20 октября 1894 года. Ливадия. Каэнрийская Империя.
Пожалуй это был самый худший год в жизни каждого члена царской семьи. Сначала смерть дорогого так старшего сына Наследника Цесаревича Андраса Яновича, теперь... Теперь умирает Государь Император ВсеКаэнрийский. И кажется в это уже поверили все кроме Государыни Императрицы Фрэнсис-Дагмар и Наследника Цесаревича Кэйи Яновича. Они особо питали надежды о том, что вот-вот и всё будет хорошо! Да встанет ещё Государь да будет он ещё с ними долго! Он же такой... Сильный... Уверенный... Крепкий... Он такой безгрешный... Он такой добрый и такой прекрасный... Пошутит, посмеётся, поймёт и поддержит. Он переживает и молится за каждого... Но почему тогда Господь хочет смерти этого ангела? Но Ю-Янг уже не такой сильный и уверенный в себе... Он далеко не крепок, как раньше, как настоящий богатырь. Нет-нет... Нет. Несмотря на то, как была темна его кожа данная с рождения от матери-натланки, Император был бледнее самой смерти. Даже... Зелёным. Глаза его... Его глаза настоящего ангела, такие голубые и особые... В них будто небо, что ночное, что дневное... А сейчас? Сейчас они серы и блеклы, нет там неба и всякой надежды. А столь прекрасные волосы, которые будто как гладкие колосья? Они заметно поседели, вместе с более тёмной бородой. Император дышит тяжело, отрывисто. Он сжимает такую холодную и маленькую руку любимой ему так супруги, отдавая все силы хоть на такую близость перед смертью. Его же супруга рыдает и прижимается щекой к щеке любимого и гладит его, будто бы пытаясь доказать себе и ему, что... Вот успокоиться он сам, а главное его болезнь и весь ад этот прекратиться. Да... ...Нет. Ю-Янг уже сам всё понимает и готов принять. Он не может больше мучаться от постоянных болей в спине и в животе, как будто по ним бьют бесконечно и кромсают, как черта. Он не может больше смотреть на слëзы, собравшихся членов династии, а в особенности детей и жены... Он не хочет чтобы они так мучались. Он не хочет всех мучений, выпавших не долю его семьи. Нет... Не хочет. Кэйа тоже не хочет. Но Цесаревич не хочет становиться Императором так... Рано. Он не готов совершенно принять на себя такую важную роль... Роль Самодержца безумно огромной Империи, в которой одна неудача подведёт к эшафоту. Одна неудача и вот ты в войне. Одна неудача и вот революция. Одна неудача и ты потеряешь всё. Абсолютно всё. Нет, он не хочет и никто не может его осуждать. Подписать отречение и бежать в Мондштадт? Нет, он не такой трус... Нет... В него так верили ведь. В него верили все, разве он может окончательно порушить надежды? Это было бы так эгоистично. А Кэйа не эгоист. Цесаревич тушит сигарету и закуривает вновь. Он не может перестать в условиях бесконечного стресса. Он сидит на стуле рядом с постелью смертельно больного отца и бесконечно курит. Он сидит, курит и слушает тяжёлые вдохи и хрипы. Он сидит, курит, слушает тяжёлые вдохи, хрипы... И рëв матери. Теперь-то он её понимает и вовсе не понимает, что дальше с ней будет. Ники сам убивается по такому внезапному отъезду Кронпринца Дилюка. Он безумно скучает и ждёт своего Люка, ждёт его писем и всяких ответов. Ждёт его поцелуев, объятий, касаний и шалостей. Ничего из этого, включая письма... Нет. Дилюк, что... Забыл его? Нет-нет... Такого ну, совершенно быть не может. Дилюка просто... Принудил блядь его отец. Король лицемер настоящий. Сначала одно выдал, а потом второе... А главное забрал Дилюка. Ладно, он не может думать сейчас только о Дилюке. У него скоро будет под властью вся мощнейшая Империя. Его Родная Империя. А Кэйа... Кэйа лишь мечтает и надеется. Он конечно же переживает за отца. Всё-таки за последние месяцы они как-то очень даже привязались друг к другу. Эти тëмные вечера в кабинете будь то под молитвы иль разговоры с наставлениями... Кэйа запомнит точно надолго. Их так не хватало раньше. Особо всё грело душу маленькому Ники. Но кажется всё кончено. Вот его дядя — Великий Князь Пьеро, родной младший брат Государя уже составляет манифест о восшествии на престол Императора Кэйи Второго. Дядя вообще, торопиться как-то странно. Раньше как-то и не общались особо, а сейчас прям лезет и лезет, добиваясь внимания от Наследника. Может ему нравится тот факт, что Кэйе нет восемнадцати и он не замужний, ибо тогда и ставят регента? Пф, ну, не дождётся. Уже через месяц совершеннолетие, а после него и само замужество. Куда всё равно торопиться дядя Пьеро? Другие Альберихи стоят у кровати, кто-то прощается с Ю-Янгом, кто-то просто стоит и молчит, кто-то как тëтя Великая Княгиня Рэйндоттир вовсю болтает с церковной знатью о похоронах. Более молодые члены династии, как Дайнслейф и Альбедо с его многочисленными братьями, стояли у Пьеро, внимательно рассматривая текст манифеста. Дайнслейфу вообще приспичило и приспичило лезть и что-то да рекомендовать своему дяде. Пьеро его конечно слушал, но не выполнял того, что тот просил. Удивительно, зная как постоянно они прислушиваются друг другу. Дайнслейф же сиротой был и Пьеро ему отца и заменял. Но считал ли себя сам Пьеро отцом, не-а. У него ж уже будто бы открытый роман с самой Царицей Снежной! Ну и причуды. Кэйа неожиданно для всех встал и посмотрев последний раз на отца, вздохнул и покинул столь светлую... Но при этом какую-то мрачную своей атмосферой комнату. Он прошёл по будто бы пустому летнему дворцу. Слуги стоящие у стенок замерли как статуи, ожидая указаний или всяких грубостей. Кэйа посмотрел на одну из фрейлин. Посмотрел прямо в её глаза, а она будто бы вообще не живая. Пустая. В принципе... ...Тут все абсолютно пустые. Наследник Цесаревич вышел в сад, который открывал вид на Южное море. Оно такое же тихое, как и всё вокруг. Такое же неживое. Кэйа вздыхает, доставая очередную сигарету и вновь закуривает, всё продолжая смотреть в море. Вроде бы... Если журналюги не врут Дилюк сейчас где-то в море, да? Быть может он там вдали не виден? Он быть может рядом, в такой же тишине... В такой же гробовой? Может ему даже куда больше повезло, находиться не в атмосфере будущих панихид. Да, ему точно повезло... Он вновь вздыхает и слышит внезапные быстрые шаги, шаги где-то в летнем дворце. Будто бы там что-то произошло. Звуки, доносящиеся с открытого окна всё громче и громче. Порой оттуда даже кто-то выглядывает и что-то кричит, но Кэйа не слышит. Он не слышит зовы, но слышит всё остальное... А потом тишина. Всё вновь замолчало. Всё вновь умерло. И бесконечный безумный шум вернулся с более сильным рëвом матери Кэйи....
Кажется... В стране теперь новый Царь. Император Кэйа Второй. ***21 октября 1894 года. Каэнрийская Империя.
И вот вновь стучат колëса Императорского состава. Поезд торопится скорее в Каэнсбург из Ливадии и порой делает остановки в крупных городах Империи: будь то Альберийцк, Каэнрийск, Московия или Янинск... Поезд порой останавливается, встречая кучу народа, которые падают на колени, бесконечно рыдают и что-то кричат. Им видимо тоже больно было потерять... Своего Государя. Они ревут и молятся на благополучие души умершего Царя и на благословение нового. Они молят Бога о будущем светлом будущем, надеясь теперь на этого... Совсем не готового подростка. Или же... Он готов...? Все и после встают и бегут за поездом, стараются разглядеть в окнах всех членов царской фамилии и их свиты. Народу было очень интересно, что же чувствуют люди там... Сверху. Увидеть хоть на секунду хоть кого-то удавалось далеко не каждому. Пытающихся стать избранными, увидев всю царскую фамилию воочию, часто ловили офицеры. Порой народ даже не задумывался, падут ли они под этот массивный бронированный состав, где наверняка падут и сгинут в муках, настолько народ был возбуждëн. Постепенно царский состав встречали целые линии и толпы, даже не на вокзалах, а рядом с путями. Люди порой шли с дальних деревень, точнее... Бежали, как сумасшедшие. Лишь бы успеть и увидеть. Кэйю конечно... Весь этот люд, встречающий его уже даже не на станциях поражал. Встречает, встают на колени и крестятся, смотря в окна и порой преклоняясь к земле. Вот это... Любовь. Действительно народная. Они ведь его совсем не знают. Совершенно. Но сейчас они его любят будто бы любили всю жизнь. Для них он ведь как новый отец, который поведёт за собой и научит чему-то. Покажет, поможет... Спасёт. Он закрыл шторку и повернулся медленно, к своей матери, что лежала на кожаном диване, вся в чёрном будучи бледнее всякого трупа. Она уже не рыдала. Всё уже выплакала. Лежала и думала о чём-то. Скорее всего о будущем своего сына теперь уже... Императора. И о будущем страны, у которой во главе стоит совсем молодой не готовый человек... Она никогда не лезла в политику. Просто всегда поддерживала взгляды и идеи мужа, но... Ей так хотелось помочь своему мальчишке. Как-то совет какой-нибудь дать, наставить, рассказать. Может опыт прошлых лет ей и поможет, но не устарел ли он в быстро меняющемся мире? Кто знает. Фрэнсис-Дагмара, уже Вдовствующая Императрица, повернулась к сыну, встретившись с ним взглядом. Женщина взяла с маленького столика газету мирового издания. М-да, уже весь мир знает о смерти Императора Ю-Янга III. Всё на первых полосах и удивительно быстро. Все задаются вопросами, что будет с Каэнрийской Империей дальше, какой курс ждёт страну и каков новый юный Император? Типично. Её так-же осыпают вовсю письма со всего сира со словами искреннено соболезнования. Пишут все, но не мондштадтцы. С ними вообще как-то всё странно... Их сын, который в заднице мира, вообще знает, что произошло? Пф, будет неудивительно, если нет, раз уж он даже на письма Кэйи не отвечает. Дагмара протянула молча газету сыну и после минуты через две, когда она поняла, что он всё прочёл, наконец начала диалог: — Все уже всё знают, но не он. Всё Королевство мондштадтцев молчит. Что скажешь на это? — Тихо спросила сына Вдовствующая Императрица, постепенно поднимаясь с любимого дивана. Кэйа перечитал краткую сводку газеты, после положив её обратно на стол. Он вздохнул и отвернулся к окну, в котором так быстро промелькивали образы. — Я не знаю, дорогая мамá. Я звонил через Каэнсбург Королю ночью через единственную телефонную линию. Ответа от него не было долгое время. Я... Я дозвонился, но разговора не получилось. Я по-правде, тогда стащил коньяк и напился... А дальше...— Кэйа после замолчал, опуская взгляд на стол, на котором стояли фотографии царской семьи в полном составе. Судя по всему их очень любил отец. Не даром весь кабинет был развешан ими в рамках. На душе стало даже как-то больно. Если бы они все знали, что этот год порушит семью. Вдовствующая Императрица подошла ближе к сыну, встала рядом с ним и посмотрела туда куда смотрел он... Ей и самой стало больно. Больно так, что ком встал в горле, а сердце ужасно кольнуло, будто по нему со всей силы резанули по нескольку раз. Поэтому, спрашивая, её голос звучал так... Тяжело. — А дальше...? — Дальше... Я напившись позвонил. Звонил пока не взяли трубку. Но ждал я довольно-таки долго, что и вывело меня на эмоции... Знаешь, будто бы намеренно игнорировали. Трубку взяли, но голоса дальше не последовало и меня разорвало. Я молил того, кто взял трубку хотя бы просто вернуть Дилюка... Просто вернуть и всё. — А каков был ответ? — Никакой. Трубку бросили. — Я не удивлена. — Холодно ответила Фрэнсис... Она мысленно прокляла Крепуса за эти все страдания, созданные им же. — Я думаю он вернёт его только на свадьбу, а после обратно отправит. Я попробую поговорить с Королём на церемонии, ладно? Если он решил получить сразу всё готовое, то пусть обломится. Ладно, по времени уже скоро остановка в Московии. На ней в поезд зайдёт человек, готовящий на свадьбу тебе платье. Ты это помнишь? Ответом ей послужил неуверенный кивок. Фрэнсис в очередной раз вздохнула и направилась в другой вагон, оставив сына одного. Как и всегда. Удивительно. Когда была остановка в Московии, людям показали златой гроб бывшего Царя. К ним же и вышел новый Царь. Все тогда были в необычайном ступоре. Как и вся царская свита с князьями, так и в принципе народ. Перед гробом и самим народом их новый Царь встал на колени и начал медленно креститься, о чëм-то тихо молясь. С него взяли пример и сопровождающие, и члены царской фамилии (в основном все Великие Князья) стали и молиться и креститься. Народ стоял всё так-же в ступоре. Тогда и полил ливень, как из ведра. Но всё продолжалось. Прямо под проливным дождём, рождался контакт Народного Царя. И только народ, и видел слëзы на лице Их Государя. Только народ и был с ним. ***13 декабря 1894 года. Мондштадт. Мондштадтское Королевство.
Кажется только Мондштадт в эту пору был особо весел и рад. Наконец спустя полтора месяца состоялась свадебная церемония Их Величеств! Весь народ ликовал, радуясь за свою Королевскую семью! Авторитет членов Королевской семьи невероятно возрос! Наконец Мондштадт окутала самая настоящая сказка. Сказка о настоящей любви. Как-то вообще они не долго печалились смерти Императора Каэнри'ах. Вообще нет. Мондштадтцы были хоть немного так опечалены за семью царскую, но в то же время и рады. Ну, как никак их новый Император совсем скоро станет супругом их Кронпринца. Этот новый Император вообще такой интересный, что внешне, что внутренне. Такой особо экзотичный. Он как будто какие-то особые секретики хранил, что вызывало тоже особый интерес к нему. Казалось, что о юной баронессе, которую далеко не раз предписывали в жëны их будущего Короля, совсем забыли. Та была в принципе и рада этому, ей вообще хотелось отдохнуть от постоянногл внимания общественности да и теперь, и лучший друг счастлив, да и в принципе к ней теперь нет никаких вопросов. Сейчас она сидела с ним в одной комнате и пила чай перед поездкой в Главный Собор Святого Барбатоса, где как бы он и должен был венчаться. Сидела Джинн, пытаясь набраться смелости, дабы рассказать Дилюку наконец всё. А он вообще до сих пор всего не знал. Вообще не понимал почему к нему порой люди с каэнрийской стороны обращаются на “Ваше Величество”, к чему это всё? Ему и не нравилось, что он приехал то всего на три дня. На три чëртовых дня! Что он успеет сделать? Да абсолютно ничего, женится, выполнит задачи государственной важности и самую малость проведёт время с Кэйей! А после... А после опять в путешествие! Хотелось всё высказать на прямую отцу, да вот только и на это времени нет. А сейчас тот вообще отправился готовиться, ну вовремя! Дилюк ждал ответов, ждал освобождения и всяких действий. В принципе, первого он может добиться сейчас. Как раз-таки от Джинн. Она вообще выглядит какой-то подозрительной и нерешительной. Не в её духе явно. — Слушай, Джинн... Я бы хотел узнать, поче-... — Он даже не успел задать вопрос, как баронесса резко всунула ему газету, опубликованную аж двадцатого октября! И пожалуй содержимое газеты его совершенно убило. Казалось это была какая-то шутка, ну... Не мог Кэйа стать Императором. Нет-нет... Кажется этого стоило ожидать, но всё равно всё казалось невозможным! До чего же стало обидно, что он не смог приехать к нему и хоть как-то поддержать. Хоть как-то. После Дилюк задал логичный вопрос: — А как... Он...? Нынешний Император...? — Голос его был удивительно тих, что абсолютно несвойственно для столь громкого и яркого человека. — На тайном совете Король рассказывал о звонке в ночь после смерти отца нынешнего Царя из самой Ливадии. Он не сказал, что точно там было. Сказал лишь, что после звонка сердце больно кольнуло. Очень резко и неприятно. Видимо, всё очень печально. Я не думаю, что ситуация особо изменилась. Но думаю этот день прервет траур каэнрийского народа и всей Царской семьи. Может им хоть чуть да станет легче. Дилюк после встал и подошёл к большому окну. Он видел, как всё торжественно украшено, белые, красные и голубые цвета. Всё особо яркое и нет ни единого тёмного цвета. Каэнрийцы едут сюда дабы увидеть своего Царя и разделить с ним радость, выйти наконец из этого чёрного траура по прошлому Царю. Вокзалы уже переполнены иностранными гостями. Приезжают не только каэнрийцы, но и журналисты, монаршие особы и высшие классы из других стран. Травеллийцы, инадзумцы, лиюэйцы, натланцы, сумерцы, снеженцы и даже чëртовы фонтейнцы. Народу так много. И все они приехали ради одного, ради свадьбы... Точнее скорее ради сказки. Сказка и будет. ***13 декабря 1894 года. Мондштадт. Мондштадтское Королевство.
В Собор уже прибыли практически все. Гости особой важности уже практически все расселись по своим местам. Делегаты, политики, аристократы, монаршие особы, а так-же журналисты. На некоторых местах стояли камеры, новинка тех лет привезённая из Фонтейна, которая могла не просто фотографировать, а прям снимать. Конечно подобное идёт без звука и всë чëрно-белое, но для тех лет, то что картинка активно двигается, уже было большим прорывом. Не запечатлить это сказочное историческое событие было бы по просту невозможно. Члены царской и королевской семьи уже сидели на важных местах. Все, кроме Вдовствующей Императрицы, Великого Князя Дайнслейфа и Великого Князя Пьеро. С Дайнслейфом всё было до банальности просто. Он был шафером Дилюка и поэтому стоял рядом с ним, вместо его брата Вильгельма. Вильгельм был слишком мал для подобной роли. Вдовствующая Императрица и Пьеро сопровождали Кэйю, который ещё не прибыл. И нет, он не опаздывал. Просто так было заведено приезжать после всех. Дилюк конечно был очень напряжён, перед поездкой ему сунули вино, якобы для смелости, в поездке к самому Собору, Кронпринц впервые за долгое время виделся со столь ликующим народом. С этими улыбками, криками и радостными лицами. Много кто даже флагами двух великих махал. Это было довольно мило, но очень непривычно. Так-же Дилюк очень боялся за самого Кэйю. Как его примут, как его встретят? А какое у него вообще платье? Наверняка невероятно прекрасное. Хотелось-бы поскорей свидеться с Императором. Дилюк очень жаждал этого. Особую роль играл и факт долгой разлуки. Но это пока ещё цветочки. Наконец колокола усилили свой громкий звон. Это был знак того, что вот-вот и Кэйа прибудет сюда. Вместе с тем и усилились радостные крики, вопли народа. Да... Кэйа точно прибыл. Перед самим народом предстала сказка. Да, свадьба Кропринца Герцога СпрингВаллийского и Императора ВсеКаэнрийского точно была сказкой для огромного количества людей. Потраченные для этого мероприятия баснословные деньги интересовали только ярых критиков монархии. Всё это было неважно. Что действительно было важно, так это очень скромный и милый омега в платье. И сегодня он прибыл на карете в окружении королевской гвардии дабы приобрести титул и статус супруга Кронпринца Герцога СпрингВаллийского. Однако сказки есть сказки. Прибывший наконец к Собору Кэйа, может и был рад этой особой любви исходящей от народа, но вовсе не был рад самому платью. Точнее был рад и ему, но не был рад... Удобности в нём. Мешало много чего, но особо мешали: структура платья и шлейф. Боже, шлейф... Он был безумно длинным и его придерживали специально подобранные фрейлины. Среди них были именно мондштадтские аристократки и уже среди них была Баронесса Гуннхильдр, а так же Леди Лоуренс. Знакомые фигуры. Позади шлейфа шла Вдовствующая Императрица Фрэнсис-Дагмара. Она впервые за время траура не надела чëрных одеяний. Удивительно. Касаемо структуры платья... Платья много, Кэйи слишком мало. Но народу оно очень нравилось, так как оно было реально будто бы их сказки или каких-то сладких романов. В общем, церемония с того момента вся и началась. К алтарю Кэйю вёл к сожалению не отец, а дядя Пьеро, который раньше вовсю надеялся на регентство. Кэйа этими фактами был совершенно расстроен, но ничего изменить не мог. Не он отвечал за каэнрийскую сторону в свадебном вопросе. Ники подвели к алтарю после определённых “обрядов” и кучи государственных песен, а то и молитв. Хор был мил, но смущал тот странный бедный парень с косичками, который затисался среди всех. Каким образом он вообще туда проник? Ладно, неважно. Главное, его подвели. И после началась долгая процессия заключения брака, играли гимны, вовсю шли молитвы, всякие клятвы, которые Дилюк и Кэйа были обязаны выучить. Всё проходило так безумно долго, скучно и нудно, но это было так важно для них. Ну, часа три наверное ради друг друга можно было и потерпеть. Они оба порой посматривали на друг друга и каждый был поражён образом другого. Дилюку очень понравилось платье Кэйи и старался рассмотреть его куда более внимательно, но вот отвлекаться от церемонии было вообще нельзя. Хотя и все эти мысли о таком милом и застенчивом Кэйе, с его каким-то особым вдруг проявившимся манящим запахом, не могли не перестать идти. Самому юному Императору очень нравился этот строгий мундир жениха. Такой чëрный, с золотыми эполетами, пуговицами и прочим. Только лента была красной, что идеально проходила к самому Дилюку. Он не особо изменился за то время пока отсутствовал, чуть подрос конечно и в принципе немного и мощнее стал. Как-то неприлично всё же рассматривать так пристально других. Вскоре, эта наискучнейшая церемония для них подошла к концу, после тучи гимнов и молитв. Они обменялись кольцами, которые так-же перед этим благословили. Кэйе досталось кольцо в серебре с каэнрийскими надписями явно из каких-то молитв на семейное счастье, так же украшено оно было ярким алым камнем. Каким-то дорогим и явно напоминавшем, отличающий момент Дилюка. Его красность. У Дилюка же было в золоте с голубым камнем, что так-же давало понять чей супруг он теперь. После молодожёны, держась за друг друга направились к выходу из Собора. Они в знак приветствия кивали гостям, а перед Королевой Мондштадта Кэйа даже сделал реверанс, даже если было безумно неудобно. Выйдя на улицу, было конечно не много холодно. Ну, понятное дело декабрь как-бы... Благо в Мондштадте зимы не такие холодные, поэтому тому же Кэйе было вообще нормально. Ну, у него то на Родине намного холоднее. Их вновь встречали ликующая толпа и громкие колокола с тем же и провожали, даже когда те были уже во дворце и прощались на балконе дворца со всеми дабы уйти в новую семейную жизнь. Вот она... Любовь народная. ***13 декабря 1894 года. Мондштадт. Мондштадтское Королевство.
Когда Дилюк заходил в теперь уже их спальню, он не ожидал увидеть перед собой столь... Открытого Кэйю. Он сидит во всём том же платье и молиться перед привезённой иконой. Он сидит на кровати, повёрнутый спиной к Дилюку, с уже чуть оголëнными плечами и произносит какую-то молитву на родном каэнрийском. Может это на какое-то благополучие в будущем, счастье или всё такое, но переводчиков Дилюк звать не хочет. Ему хотелось послушать Ники и рассмотреть его куда более лучше, чем тогда на церемонии. Дилюк опëрся всем телом на наличник громадной двери и облизал губы. Его манило пойти вперёд. Манил этот чертов запах, вот специально день подбирали под течку Императора, гады! Кэйа манил своим тихим голосом. Манил своим платьем, которое было из тафты и имело крахмальный оттенок. В нём Кэйа выглядел для Дилюка особо мило. Ну, играли тут большую роль банально фантазии. Император огроменной военной державы в платье. И всё для Кронпринца. Einfach ausgezeichnet! Кронпринц обратил внимание на пол: на нём уже валяются какие-то вещи... Цветы, мешающие части платья, туфли. Всё это готовили так долго и всё для того, чтобы это потом валялось на полу. Wie lustig. Когда же Кэйа внезапно прекратил молитву, Дилюк услышал его томный, сладкий вздох. Кронпринц чуть поднялся и опëрся теперь уже руками на саму старую наличку двери, покачиваясь так будто пьян. Хотя наверное отчасти это ведь действительно так... Герцог СпрингВаллийский сглатывает и наконец произносит: — Meine Liebe. На что Кэйа и обернулся, встречаясь наконец взглядами со своим уже теперь супругом. Его лицо такое красное от смущения и какого-то даже стыда. В последнюю очередь из-за течки. Мысленно Кэйа давно проклял того, кто поставил именно на этот день всё торжество и прочее. Кэйе было как-то особенно в принципе неудобно. По такому-то платью, созданному для показа светлости и святости перед абсолютно всеми сейчас внизу расплывается что-то вязкое, липучее и слишком горячее. Грешно до безумия. Кэйа мысленно проклял и саму природу за подобные мучения. Кэйа закусил губу, после он потянулся к своему платью, дабы стянуть его с себя. Но Дилюк не позволил. Он быстро подошёл к молодому Императору и что-то бурча себе под нос, про то что справиться с этим именно он. Ники ему полностью доверился в этом вопросе. Но... Дилюк не стал по-началу сразу стягивать платье, он залез под него дабы изучить, что там под ним. От такого Кэйа дëрнулся, немного испугавшись... Это было так ведь непривычно. Ну, абсолютно непривычно, когда по твоему телу бесстыдно проводят холодными руками. Ох, они так всё с интересом исследуют. Проводят везде, где можно и нельзя. Нет ни единого места, которого не коснулись эти бледные и холодные руки в этих белых перчатках. Внезапно обладатель этих рук, выкинул куда-то вдаль комнаты перчатки и начал безумно торопясь, раздевать Кэйю. Тот подобным конечно был очень ошеломлён и не мог понять, куда же так торопиться Герцог СпрингВаллийский. Сам Герцог конечно же действовал чисто из своих желаний. Он не действовал из соображений того, как в принципе люди спариваются. Он не фанат этих пошлых романов. Он фанат... Собственных мыслей, ну и конечно же Императора ВсеКаэнрийского. Дилюк вообще не знал, что и как делать. Ему поставили задачу сделать ещё одного Наследника, а как это делать, ну... Пользуйся тем, что было рассказано на уроке естественных наук. Поэтому и было всё сумбурно и быстро. Ну, Дилюк настоящий торопыга. Всё, что было на Кэйе, он кидал на пол ко всему остальному. Ничего не было жалко. Абсолютно ничего. Сам Альберих за этим наблюдал с большим интересом, смотрел то на летящие вещи, то на руки супруга. Кэйа в этом пошлом вопросе всё-таки был более начитан. Ему перед свадьбой и книгу нужную подсунули и даже был разговор с самой Великой Княгиней Рэйндоттир. Она то знает всё, что знать не нужно. И конечно Кэйа понимал, что в делах всех этих грешных порой торопиться не следует, но... Вот собственный организм, что-то сказать против не позволял, потому что... Как такое можно остановить? Он ведь сам всего этого хочет... Вроде. Главный бесстыдник, оставив Кэйю в одном белье, замер. Он с особым любопытством рассматривал глаз Кэйи с его шрамом, который был каким-то очень особым. Этот шрам будто бы вовсю только и говорил о том насколько всё-таки особенный Ники. Шрамы в принципе людей отличают. У каждого свой и он абсолютно неповторим. И то, как все эти истории шрамов были получены, тоже неповторимы абсолютно. Но вот Кэйа конечно же о шраме говорить не желал. Да и думать в принципе. Получен он был при страшных обстоятельствах и после с ним следовали ужасные последствия. Он никак не был им горд. Дилюк его тревожить этим и не стал, молча провёл пальцами по щеке Кэйи, давая понять, что это ему вовсе не неприятен этот... Шрам. Со вглядом полного похотливого интереса, он и рассмотрел всё открытое тело Кэйи по-особенному внимательно. Да... На подобное он бы смотрел каждый день. На это смуглое, тонкое и очень нежное тело. Золотое. Не теряя ни минуты, ради скорейшего выполнения собственных похотливых желаний, Кронпринц стал торопиться, стягивая теперь уже с себя всю одежду, но замедлился только, когда его увели в особо длинный страстный поцелуй. Кэйа тянулся к тому и тяжело дышал. Течка процесс ужасный. Император Каэнри'ах конечно же стал помогать возлюбленному. Расстëгивать пуговицы чëрного мундира и стягивать ярко-красную ленту было абсолютно несложным делом ведь. Наверное и хорошо, что Кэйа взял все эти делишки в свои руки. Дилюк при этом моменте, положил одну свою ладонь прямо на грудь Кэйи и с большим интересом сжал. И в поцелуй проник особо сладкий стон, который конечно же увеличил весь пыл и порывы Императора де-факто. Это было прекрасно. Скинув с себя наконец-то проклятый мундир, Дилюк лëг на спину, утянув за собой и Кэйю. Сам Альберих сел на то самое место Рагнвиндра, которое было в таком особом видном состоянии и выпирало. Видно, то что тот самый орган, хотел освободиться. Кэйа его в живую никогда и не видел поэтому было довольно-таки интересно, расстегнуть пуговицу на штанах супруга... Что он и попытался сделать, только вот все эти сжимания и касания Дилюка будто бы не позволяли этого сделать. Хотя разве он сам этого не хочет? В какой-то момент, Дилюк остановил все эти бесконечные поцелуи и провёл большим пальцем по губам Альбериха. Немного припухшие и даже чуть красные. Как мило. После пальцами свободной руки, он полез в самый низ Кэйи. Нижнее бельё по простой случайности он порвал... Ну, не очень то оно и было нужно. Новая картина, представленная перед Кронпринцем, заставила его облизнуться и провести чуть по ней, что вызвало дрожь и длинный, громкий стон на всю комнату. Вон оно, слабое место вместе с грудью. На заметку возьмёт. Кэйа не долго думая, сделал следующий ход, наконец его тонкие, длинные смуглые пальцы, раскрыли злосчастную златую пуговицу на штанах супруга. Почувствовав, что-то мокрое на белье, Император достал наконец желанный орган. Довольно-таки... Крупный и большой... В учебниках по естественным наукам такое рисовалось обычно так... Неправильно. Как-то упрощённо, лишь бы не совратить ученика. Забавно-забавно. Он провёл пару раз рукой по органу и получил томный стон Дилюка. Будь они ещё куда более бесстыдней, это бы превратилось в игру, кто кого первее доведёт. Но они очень неопытны и очень торопятся, поэтому и игры подобные откладываются на будущее. Неожиданно, Дилюк сменил их положение. Теперь он нависал над Кэйей, а он лежал под ним... Такой красный и смущëнный, но такой одновременно бесстыдный. Ещё один плюс к мании. Кронпринц дотянулся до маленького столика и стащил оттуда каэнрийский крест. Все эти мысли о грешности сия дела, породили больную идею Дилюку. Этот крест он дал поцеловать Кэйе, будь он не таким затуманенным течкой, Император бы наверняка сильно треснул Дилюка за такие дела с этим-то предметом. После, вложив этот крест в руку Кэйе, Наследник Мондштадтского престола дал облизнуть свои два пальца Альбериху и думал вот сейчас вставит, но будучи таким уверенным и гордым в себе, он приостановился на простом. Куда входить. М-да... Такие прелести теперь были пред ним открыты, ну, заглядеться. Дилюк засмотрелся из-за своего же затупа, из-за чего Альбериху пришлось звать возлюбленного: — Лю-ю-юк... Давай по-быстрее. — Хоть и было это произнесено на каэнрийском, Рагнвиндр пробудился и сразу всё понял, но вот вопрос того, куда и что, оставался прежним. Кэйа вздохнул, после хохотнув да запустив в волосы Дилюка свои пальцы. Отложив чуть дальше крест, он тыкнул супругу, чуть ли не как котëнку нужное место. Кронпринц всё быстро понял. И он принялся действовать. Первый палец зашёл легко наверняка из-за самой течки. Отверстия во время неё были более.. Поддатливые. Но этот первый палец вызвал мычание Императора. Второй палец зашёл также легче. Дилюк внимательно наблюдал за реакцией Ники, заворожено смотря на лицо того, а потом и на процесс внизу. Пару движений пальцами вызвали у Кэйи немой стон и желание сжаться да прижать к себе что-нибудь. Креста было мало. Дилюк ухмыльнулся и подвигал пальцами ещё. Раздвинул их пару раз, двинул вперёд и назад по раз пять. Продвигал не до конца, но пробовал это уже с третьим пальцем. Действовал он то активно, то очень медленно, вовсю наблюдая за Кэйей, который конечно вовсю пытался привыкнуть к подобным... Новинкам. Кронпринц так-же не знал сколько стоит растягивать да и точно ли он растянул всё. Но судя по тому, что через минуты так четыре, они двигались вполне свободно, значит можно было действовать. Перед желаемым, Герцог конечно же вынул пальцы и размазал ими свой “прибор”. Ну, не на сухую же всё. Вроде бы тогда это было бы куда болезненнее. Сглотнув, Дилюк потëрся своим половым органым об отверстие, что вызвало недовольство со стороны Кэйи, так как тот уже не мог терпеть. Дилюк двинулся вперёд и замер. Боже, как же было узко и мокро, жарко и мягко, от того и невероятно хорошо. Хотелось двинуться ещё, но он не такой ненормальный, чтобы начинать двигаться как бешеный, следуя лишь только собственным желаниям и не слушая никого. Дилюк выдохнул. Кэйа уткнулся же в подушку, сжав этот чëртов крест... Кажется ему стало ещё стыднее. Эту подушку он изъял и подложил под голову дорогому Ники, крест не тронул. Двинувшись ещё, он услышал наконец это: «Ах.. ». И был полностью доволен обстановкой. Ах, как было хорошо внутри. Как хорошо быть таким грешным и бесстыдным. Постепенно Рагнвиндр стал более активнее. Но он был таким же неумелым и очень торопящимся. То быстро вбивался, то вдруг резко прекращал и продолжал медленно и нежно. Он хотел понять, как лучше самому Кэйе и ему. Получилось и так, и так. В любом случае можно было прочувствовать друг друга. Толчки были такими хлюпающими и громкими, казалось, что это было слышно во всём дворце, как и сами стоны Императора. Интересно, как там другие в это время? Хотя... Неважно. В таких моментах нужно думать о друг друге. Верно? Ускоряясь и полностью войдя во вкус, Дилюк обнял дорогого супруга, уткнувшись лбом в подушку. Стоны теперь доносились прямо ему в уши, что стало особой усладой для него. Когда казалось, что что-то внутри будто распухает и стало куда больше гореть, Рагнвиндр резко остановился внутри и кажется, что это оглушило на какое-то время и ввело в особую эйфорию. Узлы, оргазмы... Темы интересные. Кажется все силы вышли из него всего лишь в один краткий момент. Были ли они у Кэйи к тому моменту в принципе другой вопрос. Но видно было, что он ощущает похожее, только конечно с другой стороны. Наверняка у омег всё в таких делах преумножено раз в триста. Комната была такой теперь жаркой, волосы уже липли ко лбу, но эта жара совершенно не мешала. И с ней было нормально. Даже очень хорошо.Ах, как им было хорошо...
...