Мы встретились не знаю для чего

Всё было бы проще, ох, намного проще. Если бы я не случился тогда у тебя на пороге, ты бы сумел сохранить свои нервы и связки, не надрывался бы, ругая меня пьяного – прости меня за тот вечер, кстати. И не жалел своим временем, только лишь ради того, чтобы уложить меня спать на диване так, чтобы не разбудить детей. Если бы я не случился и не ворвался грешно в твою красивую до невозможности (как и ты сам) жизнь, твоё сердце бы билось благополучно. И ты бы не корил себя за то, что в порыве эмоций накричал на меня в гримёрке. И, знаешь, не стоило даже просить прощения, я как тогда не держал зла, так и не держу сейчас. За это тоже прости, я сам виноват. Если бы я не случился, не было бы тех корпоративных и тусовочных приключений, когда на утро я потащил тебя смотреть рассвет на набережной, а потом проводил до самой квартиры. Элька ещё всё ругалась и ругалась, даже с улицы было слышно – да, теперь скрывать нечего, я остался стоять под окном, а потом уснул на лавочке. Прости за то, что заставил это пережить. Надеюсь, тебе было круто со мной. Если бы я не случился, в конце концов, тебе бы не пришлось вытаскивать меня буквально с того света. Да, помню, как ты тогда схватил меня поперёк живота и затащил обратно внутрь балкона. Как же глупо было предполагать, что я успею до того как ты зайдёшь проведать, или что ты уйдёшь если я не отвечу на звонок домофона. Ты не мог перестать плакать, а руки твои дрожали.. можно всё что угодно забыть, но только не твои руки. За это особенно прости. Ты не должен был это видеть, и не должен был даже узнать. Спасибо большое, что никому не рассказал *** Ваня тихо хмыкнул, вспоминая, как это было. Не уж то Бебур тут решил сопли поразводить, прощения просит за всё, что только можно. Мило. Так он думал до тех пор, пока не прочитал последний абзац. Глаза его тут же увлажнились, стали будто стеклянные, и он чуть не выронил телефон. *** Люблю я тебя, Вань, ты бы знал. Ну, теперь знаешь. Я могу тебе это только так сказать, нелепо и мимоходом, но уж как получилось. Ты знаешь, я трус тот ещё. Хорошо только, что мне сейчас хватило смелости написать тебе это сообщение, прежде чем шагнуть в петлю: не хочу оставлять тебя в непонятках, или чтобы тебе об этом рассказал кто-то из ребят. Только так, напрямую. Не лично, потому что, во-первых, я боюсь, а во-вторых, ты бы всё равно мне не позволил. Только, пожалуйста, не приезжай чтобы посмотреть на меня. Нет нужды тебе видеть моё тело. И похорон тоже не устраивайте, я знаю что тебе там будет худо. Лучше бы тебе просто забыть меня и пойти дальше. Теперь уже этот город видел мою смерть (дважды). Так что, напоследок, скажу ещё раз. Безмерно люблю тебя, бесконечно не мой ненаглядный Персик. *** И нет, всё же, телефон падает на холодный кафель. Экран вдребезги, но это совершенно не важно. Абрамов так и застыл, всхлипывая, глядя совершенно опустошённо прямо перед собою. В голове так и крутится, точно голосом Андрея, это последнее предложение. – Вань? Ты чего? –, тихо спрашивает Лёша, сидевший всё это время рядом, тоже ожидавший своего выхода на сцену. Ваня ничего не отвечает. В горле застрял болезненный колючий ком, не позволяющий сказать хоть что-то, и, кажется, точно такой же ком занял всю черепную коробку. Самые простые мысли расклеивались, не успевая нормально собраться. Теперь он видел его смерть (дважды).