***
Торин очнулся от громких голосов. Голова загудела, когда он попытался вспомнить события, предшествовавшие его сну. Сражение продолжалось без него? Или он лежал среди павших на поле боя? Гном шумно выдохнул, когда память подкинула ему пару знакомых образов. Гора в безопасности, дракон мёртв, а армия орков повержена. Он вспомнил облегчение, которое охватило его на Вороньей Высоте. Он сдержал своё слово. У его народа снова будет дом. И понимание этого согревало изнутри, в противовес ледяному холоду, пронзавшему до костей. Всё закончилось. Неожиданно чужая рука сжала его ладонь, и Торин распахнул глаза, сразу же наткнувшись на взволнованный взгляд Бильбо. Золотые кудри хоббита были взъерошенными, а лицо уставшим и грязным. Торин не мог вспомнить более прекрасного зрелища за всю свою жизнь. Почему Бильбо здесь? Зачем он подвергает себя опасности? Торин всё ещё помнил мягкость пальто Бильбо в своём сжатом кулаке. Как натянулась и затрещала по швам ткань, когда он перевесил хоббита через зубцы бастиона, угрожая ему расправой и кровавой смертью от падения. Ослеплённый безумием и предательством, он думал только о мести. Как далеко он бы зашёл? Яростное ворчание Двалина заглушило любые возможные извинения гнома, и он издал тихий стон. Бильбо сжал плечо Торина, как будто пытаясь остановить его от попытки подняться с постели. Если бы только хоббит знал, что его израненное тело вряд ли было способно сейчас на такое усилие. Торин не мог стоять плечом к плечу рядом с членами Компании, не мог отвечать за Эребор, но, несмотря на слабость, его рука дернулась в сторону отсутствующего меча, который гном всё равно не смог бы сейчас поднять. Двалин стремительно вошёл в палатку, разгоняя собой тьму, что снова наливала веки Торина сном. — Эльфы здесь. Во главе с щенком Трандуила. Он хочет видеть Торина. — Впусти его, — Бильбо привстал со своего места, но Торин усилил хватку, когда паника захлестнула его с головой. Он не понимал, что происходит, но знал, что не может позволить Бильбо ускользнуть. Гном боялся не увидеть его, очнувшись в следующий раз. Если этот раз наступит. Двалин нахмурился, ворча себе под нос и крепко сжимая топор, но всё же отодвинул полог палатки в сторону, впуская неожиданного гостя. У Торина всё плыло перед глазами, но эльфа, вошедшего в палатку, он узнал. Леголас уважительно кивнул всем гномам, скользнул взглядом по принцам, прежде чем развернуться к королю и поклониться. Только отнюдь не Торину, а Бильбо. — Вы правы, — сказал он тихим, спокойным голосом. — Король Дубощит — не его дед, а я — не мой отец. Я хотел бы предложить свою помощь. Бильбо громко вздохнул и заговорил дрожащим голосом. — Мы… я… пожалуйста. Мы с благодарностью примем вашу помощь… — Бильбо жестом указал на кровать, и Леголас приблизился, нахмурившись при виде ран короля. — Нет, — Торин облизнул губы. Его голова противилась таким усилиям, а тело вспыхнуло болью, — нет. Бильбо крепко, до боли, сжал руки короля. — Торин, эльфы — единственные, кто может тебе помочь. Оин сделал всё возможное… Торин покачал головой, не обращая внимания на боль, которая зародилась в черепе и медленно перетекла по позвоночнику к ране на груди, вышибая из неё весь воздух. Дело было не в гордости и не в том, что его будет лечить эльф. Нет. Гном понимал, что единственный шанс на жизнь стоял прямо перед ним, но были другие, которые нуждались в помощи эльфийского принца больше, чем он. — Фили. Кили. Торин на секунду зажмурил глаза, собираясь с силами, прежде чем распахнуть их и уставиться на кронпринца Сумеречного леса. Голос гнома был слишком тихим, чтобы сойти за командный, а тело — слишком слабым, чтобы исторгнуть из себя полноценное предложение, и единственное, что осталось у Торина — знаменитое гномье упрямство. Леголас сложил руки за спиной и слегка поклонился Торину, прежде чем развернуться в сторону эреборских принцев. Эльф медленно перевёл взгляд с Кили на Фили, прежде чем быстро забормотать что-то Тауриэль на своем языке. Торин понятия не имел, о чём они говорили. Их голоса напоминали перезвон колокольчиков на ветру: бессвязный и бессмысленный шум. Спустя пару минут они замолчали. — Кого мне спасать? — спросил Леголас, опустившись на корточки у кровати Торина, чтобы их лица оказались на одном уровне. В любой другой раз Торин бы удивился проявлению вежливости, но эта мимолетная мысль не задержалась в его голове надолго, смытая волной всепоглощающей боли. Эльф не задал бы такой вопрос, если бы мог спасти обоих. И Торин не пожелал бы давать ответ на него даже орку. — Не спрашивай меня об этом, — гном вздрогнул, впиваясь пальцами в мех под собой. — Я не стану выбирать между ними. — Вам и не придётся этого делать. Торин, несмотря на слабость, скривился от голоса Трандуила. Ублюдок не мог оставить его спокойно умирать? Он пришёл позлорадствовать в последние минуты жизни гнома, вспоминая все неудачи Торина, свидетелем которых стал? Ткань зашелестела, когда король эльфов мягкой поступью вошёл в палатку, окинув всех цепким взглядом. Идеальная маска на его лице треснула, сменяясь горьким изумлением, а триумф Торина, вызванный эмоциями, проступившими на лице короля, омрачило горькое послевкусие. Одно дело было знать о медленной и мучительной смерти своих старых врагов, но совсем другое — стать этому свидетелем с высоты своей бессмертной жизни. — Леголас. Вот этот, — Трандуил указал на неподвижного Фили и развернулся к Кили, не сказав больше ни слова. Тонкие руки эльфа медленно пробежались над грудью молодого гнома, и его низкий, бормочущий голос зазвенел в воздухе, принося с собой эхо тёплых летних вечеров и свежесть осеннего леса. Бильбо слегка дёрнул руками, вырывая Торина из таких мягких объятий тьмы. Гном не мог позволить себе заснуть, не зная, какая судьба ждёт его племянников. Но это оказалось труднее, чем любая война, в которой он когда-либо принимал участие. — Раскройте палатку, — неожиданно прошипел Бильбо опешившему Нори. — Ну же! — Что? Зачем? — Происходящее здесь должно быть видно остальным. Всему лагерю, — Бильбо бросил взгляд на Торина, облизнул губы и чуть склонился вперёд. Нори отзеркалил жест, ловя каждое слово хоббита. — Не только членам Компании, но и всем, кто захочет увидеть. Если что-то пойдёт не так, если Трандуил и Леголас не преуспеют, тогда гномы должны знать, что в этом нет вины эльфов. — И если им удастся спасти членов королевской семьи, то они не будут лишены уважения, — продолжил знакомый глубокий голос, когда Гэндальф нырнул в палатку, чуть наклонившись, чтобы не сбить свою шляпу. — Умный ход, Бильбо. Не стоит недооценивать хитрость обитателей Шира, мастер Нори. Бильбо хрипло засмеялся — далёким от того искреннего и полного светлой радости, который Торин слышал в прошлом, смехом. — Кража столового серебра драгоценными родственничками и не такому научит. Нори позвал Бофура и Дори на помощь, и втроём они раскрыли палатку, впуская внутрь морозный северный ветер. Ужасный холод пробрал до самых костей и одновременно принёс желанное спокойствие. Торин вспомнил далёкие дни детства, проведённые за играми в снегу. И весну, пришедшую на смену суровой зиме, когда вода, скованная льдом, снова начинала журчать — чистая и холодная, несущая жизнь спящей земле. Он так сильно желал, чтобы Бильбо смог увидеть Эребор в дни его величия. Теперь же всё, что Торин мог предложить хоббиту, это руины горы, припорошенные первым снегом. Больше у него ничего не было. Казалось, что на протяжении всего путешествия время играло против него, но Торин никогда не чувствовал его недостатка так остро, как в этот момент. Гэндальф, тихо напевая себе под нос, протянул свою сморщенную руку над кроватью гнома. — Я не могу дать тебе того, в чём ты нуждаешься, Торин Дубощит, но я верю, что у меня достаточно сил для этого. Его бормотание было едва различимо на фоне пения Трандуила, но это не уменьшило влияния древней силы. Боль Торина развеялась, словно дым. Дыхание стало тихим и спокойным, а не наполненным удушающими хрипами. Он оставался всё так же ранен и слаб, но туман, плотно окутывающий его разум и зрение, исчез, и Торин смог, наконец, рассмотреть уставшее лицо волшебника. Цена его усилий была очевидна. Торин смог чуть приподнять голову, прежде чем снова откинулся на подушки. — Спасибо, старый друг. Гэндальф приподнял брови. — Старый друг? Я? — проворчал он себе под нос, задумчиво постукивая основанием своего посоха по земле, прежде чем черты его лица смягчились, а голубые глаза засияли тёплым светом. — Действительно старый друг, Торин. Как и ты для меня. — Что ты сделал? Он… — пальцы Бильбо дёрнулись к повязкам гнома, но он остановил себя на полпути, так и не коснувшись ран. — Ты исцелил его? — Нет, Бильбо. Я приглушил его боль, но, боюсь, на весьма короткое время. Большего сделать я не могу, — Гэндальф вздохнул и покачал головой. — Я сомневаюсь, что смог бы залечить его раны, даже будь у меня все мои силы. Торин отвернулся, не в силах смотреть на вспыхнувшую в глазах хоббита надежду, тут же смытую волной болезненной правды. Он сожалел о том, что привёл хоббита сюда, где всё, что его окружало, умерло или доживало свои последние минуты. Это было не место для создания из Шира. Бильбо стойко выдержал все испытания, что встретились им на пути, и Торину не к чему было придраться. Он просто хотел избавить его от столь печальной концовки. Внезапный, наполненный болью крик раздался со стороны Кили, и Торин дёрнулся, наполовину приподнявшись, прежде чем раны напомнили о себе. Его племянника била крупная дрожь. Лицо молодого гнома блестело от пота, а сквозь губы вырывалось хриплое дыхание вперемешку с мутной жидкостью. Густая чёрная жижа оказалась на полу, когда Кили перевесился через край кровати, выплевывая её на пол, чуть не зацепив одежды Трандуила. — Что ты с ним сделал? — спросил Торин, нахмурившись, поскольку эльф не ответил, продолжая петь полушёпотом, не отрывая рук от молодого гнома. — Он удаляет яд, — ответил вместо отца Леголас, вливая между губ Фили тёмно-красную жидкость. — Никаким другим образом раны не заживут. Эльфийка — Тауриэль, напомнил себе гном, — бросилась в сторону Кили, тогда как Торин не смог даже встать с кровати. Она начала сдирать грязные повязки с ран молодого гнома, отбрасывая их в сторону и обнажая последствия удара орочьим клинком. Через несколько минут Оин присоединился к ней, держа в руках чистые повязки, травы и пустые миски для их смешивания. — Дори, Глоин, помогите принцу Леголасу с Фили. Парень, — бросил целитель в сторону наследника королевства эльфов, — всё, что тебе нужно, они достанут в тот же миг. Палатку наполнила странная смесь гладкого и чистого синдарина и квенья эльфов, и рваного всеобщего, произносимого глубокими и грубыми голосами гномов. Впервые Торин слышал, как два разных народа не спорят и не орут друг на друга. Они работали вместе без взаимных претензий, объединенные общей целью: вытащить Кили и Фили из цепких лап смерти. — Она чистая! — облегчение в голосе Тауриэль было физически ощутимо. — Его рана чистая! — В его груди всё ещё остался яд, но через пару часов и он исчезнет, — пробормотал Трандуил. — Ты хорошо справилась. Без твоей помощи он бы ушёл из этого мира ещё несколько часов назад. — А сейчас? — её голос задрожал, наполненный страхом. Эльфийка оторвала взгляд от молодого принца, и с надеждой посмотрела на своего короля. — Он будет жить? На мгновение губы Трандуила озарила улыбка, далёкая от всем знакомой усмешки, и он с еле заметным облегчением опустил руки вдоль туловища. Длинные волосы скользнули по его плечу, когда эльф чуть склонил голову, и его слова, казалось, достигли самих богов. — Он будет жить. Мир затаил дыхание. Не было слышно даже шума ветра, когда слова короля эльфов покинули пределы палатки. Кокон страха был разбит громким ликованием — сначала членов Компании, самых близких и дорогих, а после к ним присоединились и крики толпы. Люди, эльфы и гномы стояли бок о бок, сдерживаемые Двалином и его стражниками. Торин не заметил, когда они собрались, но теперь, вглядываясь в чуть расплывчатое море лиц, он знал, что все они стали свидетелями переломного момента в истории двух великих народов. — Отец? — голос Леголаса затерялся среди шума толпы, но напряженное выражение его лица говорило громче любых слов, которые он мог произнести. Его руки зависли над телом Фили, но не на ране, которую оставил после себя клинок орка, а на голове. — Его рана чистая, она начала заживать благодаря хорошей работе гномов, но… В мгновение ока Трандуил оказался у кровати молодого принца. Торин разбирался в эльфийской магии не больше, чем в жизненных путях волшебников, но зато он увидел беспокойство, проскользнувшее на лице Трандуила. Эльф положил свою изящную ладонь на гладкий лоб Фили, пробормотал несколько слов, прежде чем замереть, как будто внимательно вслушиваясь в ответ, который никто, кроме него, не смог бы разобрать. Наконец Трандуил отступил на шаг от кровати принца и жестом указал своему сыну занять его место. — Кронпринц всё ещё с нами. Он не безнадежен, хотя, возможно, ещё час, и он ускользнёт от нас. — Ты можешь помочь ему? — захрипел Торин, морщась, когда боль снова зашевелилась где-то между ребрами, заставляя его откинуться на подушки. Гном почувствовал, как последний дар Гэндальфа растворяется в темноте, которая опять начала втягивать его в свои объятья. Он не хотел уходить, он всем сердцем желал остаться и украсть у этой жизни ещё пару мгновений, чтобы узнать о судьбе Фили, но мир плавно терял свои краски, исчезая во тьме. Боль медленно скользила змейками между рёбер — к шее, перехватывая дыхание. — Торин? Крошечная ладонь Бильбо всё ещё держала руку Торина. Король почувствовал, как другая ладонь присоединилась к первой, сжимая пальцы в дрожащей хватке. В теле Торина не осталось сил, чтобы вернуть жест или хотя бы открыть глаза и взглянуть на Бильбо в последний раз. Он был рабом собственного тела, которое не могло произнести ни единого слова, чтобы успокоить собственного друга. Вокруг поднялся шум: испуганная и сумбурная речь вперемешку со стуком различных мисок и склянок. Кто-то с силой сунул между его губ что-то сладкое и чуть приторное на вкус, из-за чего гном снова смог спокойно дышать. Они звали его по имени. Торин узнал Двалина и Балина — далёкие голоса, которые были рядом с ним со времен юности. Бофура, спрашивающего у Оина, что он может сделать, в то время как сам целитель отдавал поспешные и бесполезные приказы. Был даже голос Гэндальфа: тихий шёпот, который изо всех сил пытался ослабить агонию, охватившую тело Торина, но безрезультатно. — Срежь повязки с его ран, — приказал Трандуил. Его мягкие слова и звонкий голос породили хаос. — Принесите чистую воду и самый острый нож, который найдёте. Хороший, стерильный клинок. Меха стянули с тела Торина, оставив его дрожащим и обнажённым, прикрытым только набедренной повязкой. Тяжесть, что давила на его грудь, исчезла, когда несколько пар рук содрали с него повязки, а живот Торина свело судорогой от запаха, что исходил от ран. — Прощу прощения, мастер гном, но боюсь, что мне придётся вскрыть швы, наложенные вашей твёрдой рукой. Торин не понимал, что эльф обращается к Оину, пока целитель не ответил — грубым и отрывистым голосом. — Я не буду против, если это поможет нашему королю, мастер эльф. Если Трандуил и обиделся на фамильярность со стороны Оина, то Торин не смог в полной мере оценить выражения его лица. Гном крепко зажмурил глаза, сопротивляясь огню, который выкручивал его кости и забирал последние силы. Стало жарче, когда Трандуил начал осторожно разрезать нить, которая сшивала кожу Торина. Король эльфов тихо похвалил работу Оина, а также сказал слова, которые Торин никогда не думал услышать от своего старого врага. — Держите его, — приказал король эльфов, прижимая что-то к ране. — Нет способа сделать это… менее болезненно. Сильные руки обхватили плечи Торина, и он несколько раз моргнул, прежде чем узнал белоснежную бороду Балина, и только потом его лицо. Дори и Нори присоединились к старому гному. — Всё будет в порядке, приятель, — сказал Балин мягко — как будто Торин снова был несмышлёным ребенком, впервые порезавшимся мечом во время тренировки. — Ты выдержишь. — Готовы? — спросил Трандуил. Гномы одновременно кивнули, и Торин почувствовал, как напряглись их руки. Он со всей силы сжал каркас старой кровати, сосредоточиваясь на шершавом дереве под пальцами, когда Трандуил снова стал петь. Волна боли накрыла Торина с головой: её было больше, чем он чувствовал за всю свою жизнь. В его сердце разгорелся огонь, который медленными струйками растекался по всему телу, а в ушах зазвенел чей-то крик, и только мгновение спустя до него дошло, что кричал он сам. Гном со всей силы сжал челюсти, отчаянно пытаясь заглушить крики, которые вырывались из груди. Тело Торина выгнулось под тяжестью тех, кто удерживал его, и гном несколько раз дёрнул ногами, прежде чем его крепко схватили за лодыжки и колени. Кто-то заговорил, пытаясь успокоить его словами о былом могуществе королевства, которое он сможет восстановить, если сосредоточится на словах Трандуила, но этого было недостаточно. Они звучали не громче шёпота ветра, заглушенные воплями его страданий. — Леголас! Тауриэль! — впервые с момента входа в палатку Трандуил казался напряжённым, как будто он сражался в какой-то великой битве, которую никто не мог видеть. — Он не сможет этого вынести. Помогите мне. Принцы выдержали, но я боюсь, что король не сможет. Вокруг койки стало тесно, когда эльфы ответили на призыв своего короля. Их слова сплелись в единую песню, не похожую ни на молитву, ни на гимн, но столь желанную для ушей Торина. Она окутала его, словно сеть, оттягивая его сознание подальше от теней, в мир спокойствия и света. Ему почудился аромат плодородной земли и высоких сосен — словно обещание новой жизни. Торин мог слышать, как по камню стекала вода, и чувствовать тёплый солнечный свет, который грел его кожу, не трогая ужасных ран. Он понимал, что всё ещё лежит в палатке у подножия горы, и это только иллюзия — дар Трандуила — избавила его от боли. Эльфийские слова звучали не сильнее шёпота ветра, но звеневшая в них магия принесла с собой спокойствие и мир. Торин мог бы остаться здесь навечно. В месте, где холод зимы никогда бы не тронул его кожу, а боль от ран стала бы лишь воспоминанием. Возможно, он никогда не займёт место в чертогах Махала, как ему положено, но у него будет мир, который он так долго искал. Когда эта мысль пришла ему в голову, иллюзия начала угасать. Прохладный воздух леса сменился странной смесью запахов — дыма и трав Оина, а звук ручья — шумными разговорами. Все эти ощущения проникали в кокон, что окружал Торина, медленно вытаскивая его к свету, словно кто-то проверял, сможет ли он выдержать путь к реальности или нет. И всё же был голос, за которым Торин следовал в этой непроглядной тьме. Он говорил не на мягком и звонком синдарине, а на всеобщем, в котором проскальзывали затяжные нотки жителей Шира. Бильбо. — … леса в Бакленде — сплошной мох и поляны до самой реки. Берендуин — мелкая, а течение у неё очень слабое. Её, конечно, невозможно сравнить с рекой, по которой мы добрались до Озёрного города, но большинство хоббитов её всё равно боится. Мы не самые умелые пловцы… Торину потребовались огромные усилия, чтобы открыть глаза. Ему казалось, что он закрыл их лишь на пару мгновений, но лицо Бильбо выглядело очень уставшим. Хоббит осунулся и побледнел, а глубокие тени залегли под его глазами, словно Бильбо провёл последние часы на этом самом месте, не отходя от Торина, и теперь стал лишь бледной тенью себя прежнего. — Ты рассказываешь мне о Шире? — слова мёртвым грузом застыли на языке, и всё расплылось перед глазами у Торина, но усилия стоили того, чтобы увидеть как глаза Бильбо расширились то ли от удивления, то ли от лёгкого испуга, тут же сменившись искренней улыбкой, озарившей его лицо. Это было похоже на удар молота о кремень, который высек искру из мёртвого до этого момента камня. Безысходность оставила взгляд хоббита, и Бильбо, выпрямившись, крепко сжал запястье Торина. — Эльфы сказали, что нужно говорить с тобой о Средиземье, — пробормотал Бильбо дрожащим голосом, — и нет ничего, что я знаю лучше, чем Шир, — он отступил на шаг назад, отняв тепло от руки Торина, — он очнулся. Король очнулся! В тот же миг появился Оин — с всклокоченной бородой и тёмными кругами под глазами. — Наконец-то! Кто-нибудь, сообщите об этом Трандуилу! И будьте с ним повежливее! Нет, Двалин, только не ты. Балин, ступай. — Как только увижу нашего короля, — мягко ответил вышеупомянутый гном, появляясь в поле зрения Торина и всматриваясь в его лицо. Первый Советник выглядел уставшим, но в его глазах застыло веселье, когда он отрывисто кивнул. — Хорошо, что ты вернулся, Торин. Была пара моментов… — старый гном махнул рукой. — Неважно. Благодаря эльфам, ты снова с нами. Балин улыбнулся, когда Торин поморщился, и без напоминания зная, перед кем он и его род теперь в долгу. — Да, ворчали и были недовольны всем и вся, но, если я должен терпеть их ради спасения твоей жизни, то я буду помалкивать. Как для меня — это весьма справедливая цена. — Что именно со мной сделали? — Торин дотронулся рукой до повязок, что крепко перетягивали его грудь. Рана пульсировала, как боевой барабан, в ритм с царапинами и порезами, расположенными по всему телу. — То, что было необходимо, — ответил прохладный голос. — Не больше и не меньше, — продолжил Трандуил от входа в палатку. Торин поднял голову и увидел Двалина, стоящего в стороне без малейших попыток вмешаться. — Кажется, я пришёл вовремя и избавил вашу Компанию от необходимости искать меня. — Лихорадки больше нет, хотя я боюсь, что она может вернуться, — сказал Оин, разговаривая с Трандуилом так, будто тот был ещё одним гномом-целителем. — Рана на груди чистая и сухая, на ступнях также. Кожа чуть розоватая, но я не вижу красноты или припухлостей. — Я могу сесть? — спросил Торин более резко, чем намеревался. Одно дело — быть раненым в присутствии эльфийского короля, но совсем другое — беспомощно лежать на спине. — Я могу подложить что-нибудь под твою голову, возможно, плечи, большего не проси, — соглашаясь, проворчал Оин. — Твоим ранам нужно время, чтобы зажить, и чем меньше ты будешь двигаться, тем лучше. Твёрдые руки обхватили Торина за плечи, чуть приподнимая, когда Бильбо быстро подложил свёрнутый мех ему под голову. Этого оказалось достаточно, чтобы гном смог увидеть что-то большое, чем ноги своих спутников, и впервые рассмотреть окружающую его обстановку без «плывущих» картинок перед глазами. Каркас палатки был надежно вбит в прочно притоптанную землю, обтянут сверху плотной тёмной тканью, скрывая её обитателей от любопытных глаз и снега. Яркий дневной свет сиял снаружи, но внимание Торина привлекли не свинцовые тучи, которые он смог увидеть через плечо Двалина. Он был слишком занят, наблюдая за самим другом, который чуть улыбнулся, встретив взгляд Торина, прежде чем поклониться, прижав крепко сжатый кулак к самому сердцу. Внутри палатки — вокруг него — стояла остальная часть Компании, и один за другим они повторяли этот жест. Они все были ранеными и уставшими, но на лицах сияли улыбки. Внутри Торина поднялась волна гордости: за гномов, которые последовали за ним без вопросов, доказав свою преданность и верность, даже когда безумие охватило их короля. Он мог привести их всех к гибели, и всё же они остались на его стороне. — Друзья мои, — прошептал Торин, приподнимая правую руку в нескольких дюймах над кроватью. — Вам не нужно кланяться мне. Вы те, кто видел мои наихудшие проявления, и вы всё равно остались верны мне. И в час нужды вы все пришли мне на помощь, не дав отринуть её. Торин увидел радость и благодарность, что появились на лицах его друзей после сказанных слов. Но список был неполным. Он решил вернуть Эребор ради своих племянников, а не ради себя. Это был их дом по праву рождения, их будущее… за которое они чуть не отдали свои жизни. Проглотив ком в горле, гном задал вопрос, самый главный для него в этот момент. — Что с Фили и Кили? — Торин перевёл взгляд с Оина на Трандуила, чуть приподнимая голову, игнорируя желания собственного тела просто лечь обратно и отключится, чтобы получше рассмотреть короля эльфов. — Они спят, — Трандуил отодвинулся в сторону, чтобы Торин смог увидеть храпящего Кили, который свернулся калачиком под мехами. Дыхание молодого гнома было ровным и не хрипящим, а бледность исчезла, так что теперь он стал походить на кого-то живого, а не на ходячий труп. — Принц просыпался пару раз. У него всё ещё жар, но он говорит со всеми нами и требует информацию о себе и брате. — И что ты ему сказал? — Правду, — Трандуил огляделся, чуть одёрнув мантию, прежде чем сесть на стул рядом с Торином, — кронпринца всё ещё лихорадит, и он говорит во сне, но так ни разу и не проснулся. Усилия моего сына приносят свои плоды, но лечение — процесс долгий. — И всё же он начинает поправляться, — встрял в разговор Оин, наливая воду в чашу, прежде чем поднести её к губам Торина. Тот с жадностью сделал пару глотков, смачивая пересохшее горло. — В любом случае, быстрее, чем ты или Кили. Он сам избавился от лихорадки, что практически забрала тебя. — Но он всё ещё спит, — Торин на мгновение закрыл глаза. — Сколько? — спросил гном, на что старый целитель слегка нахмурился, не будучи уверенным в чём состоит вопрос. — Сколько времени прошло? — После битвы? Четыре дня. Трандуил приподнял руку, кончиками пальцев дотрагиваясь до груди Торина, когда тот попытался сесть прямо, потрясённый промежутком времени, которое прошло, пока он пребывал в мире грёз. Торин думал, что магия эльфов — это мимолетное облегчение, которое длилось всего несколько мгновений. Он даже не понял… Неудивительно, что Бильбо выглядел как призрак себя прежнего, и теперь, сосредоточив внимание на остальных членах Компании, Торин понял, что они сменили доспехи на более удобную одежду. Открытые раны уже стали затягиваться, а грязь битвы была смыта с их кожи. — Я не думал, что прошло так много времени. — Ты и не мог этого знать, — Трандуил потянулся к загромождённому столу рядом с собой, взял что-то и протянул Торину. Металл засиял на солнце так, что гном зажмурился на пару мгновений. — Лезвия орков примитивны, ничего общего с гномьим или эльфийским оружием. Оно скорее направлено на то, чтобы проткнуть плоть как можно глубже. Так яд убьёт быстрее, — эльф посмотрел на Оина, и его следующие слова звучали так, будто он их повторял не в первый раз. — Его легко не заметить. Если бы я не чувствовал яд, то тоже не смог бы помочь. Торин вздохнул, заставляя себя признать правдивость слов Трандуила. Если бы не эльфы и их целительная магия, то он и его племянники вернулись бы в камень, из которого были рождены, навсегда оставив этот мир. Его гордость зарычала, словно раненое животное, когда Торин подумал о помощи народа, который он презирал, но гном подавил искушение забыть об усилиях Трандуила как о чём-то несущественном. За то короткое время, что он был королём, он принёс гномам достаточно позора своими действиями. Торин не имел права на такое поведение. Если это означало признать свой долг перед эльфами, пусть будет так. Остался только один вопрос. — Почему ты исцелил нас? — Торин встретился взглядом с Трандуилом, нахмурившись, когда эльф приподнял бровь в насмешливом вопросе. — Ты не скрываешь своего отвращения к гномам, и между нами никогда не было взаимной любви или хотя бы уважения. Ты мог бы преспокойно вернуться в свой лес и даже не оглядываться в сторону горы. Трандуил перевёл взгляд с Балина на Бильбо, и Торин заметил, как они оба напряглись, словно ожидая падения невидимого топора. Что-то невысказанное застыло в воздухе, и мурашки страха пробежали по позвоночнику Торина. — У вас есть несколько очень… убедительных советников, — пробормотал эльф, словно тщательно подбирая слова. — Как только они ушли с моим отказом, мой сын без колебаний указал на преимущества помощи потомкам линии Дурина, — взгляд эльфа был непроницаем и холоден, как лёд в середине зимы. Трандуил с силой сжал челюсти, продолжая без малейшей улыбки. — Я помог вам не из-за доброты своего сердца, Торин Дубощит. Я сделал это ради своего народа. Торину было трудно поверить словам эльфа; он был слишком привычен к постоянному обману со стороны этого народа. Но он не видел лжи на лице Трандуила. Если бы эльф сказал, что это было сделано из уважения к Торину или к его родственникам, то гном не поверил бы ни на мгновение, но слова Трандуила были хоть и жестокими, но, скорее всего, правдивыми. В конце концов, Торин не единственный, кто хотел восстановить своё королевство. На Лихолесье, возможно, и не нападал дракон, но другое зло спряталось между его деревьев и медленно отравляло своим присутствием землю. У Трандуила был выбор: отступить и позволить лесу навсегда исчезнуть или отодвинуть старые обиды на задний план и попытаться возродить былую славу своего дома. Оглядываясь на произошедшее, скорее всего, он выбрал второе. Торину потребовались все физические и умственные силы, а также крохи того воспитания, что заложили в нём мама и Балин, чтобы склонить голову перед королём эльфов. Старые предубеждения противились такому проявлению уважения, но сейчас было другое время. — Благодарю вас, король Трандуил, — проговорил Торин, — за спасение моей жизни и жизней моих племянников. Краем глаза Торин уловил реакцию своих друзей, которые настороженно наблюдали за обменом любезностями между двумя королями. Они не схватились за оружие с приходом Трандуила, но всё равно выглядели готовыми вмешаться в любой момент. Волна шока, вызванная словами Торина, медленно перекочёвывала от одного гнома к другому, не затронув только хоббита. Бильбо мягко улыбался. В его глазах ярким пламенем горела гордость за действия Торина, которую тот видел в последний раз в глазах собственного отца. Хоббит даже не пытался скрыть свои эмоции. Он стоял с приподнятым подбородком, скрестив руки на груди, всем своим видом выражая одобрение действиям Торина. — У вас будет моя помощь, пока вы в ней нуждаетесь, — чуть приглушённо ответил Трандуил, как будто ему было физически больно произносить подобные слова. Король эльфов поднялся на ноги, словно хотел как можно быстрее оказаться подальше от Торина. — Ваша Компания знает, где меня найти, если вам снова понадобятся мои услуги. Трандуил бросил на Балина многозначительный взгляд, который Торин не смог понять. Затем, не говоря ни слова, он вышел из палатки в мир, который всё ещё был недосягаем для гнома. Уход Трандуила должен был принести облегчение и спокойствие, но напротив: обстановка в палатке стала более напряжённой. Улыбка исчезла с лица Бильбо, а у членов Компании неожиданно появились дела в лагере, которые срочно нужно было решить. Они скомкано попрощались с Торином и устремились к выходу. Двалин тенью замер где-то в дрожащем из-за ветра свете напольных ламп, практически у самой кромке шумного мира, поскольку отвечал за охрану короля, вместе с Оином, который снова занялся своими травами, но только Бильбо и Балин остались стоять рядом с Торином. — И? Что вы сделали? — король вздохнул, пытаясь абстрагироваться от боли в теле и готовясь к любым плохим новостям, которые они собирались сообщить. Сожаление проскользнуло на лице Балина, а Бильбо нахмурился, полный непоколебимой решимости, напомнившей Торину о той, с которой хоббит смотрел на зубчатые стены бастиона, прежде чем рассказать правду об Аркенстоне. — Это была моя идея, — поспешно заговорил Бильбо, не отрывая взгляда от рук, сложенных на коленях. Торин мог вспомнить их хватку: сильную и надежную. Трудно было поверить, что такая сила исходит от столь крошечного существа. — Нам нужен был способ привлечь внимание Трандуила, и это было единственным, что я смог придумать. — Драгоценности Ласгалена, приятель, — объяснил Балин, протянув руку и крепко схватив Торина за плечо. — Мы вернули их Трандуилу. Торин поморщился. Он должен был понять, что помощь Трандуила не была проявлением эльфийского бескорыстия. В течение многих лет эти драгоценные камни были символом их превосходства над эльфами, одной из причин раздора, что привел к краху некогда сильного союза. Белые камни были оружием Эребора на политической арене, хотя Торин вынужден был признать, что план его деда дал результат, противоположный ожидаемому, породив больше обид, чем уважения. Гном помнил, как во время своего безумия часами любовался сиянием драгоценностей, которое могли затмить собой свет солнца. Однако не мастерство его народа и не их красота покорили его разум, а мысль о том, какое влияние он сможет оказать с их помощью на короля Сумеречного леса. Теперь их не было. Мог ли он обвинить Балина и Бильбо? Мог ли он осудить их за сделанное, зная, что их действия сыграли жизненно важную роль в спасении троих членов королевской семьи? — Это была цена, которую он попросил за оказанную помощь? — Торин облизал пересохшие губы, с прищуром смотря на Балина, а затем перевёл взгляд на Бильбо. Балин не сможет дать чёткий ответ, не приплетая к нему оскорбления. Он относился к эльфам с таким же презрением, что и Торин. В отличие от Бильбо. — Нет, нет, он ничего не просил, — хоббит судорожно вздохнул, и Торин понял, что тот дрожит, когда Бильбо сел на стул возле кровати. Гному не нравилось видеть его таким неуверенным, кротким и постоянно извиняющимся, когда он должен выглядеть победителем. Несмотря на боль в руках, Торин умудрился протянуть ладонь и схватить запястье Бильбо в молчаливой поддержке. — Драгоценные камни были всего лишь способом попасть к нему на аудиенцию, хотя мы и надеялись, что они сделают его более сговорчивым. Торин тихо рассмеялся. Это было не то слово, с которым он бы ассоциировал Трандуила. — Он отказал нам в помощи? — Да, — прорычал Балин. — Он отказал. Мы не смогли повлиять на его решение. Он даже не повёлся на слова о том, что камни по праву принадлежат ему. — Опять же, это была моя идея, — Бильбо вздрогнул, вероятно, ожидая какого-то упрёка. Мысль задержалась где-то на задворках сознания, но Торин слишком устал, чтобы думать об этом. — Я думаю, в конце концов, именно принц Леголас убедил Трандуила передумать. — Я придерживаюсь того же мнения, — ответил Балин, скрестив руки на груди. Всем своим видом старый гном излучал недовольство, за исключением беспокойного блеска в глазах. До Торина дошло, что они оба ожидают его реакции: гнева или принятия, безумия или голоса разума. — Мне больно это говорить, — прошептал Торин, слишком утомлённый разговором, чтобы его голос звучал сильнее шёпота, практически заглушённого громким дыханием лагеря, доносившегося от входа в палатку, — но отказаться от драгоценных камней было жизненно важной необходимостью, — он сжал запястья Бильбо в последний раз, прежде чем с облегчением опустить руку обратно на кровать, — и я не могу винить тебя за это. Спасибо, мастер Бэггинс. Он закрыл глаза, услышав вздох облегчения Балина и нервный смешок со стороны Бильбо. Как будто они ожидали казни последние несколько дней, и теперь получили отсрочку. Это было то, чего они боялись? Что Трандуил выдаст их секрет, прежде чем у них будет шанс объясниться? Торин нахмурился, раздумывая о поступке короля эльфов. В лучшем случае он мог быть эгоистичным и безразличным к судьбе других. Трандуил, которого знал Торин, не колеблясь, высказал бы всё, что думал, вызвав при этом новую ссору, и точно бы не сказал слов, которые сорвались из его уст несколько минут назад. Торин сомневался, что они были вызваны сочувствием к полумёртвым пациентам. Скорее всего, нашелся кто-то, кто смог заслужить уважение Трандуила, и Торин не сомневался в том, кто это может быть. Бильбо. Мысль о хоббите мягким теплом растеклась в груди Торина, и он — не в первый раз за их длинное путешествие — был вынужден признать, что Гэндальф сделал хороший выбор, когда втянул хоббита в их приключение. Без Бильбо Торин никогда не смог бы вернуть Эребор. Тролли приготовили бы из него похлёбку, или он бы остался гнить в темнице Трандуила. Возможно, они никогда не смогли бы найти замочную скважину от двери Дурина с последним лучом лунного света и не пережили бы битву, которая почти прервала его род. Бильбо встретился с эльфами, обращаясь к их королю от имени Торина, когда никто — в этом гном был свято уверен — из Компании не потратил бы время на столь безнадежную затею. Это был смелый шаг, который могли бы не одобрить остальные гномы, но Торин был убежден, что Бильбо не колебался в принятии столь отчаянного решения. За всю свою жизнь гном не видел более храброго поступка. Старые обиды — не то, от чего любой гном смог бы с легкостью отказаться. Происходящее между ним и Трандуилом напоминало едва зажившую глубокую рану, оставленную горьким ядом оскорблений и отравленную столетиями взаимной ненависти. И это была рана, которая требовала усилий с обеих сторон, чтобы стать лишь воспоминанием. Возможно, гномы и эльфы никогда не смогут примириться друг с другом. Возможно, обида всегда будет стоять между двумя великими народами, но Бильбо и Балин с драгоценностями в руках сделали первый шаг к тому, чтобы начать путь, стремящийся если не к миру, то к его подобию. Торин закрыл глаза и откинулся на спину. Он не хотел, чтобы усилия его друзей были напрасными. С этой мыслью он позволил сну забрать себя.***