Человек-зверь

— Перестань так смотреть на меня, — Русе холодно шепчет в пустоте комнаты. — Как? — Рамси приподнимает бровь, уголки губ чуть изгибаются в насмешливой ухмылке. — Ты знаешь, как. Перестань, — твёрдо отсекает отцовский голос. — И приберись здесь. Скажем, что ребёнок умер вместе с матерью в родах, все равно придётся организовать похороны Уолды. И чтобы это был последний раз, ясно? Рамси хмыкает, пинает носком тяжёлого ботинка мёртвое тельце младенца – своего младшего брата; губы кривятся в гримасе отвращения. Ну, одним потенциальным наследником меньше. На один уровень ближе к отцу. — Ясно, — безучастно отвечает Рамси, крутя носком ботинка. Похуй, думает он. Из-под тела ребёнка разливается лужица крови, свежевальный нож лежит на столе. Один удар, чтобы остановить слабо бьющееся детское сердечко, и второй, чтобы наверняка. Все равно его братец был таким же слабым сопляком, что и мамаша. Это же надо постараться – сдохнуть в родах при их-то современной медицине. Щека Рамси орошена красными каплями, он медленно утирает их ладонью и облизывает пальцы. Покурить бы. И поебаться. Но не сейчас, сейчас он не может: отец велел убраться. И если он хочет завтра нормально сидеть, то лучше согласиться исполнить отцовскую прихоть. *** Шумный вздох срывается с губ, белесым облачком взлетает наверх, растворяясь в выстуженном воздухе комнаты. Все ещё пахнет куревом. В паху неприятно ноет, тянет низ живота и мощная лапища тянется вниз, чтобы обхватить тяжёлый член, с шипением сжимая в руке. Под боком шевелится отец, очевидно, его чуткий сон был потревожен тихим скрипом кровати, влажным звуком рукоблудия. Но как Рамси может сдержаться, если эта тощая задница жмется к нему, фантазии заполонили разум, а образы мелькают перед глазами? Он хочет схватить отца за бедра, переворачивая на живот, поставить на колени, заставить прогнуть спину. Быть покорным и послушно принимать член Рамси в свою тугую дырку, пока та не вывернется, и красная кишка не покажется наружу. Тогда бы он схватил отца за волосы, наматывая жидкие чёрные пряди на кулак, голова его откинулась бы назад. Рамси хочет засунуть пальцы ему в рот, выворачивая губы. Его отец вечно холодный и собранный, как бы он выглядел распяленным его членом? Удалось бы ему сломить его оболочку, подчинить себе? Кто теперь бы управлял Рамси? Молчи, расслабься и нагнись. — Прекрати, — шепот Русе сонный, но строгий. Рамси открывает глаза, выныривая из мира фантазий, сосредотачиваясь на размытых очертаниях отцовского лица. Рука на члене ускоряется, мутная капля сочно течёт вниз по головке, когда он воображает, как хорошо было бы спустить отцу на лицо. Просьба прекратить превращается в приказ, но и тот оказывается неуслышанным. Русе вздыхает и накрывает ладонью сыновью руку, гоняя крайнюю плоть вверх-вниз по горячей твёрдой длине. Рамси шипит сквозь сжатые зубы, вновь закрывает глаза. Одна рука под головой, другая под рукой отца, пока тот дрочит ему. Раздраженная красная головка подтекает терпкими каплями смазки, запах пота Рамси усиливается. Он смотрит Русе в лицо, которое, кажется, не выражает ничего, но в бледных мутных глазах таится что-то большее. Ещё один толчок, и он готов наброситься на Рамси, повалить на спину, закинуть его пухлые ноги себе на плечи и трахать до тех пор, пока не выбьет всю эту дурную кровь из него. Молчи, расслабься и нагнись. Еще один толчок, и Рамси кончает отцу в руку, горячее, густое белое семя выплёскивается, покрывая изящные пальцы Русе жемчужными подтеками. Рамси тяжело дышит, как собака, перед глазами все плывёт, пока он пытается прийти в себя; тихий лающий смешок вылетает из его груди, когда он смотрит на то, как Русе брезгливо рассматривает свою ладонь, покрытую семенем. Рамси тихо усмехается, прежде чем взять его за запястье, поднося руку ближе к лицу. Он вываливает изо рта мокрый розовый язык, лениво слизывает собственную сперму с отцовских пальцев, влажное причмокивание мешается с тяжелым дыханием Русе. Мощное бедро Рамси прижимается к его паху так, что тот легко может почувствовать – у него стоит. Рамси усмехается. Русе этого не скрыть, как бы тот ни пытался. От Рамси Болтона никто не сбегает и не прячется. Он – как ураган, сметающий все на своём пути, пытающийся добраться до самой сути, выкусить серединку. Хочет продырявить насквозь, вытащить холодное отцовское сердце, чтобы согреть в своих руках. Согреть, потому что холодную пищу есть невкусно. Он бы съел сухое, холодное, черствое отцовское сердце, напился бы его крови, но остался бы лишь отчасти удовлетворён. Отца ему становится мало. Тем, кто так мало даёт тебе, не насытишься. Рамси – зверь, который побежит за своей тщательно выбранной жертвой, будет преследовать её до тех пор, пока она не выдохнется и не придёт к нему сама. Он будет ласков, он позаботится, обещает он каждый раз. Звери тоже могут быть ласковыми.