Кость из птичьего крыла

Нарсе Приближались испытания Лина, и конечно, Нарсе волновался. Вряд ли с Лином что-то случится — это же Лин, он особенный, — и все же… Не говоря уж о том, что просто-напросто не хотелось возвращаться в Великий Город. И с Лином расставаться не хотелось, и линию событий Юстина и Маргаритки, какова бы она ни была, Нарсе безнадежно загубил. Но как ни странно, Ардашир насчет этого сказал: — Мне кажется, ты все сделал как надо. Насколько я успел понять, разошедшиеся линии вероятностей обычно стремятся к воссоединению. — То есть что ни делай, все равно все будет как предназначено? — спросил Нарсе просто в пику Ардаширу. Нет, он не хотел досадить ему по-настоящему, конечно! Просто Ардашир все время его поддразнивал и забавлялся, и Нарсе радовался, когда получалось озадачить его самого. — А что, по событиям, которые ты видел, похоже, что все может быть только как предназначено? — Ну… нет, — признал Нарсе. — Помнишь, ты сравнивал мое стремление обмануть судьбу с попытками убрать камень с пути лодки? Лодка рано или поздно возвращается на прежний курс, это правда. Но если представить себе, что щепки, которые могли отколоться от лодки — это целые города, страны и народы, не говоря уж о судьбах отдельных людей, маршрут лодки очень даже имеет значение. — И все-таки, что мне там теперь делать? Что должно произойти? Хотя бы примерно? — Полагаю, будет некоторое количество скучных политических разбирательств. А вот после них… Я не знаю, Нарсе. — Не знаете или… — Я правда не знаю. Это, кстати, удивительно приятно — чего-то не знать. Если у тебя когда-нибудь будет выбор, Нарсе, постарайся знать как можно меньше. — В последнее время Ардашир часто так шутил, с улыбкой на губах, но не в глазах — взгляд у него был пустой и грустный. Он добавил: — Все, что у меня есть — это надежда, что нечто нежданное само найдет тебя, и тогда я убежусь, что мы все делаем правильно. И снова потянулись дни в Бизанте — такие же неуютные, как и раньше, их скрашивал только Юстин… Нарсе было любопытно, наладил ли он отношения с той девушкой, но он не знал, как об этом спросить, не раскрыв, что он сам успел с ней познакомиться (да еще и поссориться). Но вроде бы Юстин выглядел чуть счастливей, чем раньше. Нарсе был этому рад. Что его тяготило, так это слуги и их распри. Как ни старался он держаться подальше от всего этого, он каждый день краем глаза видел какие-то споры и ссоры, наказания, увольнения. В самом начале, когда Лин только купил эту виллу, все было куда спокойнее, хотя в то время со всеми этими гостями и вечеринками причин для недовольства у управляющего, казалось бы, должно было быть намного больше. С каждым днем в доме все сильнее сгущались озлобленность и какой-то страх, и Нарсе не понимал причину. В очередной раз увидев, как управляющий распекает одного из рабов с кухни, он не выдержал и спросил, в чем дело. — Никто из них не хочет идти за покупками на рыбный форум, — ответил ему управляющий. Объяснение показалось Нарсе странным. Просто… не хочет? Это обычное дело для рабов? Может, он как-то неправильно понимает концепцию рабства? Или Маргаритка была права и Юстин в самом деле чересчур мягок с обслугой виллы? — Я могу сам все купить, если вы напишете мне список, — предложил Нарсе, недоумевая. — Не надо бы вам туда, господин… Впрочем, как изволите, — пожал плечами управляющий. Нарсе не был уверен, будет ли прилично приехать на рынок на лошади и без сопровождения должного числа рабов — он плохо улавливал все эти тонкости, — но еще не успев добраться до рыбного форума, понял, что это меньшая из проблем. По рассказам Лина порт и районы вокруг него были не из самых благополучных, но Нарсе улицы, наоборот, показались непривычно чистыми. Некоторые дома явно пустовали, двери отмечали какие-то черные метки. И он видел на улицах на удивление мало людей, не считая стражников. Зато встретил несколько странных компаний, где на всех были маски из льна, и все эти группы куда-то несли что-то продолговатое размером примерно с человека, завернутое в ткань. Рядом с рыбным форумом целый квартал, весь в черных метках, был огорожен и охранялся городской стражей. Лица стражников закрывали такие же льняные маски. Что все это могло значить?! Но на самом деле он знал. Это знание сидело в нем с момента, когда он впервые оказался в Великом Городе, и иногда шевелилось, как подтачивающий фрукт червячок — но у Нарсе все это время было так много других забот, горестей и радостей: пленники в Нескучной башне, Велизарий, Юстин, эта взбалмошная Маргаритка, князь Ардашир, Лин… «Я должен осматривать мертвецов, это приказ городского эпарха…» «Так, язв нет, все хорошо…» Нарсе был защищен от всех невзгод стенами виллы Юстина, как птенец — скорлупой, — а тем временем неизвестная болезнь, что уже несколько месяцев наводила ужас на весь Бизант, вовсе не торопилась идти на спад… А он не то что не пытался кому-то помочь — хуже: ему было настолько не до того, что он просто забыл… Нарсе стало стыдно как никогда в жизни. Рынок практически пустовал. Теперь стало ясно, почему в последние дни в блюдах, что готовили им с Юстином слуги, откровенно недоставало каких-то ингредиентов, либо еда была несвежей. И все это началось отнюдь не вчера: еще после первой его встречи с Маргариткой, когда он хотел заказать пошив нового костюма имошаг взамен испорченного, ему сказали, что единственный портной, знавший толк в такой одежде, закрыл свою лавку, — и пришлось чинить старый. Все, кто мог, уезжали из города. Нарсе удалось купить только половину выданного ему списка, причем один торговец принял его деньги с явной неохотой, бормоча себе под нос что-то про то, что все беды от иуд, колдунов и иностранцев. Даже больше, чем сама новость о болезни, Нарсе напугала мысль: знал ли об этом князь Ардашир?.. Заметив в очередной раз сову Афину в саду Юстина, он подозвал ее и привязал на лапу записку, где была всего одна фраза: «Я побывал в центре города, нам нужно поговорить». Довольно грубо. Первое, что он сказал Ардаширу при их встрече, было еще грубее: — Поклянитесь, что это не ваших рук дело. Ардашир не закатил глаза, но явно был к этому близок. — Нарсе! Не разочаровывай меня. Сколько лекций я тебе читал — и все зря? Нам, как в общем-то и любому, выгоден в меру сильный сосед, сильный и мирный, а не революция или эпидемия в Бизанте. — Просто поклянитесь. Из ваших речей главное, что я запомнил, это: в политике ждать, что все будут мыслить и действовать разумно — значит делать большую ошибку. Вот скажем, Красный император был попросту безумцем… — Справедливо, — признал Ардашир. — Хорошо. Клянусь всем, что для меня важно, не я причина этой болезни. — Но вы о ней знали? — Да, конечно. Нарсе стиснул зубы. Было довольно трудно смолчать, когда хотелось начать клясть Ардашира на чем свет стоит, обвиняя… в чем? Что не предотвратил несчастье? Не послал лекарей спасать людей чужой страны? Страны, с которой Бизант все еще официально находился в состоянии войны, между прочим. Было бы куда проще сердиться на Ардашира, если бы он хотя бы заметил сейчас на его лице злорадство… Но его не было. Было лишь беспокойство. Под этим терпеливым, полным любви взглядом он почувствовал себя как под плетью. А сам Нарсе, будь он на месте Ардашира, рассказал бы о таком? Нет, конечно, нет, Ардашир не мог не понимать, что Нарсе, узнав о хвори, тут же бросился бы лечить людей, рискуя собой… — Простите, — сказал он пристыженно. — Я не должен был… Не знаю, как я посмел так с вами говорить... Я приму любое наказание… — Сам ты наказание, — вздохнул Ардашир. — Ладно, забудем… Ты тоже меня прости. Мне давно следовало сказать тебе об этом. — Я могу попытаться помочь? Ардашир с явной неохотой сказал: — Я не вижу, почему нет. Но имей в виду, я расстроюсь, если ты заразишься. — Не бойтесь! Я смогу прогнать болезнь, как только пойму, что подхватил ее. Расспросив прислугу Совиного дома, Нарсе услышал о болезни следующее: В городе распространяли свитки, предлагающие лечиться кровопусканиями, настоем из скорпионов, козлиной мочой и порошком из сушеных собачьих фекалий, а также постоянно жевать чеснок. Городской эпарх недавно отдал приказ закрыть въезды и выезды (впрочем, поговаривали, что сам он сбежал из города вместе с семьей куда-то в глушь); порт тоже больше не принимал корабли. Специальных людей отрядили следить за чистотой улиц и отлавливать крыс (это была удивительно здравая мера). Церковь начала предлагать специальную освятительную молитву на избавление от хвори с выездом на дом — услуга была недешева, но пользовалась большим спросом. Услуги могильщиков и плакальщиков тоже подскочили до небес. Словом, ничего дельного он не узнал. Нарсе помнил: когда он, блуждая по водостокам, наткнулся на пораженные болезнью трупы, это было под какой-то больницей… Оказалось, больница принадлежит монастырю, посвященному святым Косме и Дамиану. (Церковников не смущало, что легендарные врачи, с большой вероятностью, были перевертышами, учитывая знаменитую историю про то, как один из них прирастил больному ногу от другого человека). Кроме больницы тут имелись церковь и библиотека, а часть монастыря была отведена под жилые помещения для монахов. В больнице, как и в большинстве подобных заведений, лечили бедняков: состоятельные горожане имели личного врача или могли отправиться на лечение в санаторий-асклепион. Стало более понятно, почему тела сбрасывали в стоки. У родственников больных попросту не было денег на похороны, и даже просто вывозить покойников куда-нибудь за границы города стоило денег. Больница представляла собой довольно большое, но скромного вида здание, стены потемнели от времени. И повсюду было так много людей из церкви… Вот бы Лин был тут! Он бы наверняка что-то посоветовал… Нарсе рассеянно улыбнулся, его мысли, как часто бывало в эти дни, унеслись далеко отсюда. Он предпочел бы думать вовсе не о неизвестной болезни, а вспоминать, как Лин льнул к нему, подставлял под поцелуи шею и целовал сам, робко и одновременно запальчиво, как выдыхал его имя… Они не успели попробовать ничего серьезного, но то, что успели, было совсем не противно. Это было чем-то новым и радостным — не жадным и беспомощным следованием инстинкту, а игрой, актом доверия, исследованием, и многим другим, чему он не мог пока дать имя… Нарсе встряхнулся, вернулся к насущной проблеме. Еще недавно он побоялся бы даже зайти на территорию монастыря. Но, пообщавшись с Лином достаточно долго, он немножко научился думать как Лин. «Да всем насрать! — вот что тот сказал бы. — Врачи будут только рады помощи. Думаешь, так много дураков возиться с теми, кто вот-вот сыграет в ящик?». И действительно, когда Нарсе сменил свой экзотический (и уже довольно-таки видавший виды) наряд имошаг на обычную одежду бизантийца и закрыл лицо такой же льняной маской, как он видел у людей возле рыбного рынка, никто в монастыре не задал ему никаких вопросов. Все считали его лекарем. Он им и был. Внутри больницы он увидел несколько залов с грубо отесанными деревянными кроватями с соломенными тюфяками и одеялами из козьей шерсти. Помещение отапливалось, но маленькие окна не впускали достаточно света, и пахло скверно, хотя в зале, где собраны десятки тяжело больных людей, и не могло пахнуть иначе. Тела большинства лежащих на кроватях людей испещряли те же язвы и бубоны — вздувшиеся лимфоузлы, — что Нарсе уже однажды увидел на сброшенных в водостоки трупах. Похоже, страдающих от неведомой хвори было так много, что больница просто перестала принимать других больных. Он осмотрел людей на кроватях. Многие метались в лихорадке или в бреду, других бил озноб. Некоторых тошнило. Почти все, по крайней мере те, кто еще был жив и не лежал в беспамятстве, дышали тяжело и учащенно, рот у многих был раскрыт — языки больных были в белом налете и так распухли, что не помещались там. Нарсе потрогал лоб у нескольких человек — они были невероятно горячими. Что же это за болезнь? При холере не бывает такой высокой температуры, да и поноса — обычного симптома холеры наряду с рвотой — он тоже не видел… Больше всего то, что он видел, напоминало тяжелое воспаление легких, но эти язвы и бубоны были вообще ни на что не похожи… Бубоны все-таки были не у всех — и это было особенно странно. Вряд ли работавшие в больнице монахи стали бы размещать носителей этой заразы вместе с обычными больными? Нарсе подошел к мужчине, чье тело на первый взгляд выглядело нормально, и уже потянулся было к нему, желая узнать, так же ли тот горит в лихорадке, как больные с бубонами размером с яйцо, как его руку кто-то перехватил. — Не подходи к нему. — Молодой монах, тоже в маске, оттолкнул Нарсе от больного без бубонов. — Такие, как этот, еще заразнее других, к тому же они всегда погибают, и человек может буквально за день сгореть. — Почему бы тогда не собрать таких больных в отдельном помещении, чтобы они хотя бы не заражали остальных? Монах покачал головой. — Это как-то… Не знаю. Я пока не говорю об этом настоятелю. Если расскажу, этих людей ведь просто бросят умирать. Или, того хуже, всех, кто пытался им помогать, тоже где-нибудь запрут, и меня в том числе. Нарсе отступил от кровати больного подальше. — Болезнь передается через дыхание? Или через прикосновение? — Никто не знает. Кому-то, чтобы заболеть, хватило один раз побывать в зараженном доме; порой умирают даже те, кто запирается у себя в подвале, запасшись едой. А я вот постоянно кормлю и мою больных, но пока цел и невредим, да и большинство моих братьев тоже. Нарсе почувствовал к монаху симпатию. То, что он не решался поделиться своими догадками о разных подвидах болезни, было скверно — он подвергал всех опасности, в том числе своих братьев по служению и себя самого; однако, пока большинство горожан всеми правдами и неправдами пытались покинуть город, этот юноша, как и остальные монахи-лекари, без страха и брезгливости ухаживал за больными, рисковал собственной жизнью ради довольно призрачного шанса спасти чужие. Может быть, не все церковники так ужасны, как Нарсе думал прежде. Один из больных вдруг подскочил на своей постели, дергаясь, как припадочный. — Ты купила мясо?! — заорал он, глядя перед собой в пустоту. — Почему ты купила молоко, но не купила мясо?! И тут же, без перехода, что-то запел. Встал на ноги и куда-то направился, маша руками и натыкаясь на кровати, явно ничего не понимая и ничего не видя перед собой, продолжая дергаться, словно в какой-то безумной пляске. Молодой монах бросился к буйному больному и попытался его обездвижить, но тот вырвался. Нарсе помог врачу, вместе им удалось прижать беднягу к кровати. Тот какое-то время продолжал дергаться. Затем его начало рвать кровью. После этого он затих, тяжело дыша, и потерял сознание. — Этому недолго осталось, — сказал монах отстраненно. Какой кошмар! Похоже, впридачу ко всему болезнь поражала нервную систему… Неудивительно, что жители Великого Города считали ее злым колдовством или предвестием конца света. — Какое лечение ты применяешь? — Тепло, побольше питья — вот, в общем, и все. И холодные компрессы. Действительно, Нарсе и сам ничего больше не мог придумать. Была бы тут возможность снять кольца, воспользоваться своей силой — если не заняться исцелением, то хотя бы заглянуть в меног и попытаться понять причину болезни, — но в стенах монастыря это не просто опасно, это безумно… — А отвар из веток белой ивы пробовал? — Да, им сбиваю жар тоже. И обтираю больных вином двойном перегонки, чтобы уменьшить вероятность заразы. Иногда я пытаюсь прокалывать эти бубоны и выпускать жидкость, но не уверен, что это на пользу. — Молодой монах устало потер висок. — Я каждый день пытаюсь отыскать что-то в библиотеке, но безуспешно. В Библии есть вот это: «И отяготела рука Господня над Азотянами, и Он поражал их и наказал их мучительными наростами, а внутри страны размножились мыши, и было в городе великое отчаяние». Руфус Эфесский пишет, что вспышки похожей болезни встречались в Ливии, Сирии и Эгипете, но о том, как ее лечить, я ничего не нашел. Нарсе не мог не отметить, что белье и одежда больных, несмотря на крайнюю простоту, целые и чистые, это было хорошо. Но спертый воздух в зале ему не нравился. — Как насчет открыть ненадолго окна? На лице молодого монаха отразилось сомнение. — Настоятель разозлится. Он считает, что движение воздуха может поколебать баланс четырех первоэлементов в теле. — Он скорчил гримасу. Четыре первоэлемента были… ну, не то чтобы чем-то совсем нереальным — Нарсе был уверен, что это понятие попадалось где-то ему в записях Ардашира, тех, со множеством магических формул, — но к настоящему человеческому организму эти первоэлементы точно не имели никакого отношения. — От свежего воздуха не может произойти ничего дурного. — Я знаю. Попробуй, объясни это ему. — Ваш настоятель из тех, кто считает поход в баню большим грехом? — наугад сказал Нарсе, перебрав не очень богатые знания о церковниках, которыми снабжал его Лин. И угадал — монах с сокрушенным видом кивнул. — Не произноси при нем слово «бани». Даже «ванны» не произноси. Ванны открывают поры тела и впускают болезни и злое колдовство. — Он закатил глаза. — Мы ему не скажем, — лукаво сказал Нарсе. Поколебавшись, монах улыбнулся. — Хорошо, давай проветрим тут все. *** Он решил не возвращаться в Совиный дом — по крайней мере пока не узнает больше о путях распространения болезни. Хорош он будет, если заразит Юстина и всех остальных обитателей виллы! В помещения, где жили монахи, ему совсем не хотелось, так что он спал и мылся прямо здесь, в больнице. Больничный быт оказался не так уж плох. Здесь имелась ванная комната и, помимо ночных горшков под кроватями, два туалета, и больных кормили три раза в день — тех, кто был в состоянии принимать пищу. Прежде пациентам даже выдавали специальную одежду на время лечения, но сейчас этого не делали, поскольку заранее было известно, что больше половины умрет, а из городского управления поступило распоряжение сжигать трупы вместе с одеждой (у монахов этот приказ вызвал настоящий ужас, но с точки зрения Нарсе, предавать тела огню было лучше, чем зарывать в землю, и уж конечно, куда лучше, чем загрязнять ими водостоки). В прежние времена, до этой страшной неизвестной хвори, в больнице работали отделения хирургии, глазных проблем и недугов пищеварительной и половой системы, но сейчас всем стало не до этого. На самом деле, Нарсе впечатлился, как грамотно это все организовано, особенно с учетом того, что врачам постоянно приходилось бороться с дремучестью руководства монастыря. У арья таких больниц не было — конечно, поселения у них были гораздо меньше, и не было нужды обслуживать такое количество больных в одном месте, — но если Эраншахр продолжит расти… Никто здесь не обращал на Нарсе внимания либо радовался лишним рабочим рукам. Сам он тоже не особенно присматривался к лекарям в масках... Пока не увидел знакомые зеленые, как дягиль, глаза и выбивающиеся из-под шапки рыжие локоны. Вот уж кого он не ожидал тут встретить, как это ее. — Что ты тут делаешь?! — Что ты тут делаешь?! — ответила она. Они враждебно уставились друг на друга. Нарсе в этот момент обтирал холодной губкой лоб одного из больных. А вот что понадобилось тут Маргаритке? Хоть она и носила льняную маску, ее костюм не был нарядом врача, это был все тот же наряд уличного мальчишки, мало сочетающийся с ее речью знатной барышни. Ее сопровождали несколько крепких и довольно хорошо одетых мужчин. — Мне нужен труп, — сказала она. Сделав знак своим сопровождающим, чтобы они отошли, и понизив голос, она пояснила: — Я хочу вывезти тело из города, куда-нибудь, где нет охранных устройств церкви и Магистерия. Хотя бы туда, где мы с тобой занимались… ты знаешь, чем. И исследовать тело. Это была очень здравая идея, Нарсе расстроился, что не додумался до этого сам. — Но как ты сможешь что-то понять? Ты же не врач, — сказал он с легкой досадой. — У меня есть знакомая. Это она научила меня… — Она покосилась на своих спутников, те были довольно далеко, но девушка все равно осторожно сказала: — …тому, что я умела до встречи с тобой. Она тоже не врач, но знает много других… таких же людей. Кто-нибудь разберется, в чем дело. — Тогда тебе понадобится несколько трупов. Болезнь имеет разные формы, — стал объяснять Нарсе. — У некоторых больных появляются и бубоны и язвы, у других — только бубоны. Иногда и бубонов нет, но она поражает легкие, и это самая опасная разновидность. Тело, пораженное такой формой болезни, непременно нужно обмотать в несколько слоев ткани, иначе, если ты поручишь своим спутникам нести его, они почти наверняка заразятся и умрут. — Ты как будто в этом понимаешь… — Она задумчиво уставилась на него, а затем предложила: — Хочешь поехать со мной и вместе попробовать разобраться? С той женщиной я давно не виделась, и на самом деле я не уверена, что она согласится. Нарсе удивился — кем нужно быть, чтобы не захотеть помочь, когда болезнь планомерно уничтожала город, словно какая-то Божья кара? — но, конечно, не отказался: — Конечно, только вымоюсь и переоденусь в чистое! Мужчины, сопровождавшие Маргаритку, погрузили несколько тел в телегу, сама же она — и Нарсе вместе с ней — сели в нарочито неприметную крытую повозку. Внутри повозки их поджидал еще один пассажир. Это был старик с густыми и темными, в контраст к совершенно седым волосам, бровями. Нарсе растерянно моргнул: он узнал этого человека, несмотря на то, что в этот раз он был одет совсем просто. Но он уж точно не думал увидеть его здесь, сейчас, — так же как и не ожидал встретить Маргаритку в больнице святых Космы и Дамиана! Патрокл, вот как его зовут. Князь Ардашир однажды брал Нарсе на встречу с ним. Самый могущественный человек в Бизанте, великий логофет и демарх партии венетов. Какой странный день… — Это вы? — Старик тоже узнал его, хотя как и в их предыдущую встречу, на лице у Нарсе были видны одни глаза. — Неожиданно. Приятный ли это сюрприз — пока не знаю… Не успел Нарсе подумать, что это какая-то ловушка, как Маргаритка воскликнула с искренним недоумением: — Как, вы знакомы? — Только шапочно, — старик лукаво улыбнулся, спросил Нарсе: — Как поживает… ваша прекрасная госпожа? Нарсе пару секунд соображал, потом откликнулся: — Хорошо, спасибо. У… моей госпожи как обычно много секретов, которыми она не спешит делиться, и она не очень-то одобряет, что я провожу все время в компании зараженных и умирающих. — А зачем вы, в самом деле, это делаете? — спросил Патрокл таким добродушно-легким тоном, что Нарсе тут же понял, как плохи его собственные попытки поддерживать светскую беседу. — Он врач, Патрокл, — пояснила девушка, заняв место на сиденье рядом со стариком. Нарсе сел напротив. — И не просто врач, он… целитель или как это называется. При нашем знакомстве я поранила ногу, он… — Она понизила голос до шепота: — …Просто коснулся ее, и она стала как новая. — Ну, это… большое преувеличение, — смутился Нарсе. — Вот как, — взгляд великого логофета стал очень задумчивым. Какое-то время, пока повозка набирала ход, он молчал. Затем спросил: — Позвольте спросить, откуда вы знаете друг друга? Как я понял, вы познакомились не в больнице. Нарсе растерялся и промолчал. Маргаритка кратко сказала: — Он друг Юстина. «Юстина», обратил внимание Нарсе, не «патрикия Аквилы». Она не считала нужным скрывать истинную личность своего любовника от Патрокла. Должно быть, они были довольно близки. — Друг Юстина! — Патрокл отчего-то пришел в такой восторг, что даже хлопнул ладонью по своему колену. — А всего-то и нужно было, что великодушно пощадить родовитого врага и познакомить его со своим советником... И вдобавок — врач… Позвольте выразить вашей госпоже мое восхищение. Очень изящный план. Маргаритка широко раскрыла глаза. — Советником? Только не говори, что под «прекрасной госпожой» ты имеешь в виду… — Она не договорила, с тревогой оглянувшись по сторонам. Неужели они с Патроклом всерьез боялись, что тут, в повозке, какая-нибудь муха может подслушать разговор? Или паранойя просто въедается в политиков, как ржавчина? — Боюсь, я имею в виду именно того, о ком ты подумала, — сказал великий логофет все так же приветливо. Было в его приветливости что-то пугающее. Почему-то Нарсе легко было представить, как Патрокл пытает кого-нибудь каленым железом, так же добродушно похохатывая. — Если ты, моя дорогая, скажешь, что наш с тобой союз вдохновлен советом этого милого юноши, я окончательно почувствую себя марионеткой кукловода, но уже совсем не удивлюсь. Маргаритка скользнула по Нарсе непонятным взглядом. — Ну, мы много разговаривали о мужском и женском, и в какой-то момент я поняла, что единственная сила, доступная женщине в нашей стране — это деньги. Мне все-таки хочется думать, что эту идею мне в голову никто не вкладывал, однако... Патрокл расплылся в широкой, явно насмешливой улыбке и сделал вид, что кланяется Нарсе. — Должен вас поблагодарить. Похоже, это вам я обязан неожиданно обретенным на склоне лет семейным счастьем. До Нарсе начало что-то доходить. «Она выходит за довольно немолодого, назовем это так, мужчину. Немолодого и очень богатого…» Запоздалое понимание окатило его омерзением. Неужели великий логофет — дед Софии, той умной девушки, погибшей на переговорах в Железном перевале, — решил жениться на ровеснице своей внучки? Должно быть, старик даже под маской Нарсе увидел, как исказилось его лицо, потому что усмехнулся: — Спокойнее, юноша. Я не собираюсь становиться между вашим другом и его любовью. Вы правда думаете, что в моем возрасте меня еще интересуют постельные утехи? — Я обычно вообще не думаю о малознакомых людях в этом ключе, — Нарсе заставил себя казаться спокойным, хотя гнев душил его: Юстин был несчастен из-за этого человека… И из-за этой двуличной, корыстной девушки… Маргаритка улыбнулась. Криво и как-то чуть виновато — хотя, может, Нарсе это померещилось. — Это была моя идея, — сказала она. — Да-да, это я, как озабоченная извращенка, осаждала нашего глубоко порядочного Патрокла своими непристойными предложениями. — С ножом у горла, — сухо сказал Патрокл. — Ну уж, прямо с ножом. Я всего-то сказала, что гвардия на моей стороне, и что мы, по крайней мере, знаем, чего ждать друг от друга, а хорошо знакомое зло всегда предпочтительнее другого зла. Нарсе все больше недоумевал. Эти двое общались совсем не как пара и даже не как друзья. Может, как люди, которые очень долго боролись друг с другом и очень от этого устали. Романтикой тут и не пахло — как и в той ситуации, когда Маргаритка попыталась соблазнить Нарсе. Это вроде бы было неплохо: значит, в плане секса ее не интересует никто, кроме Юстина… С другой стороны, Нарсе ужаснулся, что его друг связался с девушкой, у которой голова устроена настолько по-деловому. Она ведь готова на что угодно, чтобы добиться своего. — Не знаю насчет долгоиграющего плана, Патрокл… Ты не думаешь, что это просто череда совпадений? Не поверишь, юноша даже не знал, кто я. — Маргаритка откинулась на сиденье и окинула Нарсе взглядом. Ему показалось, что ее полная превосходства поза немного театральна, и на самом деле она смущена или обижена... Но, может быть, ему до сих пор хотелось видеть в ней явно нуждающуюся в помощи девушку, с которой он чистосердечно пытался подружиться. — Я и правда не знал. Но теперь, кажется, понимаю. Нарсе никогда не соображал быстро, но все-таки не был настолько глуп, чтобы не собрать картинку, когда перед ним были все кусочки головоломки. — Валерия Порфирогенита, Багрянородная, — сказал он, — сорок пятая в линии Александра, повелительница… дальше не помню. — Можно просто «Ваше Величество», — скромно улыбнулась Валерия. — Мне ты не императрица, — сказал Нарсе без злости, но и не желая подыгрывать ее торжеству, — так что так я тебя называть не буду. Она с некоторой досадой пожала плечами. — Ладно. Валерия или Маргаритка — на твой вкус. А ты скажешь свое настоящее имя? — Нарсе, — признался он без особой охоты. — Всегда хотел узнать: почему Маргаритка? — Спроси у Юстина. Полагаю, потому что в детстве я была милым солнышком. — Валерия усмехнулась. В ее усмешке не было ничего милого. — Боюсь, что это именно план, Валерия, — заметил Патрокл. — Я начинаю понимать, что госпожа твоего друга Нарсе специализируется на подобных планах, выглядящих как череда совпадений. Вспомни, куда мы едем и зачем. Я бы сказал, нас загнали в тупик. Нарсе буквально единственный, к кому мы можем обратиться за помощью. Сейчас ты скажешь про свою знакомую, но… — У нее есть друзья, которые могли бы… — Они никогда не согласятся нам помогать. Они ненавидят нас. Если Патрокл говорил о перевертышах — а «знакомая» Валерии, без сомнения, была одной из них, — то Нарсе вынужден был согласиться с великим логофетом: крайне маловероятно, что после многих лет преследования и изощренных казней люди, владеющие магией, вообще решатся обнаружить себя, а не то что сотрудничать с правительством. Все эти разговоры об интригах привели его в сильное замешательство, но, поняв, что, по крайней мере, это не западня, его не собираются убить или пленить, и великий логофет с Маргариткой в самом деле намерены исследовать происхождение болезни, он приободрился. — Даже если это план — ну и что с того? Или вы намерены обвинить мою госпожу в болезни, что терзает Бизант? Вы должны понимать, что нам выгоден в меру сильный сосед, — Нарсе изо всех сил постарался произнести это уверенно, словно не он сам несколько дней назад чуть не бросил в лицо Ардаширу обвинение в возникновении эпидемии. Патрокл устало покачал головой. — Нет, что вы. Ваша госпожа как никто другой понимает, что если Бизант ослабнет, то арабийя пронесутся по всем землям к востоку отсюда до самой империи Чин, включая и ваши. Все они станут Халифатом. — Он помолчал, затем с некоторым недоверием спросил: — Валерия попросила вас о помощи — и вы согласились помочь… просто так? Бесплатно? Нарсе пожал плечами. — Я даже не уверен, что у меня получится найти причину и лечение, а вы уже хотите, чтобы я назначил за это какую-то цену? — Сорок миллионов, — сказал Патрокл. — Простите? — В прошлую встречу мы с вашей госпожой более или менее сошлись на этой сумме. Сорок миллионов. Конечно, мы не обсуждали это прямо, но именно эту сумму мы оба сочли справедливой, чтобы некие территории вернулись их хозяевам. Вы, конечно, понимаете, о чем я говорю. Нарсе чуть не спросил «О чем?», но вовремя прикусил язык. Кажется, Патрокл не имел в виду, что заплатит Нарсе за исследование трупов, он крайне замысловатым способом намекал на нечто другое… Территории? Князь Ардашир собирался что-то продать Бизанту? Или, наоборот, купить? Некие территории… вернулись хозяевам… Неужели речь шла о Выжженных землях?! Его рука сжалась в кулак. Покупать у захватчиков то, что веками принадлежало арья? За земли, которые бизантийцы превратили в кровавую пустыню — им же и платить?! По правде, Нарсе даже и близко не представлял, сколько это — сорок миллионов денариев, но все равно это было просто… Просто… Неизвестно, заметил ли Патрокл его злость; политик спокойно продолжал: — Так вот. Мы готовы уступить эти территории бесплатно, если вам действительно удастся узнать причину болезни и методы лечения, и — что еще важнее — если вы лично согласитесь помочь, когда опасность будет угрожать кому-то из первых лиц государства. Пока болезнь не затронула богатые районы, но это дело времени. Да, я понимаю, в пределах города подобные вам мало где могут… воспользоваться своими способностями в полной мере… Но мы найдем способ, есть укромные места… Нарсе какое-то время молчал, пытаясь подавить гнев (он еще и смеет торговаться! И как же несправедливо, что простые люди умирают тысячами, а эти мерзавцы уверены, что смогут спасти свои шкуры!). Но когда ему более или менее удалось взять себя в руки, он осознал, что Патрокл, на самом деле, сделал ему щедрое предложение. До странности щедрое. — Это очень большая сумма, — сказал Нарсе наугад. — Вы готовы так легко отказаться от нее? Честно говоря, я не понимаю ваших побуждений… — Я догадываюсь, что у вашей страны вряд ли найдется свободные сорок миллионов, — невесело усмехнулся Патрокл, — и ваша госпожа, обсуждая со мной это, конечно, понимала, к чему все идет: что вскоре деньги уже не понадобятся, что мы уже сами не пожалеем никаких денег, будем на коленях умолять о помощи… — Он долго молчал, затем признался: — Я говорил с врачами, я ежедневно получаю вести из разных уголков страны. Мало кто догадывается, какая катастрофа наступит через считанные месяцы, а то и недели. Сейчас ежедневно умирают сотни людей, а скоро начнут умирать тысячи — и это в одном только Великом Городе. Болезнь уже бушует по всей стране, от нее не спастись ни в глухих деревнях, ни в горах, ни на островах… Она оставит от жителей Бизанта меньше половины, потому что переболеют все и каждый. Нарсе вздрогнул, в красках представив себе это — и осознав, что, скорее всего, так и случится. Надо было отдать Патроклу должное: чтобы смотреть в лицо такому будущему, требовалось немалое мужество. Еще он внезапно осознал, что старик разговаривает с ним… ну… как будто Нарсе наделен полномочиями такое обсуждать! Как будто он что-то во всем этом понимает. Как будто он и правда настоящий советник правителя страны, а не просто мальчишка, которого князь однажды пожалел и приютил, как раненого птенца. Это было странно. Должно быть, вот что чувствуешь, когда взрослеешь. — И что, ты не против? — спросил он Валерию. — Мы думали, ты ни за что не хочешь отдать эти земли, боясь народного гнева… — Так и было. Но если Патрокл прав в оценках будущих масштабов эпидемии — а на моей памяти он всегда оказывался прав, — то это меньшее из двух зол. Люди уже сейчас на грани истерики, все шепчутся, что болезнь — это какое-то преддверие конца света и Страшного суда... — Словом, если масштабы этой катастрофы можно будет уменьшить, земли ваши, — подытожил Патрокл. — И самое главное: нынешнее правительство Бизанта должно выжить. Ее Величество. Члены Совета. Вы должны будете пообещать, что будете лечить их своими руками… Так каков ваш ответ? — Я передам все это… моей госпоже. От себя могу сказать, что если я буду в это время в вашем городе — если у моей госпожи не найдется для меня более срочных поручений, — то и так постараюсь помочь чем смогу, безо всякой оплаты. А цену территорий обсуждайте, пожалуйста, с ней, не со мной. Извините. Наверное, я никогда не стану в достаточной мере бизантийцем, чтобы оценивать жизни людей в золоте. Патрокл молча кивнул; Нарсе не понял, доволен он его ответом или нет. Тут повозка остановилась. Послышались голоса. Странно, за окнами повозки все еще тянулись дома — они пока не выехали за пределы города… Валерия, глянув в окно, испуганно прошептала: — Это люди Ксенофонта. Должно быть, за мной следили. Вот дьявол! Патрокл тоже озабоченно нахмурился. — Почему мы не едем дальше? — спросил он, распахнув двери. Повозку и телегу с обмотанными тканью трупами обступил десяток крепких мужчин, чье облачение напоминало одновременно как монахов, так и солдат. Один из них ответил: — У нас есть приказ задерживать все внушающие опасения группы людей. — Уверен, что городской эпарх не отдавал такого приказа. Вперед выступил лысеющий старик маленького роста, в облачении церковника. — Эпарха сейчас нет в городе. Это приказ моего господина, верховного понтифика Святой Церкви, епископа всея Бизанта, его преосвященства Ксенофонта. — Ах, это ты, Антипатр, — спокойно сказал Патрокл. — Тебе, надеюсь, известно, кто я такой? — Конечно, господин великий логофет, — тон старика в церковной одежде балансировал между подобострастием и злорадством. — Тем не менее, я обязан провести осмотр телеги с телами и обыск пассажиров. Вы ведь не хотите, чтобы на вас пала хоть тень подозрений? Один из ее спутников, тех, что грузили трупы в телегу, склонился к Валерии и тихо предложил: — Может, вызвать гвардейцев, госпожа? — Мне кажется, он безобиден, — отозвалась Валерия, но в ее голосе прозвучало сомнение. — Я предлагаю все-таки вызвать их, пока не стало поздно, — сказал Патрокл. — Кто знает, как далеко он зайдет в своей дерзости. Валерия, поколебавшись, кивнула; они с Патроклом тихо отдали человеку какие-то приказы, тот кивнул в ответ и скрылся среди переулков. Антипатр проводил его взглядом, полным досады. — В чем вы нас подозреваете? — спросил его Патрокл. — Вы везете с собой трупы. Есть основания думать, что вы собирались подвергнуть их богомерзкой процедуре вскрытия. Вы, конечно, знаете, что церковь запрещает это. Человеческое тело — вместилище души, которая суть частица Бога. — И Антипатр с наигранным удивлением воскликнул: — Но что же это, неужели я вижу с вами в повозке человека в маске врача? Надеюсь, у вашего спутника не окажется при себе никаких скальпелей, для его же блага! Нарсе, который, конечно же, взял из больницы целый ящик с нужными инструментами, не нашел ничего лучше, кроме как сказать: — Это просто хирургические инструменты. Обычно они нужнее живым, чем мертвым. — Зачем же вам эти трупы, господин врач, если вы не собирались их препарировать? — Ты не обязан отвечать на эти оскорбительные расспросы, — сказала Валерия Нарсе. — Затем повернулась к Антипатру. Сняла шапку, рыжие локоны рассыпались по плечам. — А меня ты узнаешь, Антипатр? Ты уверен, что имеешь право мне приказывать?.. Чем останавливать ни в чем не повинных людей, тратя их время, лучше бы церковь поручила Магистерию заниматься поисками причины болезни! — Как! — возмутился Антипатр. — Ваше Величество, неужели вы всерьез считаете, что спасение страны можно доверить этому гнезду вольнодумцев, которое церкви с таким трудом удалось приструнить?! Причина болезни и так всем известна — это черное колдовство перевертышей! — Гораздо более подобострастным тоном он продолжил: — Я ни в малейшей степени не хочу оскорбить Ваше Величество. Боже упаси! Я предлагаю отдать нам этого человека в маске лекаря и мирно разойтись на этом. — Вы никуда его не заберете, — решительно сказала Валерия. — Не заставляйте меня подозревать Ваше Величество, — сказал Антипатр самым елейным тоном, — в том, что вы не только собирались совершить грех вскрытия, но и надеялись исследовать тела с помощью магии. Нарсе окончательно убедился, что старик что-то знает. Неужели церковники и правда следили за ними? Или даже каким-то образом подслушали их? Он похолодел при мысли, сколько мог узнать из этого разговора любой, кто хоть немного разбирался в политической ситуации, несмотря на все эти дурацкие иносказания типа «ваша госпожа». — С помощью магии? Что за безумная идея, — произнесла Валерия холодно. — Не пытаетесь ли вы обвинить моего спутника в том, что он — перевертыш? А меня и господина великого логофета, по совместительству моего супруга — в том, что мы укрывали перевертыша? По лицу Антипатра скользнула быстрая недобрая улыбка, и Нарсе понял, что церковник загнал их в какую-то пока неведомую ему ловушку. — Какое чудовищное предположение! Но, поймите, я не могу совсем отрицать такую вероятность. Ваше Величество и великий логофет — настолько великодушные, настолько простосердечные люди, так пеклись о судьбах страны, что могли попросту не заметить, как злоумышленник вкрался к вам в доверие. На счастье, в распоряжении церкви недавно появилось устройство, позволяющее определять перевертышей невероятно точно… — Каким же образом, интересно? — голос Валерии прозвучал спокойно, однако она тревожно коснулась груди, где под воротом виднелась хризма. — Должен признать, это заслуга Магистерия. Иногда, хотя и редко, тамошние псевдоученые все-таки занимались не пустыми исследованиями, опасно граничащими с еретическими, а делали что-то действительно полезное для Святой Церкви. Вы не поверите: придуманное ими удивительное устройство считывает все следы магии, примененной перевертышем за последнее время! Так что ему не спрятаться от Божьего суда, даже пожелай он скрыть свою силу при помощи хризмы или иных приспособлений. В последнее время нам удалось обнаружить множество перевертышей, причем среди таких приличных людей, о которых никто подумать не мог, что они грешат занятиями магией. — Вот тут на лице Валерии мелькнул настоящий страх, хотя вряд ли кто-то кроме Нарсе, стоявшего с ней рядом, это заметил. Антипатр самым скорбным тоном добавил: — У меня нет выбора, кроме как вас арестовать. И не только этого подозрительного лекаря, но и вас, господин великий логофет, и даже Ваше Величество. Не сомневаюсь, вы не по своей воле пригрели на груди змею, но тем не менее укрывание перевертыша — все еще преступление, караемое смертью. — Вы осмелитесь?.. — Боюсь, что да. Как бы ни боялся народ выходить на улицы в дни болезни, происходящее было настолько необычно, что вокруг, хоть и на почтительном расстоянии, начали собираться уличные зеваки. — Никто из нас не согласится идти под арест из-за настолько нелепых обвинений. — Я предвидел, что вы будете сопротивляться. И уже отправил весть о происходящем моему господину, его преосвященству Ксенофонту. Скоро он будет здесь с тем устройством, о котором я говорил. Узнаем, так ли нелепы эти обвинения. Валерия скрестила руки на груди. — Что ж, тогда я вовремя послала за моими Красными Плащами. Спутники Валерии пододвинулись к ней и Патроклу, пытаясь обеспечить им безопасный отход внутрь повозки. Антипатр тоже махнул рукой своим не то солдатам-не то церковникам, приказывая прийти в боевую готовность. Раздался топот копыт. К ним приближался отряд всадников в плащах, которые действительно были красными, в блестящих на солнце кольчугах и шлемах. Почти одновременно с другой стороны улицы показался строй таких же солдат-церковников, что сопровождали Антипатра, только теперь их было гораздо больше. Если они схлестнутся друг с другом, это будет уже не потасовка между десятком человек, а настоящая резня... А если вмешаются горожане, ищущие выход для своих злости и отчаяния, и если другие силы решат «выбрать сторону», как выражались эти политики, — городская стража или армия, — то это будет и вовсе настоящая междоусобная война… Гвардейцы и церковники понимали это. И те, и другие обнажили мечи, но пока не торопились вступить в сражение. Из богато украшенной повозки, прибывшей вместе с солдатами-церковниками, выбрался старик в очень пышном священническом одеянии. Он был куда выше низенького Антипатра, но чем-то неуловимым напоминал его — может, брюзгливостью вида. Должно быть, это и был тот самый Ксенофонт. — Что здесь происходит? — По его повелительному тону Нарсе сразу понял, что его высокопреосвященство уже воображает себя владыкой страны, а не просто одним из членов Совета. — Твой цепной пес совсем распоясался, Ксенофонт, вот что происходит, — сказала Валерия. — Цепной пес? — хохотнул черноволосый бородатый мужчина в алом плаще, подъехавший поближе, чтобы закрыть своей лошадью императрицу от людей Антипатра. — Какое лестное определение для этого старого козла. Нарсе узнал этого великана с грохочущим голосом: это был один из членов Совета, у которых Лин заставлял их с Юстином вытягивать сведения на своих приемах. Глава императорской гвардии… Как же его звали?.. — Ты все еще думаешь, что ты смешной, Константин? — с ненавистью отозвался Антипатр. — А ты все еще думаешь, что если будешь ходить на задних лапках, дослужишься до места в Совете?.. — Прекратите этот балаган, — бросил Ксенофонт. Резко, грубо сказал Валерии: — Вы правда хотите кровопролития такого масштаба? Поверьте, оно не избавит вас от позора. Да и сомневаюсь, что ваши обожаемые Красные Плащи поддержат свою императрицу, когда обнаружатся некоторые факты. Неужели Ксенофонт что-то знал… или, по крайней мере, подозревал… о самой Валерии? Нарсе увидел, как ее руки сжались в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. — Отдай меня им, как они хотели, — тихо сказал он ей. — Я могу постоять за себя, что-нибудь придумаю… Она покачала головой, ответила так же тихо: — Поздно. Сейчас они этим уже не удовлетворятся, да и раньше вряд ли удовлетворились бы. Им нужны я и Патрокл, ты был просто предлогом. Ксенофонт с самого начала планировал устроить все именно так. Нет уж, если всем нам пришел конец, мы хотя бы пойдем ко дну красиво… — И она громко сказала: — Это в самом деле балаган, и лучше положить этому конец, это уже совсем не смешно. Если ты привез с собой свое хваленое устройство, Ксенофонт, делай то, что собрался сделать. — Она говорила с несколько преувеличенной бесстрастностью, но Нарсе все равно поразился, как хорошо она держится. Он глянул на Патрокла — тот тоже выглядел довольно спокойным, хоть и озабоченным. Ох уж эти политики! Пауки и змеи, но в крепости духа им не откажешь. Глава церкви подал знак своим сопровождающим, и они достали из повозки некий ящик. В ящике на бархатной подушке лежали два золотых браслета, соединенные друг с другом цепью, украшенные крупными камнями и затейливой резьбой. Словно драгоценные кандалы. Нарсе не сомневался, что такая форма выбрана не случайно: вряд ли у тех, на кого это хоть раз надели, получалось избавиться от этого украшения. — Действительно, тянуть незачем. Господин лекарь, вы согласны подвергнуться проверке? — спросил Ксенофонт Нарсе. Нарсе пожал плечами. — А что, от моего нежелания что-то изменится? Его преосвященство ухмыльнулся, показав желтые пеньки редких зубов. — Нет. Это вы удачно подметили. Он застегнул браслеты на запястьях Нарсе. — Если устройство обнаружит следы недавно использованной магии, — сказал он, — камни засветятся красным. Десятки людей напряженно уставились на руки Нарсе.