бы на худой конец куда-то воткнулся, потому что идея с этими доспехами на самом деле отличная. Но Минерву убедить отказаться... Шансов нет. — Шансов нет, — эхом повторила Гермиона. Снейп опять подумал и предложил: — Может, чёрт с ним, с тем, что ты по ассоциации вечная ученица? Любовь к учёбе можно легко преобразовать в любовь к литературе, а из неё — к журналистике. Если навести человека на нужные мысли, тогда... — А кто его будет наводить, ты? — сказала Гермиона со злостью. — Потому что мне после этой съёмки к нему будет не подкатить. Произносить такое было неприятно, однако Снейп сказал: — В принципе, могу и я. Всё равно мы с ним пересекаемся на каких-нибудь мероприятиях... — Да? А ничего, что он там вообще-то бывает не один? И что вообще-то уже с одной журналисткой, которая всех других журналисток заткнёт за пояс, действующих и потенциальных? — Гермиона стукнула кулаком по открытой ладони, словно хотела раздавить жука. — Проклятая Скитер! Шлюшка-журналюшка. Снейп приобнял Гермиону за плечи, но как жест утешения этот приём не сработал: максимум, что она могла почувствовать — это как некая сила тянет её в сторону. Да и самому Снейпу прикосновение металла к голой коже доставило мало приятного, поскольку доспехи снаружи оказались холодными как ледышка. — Да дело-то не в этом, — продолжала Гермиона с досадой. — Но ты знаешь, как обидно? Я же ему писала все эти годы, надеялась. Навещала. Никто же не навещал. Все они так, с глаз долой — из сердца вон: стоило ему уйти, исчезнуть, и все забыли. А теперь нате вам, вспомнили! И стали крутить задницами, точно ничего и не было — всех этих лет!.. Ненавижу таких... — Всё, всё, не нагнетай, — Снейп наклонился и потрепал Гермиону по щеке. Она отдёрнула голову. — Тебе бы всё шуточки шутить, — сказала она и спрятала лицо в ладонях. Оттуда её голос прозвучал глухо и неразборчиво, но Снейп всё же услышал: — Он вспомнит меня? Ведь не может не вспомнить, да? Крохотная слезинка выкатилась у Гермионы из-под пальцев и упала в щель на изъеденной временем и перекошенной от недавнего потопа столешнице. Сидящий неподалёку Люпин внезапно открыл глаза, протянул под столом заднюю лапу и потрепал Гермиону по металлическому колену. Подол мантии, задетый острыми когтями, немедленно расползся по швам на уровне бедра и пыльной чёрной тряпкой упал на пол.