Мы встретились не знаю для чего

Холодный ветер захлестнул комнату стылой волной, как только обветшалая дверь открылась. Абрамов точно знал, кто сейчас зайдёт в гримёрку. На это указывали многие признаки, которые он, кажется, уже неосознанно выучил наизусть: легкие, через раз шаркающие шаги; стук, настырный, чисто для приличия, и последовавший за ним нервный вздох – явно волнуется; секунда ожидания, прежде чем зайти. Это точно был Андрей, и он точно ждал этой встречи. Дверь ударилась о порог, а вслед за этим, ещё один глухой стук – цветастая табличка «ПСН» шлёпнулась о неё. Появления Бебура будто бы никто и не заметил: Дорох с Кошкиной как трещали, так и трещат, удостоили новоприбывшего разве что беглыми взглядами. Ну, они и не должны были удивляться, они не поймут. У Вани есть причины для удивления. Ему никто не сказал, что вторым гостем будет именно он. Андрей не сразу смог заставить себя посмотреть в глаза. Помутневший взгляд бегал по помещению, цеплялся за отдельные детали интерьера, одежды присутствующих, максимально избегая встречи глазами. Ваня сделал вид, что максимально увлечён беседой, к которой до этого не имел никакого отношения Затараторил что-то про актёрскую карьеру Яны, пытаясь попасть в тему. А она будто и рада была, что до сих пор отрешенный от этого всего мужчина, наконец-то решился поддержать разговор. В целом, было всё это максимально неловко, но от этого никуда не деться. Бебурешвили медленно, осторожно, будто бы пытаясь не спугнуть, прошёл к диванчику, на котором восседал мужчина, и сел рядом. Всё ещё с выражением, мол, ты мне максимально не интересен, он подвинулся почти вплотную и продолжил разглядывать потолок. Этого скупого жеста хватило, чтобы Абрамов обратил внимание. Как минимум, замялся и глянул на мерзавца, прервавшего его безвкусную игру в безразличие. Кошкина на это коротко улыбнулась и отвернулась, как бы давая мальчикам нормально поговорить. – Вань, я.. ты… сука. –, тихо буркнул он, и снова уставился куда-то в угол. – Я тоже скучал. Андрей с облегчением вздохнул, обнял мужчину и положил подбородок ему на плечо, не сказав больше ничего. Это было просто не нужно. И сколько бы я ни кричал, И сколько бы я ни грубил. Я честно всегда скучал, Я правда всегда любил.