Галчонок с подбитым крылом...

Часть третья. Сестра продолжала задумываться. Некоторым женщинам мыслить вообще противопоказано. От этого сложного процесса не только возникают непрошенные морщины на лбу, но и характер портится. Считала Сумбаева Инга, закадычная подружка школьных лет, невысокая, плотненькая, с длинной и тоненькой косичкою до пояса. Еще в середине шестого класса Инга разрешила себе с новенькой ученицей подружиться. И правильно! Переехавши в новое и большое село, всей семьей, вслед за отцом ветеринаром, так сложно было нынешней взрослой женщине вспоминать, а той девчонке - шестикласснице из маленькой деревеньки в Татарии привыкать к тому, что школа в этом новом селе стоит большая и трехэтажная. Классов в этой школе тоже насчитывается каждого наименования по два. Мальчишки не стесняются драться между собой на переменах идаже лупят почём зря девчонок. Лягаются, не соразмеряя силы, всем телом вкладываются в пинок, как в рывок. Не обращают внимания мальчишку - ровесника они бьют или пинают девочку! И попадают, как те каратисты, куда только достанут. И снова не обращают никакого внимания, кто перед ними, девочка - одноклассница или парень - ровесник. А О́мку У́дину лупят с размаху двумя сложенными книжками изо всех сил по голове. И так долго бьют, что звон стоит от того, что раз за разом встречается с парой толстых книжек, наверное, железобетонная о́мкина голова. Раздался звонок на урок. Избиение девочки закончилось. Все одноклассники быстро вскочили и разбежались, устраиваясь на свои места не за партами, а за ученическими столами со школьными стульями. С тем, чтобы,когда звонок прозвенит и урок окончится, вновь и по очереди повторить побивание Омки учебниками по голове. Впоследствии, за одного из своих постоянных избива́телей, Омка удачно вышла замуж. От всех таких неожиданностей новая ученица стояла у стенки коридора, как пришитая, всю длинную перемену, прислонившись к холодной ещё батарее центрального отопления всего коридора школы и опасаться и шага от нее отшагнуть. И наблюдала, как носится, вдоль по коридору, взметывая клубы пыли, стихийная и ученическая вольница. Наблюдать за людьми было одновременно и скучно, и увлекательно. Мимо, всегда паврочками, проходили вдоль по коридору, до туалета и обратно, подружки - девчонки. Мимо, вдоль по коридору, до туалета и обратно, летела мальчишеская потасовка, обменивалась тумаками всегда только между одноклассниками. А время от времени, до туалета и обратно, прогуливались неспешно почти уже взрослые старшеклассники. Шептались, что в туалет они ходили курить. Но никогда их уборщица - школьная техничка, что время от времени возила полусухой шваброй по пыльным следам на полу, их никогда уборщица на месте преступления, то есть, в мужском туалете и с окурками в зубах, не заставала. А время от времени, прогуливался, опять же по направлению к общему, то есть совмещенному женскому с мужским туалету, прогуливался Он, не старшеклассник, не школьник, а местный Бог, почти Небожитель. Ученик восьмого или десятого класса, он шел в туалет лблегчи́ться или пару раз там курну́ть, но был так красив, что проходил через толпу суетливых младших учеников. И затихали на время схватки и открывался перед Ним широкий коридор, как про́сека. И был Он так красив, что глазам становилось больно смотреть на то теплое лучистое сияние, что окутывало не только лицо, но и всю фигуру. Их было два не то Бога, не то Полубога на весь школьный коллектив. Один парень был чуть - чуть красивее. А у другого был немного пошире подбородок. Девчонки к шестому классу уже старались быть красивыми или, хотя бы, выглядеть, немного симпатичнее. Крутили кудри. Укладывали волосы в прическу. Поэтому подгонялись под единый стандарт или норму. И этим общим женским стандартом, как могли, уже воздействовали на одноклассников своих. Поэтому, особых открытий среди девичьего коллектива, как и различий в симпатичности, не наблюдалось. А здесь, среди общего количества или поголовья абсолютно невзрачных мужичков, вдруг проходил Аполлон. Почти такой же совершенный, как древнегреческий бог, давно изваянный древними греками в бронзе и в мраморе несколько тысяч раз подряд. Только не мраморный проходил мимо совершенный греческий бог, а живой и настоящий, теплый, дышащий! - Давай, мы с тобой будем сегодня гулять в лесу, что за асфальтовой дорогой рядом с гудронным заводом начинается? - Предложила Инга. И оторвала от скучного, но и волнительного разглядывания всех чудес коридорной жизни школьников на Большой Перемене. - Совместные прогулки в лесу сближают. - Добавляла Инга важно. А после похода совместного в лес. Лес был, как лес. Зима, как зима. А кружевом и переплетением ажурных заснеженных ветвей, лучше все - таки любоваться в одиночестве, когда знаешь, что тебе никто не помешает. А после прогулки в лесу Инга звала к себе домой. И доставала ухватом из печи чугунок с горячей еще пшенной кашей, в которой встречались куски вареной картошки. Раскладывала кашу из чугунка по тарелкам, кормила всю семью и новую подругу свою и приговаривала: - Хотела вот так вот сегодня сварить, пшенку с картошкой и сварила. Все съели. Похвалили. И на всю жизнь потом никогда ни ученицей подрастающей, ни взрослой женщиной не готовилась больше такая необычная еда: Пшенно - картофельная каша. Но Инга, как подруга, сохранилась. Провожала Ингу на экзамены в педагогический ВУЗ. Стояла рядом с нею у доски, чтобы найти её имя в списке принятых для обучения на педагога - географа. И слушала всегда внимательно историю Инги о ее любви. Любовь быстро закончилась. Беременность у Инги осталась. Несколько раз Инга приезжала к ней, своей подруге, в общежитие, в гости. Беременность всё увеличивала и увеличивала живот. Инга быстро уставала, становилась раздражительной. Ужинала и ложилась на кровать. Благо, соседка по общежитию вышла замуж недавно. И в целой однокомнатной квартире женского общежития больше никакая соседка не жила, потому что после замужества быстро продвигалась в очереди на семейное общежитие. И уже получила комнату - малосемейку в общежитии для семейных работников завода. Последняя прогулка с Ингой запомнилась надолго. Шла рядом, приноравливаяськ тяжелому шагу своей глубоко беременной подруги. Примерно так же, тяжело ступая, как будто бы обдумывая каждый свой шаг, ходят коровы на последнем месяце стельности. Не помнила уже о чем шел разговор. Но вдруг Инга сказала: - Я не могу выносить твои мысли! Ты не живешь! Ты только всегда наблюдаешь, обдумываешь или анализируешь! Инга вырвала руку. Она уже почти до своего дома дошла. Инга пошла чуть быстрее. Дистанция увеличивалась. Тогда женщина пожала плечами и пошла в сельскую библиотеку. Понимала, что во взрослой жизни она Инге больше не нужна. Тем более, что Инге, как будущей матери - одиночке, пообещали после ро́дов отдельную комнату в общежитии. И вот теперь, младшая сестра, сначала начинала, потом и продолжала задумываться. Не думала о том, что мысли у женщин могут быть неправильными или неприятными. А также женское мышление грозится испортить цвет лица или расстроитьпищеварение. Младшая сестра Вета приезжала к супругам Ирковским домой. Младшая сестра была расстроена. Советовалась с мужем женщины. И речи младшей сестры были непонятны и сбивчивы. Из этих рассказов выходило, что кто - то неизвестный начинает сильно преследовать ее. И хочет с ней сделать какую - то неизвестную младшей сестре, но явно незаконную гадость! И как же спасать сеструшку, было совсем непонятно. Сергей, муж женщины подумал и сказал: - А давай я тебя в местное отделение ФСБ(Федеральная Служба Безопасности) свожу? Расскажешь всё там подробно, но коротко. И, если вдруг, заинтересует оперативных дежурных твой рассказ или ситуация, то они возьмут её в разработку. Тогда уж ты обязательно спасешься. Но сам муж вместе с младшей сестрой не пошел. В наилучших традициях оперативных разработок, мужчина остался вести незаметное наблюдение рядом с ближайшим сквером. Сестра подымалась, как в храм, в здание областного Управления ФСБ, терялась постепенно между квадратных, массивных колонн, переступала осторожно со ступеньки на следующую ступень.