Скелеты в шкафу

      Дороги домой Мирабель и не заметила — слишком уж погрузилась в свои мысли. Она понимала, что на этот раз уговорить Луизу дать карточку будет сложнее чем раньше, и заранее готовилась к разговору. Хоакин вдруг подхватил ее под локоть и потянул в сторону — Мирабель, вынырнув из мыслей, заметила удалявшегося велосипедиста и, неловко хмыкнув, пробормотала: «Спасибо». Хоакин кивнул, неохотно отпуская ее.       — Извини, я просто задумалась, — протянула Мирабель, сообразив, что они уже рядом с домом, а она всю дорогу молчала, как рыба.       — Ничего, я понимаю. С доном Бруно все хорошо?       — Да, я просто… — Мирабель неопределенно помахала рукой в воздухе. — Неважно. Но теперь все в порядке. Почти.        Попрощавшись с Хоакином — тот сделал непонятное движение, словно хотел ее похлопать по плечу, но вместо этого неловко махнул рукой и зашагал по улице, — Мирабель, выдохнув, открыла дверь, широко улыбаясь и стараясь выкинуть из головы странное поведение Хоако этим вечером. Папа, смотревший выпуск новостей с Парсом на коленях, приветственно кивнул ей.       — Как прошел день?       — Отлично! Костюмы в целости и сохранности, репетиции прошли успешно, так что я молодец, — жизнерадостно ответила Мирабель и мельком глянула на экран. — Что-то новое?       — Все то же. Вскрываются такие бездны… Уже парочку судей и одного прокурора сняли с должностей за «служебное несоответствие», — папа красноречиво закатил глаза. — Я давно говорил, систему в нашей стране надо менять!       — Да! — Мирабель невольно сжала кулаки. — Отправлять невинных людей в тюрьму без суда и следствия… Это уже надо прекращать!       Агустин рассеянно кивнул и, встрепенувшись, пристально уставился на нее.       — Мирабу? Дочь, успокой своего старого папу, у тебя не появилось никаких новых друзей, увлеченных политикой?       — Нет, я просто с сеньором Херманом говорила, он упомянул сеньора Хасбуна, мне стало интересно, ну и прочитала про это дело в старых газетах… — Мирабель, опомнившись, с деланной беспечностью махнула ладонью. — Но все равно, папа, неужели справедливость не должна восторжествовать?       — Ох, если тебя услышит абуэла, она опять на меня будет ругаться, — пробормотал папа, но в его голосе Мирабель услышала скорее гордость, чем беспокойство. Почесав замурлыкавшего Парса за ухом, папа переключил канал на развлекательное ток-шоу, и Мирабель поглядев пару минут на попытки отгадать столицу Бразилии, поднялась наверх.       Луиза еще не вернулась с пробежки, так что Мирабель быстро приняла душ и забралась с книгой в кровать, чувствуя, как в преддверии разговора начинает колотиться сердце. А если Луиза откажет? Или скажет, что пойдет вместе с ней?.. Двери внизу хлопнули, раздался голос Луизы, и через пять минут сестра появилась на пороге спальни, тяжело дыша и обмахиваясь ладонью.       — Сегодня сделала не десять, а пятнадцать кругов, — жизнерадостно заявила Луиза, подхватывая домашнюю одежду. — Голова теперь чистая-чистая… Почти.       — Ты молодец! — Мирабель показала ей большой палец и снова уставилась на страницу, не понимая, что вообще там написано. Луиза, вернувшись в комнату после душа, плюхнулась на кровать, вытирая волосы полотенцем, и она не выдержала. — Лу…       Полотенце замерло, и Луиза подняла голову, сурово глядя на нее сквозь мокрые волосы, упавшие ей на лицо.       — Опять карточка? — сухо спросила она, и Мирабель кивнула. — Если я еще хоть раз услышу, что ты покупала сигареты или выпивку…       — Никогда! — клятвенно пообещала Мирабель, прижав руки к груди, и Луиза нехотя кивнула, пробормотав себе под нос, что зря она вообще в это ввязалась.       Выполняя обещание, Мирабель действительно не стала покупать сигареты в их районе, припомнив, что у торгашей возле тюрьмы они тоже продаются, правда, дороже на три сотни песо. На этот раз она приехала очень рано, и была в первой пятерке посетительниц. Тихая по утру тюрьма уже не пугала, но гнетущее, отвратительное ощущение безнадеги не исчезало даже в лучах солнца, окрасившего холодные серые стены в цвет бледного золота. Снова протянув карточку Луизы со свернутыми банкнотами, Мирабель расписалась в журнале и забрала временный пропуск. На редких заключенных, стоявших у решетки, она старалась не смотреть, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота — слишком сильно в память врезался фильм, и Мирабель боялась, что просто накинется на них с кулаками… и закончится это плохо.       Комната для свиданий ей уже показалась привычной, как школьный кабинет, и Мирабель села за стол, пытаясь подобрать слова, которые путались и мешались между собой, как нитки в корзинке после игр Парса. Дверь распахнулась, пропуская Бруно, и Мирабель торопливо вскочила на ноги. На этот раз он был не в сером, а темно-красном спортивном костюме, в котором выглядел не таким мертвенно-бледным, и она неуверенно шагнула к нему навстречу.       — Tío, я… — договорить она не успела. Tío Бруно молча сгреб ее в объятия, и Мирабель, шмыгнув, прижалась носом к его плечу. От его тепла, от того, что он ее обнял, простив за грубость, на глаза наворачивались слезы, и она зажмурилась, услышав тихий голос:       — Все в порядке, малыш. Я простил.       — Я так перед тобой виновата, — пробубнила она, чувствуя, как тяжелый груз, пригибавший ее к земле все это время, становится легче с каждой секундой. — Я не должна была так давить. И орать тоже!       — Ты о чем? — непонимающе уточнил tío Бруно, и Мирабель прижалась к нему еще крепче.       — Тогда, на вечеринке. Если бы я не заверещала, ничего бы не произошло.       — Мирабель, тебе ведь было четырнадцать, и ты увидела труп. Что еще ты должна была делать? — tío Бруно покачал головой, заглядывая ей в лицо, и Мирабель неловко улыбнулась:       — Помочь тебе спрятать тело?       — Так, ну это уже вообще за гранью… Визиты в тюрьму на тебя плохо влияют! — tío Бруно, улыбнувшись, взъерошил ее волосы. — Выброси эти мысли из головы, малыш. Ты тут вообще ни в чем не виновата. Даже если бы ты не заглянула в беседку, я бы все равно признался в убийстве.       — Но по… — Мирабель осеклась, не договорив. — Из-за папки.       — Да, — Бруно кивнул ей, отстраняясь. — Из-за всего, что я собрал и отнес капитану Ортеге.       — Но это ведь все равно… несправедливо, что ты сидишь тут, по ложному обвинению. Tío, почему ты не хочешь нанять адвоката? Я говорила с сеньором Херманом, кузеном tío Феликса, ведь бывали уже такие случаи, ты можешь добиться, чтобы тебя оправдали!.. — Мирабель с отчаянной мольбой уставилась ему в лицо, и Бруно отвел взгляд, смущенно потирая затылок.       — Ну, Херман, с его-то страстью к разоблачению лживых политиков, явно в курсе всех этих дел… Малыш, честно сказать, у меня просто нет на это денег. Когда я в это влез, мало кто соглашался говорить о таких вещах бесплатно, да и, знаешь, надо было как-то дожить до суда… Ну, а все, что осталось, ушло безутешно скорбящей семье сеньора Освальдо, которую я лишил единственного сына и кормильца, и нашему государству.       — Кормильца, ха! — фыркнула Мирабель, сердито сощурившись. — Если бы они знали, как он зарабатывает — сами бы тебе заплатили!       — Это так не работает, — tío Бруно рассеянно провел ладонью по ее руке и, встряхнувшись, кивнул на стол. На этот раз они уселись бок о бок — Мирабель переставила стул, чтобы больше не сидеть, как на допросе. Тесно прижавшись к его теплому и твердому плечу, Мирабель, не сдаваясь, снова заговорила:       — Если проблема в деньгах, то ведь… Я могу рассказать абуэле, маме и tía Пепе, что случилось на самом деле, мы все поможем…       — И после того, как они перестанут кричать на тебя, они спросят: откуда ты все узнала. Мирабель… а вдруг все совсем не так, как я тебе говорю? — tío Бруно обернулся к ней, и Мирабель смолкла на полуслове, растерянно глядя на него. — Вдруг, я на самом деле убил Ортиса, и сейчас вру, пользуясь твоей доверчивостью и добротой? Может, мы с ним были конкурентами, и я решил от него избавиться? А может, я и вовсе работаю на противников Эскобара?       — Что?.. Нет, tío… — Мирабель потрясла головой, окончательно запутавшись, и растерянно глядя на него. Внутри все оборвалось, словно вместо пола она шагнула в пустоту, и по спине пробежал озноб. — О чем ты говоришь? Ты же мне признался… то есть… или нет?       Бруно успокаивающе приобнял ее за плечи.       — Прости, прости. Я этого не делал, малыш. Просто, именно такие вопросы возникнут у нашей семьи, если ты упомянешь мое имя. Не говоря уже о том, что если твои родители узнают, что ты посещаешь тюрьму по удостоверению Луизы…       — Попадет еще и ей, — упавшим голосом закончила Мирабель. — Но что тогда делать?       — Для начала, тебе нужно научиться тому, что очень плохо удавалось мне: останавливаться, чтобы оценить ситуацию спокойно и трезво. Не торопись ты так, я все равно отсюда никуда не денусь. И знаешь, хватит уже обо мне, тут очень спокойная и размеренная жизнь. Лучше расскажи мне, что там за переделка с Луизой?       — А, ну… — Мирабель, смутившись, принялась царапать столешницу кончиком ногтя. — Мы с друзьями смотрели один фильм, новый, про побег из Шоушенка, это такая американская тюрьма, и в общем, там… было очень плохо.       — Ты ведь понимаешь, что в фильмах и книгах часто преувеличивают? — тихо спросил tío Бруно, дотронувшись до ее ладони, когда она смолкла, снова видя перед собой кадры из фильма. Мирабель судорожно кивнула, и, стиснув его пальцы, не поднимая глаз, продолжила:       — На одном эпизоде… мерзком, мне стало плохо, и я убежала. Но, это же я, у нас с папой одна грация на двоих, так что я споткнулась, разбила колени, еще и ладонь рассадила… И Хоако мне купил агуардиенте, чтоб я промыла ссадины, ну и я сделала пару глоточков… — Мирабель осеклась, бросив на tío Бруно виноватый взгляд. — Честно, всего два глотка.       — Я, конечно, должен тебе сейчас прочитать лекцию о вреде алкоголя, но скажу проще — я в твоем возрасте начал курить, и смотри, куда меня это привело! Дай угадаю, вас засекла Луиза, — предположил tío Бруно, и она кивнула.       — Ага. В общем, она пыталась вытрясти из меня, что со мной творится, зачем мне ее удостоверение, а я ведь не могла сказать правду… Это так тяжело, — шепотом добавила Мирабель. — Врать в глаза своей семье.       — Я знаю, — Бруно кивнул, глядя на нее с сочувствием, и еле слышно вздохнул. — Я это очень хорошо знаю.       Мирабель снова прислонилась лбом к его плечу, бездумно вычерчивая пальцем узор на столешнице.       — Я, вроде, убедила ее, что со мной все хорошо, а утром еще и родители меня отругали. Уже за оценки.       — А что с оценками? — тут же спросил tío Бруно, и Мирабель зажмурилась.       — Там математика и химия мне портят весь средний балл… Но, я разберусь! Правда, в следующем году я возьмусь за ум!       — Так, малыш. Я понимаю, что слушать родственника, который сидит за решеткой, ты не обязана, но все-таки я скажу. Математика тебе нужна, ты не поверишь, но даже в тюрьме без нее никак, — с невеселым смешком добавил tío Бруно. — Сейчас тебе надо думать о своей жизни и своем будущем, а не обо мне. Тебе стоит разобраться и с оценками, и с семьей. Они ведь боятся за тебя и волнуются. И не только они, к слову сказать. Я ведь тоже твоя семья.       — И тоже за меня боишься? — шепотом спросила Мирабель, и tío Бруно, кивнув, потерся щекой о ее волосы.       — Очень. Каждый раз, когда ты сюда приходишь, у меня появляется пара новых седых волос.       — Ты… хочешь, чтобы я к тебе больше не приезжала? — Мирабель, выпрямившись, прямо взглянула на него, понимая, что готова к любому ответу, хоть сердце от страха и пропустило удар. Если бы раньше она все равно упрямилась и настаивала на своем, то теперь… Теперь она знала, как этот напор ощущается с другой стороны. Tío Бруно, помолчав, покачал головой и вздохнул, слегка толкнув ее плечом.       — Я хочу, чтобы ты в первую очередь думала о себе. Я… это прозвучит очень лицемерно, но я рад твоим визитам, и, одновременно, у меня от них предынфарктное состояние. Но, как взрослый человек, я знаю, что это место — не для молодых девушек. Не для тебя. Просто… пообещай мне, что в следующий раз ты приедешь только тогда, когда почувствуешь, что твердо стоишь на ногах.       — Обещаю, — искренне ответила Мирабель.       — Но это не значит, что ты сюда примчишься в следующем месяце!       — Я понимаю, tío. Я теперь понимаю, — Мирабель потерлась щекой о его плечо, и он неуверенно улыбнулся. — Я взяла на себя слишком много, и чуть не наломала дров. Но я все равно буду искать для тебя адвоката.       — О, Господи, — tío Бруно немного театрально уронил голову на стол. — Вразуми это дитя!       — Да-да, Господи и святой Иуда Фаддей, помогите мне освободить моего tío Бруно, из тюрьмы, где он сидит за чужие грехи, абсолютно невиновный, — закивала Мирабель, и tío Бруно напрягся.        — Это не так, — глухо произнес он, выпрямляясь. — Я не невинен, малыш, не забывай. Если бы не эти материалы, которые я собрал… все было бы иначе.       — А вот это вина продажной полиции! — упрямо возразила Мирабель. — Если бы капитан… майор Ортега был честным полицейским, как абуэло Педро, сеньор Освальдо бы гнил за решеткой, а ты был бы на свободе!       — Если бы ты знала, как я хотел его убить.       Мирабель прикусила язык, глядя на tío Бруно, который неотрывно смотрел на стол перед ними.       — Я действительно собирался. Как только я увидел свою папку у него в руках, то понял, что подставил вас. Всех.       Мирабель робко накрыла его запястье ладонью, и Бруно, вздрогнув, отдернул руку, тут же дотронувшись до ее пальцев извиняющимся жестом.       — Я жалею, что это не я его убил. Я хотел… пойти к Освальдо на следующий день, — tío Бруно говорил очень тихо, и Мирабель боялась даже моргнуть, чтобы не спугнуть этот странный, до ужаса хрупкий миг доверия. — Я бы каялся, кланялся ему в ноги… убедил бы в том, что я одумался, и готов сотрудничать с Эскобаром и с самим Освальдо, лишь бы вас не трогали. Предложил бы поехать в банк, чтобы перевести все свои деньги ему, и… знаешь, просто вместе с ним на полной скорости в стену. Оба сразу. Это бы уже не было личным, и Эскобару было бы не до вас.       Мирабель показалось, что из комнаты высосали весь воздух. Tío Бруно собирался… что?! Она молча качнулась вперед, обнимая его, и Бруно прижал ее к себе — Мирабель чувствовала, как подрагивает рука на ее плече.       — Но все пошло не так, и пришлось придумывать на бегу. И, знаешь, честный и неподкупный капитан Ортега пошел мне навстречу, в честь Рождества и в память о моем отце. Как же, зачем позорить такую фамилию расследованиями, в ходе которых еще всякое может всплыть…       — Скотина, — прошипела Мирабель. — Я надеюсь, его посадят на пятьдесят лет!       — Ты удивишься, но наша Фемида иногда не только слепая, но еще и глухонемая, — tío Бруно разжал руки. — Я не удивлюсь, если он обойдется условным сроком, а то и вовсе окажется оправдан, да еще и повышение получит.       Мирабель сердито зарычала. Краем уха она услышала шаги за дверью — время визита вышло, но у нее еще осталась пара минут до того, как сюда войдет охранник.       — Знаешь, tío? Если я не найду адвоката, который возьмется за твое дело, то я сама им стану, — звенящим от злости и волнения голосом произнесла Мирабель. — Я стану адвокатом, чтобы тебя оправдали!       — Будь я проклят, если я не верю тебе, — ошарашено отозвался Бруно, и охранник распахнул дверь.       На этот раз, выйдя на своей остановке, Мирабель свернула не к дому, а в книжный магазинчик, где, при желании, можно было найти все: от модных романов в бумажной обложке до кубинских перепечаток о съездах ЦК КПСС в далеком Советском Союзе, которого, как им говорили в школе, больше нет .       — Что-то подсказать? — продавец, наконец, заметил ее, оторвавшись от радиоприемника, и Мирабель кивнула, разглядывая полки, забитые как попало лежавшими книгами и журналами.       — Мне нужна Конституция Колумбии. И Уголовный кодекс. И… что-нибудь еще на эту тему?.. — немного неуверенно закончила она. Брови продавца поползли вверх, но он лишь уточнил, старая Конституция или новая ей нужна, после чего, скрывшись в лабиринте полок, зашуршал бумагами и вернулся со стопкой книг в руках.       — Конституция, уголовный кодекс и уголовно-процессуальный кодекс. И основы процессуального права. Очень полезное чтение.        Расплатившись, Мирабель кое-как засунула книги в сумку, понимая, что если их заметят папа или Луиза, это вызовет шквал панических расспросов. И если Конституцию и Уголовный кодекс еще можно было оправдать учебой, то вот последние две точно вызовут подозрения.       Через пару дней к ним заглянул Хоакин — на его счастье, он столкнулся с Долорес, которая не стала захлопывать дверь у него перед носом, а согласилась позвать Мирабель.       — Хоако? Это… письмо? — понизив голос, спросила Мирабель, и Хоакин помотал головой.       — Нет, просто, я подумал… ну, все равно каникулы, может, в кино пойдем? Я про обычное. У меня деньги есть. Идем?       — Я… да, сейчас, — Мирабель растерянно потрясла головой, пытаясь переключиться на нормальную жизнь и не обращать внимания на слабый укол разочарования. В животе что-то странно вздрагивало — они ходили в кинотеатры всей компанией, вместе с Мигелем и Моникой, иногда к ним присоединялись и другие одноклассники, но сейчас, кажется, Хоакин позвал именно ее. Мирабель стрелой взлетела по лестнице, и нырнула в комнату, пытаясь одновременно расчесать волосы и переодеться. Долорес еле слышно кашлянула, остановившись на пороге.       — Твои родители и абуэла его не очень любят, — напомнила она, красноречиво приподняв брови.       — Мы просто идем в кино, — огрызнулась Мирабель, вывернув руки, чтобы застегнуть молнию на платье. — Как вы с Мариано на ваши дружеские прогулки. Только я вернусь гораздо раньше, чем ты.       Долорес еле слышно пискнула, округлив глаза, и невольно сделала шаг назад.       — Откуда ты…       — Не спалось, — буркнула Мирабель. Не признаваться же кузине, что она сидела в ванной и читала основы процессуального права, продираясь через зубодробильные формулировки, в которых каждое слово было понятно лишь по отдельности, и сверяясь с уголовно-процессуальным кодексом. В любом случае, Долорес находилась в гораздо более выигрышном положении — с момента разрыва помолвки Исабелы и Мариано прошло почти два года, абуэла и донья Гузман помирились и, кажется, всецело одобряли сближение внуков.       Подхватив сумку, Мирабель быстро выскользнула из комнаты мимо растерянной Долорес, и вышла из дома. Хоакин приободрившись, зашагал вместе с ней по улице к остановке, изредка поглядывая в ее сторону.       — Мы вдвоем? — спросила Мирабель, не зная, какого именно ответа ждет. Может, Хоакин сейчас скажет, что скоро к ним подойдут остальные, и она зря себе что-то понапридумывала, или…       — Угу, — протянул Хоакин, глядя под ноги. Сделав еще пару шагов, он кашлянул и притормозил. Мирабель, остановившись, обернулась к нему, чувствуя, как вспотели ладони. — Слушай, Мира. Ты… ну, я хочу сказать, ты мне нравишься. Ты красивая, добрая, отчаянная, смелая, вон, ездишь в тюрьму к дону Бруно по удостоверению сестры… И, я знаю, что твоим родителям это, ну, не понравится, но… Мы можем встречаться?       Мирабель ошарашено открыла и закрыла рот. Сердце забилось быстрее, а щекам стало очень жарко. Встречаться? Хоакин хочет с ней встречаться?! Она сглотнула пересохшим горлом. Все девочки в классе уже с кем-то встречались — с мальчиками из старших классов, с одноклассниками, с парнями из семей, с которыми дружат родители, сплетничали о своих романах, показывали подружками подарки от своих novio, хихикая и смущаясь…       — Да, — сипло сказала она и, откашлявшись, повторила гораздо уверенней. — Да, можем.       Хоакин разом выпрямившись и расправив плечи, с немного неуверенным видом взял ее за руку, и к автобусной остановке они подошли как настоящая пара.       — Если хочешь, я, ну, могу дону Бруно написать, что буду к тебе относится со всем уважением, — храбро предложил Хоакин, и Мирабель, хихикнув, представила себе реакцию tío Бруно на письмо от него. В глубине души она ощутила укол совести — вместо того, чтобы разбираться в уголовном кодексе и искать адвоката, она тут всякими глупостями занимается, но Мирабель постаралась приглушить эти мысли.       — Я думаю, тебе стоит больше из-за моих родителей волноваться, — ответила она, заходя в автобус. — Они… понимаешь, они, почему-то, относятся к тебе настороженно.       — Я готов то же самое сказать сеньору Агустину и сеньоре Хульете, — Хоакин даже не дрогнул, и Мирабель, улыбнувшись, немного неуверенно прислонилась плечом к его плечу.       Фильм был совсем не криминальным — легкая комедия с долей романтики, но Мирабель не столько следила за поворотами сюжета, сколько пыталась переварить мысль, что у нее теперь тоже есть парень. Она искоса, тайком, разглядывала Хоакина и они оба смутились и покраснели, когда случайно столкнулись взглядами. Из кинотеатра они вышли, снова держась за руки, и Мирабель казалось, что все прохожие смотрят на них. От волнения ладони снова вспотели — но, по крайней мере, потные руки были не только у нее, и они с Хоакином снова переглянулись, смущенно улыбаясь друг другу. Собственные ощущения были странными: за столько времени она привыкла, что Хоакин ее близкий друг и сообщник, который согласился быть «почтальоном» для их переписки с tío Бруно, а теперь он стал ее парнем! Мирабель нервно прикусила губу, понимая, что начинает паниковать — то есть, они ведь будут целоваться когда-нибудь, все так делают, а она не умеет!       — Все хорошо? — спросил Хоакин, выдернув ее из панических размышлений о том, как можно научиться целоваться. Мирабель быстро закивала, чуть не уронив очки с носа.       — Ага. Да, все хорошо, фильм отличный, правда?       — Ага. Ну, вроде, — Хоакин, кашлянув, отвернулся, потирая подбородком плечо.       Подходя к дому, Мирабель невольно замедлила шаг. Она должна его поцеловать? Сейчас? В щеку или в губы? Героини теленовелл и книжек в такой ситуации всегда страстно целовали своих возлюбленных, и это всегда описывалось как нечто волшебное и необыкновенное, а ей-то что делать?! Остановившись, не доходя пары метров до дверей, Мирабель решительно обернулась к Хоакину, растянув губы в широкой и абсолютно панической улыбке:       — Спасибо за кино, это было очень… — Хоакин быстро поцеловал ее и Мирабель, ойкнув, прижала пальцы ко рту, растерянно глядя на него. Внутри бушевал целый ураган из эмоций, сбивая ее с толку, и она молчала, чувствуя странное покалывание на губах. Хоако стоял навытяжку, с таким видом, словно висел над пропастью с голодными пираньями, и Мирабель, рассмеялась, понимая, что паника и напряжение отошли на задний план. Встряхнувшись, она неловко обняла его и, поцеловав в щеку возле рта, отстранилась.       — Спасибо, — повторила Мирабель, и Хоакин, выдохнув, улыбнулся в ответ.       — Да ну… ерунда. Еще как-нибудь сходим, да?       — Обязательно, — Мирабель, отступив еще на шаг, помахала ему рукой и повернулась к дому. На губах расползлась улыбка, а под кожей словно бурлила газировка. Она поцеловалась! У нее есть парень! И…       Закрыв дверь, Мирабель остановилась, все еще держа руку на замке и глядя в стену. Чувство вины обрушилось на нее, как ведро ледяной воды на голову: о чем она вообще думает?! Надо искать адвоката для tío Бруно, и она вообще не представляла, сколько он потребует за работу, но вряд ли это будет сотня долларов. И как ей заработать и на визиты в тюрьму, и на адвоката, и при этом еще не просесть в учебе?! Да какая же тут может быть любовь и романтика? Или нет?..       — Мира, все хорошо? — мама непонимающе уставилась на нее, и Мирабель сообразила, что уже минут пять стоит у двери, таращась в пустоту.       — Ой, да. Нет. Мама, почему все так сложно?! — вырвалось у Мирабель, и Хульета, рассмеявшись, подошла к ней.       — Ох, mija, чем старше ты будешь, тем чаще ты станешь задавать себе этот вопрос. А если серьезно, что случилось? Ты просто… сама не своя.       — Ничего, — быстро ответила Мирабель, поправляя очки. — Просто погуляла с друзьями, мы посмотрели фильм, и… и все такое.       — Я так понимаю, это самое «все такое» стоит возле нашего дома с таким видом, словно ему сама Дева Мария являлась? — уточнила мама, выглянув в окно, и Мирабель, придушенно захихикав, схватилась за голову. — Ay, Dios… Твой папа будет очень недоволен.       — И зря! Хоакин, он… хороший, — Мирабель, успокоившись, потянула маму от окна, борясь с искушением самой проверить — а правда ли Хоакин так и стоит на месте.       Уже перед сном она снова прокручивала в голове сегодняшний день, пытаясь разобраться, понравилось ей целоваться или нет, и с огорчением поняла, что вообще толком ничего не поняла — слишком все быстро произошло. Да и, сказать по правде, это и поцелуем назвать сложно, скорее, неловкое столкновение губами. С другой стороны, раз они теперь пара, то, значит, это было не в последний раз. Мирабель придушенно запищала в подушку и перевернулась на живот. Нужно сосредоточиться и думать об адвокате! Вот только все разумные доводы рассудка начисто перекрывали зашкаливающие эмоции от того, что она нравится Хоакину.       — Ты вообще уснешь сегодня, или нет? — сонно пробормотала Луиза, заворочавшись, и Мирабель лихорадочно закивала, секундой позже сообразив, что в темноте ее не видно.       — Ага! Я уже почти сплю!       — Я слышу, — буркнула Луиза, натянув одеяло на голову, и Мирабель заставила себя лежать спокойно. Эйфория постепенно стихала, уступая место горьким размышлениям, и Мирабель закусила губу, поворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди.        Ее tío Бруно сейчас в тюремной камере с чужими людьми, на жесткой и неудобной койке, невинно обвиненный и одинокий, отвергнутый семьей, а она, дурища такая, думает о всякой ерунде. Мирабель беспомощно прижала руки к груди, глядя в стену. Что ей делать? Как поступить?! Застонав, она откинула одеяло и ушла в ванную, которая стала ей привычным убежищем. Умывшись, что окончательно прогнало сон, Мирабель решила подождать с поисками адвоката хотя бы до конца каникул. Все равно, пока она несовершеннолетняя, вряд ли ее согласятся принять без родителей или опекуна. И ведь tío Бруно сам ей говорил, что она должна в первую очередь думать о своей жизни. Мирабель бездумно потерла губы, глядя на цветочный узор плитки. Как будто до этого ей было мало сложностей в жизни.       Хоакин еще дважды звал ее на прогулки и вел себя безукоризненно вежливо, держа руки при себе, и Мирабель в конце концов убедила себя, что все в порядке. Приближалось Рождество, когда им позвонила Исабела. Мирабель взяла трубку, приглушив звук на телевизоре до минимума.       — Дом семьи Мадригаль, слушаю.       — Мира, привет. Абуэла или мама дома? — раздался взволнованный голос Исабелы, и Мирабель вскочила на ноги.       — Иса? Все хорошо?       — Да, все отлично. Сама как? — судя по тону, вопрос этот сестра задала исключительно из вежливости, и Мирабель закатила глаза, поднимаясь по лестнице на второй этаж.       — Просто великолепно, лучше всех.       — Здорово, а теперь можно побыстрее? Межгород, вообще-то, дорогой! — теперь в голосе Исабелы читалось нетерпение, и Мирабель, фыркнув, толкнула дверь в комнату абуэлы.       — Абуэла это Иса… — Мирабель осеклась, глядя на абуэлу, стоявшую за гладильной доской с утюгом в руках. В глазах Альмы мелькнул стыд, словно она застала ее за чем-то неприличным, и абуэла, поставив утюг на металлическую пластину, немного поспешно подошла к ней, забирая трубку.       — Чабела, mi princesa! Да, конечно, а ты как, мое сокровище?.. Ох, неужели?!       Мирабель не могла заставить себя выйти из комнаты, не обращая внимания на сердитый взгляд абуэлы, ворковавшей по телефону со своей любимой внучкой. Она смотрела на стопку уже выглаженных вещей, лежавшую на кровати абуэлы, на футболку, ожидавшую своей очереди, несколько пар трусов, штаны… и до нее медленно дошло, кому абуэла их гладила.       — И я тебя очень люблю, дорогая! Уж постарайся как-нибудь нас наве… да, да, конечно, понимаю. График. Мы любим тебя, Чабелита, и я так горжусь тобой! — абуэла перекрестила телефонную трубку и на долю секунды прижала ее к груди.       — Как дела у Исы? — спросила Мирабель, с трудом отведя взгляд от гладильной доски. Абуэла ясно улыбнулась.       — Она будет участвовать в Сolombiamoda в январе, ее даже покажут по телевизору! — с гордостью ответила абуэла. — Боже, благослови душу Освальдо Ортиса, что он помог нашей Чабеле…       Мирабель невольно стиснула пальцы в кулак, борясь с желанием перебить абуэлу и заявить, что душа сеньора Освальдо горит в аду, в вечных муках. Вместо этого она откашлялась, снова бросив быстрый взгляд на гладильную доску.       — А… эти вещи, они для tío…       — Да, — сухо ответила абуэла, мгновенно перестав улыбаться. — Для него. Просто… они после прачечной очень жесткие и…       Альма замолчала, и Мирабель впервые за весь разговор прямо заглянула ей в глаза — в них застыли усталость, горькое разочарование и злость, и все-таки… Все-таки абуэла гладила для tío Бруно одежду после стирки, чтобы она не была такой жесткой.       — Может… я могу тебе помочь? — тихо спросила Мирабель, и абуэла благодарно ей улыбнулась.       — Нет, спасибо. Это мой долг, и… спасибо, что предложила свою помощь, Мирабелита.       — Ты ведь поедешь под Рождество, да? Я просто подумала, может, я помогу маме испечь десяток бунуэльо пораньше, и ты их передашь для tío Бр… — предложила Мирабель, и абуэла мгновенно замкнулась, перебивая ее.       — Нет. Ему нет места за нашим столом и в нашей семье. Не после того, что он сделал.       Мирабель быстро наклонила голову. С языка рвались колкие, ядовитые слова, что она ошибается, не видя правды, даже не пытаясь увидеть правду, глупо веря в россказни лживого, продажного полицейского, из-за которого tío Бруно пришлось сесть в тюрьму, спасая их от мести Эскобара, но она лишь глубоко вздохнула.       — Хорошо, абуэла, — сдавленным голосом ответила Мирабель, и, забрав телефон, вышла из комнаты. Вернув трубку на подставку, Мирабель выключила телевизор — все равно новости уже закончились, уступив место телемагазину, и плюхнулась на диван, подперев голову кулаками.       Однажды она покинет родительский дом — и для этого вовсе необязательно выходить замуж. Можно снять квартиру и… за ее столом всегда будет место для tío Бруно.       Всегда.       Кивнув самой себе, Мирабель вскочила на ноги и вернулась в свою комнату, с удвоенными силами бросаясь на учебник по праву, вгрызаясь в неповоротливые, громоздкие формулировки.       Дождавшись, когда мама вернется с работы и спустится на кухню, чтобы взяться за ужин, Мирабель уже через минуту присоединилась к ней.       — Можно помочь? — уточнила она, и мама просияла.       — Конечно! А что, ты вдруг заинтересовалась готовкой? Нам с папой ждать матушку Хоакина с визитом? — мама игриво подтолкнула ее плечом в плечо, и Мирабель скорчила ехидную гримасу.       — Я думала, он вам не нравится.       — Ну, он ведет себя гораздо лучше, чем мы боялись. Видимо, ты хорошо на него влияешь, Агустин уже не планирует увезти его в джунгли и привязать к дереву возле муравейника.       — О, замечательно, — пробормотала Мирабель, и пожала плечами, нарезая полосками сладкий перец. — Я просто подумала… мне уже скоро семнадцать, а я готовить почти и не умею толком. Как я дальше жить-то буду, на одних арепах и эмпанадах?       — И потрясающих пирогах, — ввернула мама. — На самом деле, в готовке нет ничего сложного. Меня научила абуэлита Соледад, когда мне было лет десять, кажется… Помню, абуэлита утверждала, что если готовить еду с любовью, она любую болезнь исцелит.       — Жаль, что это не так, — тихо ответила Мирабель, думая о tío Бруно. Если бы только это было в ее силах: исцелить всю ту боль, все его раны — что на теле, что на душе, она бы сутками стояла у плиты.        Мама отложила кухонную лопатку в сторону и внимательно посмотрела на нее.       — Знаешь, хоть я и врач, но я верила, что после тарелки моего куриного супа с лапшой вы поправляетесь быстрее.       — Ты резала морковку звездочками! — вспомнила Мирабель. — Это было самым важным ингредиентом для лечения.       Мама негромко рассмеялась, обнимая ее, и Мирабель прижалась щекой к ее плечу, чувствуя, как нежные мамины руки ласково ерошат ее волосы.       — Еда не лечит, mija, но то, что мы в нее вкладываем, вся наша любовь и забота, они чувствуются в каждом кусочке. И, порой, этого достаточно, чтобы пойти на поправку. И телом… и душой.       Мирабель кивнула, вспомнив свой яблочный пирог. Может, она и не зря привезла его tío Бруно.