Якудза

      Лунные моря.       Океан Бурь, Море Дождей, Море Холода, Море Спокойствия…       Глаза Сону шныряют по распахнутому развороту раскрытой книги, лежащей на его худых собранных вместе коленях. Квадратные страницы шелестят плотным материалом и отливают глянцем. Они сверкают непроглядной темнотой переданного в миниатюре бесконечного звёздного неба, на котором, в самой его тени, белеет переливающаяся блеском нарисованная с фотографической точностью луна.       Юко притащил эту книгу в детский сад, и она, действительно тяжёлая, едва ли не перевешивала его маленькую фигурку, пошатывающуюся при каждом его движении, когда он таскался с ней. Сону было забавно издалека наблюдать за мальцом, особенно когда тот переваливался с ноги на ногу, неспешно семеня по помещению игрового зала; его маленькие ноги иногда разъезжались на гладком деревянном полу, как у маленькой собачки с отросшими когтями. Но когда Юко, отказавшись играть с остальными детишками, с которым, на самом деле, был в не очень-то и плохих — но и не в тесных дружеских, надо заметить — отношениях, засел в уголок игровой комнаты и, плюхнув на колени книгу, со слишком внушительно задумчивым видом принялся её читать, слишком тихо для глянцевого, как у журнала, разворота перелистывая страницы, Сону стало немного не по себе.        — Юко, — неловко срывается с губ омеги, когда он безвольно опускает сжавшиеся ладони на книгу. — Кто тебе это дал?       Юко, плюхнувшийся напротив него на ворсистый зелёный коврик, напоминающий тонкий, пестрящий сочной зеленью, газон, и беспечно расставивший по бокам облачённые в маленькие спортивные штаны ноги, в недоумении склоняет голову вбок, так, словно ответ очевиден.        — Отец, — изрекает он. — Он сказал, что это интересно. Мне нравится космос… А космос ведь бесконечный, Нуну, представляешь? — он мечтательно возводит прищуренные глазки в косых линиях щёлочек к потолку. — Это так интересно!        — А что именно тебе интересно? — любопытствует Сону с улыбкой на лице. В ответ Юко, всплеснув ручонками, бойко хлопает в ладони, не на шутку возбуждённый вопросом и заинтересовавшийся:        — Ну, знаешь… — он пытается подобрать умные слова, что всё ещё не слишком просто для его столь юного возраста, но с задачей, наконец, справляется даже покруче некоторых взрослых. — Наша жизнь ведь не вечна. Это так странно?.. — его лицо приобретает абсолютно сосредоточенное выражение, глаза устремляются куда-то вбок. — То, что все мы не вечны, а прямо рядом с нами есть что-то, что переживёт всех нас. Нуну! — лицо мальчишки светлеет, когда он вскидывает голову, уставляясь на растерянного Сону. — Почитай мне страницу про Луну! Почитай! Пожалуйста.       Сону кривит губы, немного озадаченный услышанными словами. Юко настолько эрудирован и сообразителен, так участлив, но при этом тих и скромен, что на фоне остальной группы ослепляет своим великолепием — не в плохом смысле, конечно; но при этом омега не ожидал от него… подобных слов.       Он выдыхает. — Хорошо, я почитаю, — Юко хлопает в ладошки, обрадованный; сегодня он более эмоционален, нежели обычно. Неужели это только из-за книги? Почти зная этого мальца как облупленного, но всё ещё порой удивляясь некоторым его выходкам, Сону не думает, что дело конкретно в ней. — «Астрономия. Учебное пособие 9-12 класс», — его глаза пробегаются по тонкой надписи на обложке. — Твой отец отобрал её у Даики?       Юко выпячивает пухлые губы: — Даики-сан сам разрешил отцу отдать мне «поиграться», — он фырчит, вкладывая в этот жест весь свой детский скептицизм, и Сону не может не усмехнуться, ладонью прикрывая улыбку; да, малыш с обидой упоминал что-то о том, что старший брат не всегда воспринимает его всерьёз. — Давай уже читать.       Сону выдыхает. — Хорошо, — его глаза опускаются к пестрящему элегантно приглушёнными оттенками глянцевому развороту книги. — «Лунные моря и материки. Самая крупная равнина получила название Океан Бурь, следом идёт Море Дождей, Море Холода, Море Спокойствия и другие… В различных частях Луны заметны такие формы рельефа, как борозды и трещины, по которым происходило смещение отдельных участков лунной коры по вертикали и горизонтали.»       «У-у-у…» — тянет Юко, совершенно вовлечённый и абсолютно очарованный. Сону боязливо поднимает на него глаза, глядя вперёд из-под свисающей со лба чёрной, цвета воронова крыла, чёлки. «Он что, действительно это понимает?» — проносится в голове ошеломляющей мыслью.        — Знаешь, Нуну, — тянет Юко теперь будто бы смущённо, не на шутку встревоженный и окунутый в задумчивость благодаря услышанной информации. — Это моря, значит?.. Иногда мне кажется, будто ты тоже с Луны.       Он рассеянно потирает липкой ладошкой свой маленький подбородок, вскидывая глазки кверху, а лицо Сону принимает абсолютно нелепое выражение. — Почему ты так думаешь, милый? — бормочет он с небольшим смешком, нервно потирая друг о друга острые коленки.        — Ну, — выдыхает мальчонка. — Я знаю, что это невозможно, но я думаю, что ты правда неземной. Ты так… не похож на остальных. Ты так сияешь, как падающая звезда, — произнёсший эти слова с удивительной убедительностью, малыш впивается глазами в побелевшее лицо своего воспитателя. — И твой голос звучит для меня по-особенному. Он такой тёплый, родной, будто я где-то его уже слышал, — лепечет Юко, заламывая пальчики; видно, признание даётся ему тяжело. — Очень давно, но так ярко, что это засело во мне навсегда.       И, да, он тоже это чувствует. Сону чувствует, как у него в груди разливается что-то до странного тёплое, словно от скорлупы освобождают мерно горящий огонёк, что согревает изнутри, не обжигая. Омега раскрывает плавящиеся в нежной улыбке губы; он налегает на книгу с осторожностью, стараясь не повредить её, так, чтобы их с Юко лица были почти на одном уровне.        — Ты сам это придумал?       Юко смущённо потупляет глаза в пол. — …да. Но про звезду говорил мне и Даики-сан. Но он сказал, что ты прекрасен, как падающая звезда.       Сону усмехается. Он не хочет говорить об этом; удивительно, как быстро к нему поспевает помощь. Невысокая длинноногая девушка, украсившая лёгким макияжем бледный овал немного вытянутого лица, что обрамлено блестящими длинными волосами, несмело трогает его за плечо сзади, испугавшись, что прервала беседу. Одна из её тонких рук, украшенных ненавязчивым ухоженным маникюром на коротких ногтях, придерживает прильнувшую к её груди Хасиэль, посапывающую на тонком молочном плече.        — Жизель, — выдыхает Сону, чьё тело пробрала дрожь.        — Мне еле удалось её успокоить, — бормочет Эри вполголоса почти ему на ухо. — Она всё просилась к Вону и не верила, что его сегодня нет, — юноша понимающе кивает, в его глазах скользит то ли печаль, то ли сочувствие. — Как же невовремя он взял отгул…        — Сегодня утром я слышал, что его запах усилился, — лепечет Сону ей в ответ. — Я думаю, у него скоро течка, а его течки обычно… — он с трудом сглатывает, передёргивая плечами. — Очень сильные.       Эри кивает, скопировав его недавний жест; Юко наблюдает за ними с неприкрытым интересом, но, очевидно, не может расслышать ни слова, как бы он ни напрягал свои маленькие ушки. — Юко пора собирать, — она указывает головой куда-то вперёд.       Сону поднимает голову в полнейшей растерянности; резко отчего-то помутился рассудок, ведёт и кружит, словно в него отдало чем-то тяжёлым. Склонив голову вбок, омега щурит глаза, наблюдая за тем, как в проходе возвышаются две высокие крепкие фигуры, с обладателем одной из которых он имел честь узнаться совсем недавно. Обдаёт запахом горького шоколада, что удивительно сладко оттеняет тяжёлый аромат солёной карамели, кружащий голову при первом его попадании на носовые рецепторы, щекоча чувствительный нюх.       Сону встаёт, пошатываясь; Эри придерживает юношу за руку, но омега высвобождается из её объятий довольно быстро. Подходить ни к господину Нишимуре, ни к Даики — отчего-то — сейчас совсем не хочется, но ему нужно передать Юко в их руки, чтобы они смогли его собрать и увезти отсюда прочь.       Игровая комната широкая, больше напоминающая скруглённый квадрат по своей причудливой форме. С сожалением Сону захлопывает книгу Юко — он не успел прочитать малышу даже одну страницу, хотя тот так сильно просил его! — и поднимается с низенького детского пуфика в виде странной коровы. Он преодолевает расстояние к арочному входу в раздевалку быстрее, чем обычно — сегодня хочется скорее попрощаться.        — Сону-хён! — лицо Даики светлеет. Светловолосый мальчик встряхивает копной своих вьющихся локонов, стоит лишь заметить маячащего на горизонте Сону. — Здравствуйте. Как у вас дела?       Хмыкнув, господин Нишимура косит на него глаза с львиной долей вложенного в острый взгляд скептицизма, прежде чем отвесить тяжёлой ладонью по голове сына крепкий подзатыльник. С полных губ подростка срывается болезненный возглас; стремительно вытянув шею, юный альфа потирает ушибленный затылок.        — Здравствуй, Даики, — Сону глядит на них снизу вверх робко. — Господин Нишимура, — отпускает он вместо приветствия. Хмыкнув, мужчина, небрежно опершийся плечом о шершавую поверхность пустующего дверного проёма, коротко кивает ему. — Юко читал сегодня почти весь день. Он был даже более тихим, чем обычно.       Почему-то ему кажется, что нужно было об этом рассказать. Они оба играют друг перед другом так, словно ничего не было, когда омега осторожно протягивает закрытую книгу в гладкой обложке господину Нишимуре. Старший альфа лишь усмехается сквозь вновь покоящуюся на его лице плотную тканевую маску, обтягивающую округлый подбородок.        — Отдайте это моему сыну, — бухтит он сквозь маску. Лишний раз он даже и не взглянет на Даики — впрочем, тот, кажется, не меньше обиженный, избегает его взора, насупившись. Смущённый, Сону отдаёт книгу, на этот раз уже ему. — Спасибо за то, что пронянчились с ним очередной день.       Сону слабо пожимает плечами. — Это моя работа.       Ахнув, он опускает взгляд вниз, когда чувствует, как что-то слабенько бьёт его по ноге. Увиденное заставляет прижать губами пытающуюся растянуть их улыбку: Юко, подбежавший следом, обхватывает своего любимого воспитателя за ноги маленькими ручонками, обнимая. Его пушистая голова оказывается вскинута вверх, а розовый ротик забавно приоткрывается в восхищении.       Господин Нишимура усмехается. — Даики, — он указывает подростку на младшего сына головой. — Собери его, пожалуйста.       Даики, что теперь донельзя молчалив — Сону определённо не привык видеть его таким, — следует просьбе, отдалённо напоминающей приказ. Ступив на шаг вперёд, он опускается перед ногами омеги на корточки, небрежно расставляя колени, чтобы подтянуть к себе младшего брата. Юко склоняет голову — он поддаётся чужим большим рукам, однако всё ещё за штанину тёмных джинсов Сону цепляется в последней попытке удержать себя.       Подхватив малыша на руки и встряхнув его, ведь знает, что ему это нравится, Даики скрывается в стенах, отбрасывающих тени на выложенный плиткой пол пустующей раздевалки. Господин Нишимура провожает их взглядом, обернувшись, и Сону считает это хорошей возможностью сбежать; понаблюдав за ними ещё немного, омега разворачивается на пятках.       Крепкая ладонь хватает его запястье сзади без возможности выбраться.        — Понравились цветы? — ухо обдаёт слабое из-за скрывающей рот маски горячее дыхание, отчего всё внутри буквально замирает.       Глаза Сону широко распахиваются; он разворачивается на сто восемьдесят рывком. Мужчина возвышается над ним, в его до сих пор кажущихся знакомыми глазах играют смешинки. Приходится задрать голову, чтобы вглядеться в его смуглое лицо и, нахмурив брови, недоуменно склонить голову вбок.        — Это было пугающе, — признаётся он через силу. Грубый хриплый смех потрясает его сознание, но с другой стороны, напротив, приводит в чувства; кажется, господин Нишимура знает, что «это было пугающе». — Как вы узнали мой адрес?       Он хмыкает. — Тебе необязательно забивать этим свою хорошенькую головку. Если я смог узнать, значит, у меня есть возможности для этого.       Сону приподнимает одну из своих ровно оформленных ухоженных бровей. Всё это звучит до того пафосно, что хочется глаза до хруста закатить, но небольшой страх всё ещё спускает с небес на землю. — Связи?       Сквозь маску видно, как в движении губы мужчины расплываются в широком оскале. — Мгм.       Уже привычным, хотя, казалось бы, это случилось всего один раз, жестом взрослый альфа подцепляет тонкую белую ладонь Сону своей, шершавой и до странного смуглой. С небольшим отрешением Сону наблюдает за тем, как господин Нишимура с улыбкой на скрытом так ненужным сейчас куском ткани лице наклоняется к тыльной стороне его ладони, чтобы оставить на руке символический поцелуй. Его едва уловимое мимолётное подмигивание заставляет щёки Сону непроизвольно набиться персиковым румянцем.       Когда он выпрямляется, омега тут же резко отводит взгляд, стараясь завесить алеющие щёки кудрявыми волосами. Кажется, мужчина находит это милым.        — Ты свободен сегодня вечером? — неожиданно интересуется господин Нишимура безо всякого стеснения.       Сону замирает на месте, не слишком поражённый таким вопросом — скорее, больше сбитый с толку. Ну, технически нет — на самом деле, сегодня он планировал заботиться о Чонвоне, которому вдруг да и понадобится помощь в его не сильно стабильном сейчас, перед течкой, состоянии, но господин Нишимура хочет от него… что?        — Уже не уверен… вернее, ещё не знаю, — уклончиво отвечает омега, маневрируя подводные камни, глядя на мужчину из-под косой чёрной чёлки.       Альфа усмехается. — Не бойся. Мне просто нужно задать тебе несколько вопросов. Я хочу отвезти тебя кое-куда. Там красиво, — просто бросает он, кажется, не обращая внимания на то, как с каждым произнесённым словом глаза Сону распахиваются всё шире. — Поедешь со мной?       Удивительно, но Сону относится к предложению даже с большим скептицизмом, чем ожидалось. — Будем на звёзды смотреть? — фырчит он, сложив руки на груди, из-за чего весь его силуэт выглядит донельзя очаровательно.       В глазах мужчины мелькает тень озорной улыбки. — Не на звёзды. Так ты согласен?        — Это далеко?       Сону хочется ударить себя по лбу за то, что вопрос звучит почти как согласие на предложение. Омега задумчиво ведёт алыми, словно полупрозрачными, губами, обворожительно переливающимися в тёплом свете ламп игрового зала детского сада, прежде чем придирчиво окинуть человека напротив с ног до головы. Кажется, господина Нишимуру это забавляет.        — Далеко, — просто отвечает он. — За городом. Почти четыре часа езды, — Сону изумлённо ахает, не в силах сдержать удивление. — Поедешь?       В самом деле, это бред! Ну куда он поедет, когда время уже вечернее, стрелки часов к шести близятся, а он ещё даже не отдал всех детишек их задерживающимся родителям! В неизвестное место, неизвестно с кем — легче уж себя самолично топором зарубить, нежели терпеть то, как в лесной глуши с тобой это пытается сделать кто-то другой.       И Сону хочет высказать всё это господину Нишимура — он правда хочет, но взгляд, устремлённый на него из-под криво окрашенных волос, которые на макушке пестрят грязными блондинистыми оттенками, пышет игривостью и поразительно таинственно манит собой. Так что, зажмурившись, он выдыхает:        — Поеду.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — И что здесь?       Сону несмело выглядывает из тонированного окна, что располагается по правую руку от переднего сиденья обитого дорогой кожей просторного салона Мерседеса, по-простому именуемого гелендвагеном. Его взору предстаёт небольшой обзор на невысокий деревянный домик с вытянутой вверх белоснежной крышей; в небольшом окошке, задёрнутом неплотными полупрозрачными кружевными шторами с ажурной вышивкой, всё ещё горит свет.       Господин Нишимура, остановивший машину перед шлагбаумом, даёт ответ спустя недолгое время:        — Турбаза. Здесь порядка домиков двенадцати, этот, — он кивает на тот, что справа, рядом с ними. — Хозяйский.        — Вы хотите затащить меня в домик и раздеть? — робко усмехается Сону.       Конечно, за иронией он пытается скрыть настоящий страх — зачем он вообще согласился на подобную авантюру, ночью, с незнакомцем?! — однако сам господин Нишимура не вызывает боязни. Хмыкнув, он отзывается:        — Заметь, это были не мои слова. Я не об этом. Выходи, — бросает альфа, салон машины которого полностью пропитался его запахом. Из-за густых феромонов невозможно было даже уловить испарившиеся нотки, обычно исходящие от тела Юко ароматом корицы и детской присыпки, лишь притуплялся шлейф горького шоколада.       Не дав Сону задать ни единого вопроса относительно того, на законных ли вообще основаниях они находятся в этом месте, мужчина рывком толкает от себя дверь машины. Его фигура, пропавшая с водительского сиденья, теперь огибает силуэт чернеющего под звёздным небом автомобиля. Прежде чем омега успевает что-то понять, осознать, уловить, альфа, как настоящий джентльмен, открывает ему дверь.       Тушуясь под его настойчивым требовательным взглядом, Сону, поёживаясь от небольшого холода, робко выходит, покидая тёплое и безопасное для него сейчас место. Горизонт чернеет сплошь и рядом; ему не дают ничего разглядеть, когда хватают за руку.        — Подождите! — Сону ахает. — Разве мы имеем право врываться сюда просто так?..        — Ерунда, это… — отчего-то мужчина заминается, однако отмахивается условным обозначением. — Турбаза моей знакомой. Пойдём, не надо здесь стоять.       По левую руку от себя Сону замечает небольшое полуразрушенное здание; ну, как здание? Его таковым толком-то и не назвать: что-то, похожее скорее на остатки выложенной белоснежными кирпичами, белеющими в ночи и кое-где заросшими колышущимися меж них росточками новых молоденьких цветов, комнатки без крыши. Это немного странно, и ему становится не по себе, но он отвлекается, когда господин Нишимура решительно берёт его за руку.       Его ладонь большая и тёплая. Она скрывает руку Сону плотно и надёжно, несмотря на то, что слегка щекочет своей шершавостью. Он не знает почему, но в нос резко, словно фантомом, ударяет тянущий алым шлейфом запах крови, и это больше похоже на галлюцинацию, потому что он пропадает в следующую секунду. Встряхнув головой, Сону спешит согнать с себя наваждение, приводя в привычное положение широко распахнувшиеся глаза.       «И ты серьёзно поедешь?» Чонвон, укутанный с ногами в плед на диване в гостиной, смотрел на него с абсолютно странным лицом. Сону помнит, как его рука, сжимающая небольшую художественную книгу, безвольно упала на выступающее из-под махрового пледа колено, а сам он весь подобрался в полном неверии в происходящее. Ему было не так плохо, как утром, оттого и соображал он лучше — он был убеждён, что действительно лучше Сону, ведь согласиться на это мог бы только ненормальный, сумасшедший чудак!       Но он не стал его останавливать — почему-то. Лишь до двери проводил и попросил поставить номер его и полиции на быстрый набор. Но, если честно, теперь старший юноша не видел в этом особого смысла: мельком взглянув в телефон, он обнаружил, что сети, как и предполагалось, здесь нет, как и интернета, который можно было получить, лишь подключившись к Wi-Fi.       И вот так они оказались на небольшом пляже. Спокойна гладь и чист берег озера, пустеет деревянная пристань. Поодаль, плотно заслоняющий свет из окон домиков по ту сторону, сухо чернеет лес, на холмистой земле которого уже засохли низкорослые кустарнички черники.       Сону невольно вспоминает лунные моря: Море Облаков, Море Нектара, Море Ясности, Море Дождей, Море Кризисов, Море Спокойствия. Море, море, море… Господин Нишимура смотрел на него из-за маски несколько секунд, впившись в его маленькую фигурку своими сухими чёрными глазами, а после неожиданно высвободил руки и скинул со своих плеч дорогое пальто, которое, наверное, стоило больше, чем всё обучение Сону в колледже, прямо на слипающийся под ногами невинно светлый песок. Теперь ничего не было накинуто поверх тёмно-зелёной кофты и потёртых джинсов; на крепкой медовой шее болталась цепочка, необычная благодаря «встроенной» в неё декоративной булавке. На улице действительно не холодно, и Сону, разморённый теплотой, молча уставляется на валяющийся на песке предмет одежды.       Мужчина хмыкает. — Садись.       Неизвестно, такая ли у него романтика или, может, что-то ещё, но Сону нешуточно ведёт. Он не понимает, просто не понимает, что происходит, когда неуклюже плюхается задницей на промявшееся под его весом пальто, и от этого тошно. Подтянув джинсы, господин Нишимура чуть более аккуратно приземляется следом.        — Вы хотели что-то спросить у меня?.. — тянет Сону робко, перебирая ладонями друг о друга так, будто ему безумно интересны собственные пальцы.        — Мгм, — мужчина мычит. — Расскажи мне о том, как ты оказался в Японии. И как смог прожить здесь.       Он рубит с плеча, да так, что у Сону из лёгких аж выбивает весь воздух. Юный омега с трудом удерживается от того, чтобы не закашляться; стремительно прижимает мягкую ладонь к груди. Господин Нишимура глядит на него боковым зрением немного насмешливо.        — Я… — Сону прочищает горло. — Но почему вы хотите это знать?        — Расскажи. Я всё равно узнаю.        — Я понимаю, просто мне как-то… не совсем комфортно. Зачем вам это?        — Расскажи, — настаивает альфа.       Может, он и напорист до неприличия, местами даже где-то нагловат, но располагает к себе. Домики на холмистом участке остались позади — вероятно, половина из них пусты благодаря времени года, — и с подачи господина Нишимура Сону сбрасывает карты.        — Я переехал, когда мне было семнадцать, — выдыхает он. — Тогда у меня не было возможности доучиться в колледже, потому что мне нужно было как можно скорее свалить из дома. У меня была отвратительная семья, — омега не углубляется в подробности, однако никому из них, кажется, это не нужно. Мурашки стремительно рассыпаются по телу от воспоминаний. — Я подделал подпись матери в заполнении документов на разрешение перелёта меня, семнадцатилетнего, и смылся один с билетом на самолёт. Я бросил учёбу после окончания второго курса, уехал с одним чемоданом без особого знания японского, надеясь только на двухлетний курс изучения языка.        — Без денег? — подсказывает под боком хриплый шёпот мужчины. Вздрогнув, Сону качает головой:        — …да. У меня было небольшое количество денег, когда я переехал и обменял валюту, и этого хватило бы на первые недели две, — омега давит опечаленную усмешку. — А это почти ничего в Японии… Вы ведь и сами понимаете. Но мне нужно было закончить обучение, прежде чем пойти на, как я тогда хотел, воспитателя в детском саду, и дождаться совершеннолетия, а на всё это тоже нужны были деньги.        — И ты сбежал из одной дорогой для проживания страны в другую, зная это? — кажется, Рики не совсем откровенно смеётся над ним, хоть из его уст это и звучит немного забавно. Сону растерянно фырчит.        — Да, но я… Я понимал, что я в безвыходном положении, поэтому придётся терпеть чёрную полосу и пытаться выживать в ней. Тогда я начал подыскивать работу, — он сконфуженно сжимает плечи. — Не самую чистую работу, — он ожидает осуждения, но Рики лишь понимающе молчит, вслушиваясь в каждое слово и единожды промычав что-то, похожее на неопределённое «мхф». — Был вариант пойти в порно, даже ради одноразовой съёмки, чтобы вырученных денег хватило на год с небольшим оплаты жилья и проживания в целом, но потом я отказался от этой идеи. Решил, что это не моё, — Сону ведёт губами. — В итоге устроился уборщиком в стриптиз-клуб, но потом, когда два с половиной года работы не принесли мне плодов, и я перебивался с воды на сухую лапшу, я понял, что это тоже не мой вариант.       Он задумчиво сжимает запястье правой руки пальцами левой, стремясь физической болью выпарить всё это из своей души. Голову одолевает множество неприятных воспоминаний, будто он проживает всё это заново, а на чернеющей водной глади начинают вырисовываться картины недалёкого, но до сих пор яркого прошлого.        — И когда я уволился с работы, я подумал, что мне нужно что-то вроде суррогатного материнства или отцовства, — Сону качает головой, словно дивится сам себе. Краем глаза юноша замечает, что господин Нишимура крепко сжимает штанину своих джинсов, словно силится что-то вспомнить или осознать. Он решает не придавать этому особого значения. — Это было самым сложным, но в то же время самым хорошим для меня вариантом, и я не знаю, как я до этого додумался, но я стремительно начал подыскивать объявления. Везде цена была одинаковая, но одно… оно привлекло меня. Там платили раза в три больше. У меня выкатились глаза — я сразу засобирался туда. Правда, меня немного смутило одно условие: работодателю очень сложно понравиться. Ему нужно угодить.       Сону поднимает на альфу глаза, чтобы они почти столкнулись лицом к лицу. — Угодить. Понимаете? — мужчина всё ещё молчалив, однако его глаза коротко сверкают, намекая на то, что он весь внимание. — Мне было страшно, но, собрав необходимый пакет документов, я отправил всё со своим небольшим, криво составленным резюме. Меня пригласили, — юноша выдыхает. — Пригласили, и я приехал по указанному адресу. Это оказался какой-то не внушающий доверия подвал, и я долго мялся перед ним, прежде чем всё же войти. Но потом я немного расслабился: внутри было гораздо лучше, чем снаружи, — уголки его губ щекочет странная, немного грустная улыбка. — Так это я о чём… Ну, меня встретил невысокий мужчина, который ещё раз провёл со мной уже личный разговор.       Под их расфокусированными взорами из воды выпрыгивает мелкая рыбёшка, сотрясая некогда безупречную гладь, чтобы с брызгами скрыться обратно в глубине ледяного озера.        — Там была ещё одна дверь, которую я не заметил, — Сону поджимает опухшие от терзания немного неровными зубами губы. — Беседа с этим мужчиной немного расслабила меня, но после он проводил меня в ту комнату и приказал ждать. А там было темно, как в логове у чудища какого-то, — он хихикает над своими же словами, невольно припоминая те ощущения болезненно тянущего страха. — Я ждал… а потом в темноте сверкнули глаза, чей-то голос прошептал что-то вроде: «Ты мне подходишь», и меня повалили на стоящую рядом кровать, которую я даже не заметил.       Рики хмыкает. На его постном лице, прикрытом маской, невозможно прочитать и тени эмоций, хотя отчего-то Сону очень хотелось увидеть то, как он отнесётся к рассказанному. — И что было дальше? — хрипит он с неприкрытым интересом.       Его любопытство подталкивает Сону продолжить смелее. — Он начал раздевать меня. Это был мой первый раз, и я до сих пор помню ту смесь нежности, заботы и грубости — её даже не описать словами. Мужчина не говорил мне ничего, не стонал во время секса — только тяжело дышал и иногда менял позы. Я не видел его лица, только до сих помню ощущение рук на своём теле, но совсем мимолётно. А потом… — заминается, но быстро берёт себя в руки. — Мне не дали уйти.        — Что это значит?        — Когда я проснулся, я был далеко от дома, — выдыхает Сону. — У меня даже не было телефона. Я был в другом доме, который предназначался лишь для меня одного, — он стыдливо косит глаза в бок, даже не понимая, за что ему на самом деле стыдно. — Там были все необходимые условия для проживания, но я чувствовал себя там как в клетке. Часто тот мужчина, с которым мы разговаривали тогда, навещал меня — по-моему, он представился Таки, — спрашивал что мне нужно, и я всегда просился проводить больше времени на свежем воздухе, но, конечно, мне этого не дали. Я гулял лишь иногда, и в этих условиях я прожил все девять месяцев, пока не выносил и не родил ребёнка. Конечно, на роды меня отвезли в больницу, но после вернули обратно в дом, и почти единственное, чем я занимался — вскармливал своего новорождённого младенца. А через неделю после выписки у меня его… — юноша болезненно сглатывает скопившуюся в дёрнувшемся горле слюну. — Просто забрали. Забрали, дали отдохнуть от него, а ещё через две недели выплатили обещанные деньги, отправили на все четыре и сказали больше не возвращаться.       Он и сам не заметил, как в процессе повествования прижал колени к груди, беззащитно свернувшись в клубок. Его ботинки, замаранные в сухой грязи и песке, непроизвольно пачкали внутреннюю подкладку пальто господина Нишимура, но он этого не замечал. Альфа, молчаливо сверкнув глазами, устремлёнными к его ногам, поджал губы.        — Ты грустишь по этому ребёнку, — замечает он, приподняв одну бровь. Ахнув, Сону вздрагивает, не в силах оспорить. — Почему? Ты был с ним всего две недели.        — В том-то и дело, господин Нишимура, — по красивому лицу Сону скользит тень опечаленной усмешки. — Насрать на эти грёбаные две недели. Я носил его, и, хоть в это время я его и не видел, я чувствовал, как привязываюсь к нему, а он слышал мой голос, когда от нечего делать я разговаривал с ним, успокаивал, когда он пинался внутри. Раньше я никогда не хотел, чтобы у меня был ребёнок. Мне дети очень нравятся, правда, — он сконфуженно пожимает плечами. — Но я сам никогда не хотел носить ребёнка в животе. Меня это… пугало. Я не был готов взять на себя такую ответственность. Моя жертва помогла мне выжить, и я знал, что такое суррогатное вынашивание и был готов столкнуться с последствиями — точнее, думал, что готов, — но теперь мне тяжело существовать, зная, что у меня есть сын, но не зная, где он, как, с кем и от кого.       Господин Нишимура молчит. Он, чёрт возьми, просто молчит на всё, что говорит Сону, и густое молчание, скопившееся над их головами клубящейся тучей, разбавляет стрёкот сверчков в, на удивление, ещё не пожухлой и даже черно зеленеющей до сих пор высокой траве. Выговорившись, Сону выдыхает; он не знает, зачем рассказал об этом, правда, но теперь ему как будто стало легче, хоть он и подозревал, что это мнимая лёгкость.       Он изумлён вопросом мужчины абсолютно невпопад. — Записка, — хмыкает господин Нишимура. — Так есть?       Он всё ещё говорит про парня? О, Господи, чёрт его дери! Фыркнув, Сону спешит мимолётно закатить глаза, так, что это действие оказывается даже почти, с переменным успехом, неуловимо для мужчины напротив. Но альфа замечает, и Сону, немного смущаясь и робея, решает всё же воспользоваться ситуацией.        — Как вас зовут, господин? — отвечает он вопросом на вопрос. — Я вижу вас уже второй раз, и мы просидели здесь так долго, но я до сих пор не знаю вашего имени.       Альфа усмехается. — Меня-то? Меня зовут Рики, — просто отпускает он без каких-либо опасений или стеснения.        — Мне кажется, я где-то видел ваши глаза, — робко лепечет Сону в ответ, отзываясь так же невпопад и не по теме, раскрывая мучительно интересующий его вопрос. Вопреки скромно тихому тону, его чудесные глаза остро прищурены; с тревогой и пристальным вниманием он изучает лицо напротив, так и не имея возможности увидеть его целиком.       Он думает так лишь мгновение. Спустя несколько длинно тянущихся долгих секунд ухмылка Рики широко разрезает нижнюю часть его лица.        — Вспомни, — его глаза остро сверкают из-под маски, прежде чем он с превеликим облегчением сбрасывает пропитавшийся дыханием влажный кусок ткани, потянув за закреплённые за ушами чёрные тесёмки.       Круглое лицо, очерченное острой покатой линией косой челюсти, показывает ахнувшему юноше, и чужие брови дёргаются, когда Рики прикрывает чёрные глаза, прежде чем, жёстко схватив Сону за подбородок, впиться в его уста своими полными сухими губами. А Сону теряется, болезненно сглатывает слюну и дышит тяжело, отчаянно силясь что-то вспомнить. Он точно видел эти глаза, но где?