Чудовище

— Ваше безалкогольное пиво, — два конусообразных стеклянных стакана приземлились на стол прямо перед Гермионой. Она учтиво улыбнулась лишь уголками губ, подавая недвусмысленный сигнал о том, что жаждет поскорее остаться наедине со своими мыслями. Сегодня у неё не было настроения общаться. Она давно запретила себе думать. Сходить с ума из-за неподъемного чувства вины. Прошло ровно пять лет с того момента, как гриффиндорка видела его в последний раз. Серебристые глаза стекленели, пока Гермиона с колоссальным усердием осторожно вычленяла из памяти воспоминания, связанные с ней. Сознание Малфоя защищалось, не позволяя ей удалить все эпизоды, поэтому гриффиндорке удалось дойти только до того самого первого столкновения в пабе перед Рождеством и игры в «правду или действие». Ей казалось, что она поступала верно, когда с точностью, достойной нейрохирурга, филигранно отрезала, а затем штопала эпизодическую память слизеринца по новой, прикрывая пустоты приятной дымчатой завесой других воспоминаний. Под конец она внедрила ему желание уехать жить с семьей во Францию. Гермиона точно знала, что внушение сработает, возможно, не так мгновенно, как в случае с родителями, но сработает. Ее трясло, лихорадило, она была полностью истощена. Мозг работал на пределе. На автомате она забрала кольцо, чтобы у Малфоя не возникло никаких вопросов после пробуждения. Мешочек галлеонов она отправила заклинанием в один из карманов малфоевского пиджака. У неё оставалась буквально пара минут, за которые она трансфигурировала свое порванное платье, пряча бархатную коробочку в вязаное худи, и уже собралась было вылететь из-за ширмы в пространство ресторана, как вдруг остановилась. И обернулась. На душе царствовала кладбищенская пустота. Выжженное поле. Карие глаза оббежали платиновые волосы, спадающие на лоб, острые скулы. Пухлые слегка раскрытые губы. Малфой выглядел так, будто сладко спал, прислонившись к стулу, на который Гермиона успела его отлевитировать. «Прощай, Драко…» — мысленно произнесла она и решительно оторвала свой взгляд от его обманчиво ангельского лица. Это был последний раз, когда она его видела. Да, первое время после того самого дня Гермиона боялась. Иррациональный страх, что Малфой всё вспомнит и озвереет от ярости, преследовал её каждые сутки. Она начала принимать Умиротворяющий Бальзам на постоянной основе, потому что готова была визжать в ужасе каждый раз при возникновении незапланированного гостя в камине. Да, девушка примирилась с Роном на следующий день, тщательно накладывая маскирующие чары на синюшную шею, лицо и запястья. Жаль, что дыру в солнечном сплетении оказалось не так просто спрятать. Наверное, Рон списывал её подавленное состояние на чувство вины из-за измены, а потому старался лишний раз не трогать её. И отчасти он был прав. Отчасти. На второй неделе к Гермионе вернулись панические атаки, которые были ее давними спутниками после окончания войны. Но когда до неё дошла новость о том, что чета Малфоев покинула Англию, перебравшись в свое поместье на юге Франции, то гриффиндорка вздохнула с облегчением. Ее мучитель теперь далеко. И казалось, время страданий окончено. Но события только начали набирать обороты. После открылись новые грани боли, хотя Гермионе казалось, что тяжелее уже быть не может. Она ошибалась. Может. Ненависть к себе прорастала незаметно, точно маленькое растеньице, но ему хватило меньше месяца, чтобы разрастись вширь и окрепнуть, переплетясь с ее личностью и представляя теперь один единый организм. Гермиона винила себя. Она, как никто, знала, что Малфой уже не будет прежним. Девушка уже проследила последствия на примере своих же родителей. Да, память удалось вернуть, но… мама периодически забывала факты из своей биографии, выглядя при этом так беззащитно, что у Гермионы всякий раз сжималось сердце. Папа не мог порой узнать на фотографиях своих собственных родителей. Их когнитивные функции ухудшались в геометрической прогрессии. И причиной этой деградации была она - их дочь. Уже тогда Гермиона посеяла внутри первые зерна сокрушительного чувства вины. Конечно, она не оправдывала Драко. Он поступил ужасно, но разве такое бесчеловечное вторжение в структуру личности — соразмерное наказание за его действия? Нет. Конечно, нет. Гермиона знала, что теперь Малфой будет жить с вечным ощущением потери, нескончаемым зудом в черепной коробке, который ничто и никто не сможет успокоить. И если когда-то он разрушит её чары и вспомнит… Могильный холод щекотал её позвоночник всякий раз, когда она размышляла над таким развитием событий. При таком раскладе Гермиона - не жилец. В Драко тоже жил свой собственный монстр. Который непременно добрался бы до остатков ее души, чтобы разорвать в клочья. Уничтожить с концами. Иногда Гермиону даже накрывало извращенное чувство облегчения, когда она представляла, что Малфой накажет её сполна, выпивая саму жизнь из её бренного тела и тем самым завершая её муки. Гриффиндорка поняла, что желала для себя одного — искупления. Или полного возмездия за все преступления. И выбрала нести свой крест до самого конца. Не жалеть себя, не думать о себе. Она причинила столько боли, сотворила столько аморальных вещей «во имя благих целей и любви», что тяжело сосчитать. Пришел черед расплаты. В один день, когда она раз и навсегда решила для себя, что посвятит себя миру, людям, отрекаясь от собственных потребностей, ей стало не так страшно. Она не будет искать счастья в отношениях. Она будет предана семье. Таков её выбор. Отдел магического правопорядка, где она занималась искоренением несправедливых законов, защищающих только чистокровных магов, - гениальная шутка Бога - не иначе. Высочайшая постирония: аморальная преступница являлась цензором закона и справедливости. И ведь никому и в голову не могло прийти, что праведная блюстительница порядка Гермиона Грейнджер-Уизли на самом деле настолько греховна, что уж точно не ей нужно было предоставлять право осуждать кого бы то ни было и стоять у истоков законотворчества. Невероятно, но порой её называли «мисс Справедливость», не имея ни малейшего понятия, насколько ей далеко до нравственности Фемиды . С Роном они успели пережить многое. Он все же не сдержался и в одном из конфликтов попрекнул её «тем самым» (хотя надо отдать ему должное - он ни разу за все это время не спрашивал у неё, кто именно явился катализатором ее помутненного рассудка), но потом сам же и извинялся. Говорил, что до сих пор считает, что это его ревность и излишний контроль послужили причиной её «временного помешательства». В такие моменты Гермиона смаковала душевную горечь, проговаривая про себя, что именно этих терзаний она и достойна. Секс с Роном стал отдельным видом её персонального наказания. Гермионе казалось, что у неё атрофировался тот проводок, который отвечал за связь с телом и чувственное удовольствие. Или Малфой вырвал его с корнем и унес с собой, вместе со сгинувшими воспоминаниями. Она притворялась, она играла роль. Она должна была Рону. Детям. Да целому миру. Когда она забеременела во второй раз, то после родов буквально начала лечиться от вскрывшейся под гормонами депрессии. Первый год с ребенком они безвылазно провели в Норе, продав их квартиру. Мрачное и тяжелое время, про которое она тоже говорила: «Я заслужила». После двухлетней терапии с психологом, на которую девушку принудительно отправила мама, стало легче. Значительно легче. Но Гермиона не могла искренне говорить о своих чувствах и объяснить женщине-магглу инцидент с лишением памяти. Аналогов для достоверной передачи этого эмоционального груза гриффиндорка не нашла. И вот целых два года после завершения терапии Гермиона относительно неплохо держится. Запретила себе думать о проступках, сосредотачивая внимание на том, что полезного и хорошего она может сделать для общества и близких. Малфой был прав во всем, когда говорил о ней. Но отличие между нынешней Гермионой и прошлой заключалось в том, что сейчас она сама выбрала жить ТАК. Она возится с двумя малышами. Хьюго и Рози - её личный свет в этом мрачном мире. Она образцовая подруга, которая всегда выслушает сетования Джинни и поддержит Гарри. Она хорошая жена, которая никогда не выказывает раздражения и очень заботливо относится к мужу и его огромной семье. Она трудолюбивый сотрудник. Да, Гермиона работает. Много. Не щадя ни себя, ни других. Получив, благодаря подчиненным и коллегам, новое звание — «бешеная стерва». Один Министр Кингсли в ней души не чает, постоянно подчеркивая, что если бы все трудились, как Гермиона Грейнджер-Уизли, то в мире наступил бы полный порядок. «Да уж.» Гермиона отпила сливочное пиво, прикрыв глаза. Просто сидеть тут. В относительной тишине. Без этих выматывающих масок, которые уже почти срослись с ней. Это уже был самый огромный подарок. О большем она и не смела мечтать. Скоро наступит Рождество, и девушка опять сможет затеряться среди толпы родственников в Норе. Она обязательно улизнет ото всех, найдет свою тряпичную сумочку с заклятием расширения, достанет бархатную коробочку и откроет ее. Всего на пару секунд. Платина и изящный блестящий камушек. Гермиона хотела его сразу же выкинуть, стоило ей переступить порог ресторана, но «не поднялась рука». Она припрятала коробочку в старой сумке, которая пылилась среди прочих памятных вещей времен Хогвартса. Наверное, это был её личный крестраж. Ненастоящий, конечно, но метафорически хранящий часть ее души в тончайшем металле. Внезапно ее внимание привлекла знакомая фигура, заставив вынырнуть из своих размышлений. Гермиона подняла глаза на стоящего в дальнем проходе мужчину - и в душе вмиг заворочалась скользкая змея. Она не могла не узнать этого слизеринца - Блейз Забини. Вельветовая винная рубашка, коричневые брюки - утонченный шик. Он производил впечатление мужчины, у которого успешно идут дела. На несколько секунд он скрылся из виду, видимо, его проводили за столик, и Гермиона поняла, что все это время сидела, не шелохнувшись. Словно пойманная на месте преступления воровка. «А вдруг он общался с Малфоем и заметил перемены в его поведении? А что если Забини вообще был в курсе нашего романа?» - ужас сковал внутренности. Ведь если второе, то он определенно точно мог… «Стоп! Хватит!» Гермиона усилием воли заставила себя прекратить разворачивающуюся панику. Она прикрыла глаза и начала дышать на счет. Это всегда помогало. Главное - не сбиваться. Дойдя до семи, девушка заметила, что напряжение в теле начало постепенно отступать. Гриффиндорка даже позволила себе улыбнуться уголками губ. «Вот так. Все хо-ро-шо». — Добрый вечер, миссис Уизли. Позволите присоединиться? - издевательски вежливо произнес низкий голос, который невозможно было не узнать. Сердце с диким воплем подскочило к горлу, не давая вымолвить ни слова. Гермиона открыла глаза, сталкиваясь ошарашенным взглядом со стоящим напротив невозмутимым мулатом. Она попыталась улыбнуться, вышло криво, будто часть её лица парализовало заклятием. Зато Забини безукоризненно демонстрировал свои тридцать два зуба безо всяких сложностей. Стараясь затолкать свою вспыхнувшую тревогу поглубже, гриффиндорка кивнула, прочищая горло, и ответила: — Я не ждала гостей, но присаживайся, конечно. Мерлин, её голос прозвучал так задушенно-пискляво, что Гермиона вновь подсознательно отругала себя. Она не должна вызывать подозрений. — Прячешься? - двусмысленно протянул слизеринец, так точно изображая интонацию Драко, что у девушки моментально поползли ледяные мурашки по коже, но она решила лишний раз не раскрывать рта и хранить молчание. Блейз аккуратно присел на стул напротив и впился в её острое худое лицо чересчур пронзительным взглядом. — А я увидел два пива - подумал, что это приглашение. Он прошелся взглядом по её строгому костюму. Затем агатовые глаза перескочили на её небрежно собранные в пучок волосы, и Забини неожиданно по-приятельски выдал: — Ты в библиотеке работаешь что ли? Гермиона рассмеялась. Возможно, слегка истерично, но сказалась необходимость разрядить атмосферу. Волнение слегка спало, и она достаточно просто ответила: — Ах-ха, нет. Конечно, нет. Но было бы здорово. Возможно, ближе к старости. — Если доживешь, - объемно подметил Забини, заставив улыбку замереть на её губах. - Ого. Расслабься. Я пошутил. Он дружелюбно подмигнул ей, но гриффиндорку не отпустило неприятно проскользнувшее чувство. Она поймана в клетку. Нет, в огромный капкан с острыми лезвиями. Как раз в этот момент подошла официантка и принесла заказ, попутно услужливо комментируя «верно ли я поняла, что вы останетесь за этим столом до конца вечера?». Гермиона поерзала на своем стуле, ощущая покалывающее неудобство, когда слизеринец обезоруживающе улыбнулся сотруднице и подтвердил ее слова. Гриффиндорка не понимала, зачем Забини подсел к ней? В каких они с Драко отношениях? Может, он всего лишь его школьный приятель, который не посвящен в личные дрязги, и зря она так распереживалась? «Лучше уйти, пока не поздно» - подсказал разум, и Гермиона согласилась. Но тянущее ощущение в грудной клетке начало вибрировать внутри, раскручиваясь по спирали. Ей было до смерти интересно, что же это всё значит? И к чему приведет? «Любопытство сгубило кошку» - мрачно отозвался мозг, но было поздно. Вместо готовой фразы «Очень приятно было увидеться, но мне пора идти», с губ гриффиндорки сорвалось: — Ну, а ты? Чем занимаешься? Забини ухмыльнулся, а Гермиона вцепилась в свой бокал и сделала огромный глоток янтарной жидкости, не отрывая внимательного взгляда от лица мулата. Дикий адреналин забурлил в крови от забытого ощущения хождения по краю пропасти. — Всяким разным. Ресторанным бизнесом, например. Была в «номер 58»? «Душа ушла в пятки» - это выражение приблизительно описывало бы то, что произошло с Гермионой в тот момент. В голове прозвучала сирена, предупреждающая о приближающейся опасности. Мозг отказывался выдавать хоть одну стройную мысль, хаотично перебирая тысячу и один вариант для адекватного ответа на этот выпад. — Да. Очень давно. Он до сих пор работает? - на удивление равнодушно ответила она, воинственно встречая выразительный взгляд слизеринца. Сомнений не осталось: он что-то подозревает. Нет, он знает. И знает, что она сделала с Драко Малфоем. — Еще держится. Хотя в какой-то период я думал, что он загнется, но… он-таки сумел удержаться на плаву, - нарочито небрежно протянул Забини так, словно речь шла вовсе не о ресторане. Электрический ток гулял по венам Гермионы. Она приосанилась, выравнивая спину точно ведущая артистка балета, а взгляд карамельных глаз приобрел безжалостно металлический оттенок. — Что тебе нужно от меня? - угрожающе тихо проговорила гриффиндорка. Ей надоело играть в эти игры. По лицу мужчины пробежала тень глубокой печали. Забини тяжело посмотрел на неё, просверливая дыру в её переносице. — От тебя - ничего. Просто я не смог пройти мимо. Было видно, как Блейз сдерживает себя и тщательно подбирает слова. Наверное, будь у него неоспоримые доказательства ее причастности к состоянию Малфоя, то он бы вел себя гораздо решительнее. Гермиона вновь почувствовала пронзающую боль в области лопаток, целенаправленно колющую сердце. «Что-то случилось с Драко? Почему у Забини такая нескрываемая скорбь на лице?» Девушка прикусила язык, удерживая миллиард волнующих ее вопросов. Она не имеет права задавать их. Только не после того, что сделала. Внезапно Забини нарушил молчание и обреченно проговорил, горько усмехнувшись и скривившись, точно от мышечного спазма: — Ну, ты хоть счастлива? Все хорошо у тебя? — Забини, я повторю: чего ты хочешь? Говори напрямую, или я ухожу, - мертвецки холодно и безапелляционно отрезала Гермиона, вновь отпивая сливочное пиво из бокала. Почему она все еще здесь? Почему насилует себя этим «общением»? Ответ, к сожалению, быстро возник в голове. Я заслужила. Блейз вдумчиво рассматривал её. Словно сканировал, собирая данные в отдельную папочку в своем мозге. Затем доверительно наклонился вперед, словно собираясь поделиться секретом, и прошептал: — Просто хотел сказать тебе одну вещь: я тебя глубоко презираю. — Это всё? — Нет. Я хотел бы еще много чего тебе сказать, но мне не позволяет воспитание. Гермиона сухо кивнула, словно слушала отчет подчиненных о проделанной работе. Она не чувствовала ни-че-го, за исключением солидарности с Блейзом Забини. «Ты не одинок в этом. Я тоже себя презираю». Гермиона вздохнула и, глядя точно в горящие праведным огнем глаза мулата, механическим голосом неумолимо произнесла: — В таком случае, считаю, наша беседа исчерпала себя. Забини неверяще смотрел на неё, покачивая головой из стороны в сторону. Словно видел её в первый раз. Гермиона хладнокровно взирала на него в ответ. — Ты… Ты вообще человек? «Я в ахере с тебя, Грейнджер» - сию же секунду всплыло в сознании побелевшее лицо с выступающими скулами. Гермиона сжала зубы и невесело произнесла, скользнув потяжелевшим взглядом по застывшему лицу слизеринца: — К сожалению, да. Гриффиндорка звучно поднялась со своего места, поправляя пиджак. Её отрешенный взгляд скользнул по Забини, она кивнула в прощальном жесте, и обогнула стол, направляясь к выходу. Подойдя к бару, она достала необходимую сумму и расплатилась, растягивая губы в кукольно-деликатной улыбке, не затрагивающей глаз. После этого события придется искать новое место для ее свиданий с собой. Таинство окончательно разрушено. Выйдя на морозный воздух, Гермиона быстро глянула на наручные часы, прикидывая, что у неё осталось еще примерно двадцать минут до того, как нужно аппарировать в их семейный дом, который они отстроили недалеко от Норы. — Подожди! Грейнджер! - запыхавшись, на улицу в расстегнутом белоснежном пальто выскочил Блейз Забини. - Не аппарируй! Гермиона вмиг собралась, пряча смятение глубоко в душе, и настороженно оглядела слизеринца, незаметно сжимая палочку в кармане своего терракотового пальто. — Чего тебе, Забини? Не все сказал? - ее голос дрогнул, сорвавшись на октаву выше. - Говори, я готова. Давай. Она смиренно повернулась в его сторону, обреченно глядя на слизеринца. Но тот не выглядел так, что планировал её уязвить. Наоборот: дикое отчаяние сквозило в его позе, в том, как он потер шею своей рукой, решаясь произнести то, ради чего выбежал на мороз. — Чтобы избежать серьезных последствий, чары должен разрушить тот, кто их сотворил. Ты же знаешь? - его брови сложились домиком, а в голосе прозвенели умоляющие нотки. Внутри у Гермионы что-то беспощадно трескалось, шипело и ломалось, подобно земной коре. Настоящее землетрясение. Но лицо её оставалось нечитаемым, сотканным из воска. — Знаю. — Пожалуйста, - практически зашептал Блейз, заламывая брови. - Сними заклятие. Это было невыносимо. Таким ужасным монстром она еще себя не чувствовала. Гермиона прикрыла глаза, не в силах смотреть в эту искренность, волнами исходящую от Блейза, и по слогам проговорила заготовленный ответ: — Я не могу этого сделать. Прости. — Блять! Да почему? - срывающимся голосом, почти крича. Забини прожигал ее взглядом. - Если переживаешь за себя, то будь уверена, с тобой все будет нормально. Драко импульсивен, но он не причинит тебе вреда. «Как же!» - саркастично прошипел внутренний голосок. Гермиона открыла глаза и сурово произнесла: — Ты, видимо, многого не знаешь о своем друге. Мозг кричал ей, что на этом надо сворачивать разговор и уходить, но ноги будто вросли в снежную брусчатку. Блейз переменился в лице и поджал губы. Его тело вздрогнуло, по-видимому, от ледяного ветра. Он спрятал ладони в карманы пальто и кивнул на заведение: — Давай вернемся назад и поговорим спокойно. Пожалуйста. Гермиона заранее знала, что она не сможет отказать. Сейчас она была собой. С той тяжестью, беспросветной болью, занимающей бóльшую часть её естества. Могла не притворяться счастливой еще двадцать минут. И, наконец, могла поговорить о терзающей её тайне. Спустя гребаные пять лет. Она обреченно выдохнула и направилась в сторону ресторана, на ходу бросив: — У меня двадцать минут. *** Салаты, заказанные Забини чисто для проявления ресторанного этикета, стояли девственно нетронутыми. Впрочем, как и недопитые Гермионой пинты сладкого пива. — Ты полагаешь, что… нет, я не могу это произнести вслух, - Блейз отвел глаза и отрицательно помотал головой. — Что он убьет меня? Я не знаю. Но могу сказать, что просто так он мне этого не оставит. — Какой пиздец… - не сдержался и простонал Блейз, потирая виски. - Могу сказать только то, что вы оба друг друга стоите. Это звучало, как обвинение. Конечно, после услышанной истории, преподнесенной в сжатом варианте Гермионой, вряд ли слизеринец горел желанием ввязываться в это отравленное болото их с Драко отношений. Забини с подозрением покосился на один из бокалов пива и спросил: — Алкогольное? Гермиона лишь помотала головой, на что Блейз брезгливо поморщился и подозвал официанта, попутно объясняя скорее себе, нежели своей спутнице: — Мне срочно нужно выпить. Забавно, но сам факт того, что она сейчас сидела с другом Драко, будто незримо соединил ее с ним. Ей даже почудился парфюм Малфоя, эхом прозвучавший где-то вдалеке древесными нотами и шоколадным дымом от сигарет. Но Гермиона не могла определить, что это за безбожно тоскливое чувство осело у неё в груди. Какое-то вялое шевеление, которое она не испытывала давно. Очень-очень давно. — Как он? - трусливо выдавила она, пугаясь собственного скрипучего голоса. Забини молниеносно стрельнул в неё осуждающим взглядом, но разглядев в её исказившихся чертах что-то, удрученно проговорил: — Хреново, Грейнджер. Твоими стараниями. Официант поставил на стол три стопки смородинового рома, из которых одну рюмку слизеринец моментально опрокинул в себя одним лихим движением. Он смачно выдохнул, явно испытывая долгожданное удовольствие, а Гермиона с нескрываем исследовательским интересом наблюдала за сменяющимся калейдоскопом эмоций на лице мулата. «Мерлин. Люди продолжают жить, пить, есть, спать, радоваться и грустить. Как это возможно?» Как это возможно, когда она чувствовала себя пожухлой мертвой листвой, поздней осенью опавшей с деревьев. — Скажу только одно: ты прескверно владеешь заклятием Забвения, раз Малфой сейчас голову ломает, что с ним не так. Упоминание его фамилии вызвало непроизвольный всплеск эмоций, но Гермиона настолько привыкла все скрывать, что те мгновенно потонули в пучине ее показного безразличия. Наверняка, со стороны гриффиндорка напоминала профессора Снейпа - её лицо сохраняло такую же непрошибаемую бесстрастность: — Дело не в моем умении. А в том, что если ты вмешиваешься в отделы мозга, то так или иначе нарушаешь механику работы всей структуры в целом. Наше сознание и подсознание мало изучены, а потому невозможно предсказать последствия даже, казалось бы, «безобидного» удаления крохотного эпизода, произошедшего в недавнем прошлом. Она отчеканила это быстро, так как знала предостаточно на тему памяти, еще с тех времен, как родители вновь вернулись в Лондон. И все эти фразы просто выскакивали в ее мозгу, как бегущие строки - перед диктором. — И ты, осознавая риски, все равно пошла на это? — На тот момент это казалось правильным решением, - безучастно вымолвила она жестким, как лезвие меча, тоном. Ей не хотелось выглядеть жертвой. Гриффиндорка лишь подавала объективные факты. Забини сокрушенно вздохнул, и осушил еще одну стопку. Поморщился, а затем сдавленным от разодравшего глотку горячительного напитка голосом произнес: — Хоть немного жалеешь? «Каждый день..» — Нет смысла жалеть о том, что сделано, - как робот проговорила она, словно её запрограммировали именно на такой ответ. Забини вновь устало выдохнул и, уже чуть захмелев, печально проговорил своей третьей рюмке смородинового рома: — Как можно быть такой бесчувственной? Теперь уже финальная стеклянная стопочка опустела и со звоном опустилась на поверхность стола. Кажется, слизеринец поставил себе за цель стремительно опьянеть. Он расслабленно откинулся на спинку стула и без особой надежды спросил: — Грейнджер, вот что мне сделать, чтобы вытащить этого дебила из задницы, а? Дать Неприложный обет, что он тебя не тронет? Так я могу. — В меньшей степени меня волнуют я и моя безопасность. Я думаю о своей семье. Её голосом можно было заморозить всю Африку, так безжалостно он звучал. Блейз смерил её взглядом и сложил руки на груди, вновь вызвав в её сознании знакомый образ. — Давай договоримся тогда так: ты даешь обещание, что разрушишь чары, а я - что последствия этого будут безопасны для тебя и твоих близких. Идет? Гермиона нервно вздохнула, быстро глянув на часы. Пора идти. Она поднялась на ноги, сохраняя чинную невозмутимость и строго официально проговорила: — Я не веду переговоры с нетрезвыми людьми. Забини выученно встал, по инерции повинуясь этикету, и хотел было двинуться за ней, чтобы сказать что-то еще, но она жестко остановила его, выставив ладонь вперед: — Не стоит провожать. Жду тебя в адекватном состоянии в Министерстве. Пропуск и точное место встречи пришлю совой через три дня. Всего доброго, мне нужно идти. И она, с чувством выполненного долга, покинула свое любимое заведение. Теперь ей предстояло крепко подумать. У неё на это было целых три дня.