Чудовище

Голову пронзило тысячами игл. Взорвало ослепительно-белыми вспышками, прожигающими веки до такой степени, что Драко был уверен, что потерял зрение. Горло раздирало - кажется, он кричал. Череп разламывался, словно в него пытались впихнуть что-то непомерно огромное. Извилины тошнотворно дрожали, и Малфой чувствовал это, как скользкое шевеление изнутри - словно бы кто-то неправильно применил заклятие для волос, и они начали расти внутрь, пуская корни прямиком в серое вещество. Нейронные сети соединялись, возгораясь, точно любовники при долгожданной встрече. И когда в следующее мгновение Драко распахнул глаза, тяжело и рвано втягивая ртом кислород, уперся расфокусированным взглядом в побеленный потолок с расходящимися темной рябью кругами, то медленно прошелся по дороге памяти: Блейз, который неодобрительно качает головой и спрашивает: «Чувак, оно тебе надо? Ты уверен?». А в голове сумасводящее, дразнящее «а почему бы и нет?» - и вот его ноги уже несут его к ней. К той, которую он не видел вживую столько лет. Сердце исходится в немыслимом танце. Шоколадный ликер. Грейнджер, застигнутая врасплох и краснеющая от заданного вопроса. Озарение. «Её первый поцелуй был со мной!». Он был первым. Радость, которую, он надеялся, ему удалось ловко скрыть. Затем жаркое притяжение, шоколадная сладость ликера на её языке и досада при виде гордой спины и её подпрыгивающих кудряшек. Неудачные попытки забыться с невыразительными девушками. Но воображение настырно рисует образ кудрявых волос и каштановых глаз, затмевая кукольные лица. «Пиздец». Сумасводящий секс, какая-то животная магия, заставившая его устроиться между её раздвинутых ног прямо в заброшенном и пыльном маггловском доме, который принадлежал родителям. Пылающие щеки, слезы, её вина и блестящее колечко на безымянном пальце. Триумф от реализованного долгожданного желания, смешанный с горечью от непробиваемого холода той, которая была такой теплой на ощупь. Жар. Томление. Радость. «Она пришла!». Предвкушение и надежда на то, что они… вместе? Тот же камушек на помолвочном кольце. Режущая боль в самой глотке и обида от «Я люблю Рона». А вдруг, правда, любит? Вдруг, гриффиндорская львица - просто развязная блядь? Злость в венах, злость в каждом мускуле. Хочется искусать, разорвать и не допустить, чтобы она принадлежала кому-то еще. Строки письма. «… мне жаль, что ты успел влюбиться…». Море, нет, океан жгучего стыда. Его поймали, унизили, макнули в собственную слабость. Затапливающая сознание жажда мести. И желание просто отыметь эту зарвавшуюся девчонку прямо в их с Уизли гнездышке. «Как ты смеешь так со мной поступать, Грейнджер?!» Много алкоголя. Ощущение, что в душе что-то сгнило. Сломалось. Крохи гордости, которые неистово вопили, что надо доказать. Надо продемонстрировать, что ему все равно на эту бездушную лицемерку. «Она еще пожалеет!» Одна встреча с Асторией и весьма галантное (но такое скорое) предложение. Удивление от её согласия. Муторное общение с родителями с обеих сторон. Стойкое ощущение, что он ввязывается во что-то не то. Их первый секс, в котором он чувствовал, что хочет сдохнуть и поплакать, прямо как Грейнджер. Слез не было. Одна пустота. Газетенка с улыбающейся Гермионой в нелепом наряде рядышком с её переполненным радостью верным псом. «Наконец, поженились!» - гласила статья. Ослепляющая ненависть и тошнота. «Какая ты блядь, Грейнджер! Лживая! Бездушная! Блядь!». Счастливые лица молодоженов сжирает пламя в камине. Желание жить дальше. Маленький Скорпиус в люльке и небывалое ранее чувство. Обязанность и необходимость защищать этот комочек, во что бы то ни стало. Проклюнувшаяся нежность к Астории. И никаких газет в Малфой-Мэноре. Бал, чертов бал. И она - в простом, но таком гриффиндорском платье. Смятение, страх, ревность. Её смущение придает колоссальную уверенность. Заполонившее все естество желание драйва, как в шестнадцать. «Поддастся ли она?» Её ослепительно-счастливая улыбка. Робкий взмах ресниц. «Непременно поддастся.» Тонкое запястье. Трепыхание в грудной клетке и ощущение ее стучащего сердца. И неотвратимое в мыслях: «Я всё еще…» Тайфун свежести. Неожиданно возникшая жажда жизни. Размышления, множество часов в семейной библиотеке. Серебряный поднос с чаем от матери и её чересчур внимательный взгляд. «Мама, можно ли аннулировать брак?». Почти шепотом. «Чей?» - невозмутимо. «Мой» - еле слышно. Лопнувшие надежды, как мыльный пузырь. Понимание, что один лишь добрый взгляд - не повод искать способы разрушить родовую магию. «Не ввязываться, не ввязываться» - бесполезно повторяет, когда порывисто пишет «С днём рождения, Грейнджер!». Округлившиеся глаза Забини и его красноречивое молчание. Усталый вздох. Фирменное: «Малфой, ты уверен?». И в ответ - окрыленный юношеской любовью волнительный голос: «Да-да, просто закрой его для посещений на это время. Я что, многого прошу?» Предвкушение встречи. Ресторан «номер 58». Румяные щеки, малюсенькая ямочка на левой щеке, когда она смеется. Жгучая тяга страстно расцеловать ее. «Почему пришла? Она всё еще?…» - слово на букву «л» аляписто смотрится в этой логической цепочке. «Она никогда этого не говорила» - припоминает мозг. Ее крик, как признание. Как хлесткая пощечина. «Я скучала» - в душе слишком много ярости, чтобы заметить тоску в женском дрогнувшем голосе. Зачем-то он продолжает искать информацию о магических брачных контрактах. Приводит в порядок документы, присваивая тот самый маггловский дом себе. Чинит стулья, диван и кресла. Выбрасывает чехлы. Прячется от Астории, от пронзительного взгляда матери, от малыша Скорпиуса, у которого режутся зубки, среди потрепанной груды мебели. И читает. Читает. Но все безуспешно. «Пока смерть не разлучит вас» - невесело цитирует он, смирившись с неизбежным. Первый приступ Астории. И повестка в суд Визенгамота: обвинение в незаконной деятельности, грозящее лишением лицензии. В голове лишь одна успокаивающая мысль: «Прекрасно, что не связался с Грейнджер. Только этого сейчас не хватало». Полупрозрачные двери в курилке Министерства. Они вдвоем, как жуки, закрытые в стеклянной банке по чьей-то прихоти. «По моей прихоти». Вьющиеся кудри, в которые так и манит зарыться пальцами. Сгустившийся воздух. Поцелуй. «Похуй. Всего один раз. Всего ОДИН.» Шок от её признания. «Грейнджер любит… меня?». Понимание. Долгое принятие. Долгие объятия. Ошалелое чувство, что рассыпаешься на звезды от распирающего грудную клетку веселья. Ее пьяные глаза с поволокой. Вспотевшие волосы у лба. Горошинки пота, бегущие по спине. Приоткрытый рот и призывные гортанные стоны. «Моя, моя, моя, моя…» - теперь уже по праву. Они переплетают ладони с двумя кольцами на безымянных пальцах: платина и красное золото. «Ее дочка похожа больше на неё, чем на придурка Уизела», - подмечает на автомате. Острое, на грани необходимости, желание узнать, а каково это: видеть, что Гермиона носит его ребенка? «Неужели этому никогда не бывать?» Грейнджер на грани развода. А он сидит на краю кровати и держит Асторию за руку. «Клянусь, что до конца буду рядом», - произносит и тонет - захлебывается - в жалости к себе. В воспоминаниях вспыхивают карамельные глаза и алеющие щеки. «Если она любит меня, то поймет и дождется», - обнадеживающе шепчет внутренний голос. А мозг решает дать кудрявой зазнобе гарантии/намек/обещание (нужное подчеркнуть): в тот же день довольный эльф пищит, что доставил кольцо и деньги. «Мисс всё приняла!». Вот и прекрасно. Грейнджер зовет его в «номер 58». Это отличная идея, чтобы немного развеяться, потому что он несколько дней не отходил от супруги, проникнувшись горьким чувством тоски к матери своего ребенка. Но вместо объятий и поцелуев его встречает волнительная нервозность Гермионы. И что-то сразу идет «не так» и совершенно «не туда». Кажется, эта упрямица не понимает, что не стоит пилить Драко Малфоя, когда он мало спал, практически не ел и вынужден был быть милым и заботливым паинькой уже больше положенного времени? Он подарил ей кольцо, как обещание. Эльфа. Деньги. «Что ей еще нужно, чтобы она перестала быть такой требовательной сукой?» Ревность, выходящая из берегов. Ярость таких масштабов, что белая пелена застилает глаза плотной тканью. Его тело реагирует молниеносно. Шестеренки вылетают из отточенного механизма ума. Драко ломается. Он соображает как раз вовремя: ее глаза закатываются так, что видны одни белки. Лицо приобретает багрово-синюшный оттенок. И он разжимает стальную хватку пальцев на тонком горле. Понимание ударяет точно молотом по голове: Драко поражен и не может ясно мыслить, пока она - его хрупкая девочка - заходится уродским кашлем, оседая на пол. Хочется умереть. Прямо сейчас. На месте. Лишь бы не чувствовать этого адского пламени, сметающего все внутренности. Последний раз он зовет её по имени. Гер-ми-о-на. Карие глаза пылают нечеловеческой решимостью. И когда ей приходит в голову та связка, которая идеально завершает «Забудь моё имя!», Драко вздрагивает от надвигающегося понимания. Он успевает лишь вскинуть руку и крикнуть, когда в него ударяет белоснежный луч заклятия. Темные круги исчезают, и потолок приобретает девственно чистый оттенок. Драко глубоко и тяжело дышит через рот, словно пару мгновений назад спасался от разъяренной хвостороги лишь на своих двух. И, по удачному стечению обстоятельств, выжил. — Чувак, ты как? Живой? - тихо подает голос Блейз. В его тембре мелькают тревожные нотки. «Как ответить Забини на этот вопрос?» Та, в кого он был влюблен с юношества, раскромсала его мозг, не моргнув и глазом. И он жил столько времени… — Какой… - голос не слушался, и Драко закашлялся, предприняв еще одну попытку овладеть своими сорванными связками. - Год? От усталости и электрического тока, игривыми мурашками пробежавшего внутри черепа, Малфой прикрыл глаза. На удивление, он чувствовал себя… сносно. — Декабрь 2009 года, э-э-эм.. число не по… - неуверенно проговорил мулат, но был перебит сухим строгим голосом: — Двадцать первое декабря 2009 года. «Грейнджер.» Ничего не выражающий тон, будто бы она зачитывала приговор в суде. Будто ей все равно. Воспоминания о том, как безжалостно она смотрела на него, даже не дав попытки объясниться, словно его, Драко, нужно поскорее раздавить, как случайно обнаруженную в доме огневицу, было настолько отчетливо-ярким, что блондин аж задохнулся от негодования. Несмотря на последовавшую резь в голове от чересчур стремительного движения, Драко поднялся на локтях и впился в гриффиндорку острым взглядом. Его губы дрогнули и скривились в злобной усмешке. — Грейнджер, - обманчиво-ласково прошелестел севшим голосом Малфой, прищуриваясь от боли, но продолжая издевательски ухмыляться. - Как поживаешь, дорогая? Ее абсолютно пустые глаза и обескровленное белое лицо ужаснули его, но слизеринец не подал вида, выставив свою привычную надменную маску вместо щита. Гриффиндорка, выглядящая как бледная тень себя самой, двинулась с мертвой точки, словно обретя способность ходить. — Я пойду, рада, что ты в порядке, - бесцветным голосом проговорила она формальную фразу и медленно начала разворачиваться к двери. Она снова сбегает. «Как всегда.» Но Драко не мог ей позволить вот так вот уйти! И он, что было сил, прохрипел своим сиплым голосом: — А ну стой! Ты… Пять лет! И ты… Дальше он не смог продолжить и закашлялся, поднимая туловище и принимая сидячее положение на кровати. Наверняка, он смотрелся как нельзя жалко. Будто беспомощный младенец. Драко передернуло от омерзения. — Забини, можешь, пожалуйста, выйти? Это не займет много времени, - холодно скомандовала самая невыносимая зазнайка в магической Британии, а Малфой не мог поверить тому, что произошло дальше. Блейз страдальчески вздохнул и (в самом деле!) послушно вышел за дверь, бросив напоследок: — Только не поубивайте друг друга. Я тут, если что. «Это не займет много времени!» - передразнил внутренний голос блондина такой знакомый тон, а сам Малфой с нескрываемым презрением окатил гриффиндорку ледяным взглядом. Не сорви он себе связки, сколько бы всего он мог бы сейчас сказать этой высокомерной… — Если хочешь мне отомстить - пожалуйста. Если хочешь подать в суд - подавай. Я совершила преступление. И я понесу за него ответственность, - прямо встречая его взгляд, механически проговорила Грейнджер (или лучше все-таки Уизли?), понизив голос до такой степени, что последнее слово можно было услышать, только если у оппонента имелись локаторы вместо ушей. Ее ресницы дрогнули, и она разорвала взгляд, упирая его себе в ботинки. Смиренная. Виноватая. Жертвенная. Святая. Малфоя буквально затошнило, и он скривил губы, словно кто-то поднес к его носу протухшее неделю назад блюдо. Выверенным движением он достал из внутреннего кармана пиджака колбу с рябиновым отваром и залпом выпил, надеясь, что зелье поможет ему восстановить голос в считанные секунды. Легкое жжение постепенно окутало его гортань, затем защекотало в глотке, и Драко попробовал заговорить: — Иди к черту со своей виной, вот, правда. Прозвучало так устало, по-старчески, будто бы Драко действительно уже ничего не интересовало в жизни. В особенности, поощрение мученичества Гермионы Грейнджер. «Уизли», - мысленно поправил он себя. И вот эта самая, вроде бы ничего не значащая, мысль завершила аккорд терзающей мелодии его души. Серые глаза разглядывали лежащие на персиковом покрывале аристократичные пальцы, покрытые кольцами, пока рот равнодушно произносил следующее откровение: — Я от тебя не хочу ничего. Мне все равно: на тебя, на твою семейку. Драко оторвал глаза от созерцания своей ладони, приковав спокойный взгляд к её нахмурившимся в неверии бровям. Захотелось рассмеяться. В голос. «Она действительно думает, что я буду бегать за ней до самой смерти?». Его губы все же дрогнули, и он улыбнулся, окончательно сбив гриффиндорку с толку. — Но ты… - невнятно пробормотала она, создавая разительный контраст со своим образом Железной леди. — Я закончу, с твоего позволения? - насмешливо произнес он, а Гермиона осеклась и продолжила молча сверлить его настороженным взглядом. Драко размял затекшую шею и принял более удобное положение, подогнув ноги и приняв позу «лотоса». — Ты - это ошибка моей жизни. Которую я не намерен больше повторить. Так что можешь заканчивать терзать себя, как ты, скорее всего, делаешь, и… живи. Ну, или строй из себя мученицу дальше - мне, в принципе, безразлична твоя дальнейшая судьба. Что-то неприятно царапнуло внутри, намекая, что сейчас Драко не вполне честен с собой. Ведь - он точно знал - ему не забыть ни Грейнджер, ни её поступков. Ни их истории. И, чего уж кривить душой, ему интересно, как у неё сложится. И, желательно, чтобы «не сложится». Так он испытает хотя бы смутное подобие удовлетворения. Ведь это же будет означать, что она не может быть счастлива без него? Гермиона молчала и слушала, не поднимая на него свои большущие карие глаза. Ее руки автоматически сцепились за спиной, будто она школьница, которую отчитывал преподаватель. И для Драко оставалось загадкой, о чем она думала в этот момент. — Прости, если обидел тебя, - ни грамма вины в голосе, лишь констатация факта. - Тебя я простил. Собственно, это всё, что я хотел сказать. Гриффиндорка кивнула и - видно было, как трудно ей далось это действие - вскинула на него отрешенный взгляд. — Прекрасно, - убийственно тихо проговорила она, словно что-то разбилось внутри ее грудной клетки. Драко почувствовал смесь острой боли и мрачного мстительного удовольствия от звуков её рухнувшего голосочка. Коктейль противоречащих друг другу чувств - как всегда было с ней. «И больше не будет ни с кем.» — Хорошо, что мы разъяснили. Прощай, Драко. Она решительно развернулась на каблуках, достигая спасительной двери, как вдруг ей в спину ударил прохладный голос: — Грейнджер! Гермиона нехотя, заставляя себя из последних сил, обернулась через плечо, стреляя в фигуру слизеринца остекленевшим взглядом. — Считай, что я действительно забыл. При встрече можешь не здороваться - я буду только рад. Девушка с секунду смотрела на него немигающими глазами, в которых полыхнул какой-то огонек, и, сдержанно кивнув, стремительно вышла из комнаты. Драко откинулся на кровать со звучным выдохом, сбрасывая с себя весь гонор, и прикрыл глаза. Его начало слегка потряхивать, когда в комнату заглянула голова Забини, и тот, включив режим заботливой мамаши, поинтересовался: — Тебе налить чего-нибудь? Малфой невнятно то ли усмехнулся, то ли фыркнул. — Иди нахер, предатель, - беззлобно огрызнулся блондин, чем вызвал возмущенный возглас мулата. — Вот уж «здрасьте»! Валяйся, неблагодарный, принесу тебе огневиски. Как здорово, что Забини никогда не задает лишних вопросов. Сейчас бы Драко их точно не вынес. *** Через несколько дней, когда память более-менее пришла в норму, а Драко сам еще несколько раз погружался вглубь своего сознания, чтобы изрядно там прибраться, всплыла одна неувязка. Она, как мелкий камушек в ботинке, мешала отправить Грейнджер на свалку истории окончательно. Малфой не мог разобраться, что это был за мелкий неприятный зуд, как внезапно, за обедом на него снизошло озарение. — Черт! - воскликнул он, отчего получил несколько недоуменных взглядов и один - разочарованный. — Драко, - начал было Люциус свою воспитательную беседу об этикете, но его отпрыск уже поднялся на ноги и чванно проговорил, изобразив поклон: — Прошу меня извинить, вынужден вас покинуть. Он озорно подмигнул Скорпиусу, который лучезарно улыбнулся и проследил спину уходящего отца восхищенным взглядом. Драко держал дежурную улыбку, которая при приближении к его спальне, уже была больше похожа на истерический оскал. Как можно спокойнее он прошел внутрь спальни. Закрыл дверь. Неспешно достал палочку и наложил на комнату Заглушающее. И шарахнул своим кулаком по деревянной поверхности. — Блять! Вот же сука! Его контроль рассыпался в прах. Он еще пару раз врезал по двери, выкрикивая ругательства. А когда костяшки начали ощутимо ныть, то остановился и прислонился лбом к двери. Его плечи начали подрагивать от подступающего приступа хохота. — Грейнджер-Грейнджер… - тихо прошептал он, все еще изредка посмеиваясь. Все, что он делал, как он строил свою жизнь эти пять лет - от всего этого его трясло. И по воле одной чокнутой, он вновь вернулся к исходной точке. «Золотая девочка» сделала всё, чтобы Драко точно вернулся. Оставила неприметную, но такую убедительную приманку, что можно только поаплодировать её прозорливости. «Интересно, ты продумала это заранее? Знала, что я не смогу тебе спустить с рук этого?» Малфой оттолкнулся от поверхности, преодолев расстояние до рабочего стола в пару размашистых шагов. Достал пергамент, перо. Рука нервно подрагивала от волнами накатывающей злости, пока он писал. «Я - не твои шавки, Грейнджер. Со мной так просто это не прокатит, уж прости.» Он бегло перечитал написанное. Поднял стальной взгляд в окно, над чем-то тщательно раздумывая. Сжал пергамент в одном уверенном жесте. — Нет, Грейнджер. Ты же не предупредила меня, что сотрешь память? - Малфой хмыкнул, слушая свой пространный голос, звучавший будто из самой преисподней. - И я тебе такого щедрого подарка не предоставлю. Он бросил смятый шарик в плетеную корзину под столом. И вышел из комнаты, на ходу снимая заклятие. Листок захрустел, чуть разгибаясь под воздействием естественных сил и демонстрируя витиеватые буквы:

«Так это ты мне подселила мысль уехать во Францию? Это непростительная ошибка с твоей стороны, Грейнджер. Я очень много времени потерял впустую, знаешь? А я не люблю терять время.

Так что..

До встречи,

любимая»