Чудовище

Откуда-то из другой комнаты, но словно бы из под гигантской толщи воды, послышался пьяно-веселый голос Джорджа: — Гермиона! Я тут похозяйничал на твоей кухне, ты же не против?  Ее тело вновь напряглось, а вся храбрость начала сдуваться, как воздух из шарика, превращаясь в единый дребезжащий панический писк совести где-то в висках.  И пока длился их «семейно-родственный» вечер, а Рон кидал на жену весьма пронзительные взгляды, от решимости девушки не осталось и следа. Поцелуи, руки, шепот Малфоя - все свернулось в круговорот тошнотворно-ярких пятен, а ощущение, будто все произошедшее случилось не с ней, а с её астральной проекцией в особо приятном сне, набирало обороты, укореняясь в сознании все крепче.  — Так ты уволилась сегодня? - наигранно-небрежно спросил Рон, внезапно перебив «увлекательную» трескотню подвыпившего брата и его монолог о поставках лирного корня.  Джордж демонстративно разочарованно вздохнул, обращаясь к ползающей на ковре Рози: — Ты смотри, твой отец меня ни во что не ставит!  Гермиона повела плечом, не поднимая пристыженных глаз от тарелки с овощным рагу. — Этот вопрос на рассмотрении, - уклончиво ответила девушка, отгоняя от себя мысль, что она беспросветная идиотка, раз забыла зайти к Министру Магии. Кто вообще в здравом уме способен не удержать такую задачу в своей голове?  Но Гермиона и не могла сейчас похвастаться здравомыслием.  Когда Джордж покинул их, то между супругами нависла такая напряженная атмосфера, что её можно было проткнуть пальцем и получить вывих в подарок за такую неосмотрительность. Рон кидал красноречивые взгляды на Гермиону, но не решался задать интересующие его вопросы.  — Надо Рози спать укладывать, - неуверенно проговорил он, глядя куда-то сквозь жену. Они поменялись местами, и теперь уже Рон силился избежать её взгляда во что бы то ни стало.  — Да, надо, - виноватым тоном промямлила Гермиона, забирая дочку с игрального коврика и по возможности пряча свое лицо от парня. Ее переполняло столько непередаваемых эмоций, что нервная система не выдерживала, взрывалась и отказывалась продолжать работу. Из-за этого гриффиндорка просто механически проделывала привычные действия, не в силах сосредоточиться на чем-то конкретно.  Когда она поцеловала малюсенький лобик дочери, погладила носик-пуговку и отошла от кроватки, то ощутила, как в тот же миг свинцовая тяжесть разлилась по плечам, спине и осела в грудной клетке.  «Я все разрушила.» Не получится больше прикидываться святой, исполнительной и хорошей. Гермиона не могла и дальше себя обманывать: она больше не считала себя такой. С того самого момента, как она поддалась раздирающему жару, опалившему её нутро; с той самой секунды, когда она начала смаковать воспоминания о Малфое; с того самого мгновения, как отследила, что его присутствие волнует её, - вот с этого всё полетело к чертям. Она перестала быть отличницей, лучшей ученицей школы, замечательным другом, прекрасной девушкой, верной женой. И стоило признаться себе в этом намного раньше, но… как уж получилось.  Рон сидел на диване в гостиной с непривычно понурыми плечами. Даже рыжая макушка передавала незримую грусть. Перед ним дымилась чашка с горячим чаем, а сам парень отрешенно наблюдал за магическим огнем в камине. Периодически он взмахивал палочкой, меняя его цвет, но взгляд морских глаз оставался безучастным.  «Это нечестно. Нельзя так поступать с Роном. Он не заслуживает того, чтобы его водили за нос.» Гермиона вздохнула. И, не успев даже хорошенько поразмыслить, раскрыла рот. — Нам нужно развестись, - она не заметила, как слова убийственным шепотом слетели с её губ. Девушка даже хотела их задержать, в чистейшем ужасе поднеся ладонь ко рту, но было поздно. Неужели она все-таки произнесла это?  Плечи Рона дрогнули, словно его ужалило неприятное насекомое, неожиданно подкравшееся со спины. Он неспешно, будто с ленцой, обернулся на неё. — Что? - тихо ответил он, видимо, боясь разбудить Рози. Или же у него перекрыло голосовые связки от шока.  Гермиона не могла долго смотреть ему в глаза от накрывшего ужаса и понимания, что она только что сделала, и потому стремительно перевела взгляд на рябившее в камине пламя, которое вернуло себе естественный терракотовый оттенок.  — Я не могу быть с тобой больше, Рон. Я… - чувствуя, что сейчас вонзает им обоим меч Гриффиндора прямо в легкие - чуть левее - Гермиона сглотнула ком страха, и, набрав в грудь побольше воздуха, продолжила. - Я изменила тебе.  Всё.  Вот и всё. Самые страшные слова произнесены. Но только сейчас, услышав эти фразы со стороны, Гермиона могла поклясться, что они звучали настолько уродливо, настолько чудовищно, что тотчас же захотелось отмотать время назад. И никогда их не произносить. Они навсегда пробили трещину в «прочном фундаменте семьи Грейнджер-Уизли», отчего посыпалась вся бетонная крошка, а внутри образовался кратер, растущий с каждой секундой вширь и становясь непомерно огромным.   Этого не должно было случиться. Только не с ними. «Что я натворила?». Во взгляде Рона что-то разбилось. Кто-то невидимый крошил стекло за бирюзовыми радужками. Он неверяще уставился в её лицо и смог выдавить только одно: — Что ты говоришь? Ты… шутишь? Гермиона перевела на мужа тяжелейший взгляд, в котором плескалась скорбь. Во рту загорчило. Такой грязной предательницей она еще ни разу себя не ощущала. Но вот что странно: параллельно ей удалось краем сознания отследить парящее ощущение в области солнечного сплетения. Будто она сбросила огромный балласт за борт воздушного судна, набрав высоты (видимо, для того, чтобы подняться так высоко, чтобы чертов шар лопнул и освободил её душу от бренного тела). Она смогла. Она призналась. Эта тайна теперь не душит её своими щупальцами. Но теперь происходит что-то пострашнее. Что-то, отдаленно напоминающее яд, вальяжно растекающийся по венам.  Гермионе потребовалась еще одна миллисекунда, чтобы осознать, что она очень сильно пожалеет о своей прямолинейности. Рон отрицательно покачал головой, его рот дернулся в улыбке, больше походившей на спазм, чем на проявление радости. Он отвернулся, все еще продолжая по инерции мотать головой, как болванчик: — Не-е-ет, ты разыгрываешь меня.  Сердце Гермионы сжалось от боли. То, что происходило у неё с Драко, не отменяло ее чувств к Рону. К сожалению, это не работало, как обычное замещение. Малфой - это просто другое. Но Рон настолько близок ей, что потерять его - чувствовалось как лишение конечностей. Она останется калекой после этого разговора, это совершенно точно.  Но она самолично подставила себя под удар палача. И мертвецки холодно произнесла: — Нет, Рон. Я не шучу. К сожалению… Рон напрягся.  Поднялся на ноги, отчего Гермиона инстинктивно отшатнулась назад. Но не из страха, что он может что-то сделать, конечно, нет - ее муж не был способен на такое даже в самом глубочайшем порыве ярости. Она просто не хотела касаться его, опасаясь дополнительной порции боли, словно Рон превратился в оголенный провод.  Магический огонь в камине символично потух, но это не помешало Гермионе разглядеть исказившиеся черты когда-то столь полюбившегося ей человека: — Давно? - поморщился он, точно находясь под пытками. «Давно?» - эхом в сознании прозвучал ехидный баритон.  Гермиона хотела было прикрыть глаза, но не позволила себе этого, по-мазохистски макая себя в эту лужу из липкой грязи, вины и стыда, как тыкают в испорченный хозяйский ковер котенка, натворившего дел. Взгляд карих глаз безотрывно взирал на Рона.  — Это неважно, Рон. Важен сам факт. Я не могу после этого жить с тобой и делать вид, что ничего не произошло.  «Лицемерка!» На лбу у Рона пролегли глубокие полосы из морщин. Он внимательно разглядывал её лицо все тем же «умоляю-скажи-что-это-неправда» взглядом, но раз из раза натыкаясь на уничтожительную пустоту в кофейных глазах, осознавал, что это не сон.  Внезапно он хмуро глянул на неё исподлобья. — Кто он? - в его голосе мелькнула злость, Рон поджал губы, видимо, чтобы не сказать чего-то еще. Его подбородок начал подрагивать, но Гермиона уже не сумела это заметить, отворачиваясь и проходя в столовую.  — Я не думаю, что это имеет значение.  — Имеет! - кулак Рона взметнулся вверх и с силой ударил по деревянной поверхности стола так, что тот опасливо дрогнул. Гермиона в ужасе распахнула глаза и застыла. Они оба замерли, будто их заморозили, прислушиваясь к шуму из детской. Но Рози всего-навсего перевернулась в кроватке, не просыпаясь.  Эта сцена была бы достойна ситкома, если бы не ощущалась, как пронзающие насквозь металлические стрелы.  Постояв в стоп-кадре еще пару секунд, они отмерли, и Гермиона тут же зашипела, корпусом наклоняясь к мужу: — Пожалуйста, не шуми!  Рон отзеркалил её действия, точно так же перегнувшись к ней через стол, с вкрученным в его поверхность кулаком, и громко зашептал: — Да как мне не шуметь?! Ты говоришь… такое! А мне оставаться спокойным?! Гермиона потерла переносицу, словно её достала жужжащая в голове мигрень, и на выдохе произнесла: — Прости, что я не оставила этот разговор до завтра, просто я не выдержала бы. Глаза Рона округлились в понимании. В голубых радужках сверкнула неприкрытая боль, но он сумел выговорить упавшим голосом, от которого по спине Гермионы пробежал табун ледяных мурашек: — Это… сегодня?  Что-что, а Рон знал её ближе всех. Он наверняка догадывался, что с ней что-то творится, еще раньше, просто не замечал. Хотел не замечать. А сегодня все достигло предельной точки, и игнорировать слона в комнате стало уже невозможно.  Гермиона решалась, что сказать. Ранить Рона еще сильнее было выше её сил. Но окажись она на его месте, то что бы спрашивала? Что хотела бы услышать в ответ?  Боль новой волной растеклась по её капиллярам, скручивая сухожилия и перекрывая кислород в легких. — Рон, не надо. Зачем? - брови сошлись домиком, а сама Гермиона почувствовала, как глаза застилают слезы от того, что она разглядела неестественно стеклянный блеск в глазах напротив.  Рон плакал.  А она чувствовала, что её вспарывают заживо.  — Я хочу знать, - выдавил он, звучно сглотнув ком слез в горле.  «Пусть будет по-твоему.» — Сегодня. Да, - рухнувшим голосом.  Рон замер. Кивнул, все еще пребывая в шоке. Тише шепота промямлил «ясно» и, будто он не в себе, отстраненным голосом зачем-то сообщил: «я спать». После чего на негнущихся ногах поковылял до их спальни.  Плечи у Гермионы заходили ходуном. Она согнулась в беззвучных рыданиях, но усилием воли заставила себя выпрямиться. Она не имела права убиваться по Рону, по разрушенной семье. Это целиком и полностью её выбор.  Она знала, на что шла.  Но точно не осознавала до конца, какими это обернется последствиями.

Воспоминание 15 

Они не виделись с Роном пять дней.  Наутро после того разговора он собрал какие-то вещи и молча уехал из их квартиры. От Гарри Гермиона узнала, что он временно живет вместе с Джорджем в их магазине.  Единственным человеком, решившимся на откровенный разговор после случившегося, оказался, как ни странно, Гарри. Гермиона приблизительно представляла, в каком свете её видят сейчас все члены семьи Уизли, и хоть ей хотелось кричать и выть в подушку все 24 часа в сутки от образовавшейся в душе пустоты, необходимо было признать, что каждый из них имел право злиться на неё.    Но когда Гарри появился на пороге квартиры, которую теперь она не знала, как оплачивать и полноценно пользоваться услугами няни, ибо более не рассчитывала на финансовую помощь Рона, то крайне удивилась.  — Гермиона, поговори с Роном, прошу. Не знаю, почему вы поссорились, но помиритесь уже! Что у вас произошло? Она была уверена, что Рон передал всем о причинах их «дистанцирования», но услышав искреннее недоумение в речи лучшего друга, её лицо побледнело и вытянулось от удивления.  «Почему он скрыл?» Почему не заливался огневиски, полоская её имя с каждым членом семьи, ведь она только того и заслуживала? Почему смолчал и не поделился этим даже с Гарри?  Рон никогда не отличался излишней скрытностью. Наоборот. Всегда говорил прямо и честно, стараясь ничего не утаивать от своей семьи и друзей. Поэтому его поведение крайне обескуражило Гермиону, и в какой-то мере, обеспокоило.  Наверное, измена родного человека растоптала его настолько, что он не мог даже говорить об этом. Это было так же невозможно, как лить спирт на глубокую окровавленную рану.   Гермиона поежилась, но решила не выдавать Гарри подробностей, уважая решение все-еще-мужа умолчать об истинных причинах их расставания. Поттер был вынужден лишь пожать плечами, пожелать им скорейшего примирения и утешительно похлопать Гермиону по плечу с фразой: «Не переживай, скоро все будет как раньше». Но «как раньше» уже ничего и не могло быть. Гермиона отчетливо осознавала крах всего.  Видеть Малфоя сейчас внезапно оказалось противно и боязно, и по этой причине она написала ему лишь через два дня после того, как Рон поцеловал Рози, обнял малышку и, пряча покрасневшие глаза от Гермионы, скрылся с небольшой сумкой за дверью их квартиры. Малфой ответил ей лишь спустя пару часов: 

«Пришли адрес, зайду вечером. Д.М.» 

И отчего-то ей вовсе не захотелось, чтобы он пересекал порог их квартиры. Видел Рози. Когтистое существо заскребло у неё в душе, а елейный голосок вколол ядовитый шип точно ей в сердце: «Что, так быстро разлюбила?»  Да, она уже отчаянно жалела о своем решении. Ей страстно хотелось вернуться во времени, забыть Малфоя, не приходить в тот день в Министерство, не чувствовать всю ту разрывающую на части боль и жить свою спокойную и безопасную жизнь с родным Роном. В семье. Как нормальный и свободный человек. Сейчас же она поселилась на жерле вулкана. И это совершенно не чувствовалось, как прекрасная перспектива для счастливого существования. Но Гермиона все же прислала ему адрес, ввернув Малфою, что он уже бывал тут, но «вероятно, забыл». Ответа не последовало.  Зато ей пришло письмо из Министерства, в котором сообщалось, что ей выписан штраф за прогул. Как «мило». Гермиона и поверить не могла, что когда-нибудь такие вещи покажутся ей безобидными и не стоящими внимания. Подумаешь, штраф. Что это, в сравнении с тем, что ее жизнь летела в пропасть?   Вечером пламя в камине вспыхнуло, и Гермиона, кормившая с ложечки Рози, дернулась, замерев в какой-то странной позе. Это было дежавю.  Малфой в черном, как сама мгла, одеянии, выходил из камина, попутно отряхиваясь и моментально впиваясь острым взглядом в её застывшее лицо. Его брови тут же взмыли вверх в немом вопросе: «Я не вовремя?», но девушке удалось растянуть непослушные губы в ломаной улыбке.  — Привет, - выдохнула она, попытавшись взять себя в руки. Да, она выглядела, мягко говоря, не для романтического свидания: грязные у корней волосы собраны в хлипкий хвост, ввалившиеся глаза с остро-очерченными синюшными полукругами под ними, впалые щеки, домашняя одежда с растянутыми у коленок клетчатыми штанами. За эти несколько дней она постарела, казалось, лет на десять.  Малфой же в своей манере источал уверенность, лоск и напускное равнодушие к происходящему. Будто ему все известно наперед, и переживать попусту не входило в его планы от слова «совсем».  — Мило выглядишь, Гермиона, - с особым смаком проговорил он, пробуя на вкус её имя, и обезоруживающе улыбнулся. - Привет, крошка. Он уверенно прошел прямо на кухню, словно жил здесь всю свою жизнь, и присел перед Рози, искренне улыбаясь малышке. Та с неприкрытым интересом изучала его лицо, отчего Малфой заулыбался еще шире:  — Глаза твои. Этот умиленный тон так легко слетал с его губ, а у Гермионы шатались все выстроенные устои в голове. Непривычная радость при виде Драко вновь заняла первое место, вытеснив панический страх, а сочившаяся нежность в его голосе по отношению к дочке растопила возникшую было неловкость.   Это было странно, но словно они так и сидели всю жизнь: Гермиона - с ложечкой кашицы из батата и броколли, Драко - совсем рядом, улыбаясь во весь рот при виде щекастой румяной малышки. Эта близость ощущалась до неприличия правильно.  Внезапно Гермиона даже подумала, что у них все получится. Они выкарабкаются. Они смогут быть счастливы. Раз Драко принимает её ребенка, то самое главное ее опасение исчезает. И больше никаких препятствий, кроме, разве что, магических уз родового брака.  — Спасибо, Драко, - искорки коснулись кофейных глаз, стоило ей улыбнуться и встретиться с его спокойным взглядом. Серые глаза бегло оглядели её лицо, ласково задерживаясь на ресницах, губах и бровях. - Не знала, что ты так любишь детей. Малфой фыркнул, как бы невзначай закидывая руку на спину её стула.  — Я не люблю детей. Мой сын и твоя дочь - исключения.  Гермиона почувствовала внезапную грусть, а потом и вовсе немыслимую идею, мелькнувшую в воспаленном разуме: «Я хочу от него детей. Наших общих детей.» «Кошмар!» - тут же одернула себя гриффиндорка.  Гермиона моргнула, чтобы избавиться от возникших образов счастливейшей семьи с кучей детишек, отворачиваясь от Драко, и набирая новую порцию еды для Рози. Зная о том, какая из неё никудышная мать, она бы ни за что… — Я хотел бы, чтобы у нас был ребенок, - интимно, словно он сообщал ей самый главный секрет в жизни, но невероятно горько проговорил Малфой и глубоко выдохнул. - Жаль, что это невозможно.  Внутри у неё вспыхнуло пламя. Нет, целый пожар, который в мгновение ока озарил собой все её внутренности, отзываясь неясным восторгом.  «Он хотел бы.»  Гермиона улыбнулась где-то внутри себя, но вслух лишь аккуратно произнесла: — Почему невозможно?  Кроткий молниеносный взгляд на задумчивое острое лицо блондина.  Драко покачал головой и по слогам поговорил, возвращая ей полный неотвратимого принятия взгляд: — Еще одна гениальная затея моих предков. Один наследник - ноль бастардов.  Гермиона широко распахнула глаза и неодобрительно нахмурила брови.  — Но ведь это очень темная магия…  Малфой невесело ухмыльнулся и издевательски спокойно произнес: — Даже не представляешь насколько.  Рози захныкала, завертелось на своем стульчике, и Гермиона отвлеклась на малышку, не успев задать вертящийся на языке вопрос. Она подняла Рози на руки, умыла, положила на одеяльце, расстеленное на диване, переодела в чистый слип и пока застегивала последние пуговички, щебеча что-то милое и бессмысленное своей дочурке, то услышала добродушное хмыканье за спиной: — А палочка тебе на что, Грейнджер? Столько лишних телодвижений.  Гермиона пожала плечами, помогая малышке спуститься с дивана безопасным образом: сначала на животик, потом ножки вниз и сползти до пола.   — Мне приятно это делать самой, знаешь ли, - в тон ему ответила Гермиона, не удержавшись от наигранно-острого взгляда в сторону слизеринца, и быстро вернула изначальную тему. - Так вот почему у Малфоев рождаются только мальчики?  Драко лишь кивнул, расслабленно развалившись на стуле. Но что-то в его позе интуитивно говорило Гермионе о том, что блондин утаивает что-то, столь же важное, как информация о родовом проклятии. Плечи напряжены, лицо чересчур рассеянное, будто он еле сдерживается от зевка. Но серебристые глаза неотрывно следили за ней, цепко хватая каждый поворот её головы, будто опасаясь, что она заметит неладное.  — Драко, ты что-то узнал? О… ты знаешь, - по неясной причине Гермионе все еще тяжело было говорить об этом, произносить вслух то, что он женат. Хотя в обществе Малфоя она делала и озвучивала вещи куда бесстыднее слова «брак». Блондин невинно вскинул брови, и, явно выигрывая для себя время, проговорил: — О чем?  — Мерлин, тебе не идет прикидываться дураком! - выходя из себя, проговорила гриффиндорка. - Я говорю о твоем магическом брачном контракте.  Эмоции на бледном лице угрожающе схлопнулись где-то под маской напускной небрежности. Малфой по-лисьи прищурился и ласково, будто вел беседу с неразумным ребенком, снисходительно проговорил: — Грейнджер, ты так жаждешь за меня замуж?  Лицо девушки моментально покрылось стыдливой краской, но Драко с нескрываемым удовольствием продолжил: — Насколько я помню, я не делал тебе предложения, чтобы ты так на меня наседала.  Так касается кончик хлыста. Резко, унизительно больно, и прямо в цель. Гермиона задохнулась было от возмущения, но мозг, лихорадочно перебиравший воспоминания, не нашел ни единого намека на то, что Малфой собирался жить с ней, «пока смерть не разлучит». Он говорил: «всё будет хорошо». Но не оговаривал, в чьем понимании будет это самое «хорошо».  Гермиона сглотнула обиду и стальным взглядом полоснула лицо слизеринца: — Да. Ты прав. Ты ничего мне не обещал.  — Приятно иметь дело с умной женщиной, Грейнджер, - он насмешливо улыбнулся, откидываясь на спинку стула, чтобы тот чуть отклонился назад. Сытый кот в чистом виде.  Но Гермионе захотелось его чем-нибудь треснуть. Или придушить. Или…  «Какого черта он себе позволяет?!» Девушка тяжело задышала, стараясь подавить зарождающуюся ярость внутри, на что блондин негромко рассмеялся: — Мерлин, ты такая красивая, когда злишься. Не дождавшись её эмоционального выплеска, Драко поднялся и опустился на колени к Рози, помогая той пройтись неуверенными шажочками вдоль стены. Малышка радостно пискнула и хихикнула, топая ножкой. Драко кивал ей, поощряя её бодрящим «молодец», и широко улыбался. Гермиона так и застыла от представшей картины, пережевывая клокочущие эмоции где-то внутри. Малфой изворотливо обогнул накал их разговора, оставив девушку один на один со своей обидой и гневом. Где-то замаячил стыд, нашептывающий, что она вообще не имеет права злиться на Драко. И тем более предъявлять ему требования. Тем временем, Малфой, казалось, вовсе забыл о присутствии гриффиндорки, так как полностью вовлекся в незатейливые игры с Рози. — Ты ей нравишься, - умиленно выдала Гермиона, опускаясь на ближайшее кресло рядом с ними. Поразительно, но даже ползая по игровому ковру и полу, Малфою удавалось не терять своего статусного вида. Интересно, этому обучают или это врожденное качество? Озорные глаза цвета пасмурного неба внимательно остановились на лице девушки. Не отрывая хитрого взгляда, он произнес: — Надеюсь, не только ей. Только Малфой мог вывести ее и без спроса прокатить на эмоциональных горках, и очередная перемена в его поведении ввела гриффиндорку в ступор. Гермиона все еще чувствовала обиду за то, что он указал ей, что она для него никто, и что он не планировал бы с ней совместного будущего, по крайней мере, официально. Но параллельно ощущала поднимающийся вихрь восторга и щенячьей радости при виде его теплого взгляда. Разве можно так неоднозначно относиться к человеку? «Наверное, нам стоит получше узнать друг друга.» От этой мысли внутри вновь заворочалась скользкая змея, досадливо напомнив девушке, что она приняла слишком поспешное решение. И сделала неправильный выбор. Малфой - это страшно, непонятно. Рон - это привычно, безопасно. Гермиона опустила глаза, тяжело вздыхая, на что услышала тихий смешок. — Ты решила найти другой повод для страданий, Грейнджер? - иронично пропел Драко, стараясь передать ей, что не видит никаких причин для расстройств. Гермиона поежилась, чувствуя себя непроходимой тупицей и «истеричкой». — Извини, просто мне до сих пор немного обидно после твоих слов. Малфой цокнул, театрально закатив глаза и поднялся на ноги, словно он проделывал этот ритуал сто раз на дню, и теперь это действие порядком вымотало его аристократичную натуру. — Мерлин, Грейнджер, тебе не идет быть плаксивой идиоткой! - с непреодолимой нежностью, противоречащей смыслу сказанного, произнес он, кладя ладони ей на плечи. - Посмотри на меня. Еще сильнее ощущая нарастающую как снежный ком обиду, Гермиона подняла пылающий взгляд на его прохладно-равнодушное лицо. Блондин выглядел так уверенно и в какой-то степени расслабленно, будто успел побывать в будущем. Он покровительственно провел ладонью по её волосам, и Гермиона заметила, как в серебристых глазах вспыхнули дьявольские огоньки. Малфой наслаждался своим положением. — Ты понимаешь, что я могу решить любую твою проблему? - вкрадчиво спросил он, растягивая губы в хищной улыбке. - Только скажи. Собственнические ноты в бархатном голосе ощущались вкусно, мягко опутывая своими нитями сидящую с запрокинутой головой вверх Гермиону. Она чувствовала себя такой крошечной сейчас, меньше карликового пушистика, которого по-хозяйски поглаживали за послушание властные руки. Она бы доверилась Драко Малфою, если бы не бившийся красный огонек, иррационально вопящий об опасности. Черт, откуда он только взялся? — Драко… - с мольбой, на одном лишь выдохе, словно его имя было чем-то запретным. Указательный палец настойчиво поддел её подбородок вверх, не позволяя отвести взгляд. Воздух сгущался. Гермиона судорожно вздохнула, наткнувшись на пляшущую тьму, затмившую серые глаза. Уголок рта парня пополз в сторону. — Да, моя дорогая? - издевательски произнес Малфой, соблазнительно растягивая слова и намеренно понижая тембр. Он точно знал, что произойдет с ней через пару секунд. Тугой жар закрутился в районе живота гриффиндорки, разогревая молекулы кожи до горячки. Но она, попытавшись скинуть нарастающий морок, выглянула из-за Малфоя на свою дочурку, и строго (очень бы хотелось) взглянула на парня: — Драко, не здесь и не сейчас. Малфой послушно отступил от нее, выставив руки в примирительном жесте, и усмехнулся, всем своим видом показывая, что он только этого и ожидал. — Грейнджер, из нас двоих тут ты сумасшедшая. Я ничего не планировал делать при ребенке. За кого ты меня принимаешь? - Малфой добродушно ухмыльнулся, разыгрывая карту ангельской невинности, и отступил еще на пару шагов назад, бросив быстрый взгляд на часы. «Вот же обаятельная сволочь!» Гермиона поджала губы, чтобы не рассмеяться от его напыщенности, но все же решила отомстить и выпустила пар, метнув в блондина маленькой подушкой, служившей уютным дополнением к креслу. Тот вмиг утратил былой лоск, ошарашенно уставившись сначала на упавшую к ногам подушку, а затем на девушку. От нахохлившегося вида Драко гриффиндорка рассмеялась в голос. Губы Малфоя тут же разошлись в улыбке, и он, в провальной попытке продемонстрировать возмущение, достаточно задорно воскликнул: — Эй! Грейнджер! Ты с ума… — Да, я же «сумасшедшая»! Чего от нас, ненормальных, еще ждать? - в её голосе звенело торжествующее веселье, а Малфой, не сумев содрать улыбки с лица, еще раз оглядел её лицо с нескрываемым обожанием. — Действительно. «Какое ребячество.» Но это именно то, что ей сейчас было необходимо - разрядить атмосферу. Снизить градус серьезности со своей жизни. Они улыбались друг другу долгие семь секунд, после чего Драко оглянулся на Рози и произнес, возвращая глаза к Гермионе: — Мне нужно идти. Стало нестерпимо обидно, ведь она понимала, куда именно Драко сейчас собирается. Ревность ужалила девушку в самое сердце, но она отважно решила не реагировать и не поддаваться этому темному чувству. Малфой попрощался с малышкой Рози, присев перед ней на корточки и что-то важно нашептывая. Затем нестерпимо нежно потрепал её по голове, и, улыбнувшись, поднялся на ноги. Гермиона уже стояла в проходе, скрестив руки на груди, силясь отогнать от себя тоскливую мысль, что у неё никогда не будет ребенка от него. Мерлин, кто бы знал, что Малфой может вызывать такие желания? Драко уверенно подошел к гриффиндорке и прижал к себе в далеко не невинном поцелуе. Томительный жар мгновенно затопил их обоих, Гермиона несдержанно застонала под градом крышесносных ощущений, сплетаясь языками со слизеринцем. Но тот, будто идеально контролируя себя, отстранился и любовно мазнув по ее лицу масленым взглядом, прошептал: — До встречи, моя сумасшедшенькая. И драматично отступил от нее, кинув прощальный многозначительный взгляд, прежде чем бросить под ноги летучий порох. Гермиона прижала ладонь к беснующемуся сердцу. И только когда Драко ушел, она поймала себя на мысли, что не узнала от него ничего из того, что могло бы успокоить её душу. Никакой конкретики, лишь сплошной туман. Малфой исчез на три дня, но не преминул прислать через своего домового эльфа «подарок» в виде бархатной коробочки с изящным платиновым кольцом, обрамленным аккуратным бриллиантом, и мешочком с несколькими сотнями галлеонов. К каждому элементу прилагалась записка. Первая звучала так:

«Вот теперь можешь наседать на меня.»

Вторая:

«Министерство - не место для молодой мамы. P.S. Хочешь: оставь Вики себе. Хочешь: плати няне. Решай сама.»

Разумеется, она отпустила эльфийку назад, поблагодарив за труд. И теперь взирала на самое дорогое в своей жизни кольцо, не решаясь подходить к нему, будто это был крестраж, а не своеобразное «предложение руки и сердца». Галлеоны лежали на столике в том же бархатном мешочке, в котором и были доставлены. По идее надо было их вернуть. Но возникали сомнения и, чего уж таить, сладкое желание обеспечить себе неплохую финансовую подушку на первое время. Противоречия терзали девушку. Но жизнь не помогла справиться с вопросами, а лишь подкидывала сложности. Новым поворотом стало появление на пороге их квартиры Рона с самой клишированной фразой: — Гермиона, нам надо поговорить. Что-что, а эти слова вызвали в ней ощутимый озноб.